Он все решил.

Свеча еле-еле разгоняла мрак в комнате. Легкий сквозняк заставлял трепетать тени на стенах. Рядом лежала веревка, сплетенная из нитей, надерганных из наспех разодранного гобелена. Под крюком стоял табурет. Все было готово. Брюн без колебаний сделал петлю, проверил на прочность. От радости, что теперь, наконец, все кончится, сердце забилось сильнее.

В ту ночь, когда его сыновья, пробравшись через темницы Ориса, пришли за ним, он сгорал от стыда, рассказывая историю своего падения. А ведь еще совсем недавно Брюн Ллойд гордился собой. Удачливый купец, счастливый семьянин, он считал свою жизнь образцом для подражания. Что с того, что он любил играть на деньги? Он не считал это постыдным, пока азарт не сожрал его разум, а вместе с разумом дела, семью и душу. Теперь же сердце его сжималось от невыносимой боли… за жену и дочерей, которые остались в Виллоне, за старшего сына, которого он продал в счет долга, за среднего и младшего сыновей, что, рискуя собственными жизнями, пошли спасать его, недостойного, выжившего из ума, предавшего самое дорогое!

После дерзкого нападения, после визита сыновей, после битвы и допросов куда-то увели сокамерника Рулио, и Брюн остался один. Через пару дней в камеру заявился Орис. Он был зол, кричал, плевался, размахивал плетью.

– Ты даже не представляешь, сколько детей прошли через мои руки! – шипел Орис, имея ввиду тех несчастных, запертых в сыром подземелье. – Думаешь, ты один такой, кто проиграл в карты своих детей? Нет! У меня все подвалы забиты до отказа! Если бы я не продавал их степнякам и ушлым сеньорам, я бы уже давно разорился! – Орис тряс плетью у самого лица Брюна. – Вот вы где у меня все! – его лицо налилось кровью, лоб покрылся испариной, а глаза были готовы выскочить из орбит. – Теперь я буду ставить условия! И я буду повелевать! Твои гаденыши будут служить мне!

Из всего сказанного Брюн понял, что отныне он заложник, потому как его сыновья – избранные и обладают необъяснимой силой, и Орис будет использовать его, чтобы подчинить эту силу себе. Брюн много плакал. Слезы, точно раскаленная лава, жгли его разум, оставляя болезненные шрамы. Брюн все больше ненавидел себя, а потом пришло прозрение. Он осознал, как искупить свой грех. Ему хотелось плакать и улыбаться. Он рвал гобелен и был счастлив. Он вязал узел и надеялся. Он был счастлив в своем помешательстве. Сунув голову в петлю, Брюн без колебаний оттолкнул табурет.

И пришло избавление…

Я видел смерть отца, пребывая во сне, вызванном магией. Видел, чувствовал боль, удушье и… радость от того, что своей смертью он хоть чуть-чуть, но искупил свою вину. Я это понимал, но простить отца не мог. Даже после его смерти… Теперь особенно остро ощущалось собственное одиночество и необходимость спасти сестер. Они – все, что у меня осталось.

Я поежился.

Холодно. Кажется, что тут всегда и везде холодно. В этой промерзшей на метр вглубь земле холод был повсюду. Даже около костра, даже под вспухающей от ветра тканью простенького, на три столба, шатра. Холод сопровождал нас неотлучно – во время тяжелых, длинных переходов, во время ночных стоянок, когда мы, измученные, валились с ног, во сне… в мыслях.

Мои спутники, все когда-то бравые солдаты королевства Нордении, ходили хмурые, с обветренными, потемневшими лицами. Даже темнота пещер не так угнетала, как холод и острый, пронизывающий ветер. Конечно, в этих неуютных землях встречалась жизнь, но, казалось, что ее существование – случайность. Каменистые, поросшие пушистым зеленоватым мхом пустоши сменялись снежными полями, покрытыми настом. Идти по нему было трудно. Наст, на первый взгляд твердый и надежный, проваливался под ногами, обнаруживая снежное месиво, в которое можно было ухнуть по пояс. Одиночные деревья, неведомо каким образом выросшие на этой неприветливой земле, иногда собирались вместе и образовывали редкие, продуваемые всеми ветрами рощицы, не дающие укрытия и только затрудняющие движение.

В первую ночь после того как мы выбрались из подземелья Великой Крепости, спасаясь от братьев Ордена Духов, Эжен, молодой парень чуть постарше меня, стоявший на часах, поднял тревогу. Ему показалось, что нечто большое приближается к лагерю с горы. Камни перекатываются под огромными ступнями, хрустят, крошатся. Он до того перепугался, что едва не бросил пост, и только вмешательство бывшего сержанта, Эймса Олинса, остановило юношу.

– Стоять! – рыкнул Эймс. – Стоять на месте!

И сам двинулся в ночную темноту.

Я хорошо запомнил этот момент. По звездному небу летели рваные тучи. Свистел ветер, раздувая плащи, забираясь под одежду. И где-то в темноте хрустели камни. Я отчетливо слышал шаги. Остальные воины подтянулись поближе друг к другу, ощетинились клинками. Еще один солдатик по имени Аро трясся, как лист на ветру, норовя отойти назад, спрятаться за спинами. Его старший товарищ, ветеран Лус, грубо толкнул паренька древком короткого копья. Аро застыл на месте.

В слабом свете звезд мелькнула большая, косматая тень. Покатились камни. Я остро ощутил собственную ничтожность и бессилие. Только что мимо нашего костра прошло огромное горное чудище. Великан. Ночное, неизвестное никому существо, жившее, может быть, еще в те времена, когда люди только-только начали походить на людей. Об этих созданиях ходили легенды. Никто их не видел. Но всегда, в каждой деревне, находился кто-то, кто после очередного стакана эля начинал утверждать, что видел следы гиганта, либо слышал его дыхание или храп, а некоторые вообще рассказывали, что пережили нападение великана. В последнее, впрочем, верилось с трудом. Я понимал, что, вздумай великан атаковать, – не помогли бы ни острые клинки, ни древняя магия. Вероятно, остальные мои спутники тоже это понимали, и потому заснуть в ту ночь не смог никто.

Когда бессоная ночь закончилась, и мы поднялись, чтобы продолжить переход через большую снежную равнину, почти у самого горизонта показалась линия далекого леса. Мы устремились туда. Перед нами растянулось снежное поле, обойти которое не было никакой возможности, и потому мы пошли через него, пока дорога не привела нас в узкое горлышко между отвесными скалами. Эймс ругался, ворчал, что будь он каким-нибудь бандитом или убийцей, то устроил бы ловушку именно в этом месте.

– Не кипятись, – успокаивал его Эйо, бывший начальник стражи сира Рона, – тут никого нет. Снег чистый, без следов. И потом – что делать в таком месте бандитам?

– Твоя правда, – согласился Эймс, – но мне все равно здесь не нравится…

К несчастью, он оказался прав. На середине пути наст раскололся с треском, и Аро провалился под снег! Все замерли. Эймс развел руки и сделал несколько энергичных жестов. «Разойдитесь!», – понял я. Бывший сержант обвязался веревкой, бросил конец Эжену, лег на наст и ползком подобрался к краю дыры.

– Эй… Аро! Ты жив?

Ему никто не ответил.

– Не мог же он провалиться под землю…

И вдруг огромный пласт снега начал опускаться! Вокруг зашелестело, затрещало…

– Держи! – крикнул я, но Эжен и сам знал, что делать. Он уперся ногами и натянул веревку.

– Эймс, уходи! Быстрее…

Сержант стремительно откатился в сторону от расширяющейся дыры, вскочил на ноги, рванулся назад, увязая в снегу.

– Бегите! – крикнул он. – Бегите все!

Отряд разбежался в разные стороны… Огромный кусок снежного поля просел и неожиданно провалился вниз, в огромную расселину.

– Аро! Ах, ты!!! Все, пропал парень. Аррр! Крысиный хвост! – слышались ругательства, вопли и выкрики. Я не кричал и ничего не говорил, но прекрасно понимал, что бедному Аро не суждено было выжить. Он упал и, как оказалось, пропал навсегда.

– Я же говорю… Не нравится мне здесь, – бурчал Эймс, когда все немного успокоились. Он тяжело дышал, сворачивая веревку. – Совсем не нравится.

– Да уж, – вздохнул Эйо, – скверно все вышло, и Аро потеряли, и пути дальше нет.

– Жалко, хороший был парень, честный, а вот путь дальше есть, – ответил сержант и кивнул в сторону пропасти, – смотри, там, на краю.

Рыжий пригляделся.

– Не понимаю, о чем ты.

– Смотри внимательней. Видишь?

– Нет…

Эймс вздохнул.

– Край. У самой скалы. Снег там не обрушился вниз.

– Но это же просто козырек в пару локтей.

– Да, – Эймс улыбнулся так, будто он увидел десяток обнаженных танцовщиц. – Но это путь. И мне он нравится.

– Идти по козырьку? – удивился Эйо.

– Ну, если ты можешь предложить другой вариант… Можно, конечно, попробовать взобраться на скалу. Я слышал, в Нордении есть смельчаки, что живут рядом с горами и ползают по отвесным скалам, как животные. Лазают по ним буквально голышом. Таскают только сумки с каким-то волшебным порошком, который делает их руки липкими. И так, цепляясь пальцами, ползут по отвесной скале, и даже вниз головой. Как пауки. Они учатся этому с младенчества. Ты, случайно, не один из них?

– Нет, – хмыкнул рыжий.

– Я так и думал. Тогда другого пути нет.

В ответ Эйо недовольно передернул плечами, уже представляя сложность задумки Эймса.

По настоянию Эймса мы послали вперед самого легкого, Вилу. Парню было страшно, но больше всего он, кажется, боялся Эймса. Грозный сержант навис над ним, сурово смотрел из-под густых бровей, зло щерился и втолковывал:

– Слушай, солдат. Слушай и запоминай. Это как бой, понимаешь? Это настоящее задание. Я даю его тебе, как командир! И ты выполнишь его, чего бы это тебе ни стоило. Главное, ты должен выполнить приказ – перейти на ту сторону, солдат! Понимаешь? Перейти живым! Ты перейдешь?! Сможешь?!

– Да, сержант, – дрожащим голосом отвечал Вила.

– Не слышу?! – рычал Эймс, – не слышу, солдат!

– Да, сержант! – крикнул паренек тонким надсадным голоском.

– Не слышу уверенности, – Эймс ткнулся лбом в лоб солдата. – Не слышу, солдат!

– Да, сержант! Смогу! Я смогу!!! – отчаянно закричал парень.

– Вперед! – рыкнул Эймс и оттолкнул солдата. – Твоя задача – перейти на ту сторону, закрепить веревку и страховать следующего. Понятно?

– Так точно, сержант!

– Молодец! – гаркнул Эймс, – молодец солдат! Пошел, пошел, пошел!!!

И парень пошел. Он выл от страха, цепляясь ногтями в мерзлый камень, а ноги соскальзывали с обледенелого снежного козырька. Один раз он обернулся и посмотрел на нас таким затравленным взглядом, что я с трудом сдержался, чтобы не броситься на помощь, хотя и понимал, что это смерти подобно – козырек не выдержал бы двоих.

Парень прошел. И страховал идущих следом, а когда Эймс, шедший последним, перебрался на ту сторону, Вила заплакал, но никто не осудил его за это. Ему налили в оловянную чашку двойную порцию сидора, и сержант хлопнул парня по плечу.

– Из тебя выйдет толк, сынок! Бесстрашных людей не бывает, это все сказки для высоколобых писак и их деток. Настоящий воин – тот, кто боится, но держит свой страх в узде, вот так держит!

И Эймс потряс жилистым кулаком, показав его остальным.

– Поняли?!

Солдаты послушно закивали, испуганно переглядываясь. Им вообще было тяжело в чужом мире, среди льда, снега и камней. Но они шли вперед, рубили дрова, несли караульную службу, рисковали жизнью. Сержант был доволен парнями. Об этом он по секрету сказал мне на одном из привалов.

– Ребята держатся… Может, из них и выйдет толк. Как думаешь?

– Может, и выйдет. Ты лучше в этом понимаешь, – ответил я и улыбнулся.

Эймс выпятил грудь, важно прочистил горло, а потом гаркнул Дово, шедшему в авангарде:

– Эй, волчья сыть, куда прешь?! Не видишь – снег рыхлый?! Сядем все, как куры в навоз! А ну, бери правее, на каменистый распадок.

Но как бы ни радовали люди, поход становился все труднее и труднее. Мучили бытовые неурядицы, не хватало еды. Солонины осталось совсем немного. Дичь в этих краях попадалась редко. Некоторое количество круп было у каждого, и когда готовился обед, мы понемногу скидывали в общий котел. Лус единственный среди нас, кто умел готовить, топил снег, вываривал небольшой кусок вяленого мяса, добавлял каких-то трав и заправлял все крупой. Этой похлебкой, довольно противной на вкус, мы и питались. Вечером всем выдавалось по маленькому кусочку солонины. Я уже привык засыпать со вкусом соли на языке. Желудок урчал, не собираясь мириться со скудной и грубой пищей, но другой не было.

Надежда на то, что удастся подстрелить что-то к ужину, появилась, когда наш отряд наконец достиг леса. Деревья, вцепившиеся узловатыми корнями в твердую землю, поднимались ввысь и закрывали голыми ветвями небо. Наверное, коротким северным летом листва полностью прятала солнце, и среди деревьев царил вечный сумрак. Кто жил в этих мрачных лесах, кто прятался среди толстых стволов?

Сразу в лес мы решили не заходить и сделали дневной привал у самой кромки. Я так устал, что свалил все свои обязанности на Эйо, а сам сел на войлочную подстилку и укутался в плащ. Мои спутники тем временем натаскали валежник и хворост, разожгли большой костер, и впервые за несколько тяжелых, казавшихся бесконечными, дней, я согрелся. Остро и приятно пахло дымом. Откуда-то приволокли несколько поваленных бурей толстых стволов, устроили некое подобие изгороди вокруг лагеря с одним узким входом. Парням было тяжело, от них валил пар.

– Зачем это? – спросил я Эймса.

– Пусть будет стоянка. Мало ли, пригодится таким же путникам, как и мы, – развел руками бывший сержант, будто бы стесняясь собственной сентиментальности. А потом добавил немного грубо: – Если солдат не работает, значит, он бездельничает, а безделье – верный путь к разгильдяйству. В моем отряде разгильдяев не будет! Эй, за работу, лоботрясы!

Я знал, что за показной грубостью в Эймсе скрывается добрый человек и хороший командир, который точно знает, когда нужно прижать подчиненных, а когда похвалить. В этом плане на сержанта можно было положиться. Вскоре в костер пирамидкой сложили толстые бревна. Так огонь будет гореть не ярко, но зато жарко и долго. Я закрыл глаза и сосредоточился, нужно было попробовать увидеть то, что скрыто от других…

На какой-то момент я почувствовал присутствие чужого разума, которое ощутил тогда, в разговоре с Вар Ло. Но было еще что-то, какая-то помеха, или даже… Я сконцентрировался. Нечто холодное и большое мешало соединиться с призрачным собеседником. Казалось, будто я нахожусь внутри огромного купола изо льда. Мысли перескакивали с одного на другое. И в этом странном пространстве, где не было ни верха, ни низа, я падал и взлетал, но везде натыкался на холодную стену. И только где-то там, далеко, за прозрачной твердью, звучал голос.

Мне даже показалось, что невидимый лед дал слабину. Раздался басовитый звон, будто лопнула огромная струна. Я ухватился за этот звук, как утопающий за плывущую мимо ветку, а потом постарался слиться с ним, настроиться на его колебания. Звон стал шириться, зазвучал громче. И уже не струна, а целый колокол загудел в моей голове. Вот уже грохочет камнепад, обрушивается ледяная лавина, и среди этого грохота падающих осколков прозвучало тающее эхо:

– Лес… через лес… Идти через лес…

Неожиданно что-то мелькнуло на самом краешке сознания, как тень всадника на горизонте. Мелькнуло и исчезло. Но я точно знал, что пока оно находится под ледяным колпаком со мной, мне грозит опасность. Пространство стало напоминать бушующее море, или, скорее, поле большой магической битвы. Я осознал, что тут можно исчезнуть или погибнуть. Мой разум метнулся обратно, пытаясь вернуться в тело, но неведомые магические течения подхватывали меня и принялись швырять, как щепку. Подумав о море, я нырнул, ушел на глубину, туда, куда не проникал еще ни разу, и даже не думал о том, что это возможно. Сразу же волнение стало угасать, но возросло давление, и управлять своим сознанием стало невероятно трудно. В какой-то момент воздух закончился, я начал задыхаться. Давление было чудовищным, мое сознание почти померкло. В страхе, что отсюда можно никогда не вернуться, я рванул наверх и тут почувствовал чужое присутствие. Здесь, на глубине, был кто-то еще. Не маг, нет, существо. Множество существ! Совершенно чужих, удивительных…

Я замер, ощутил прикосновения. Легкие касания. Кто-то трогал меня, будто проверял. И меня опутали легкими прозрачными нитями, которые с каждой секундой становились все крепче! Я задрожал, будто муха в паучьей сети, а хозяин паутины приближался! И тогда в ужасе я ринулся вверх. С трудом разорвав магические нити, я вырвался из бурлящих волн, поднялся над бушующей поверхностью и устремился к своему телу.

Когда я пришел в себя, надо мной склонился обеспокоенный Эйо.

– Дарольд! Проклятье, ты напугал нас, особенно когда начал метаться.

– Я… метался?

– Да, как в лихорадке.

С трудом я встал и огляделся. Вечерело. Солдаты поработали на славу, и теперь маленький лагерь окружала стена из бревен по грудь высотой.

– Эймс… – позвал я.

– Я тут, – отозвался бывший сержант. Он стоял около дальнего угла миниатюрной крепости.

– Вы отлично потрудились, – сказал я, подойдя ближе.

– Главное сегодняшнюю ночь выстоять, – голос сержанта был мрачен.

– Что-то не так?

– Конечно. Вокруг дикая местность, у нас заканчивается еда, мы устали, и ко всему прочему мы тут не одни.

– Нас преследуют? Будет нападение?

Я подошел ближе к стене, всмотрелся в холодные фиолетовые сумерки. По небу неслись грязные темные облака. Злые звезды смотрели вниз, будто стая небесных волков.

– Посмотри… вот там, около большого обломка скалы, – сказал Эймс.

Я присмотрелся.

– Это тот, что похож на спящую кошку?

– Хм… – хмурый сержант позволил себе ухмыльнуться. – Действительно похож. Возле него, справа.

Я посмотрел туда, куда ткнул пальцем Эймс.

– Что ты там разглядел? – спросил подошедший Эйо.

– Следы.

– Да, есть какие-то… – прищурился рыжий. – Мы там не ходили…

– Вот именно, что не ходили, – Эймс выглядел очень собранно – командиру негоже показывать свое волнение. – Следы не наши и ведут в сторону гор, огибая лес и деревья. Но есть кое-что еще.

Эймс махнул солдату, тот отодвинул тяжелую корягу, закрывающую проход, и мы втроем молча вышли за ограду.

К вечеру подморозило, снег сделался рыхлым. Идти по нему было тяжело. Ноги проваливались. Не дойдя до камня нескольких шагов, Эймс остановился и присел:

– Смотрите…

Мы с Эйо послушно наклонились. В сумерках видно было плохо, но запасливый сержант прихватил с собой факел.

– Они же… – я от удивления потерял дар речи. – Это ж следы босых ног! Тут прошли голые люди!

– Голые они или нет… я не знаю, но одно могу сказать точно – они не знают, что такое обувь. И вряд ли сильно мерзнут. Еще что-нибудь видите?

Я осмотрелся, но ничего, кроме нескольких отпечатков босых ног на снегу, не заметил.

– Ничего… И много таких?

– Довольно-таки. Эти ближе других. Потому я и отвел вас сюда, – Эймс повернулся, махнул рукой Дово. – Эй, солдат, что видишь?

– Следы, сержант!

– И еще что?

Солдат на некоторое время замолчал, приглядываясь.

– Они не проваливаются.

– Вот… – Эймс расплылся в улыбке, будто догадливым оказался его родной сын. – Они не проваливаются в снег.

Я посмотрел на свои ноги, по лодыжки ушедшие в снежную крупу.

– И они босые… – добавил солдат.

– Молодец. А теперь шагом марш на пост! – рыкнул сержант, сменив настроение.

– Не проваливаются… – пробормотал Эйо, задумчиво скребя бороду.

– Да, – кивнул сержант. – Они живут в этих горах всю свою жизнь. Понимаешь?

– Почему?

– У них стопа широкая. Специально приспособлена, чтобы ходить по снегу и не проваливаться. Такое бывает… Знаешь, я видел лягушек, которые могут лазать по деревьям. И даже белок, которые умеют летать… С дерева на дерево. Но когда-то, мне сказал об этом один мудрец, они были обычными лягушками и белками… А потом, – Эймс хлопнул в ладоши. – Приспособились. Так и эти…

– А что случилось с тем мудрецом? – спросил я.

– С которым? – сержант почему-то улыбался.

– Что рассказал про лягушку?

– А, – Эймс махнул рукой. – Голову ему отрубили. Самозванец оказался.

Развивать тему я не стал.

– Дарольд, – продолжил сержант, – этих тварей тут полно, и они шли за нами все это время. Понимаешь? Шли, но не подходили близко. А сейчас… Сейчас они ходят кругами, как голодные волки. И думаю, что ночь будет не самой простой… Это я виноват.

– Почему?

– Не стоило строить укрепление, наверное, босых тварей это злит.

– Никто не хочет перемен, да?

– Точно.

– Но теперь ничего не поделаешь, – я огляделся. – Перемены не зовут. Они просто происходят и все. Так что…

Я не договорил.

– Пойдемте-ка обратно, – заявил Эймс, настороженно озираясь. – Не нравится мне все это.

Мы вернулись в лагерь. Тут тоже чувствовалась нервозность. Горели факела. Солдаты расставили их так, чтобы в темноте видеть как можно дальше. Короткие заостренные палки были воткнуты в снег таким образом, чтобы их можно было легко подхватить и бросить. Мечи обнажены. Топоры наготове. Лус зарядил арбалет, но стрел было мало, и надеяться на то, что удастся перестрелять врагов издали, не приходилось.

– Стрелы береги, – распорядился Эймс. – Стрелять только наверняка.

– Как думаешь, нападут? – спросил я.

– Они подошли совсем близко. Изучили место. Не знаю, может быть…

– Что?

– Сейчас я подумал, что эти твари что-то вроде стражи. Похоже, они не хотят пускать нас вглубь леса.

– Вот тебе раз, – хмыкнул я, – а как же страх перемен?

– Это тоже, – Эймс сморщился, – но меня смущает то, что следы старательно обходят деревья. Они будто постовые. К тому же могли атаковать нас и раньше, но выждали, будто не знали, куда мы пойдем.

– Можно подумать, у нас есть другой выбор, – вставил Эйо.

– Есть, – Эймс махнул рукой в темноту. – Там можно пройти стороной. Вдоль скального распадка.

– Нет, – покачал головой Эйо. – Надо в лес.

Эймс цокнул языком.

– В общем-то, не важно, по какой причине они желают оторвать наши несчастные головы. Главное, чтобы мы сумели удержать их на плечах.

– Верно.

Сержант двинулся дальше, а мой взгляд упал на Эжена. Тот сидел у костра и правил лезвие меча небольшим, видавшим виды точильным камнем. Он был хмур.

– Чему печалишься? – я подошел и сел рядом.

Эжен покачал головой.

– Когда ждешь, всегда в голову приходит разная ерунда.

– И все-таки… – протянув руки к теплу, я смотрел в огонь. Языки пламени отплясывали свой завораживающий танец.

– В одном далеком-далеком портовом городе есть улица. Там множество цветов. Разных. Благородные розы, простые ромашки, фиалки, гладиолусы… Цветы там везде. В горшках, вазах. Улица так и называется – Цветочная. Самая красивая улица в городе. Да что там, во всей стране… И пахнет там совсем не так, как должно пахнуть в портовом городишке. Там даже моряки, те, у кого вместо души черствые просоленные сухари, останавливаются и начинают глазеть по сторонам. Будто ничего прекраснее и не видели в своей мокрой жизни.

– Да ты оказывается романтик, – прошептал я.

Эжен сделал вид, что не услышал, и продолжил:

– На той улице живет девушка. Когда-то один молодой моряк обещал взять ее в жены. Она любила его, а он… он тоже любил ее, но просто тогда еще не понимал этого. Потом, конечно, его корабль ушел в море. По воле капитана и по прихоти судьбы моряка мотало из порта в порт. Из страны в страну… А девушка ждала его там, в небольшом городке, среди азалий и роз. Говорят, что она ждет его до сих пор. Приходит на пирс и глядит, глядит на горизонт… Не появится ли его корабль.

Он замолчал. Поднял меч, посмотрел вдоль лезвия и снова принялся подправлять заточку.

– Хотя, скорее всего, она уже давно вышла замуж. И ни к чему теперь обо всем этом думать.

– Я не знал, что ты ходил в море, – сказал я.

Эжен неопределенно хмыкнул.

– Увы, это не моя история, У меня таких историй еще не было… и наверное уже не будет. Знаешь, жизнь человека измеряется не годами, а делами, событиями. Иной человек всю жизнь в одной лоханке со свиньями полощется, а у другого приключений на три века вперед. Несправедливо, а?

Я не нашелся что ответить. Вместо этого я достал меч и, подражая Эжену, посмотрел на лезвие.

– За оружием следить надо, – строже сказал Эйо, он подошел незаметно, я даже вздрогнул.

– Вроде бы все нормально, – неуверенно ответил я.

– Где же нормально… – Эйо взял мой меч, – был бы ты моим солдатом, за такое обращение с оружием не миновать тебе плетей. Смотри. Ржавчина…

Он постучал ногтем по едва заметному пятнышку.

– А вот тут, смотри, кромка завалена! Что ты собираешься им рубить? Капусту на засолку? Дрова?

Я смутился.

– Ладно, – проворчал Эйо, доставая точильный брусок. – Подправлю, покажу тебе, как это делается.

И он, усевшись поодаль, начал с силой водить камнем по лезвию.

– Каждый раз перед боем я вспоминаю об этой улице, – снова заговорил Эжен, – о том сводящем с ума аромате цветов. И о женщине, которая ждет на пирсе. Я не боюсь смерти. Но мне так жаль, что у меня не будет такого…

Больше он не сказал ни слова. Очевидно, ему нужно было побыть в одиночестве.

После разговора с Эженом тоскливое настроение овладело и мной. Я вспомнил дом и родных. Как странно и страшно закрутила все жизнь… Разбросала всё и всех в разные стороны А ведь когда-то мне казалось, что ничего не изменится, все так и будет, скучно и обыденно. Рад ли я, что жизнь сделала такой крутой поворот? Какой выбор сделал бы, появись возможность что-то переиграть?

Ответ был один – нет. Я очень хотел вернуть все назад, все исправить, но увы, судьба не позволяет нам такой роскоши. Теперь меня швыряло от одного порога до другого. И решения, которые я принимал, на самом деле, ничего не значили, потому что, когда ветер дует, удел тростника – сгибаться. От осознания этого становилось горько на душе, и силы незаметно оставляли меня.

Чтобы развеяться, я прошелся по нашему небольшому лагерю, и с удивлением обнаружил, что тоска овладела почти всеми… Даже Эймс хмурился, чего за ним обычно не водилось. Вокруг были унылые лица. Лус сидел на корточках, прижав ладони к лицу, и раскачивался из стороны в сторону. И только тут я понял, что в моей голове давно уже звучит чей-то настойчивый голос:

– Очнись! Очнись! Очнись!

У меня словно пелена спала с глаз. Магия! Кто-то неведомый наложил на наш отряд заклинание уныния, и сейчас медленно, но верно, высасывает из людей силы, превращая их в безвольные куклы. Я закрыл глаза – и сразу увидел нечто, напоминающее серебристую сеть, опутывающую весь наш укрепленный лагерь. Времени на раздумья не осталось – я схватил сеть, рванул, пытаясь разодрать ее…

И в тот же миг у северной стены закричали.

– Тревога!

Отряд мгновенно очнулся от колдовской одури. Будто ветром смахнуло невидимый магический туман. И больше не было уныния. Теперь мы были готовы отразить любую напасть.

– На постах стоять! – крикнул Эймс, на бегу выхватывая меч.

Я тоже поспешил к северной стене. Меня догнал Эйо.

– Что там?

Вила стоял, подняв метательное копье.

– Там, около факела. Он попытался потушить…

И действительно, один из факелов стоял криво. От факела в темноту уходила цепочка следов.

– Кто это был? – спросил Эймс.

– Не понял. Что-то темное… – было заметно, что молодого солдата бьет нервная дрожь. – Волосатое. Вроде как зверь, но на задних лапах. И пахнет…

Только сейчас я обратил внимание, что в воздухе стоит тяжелый острый запах. Так пахнет в берлоге у медведя. Застоялый дух мочи, пота и еще черт знает чего.

– Чертовщина! – выругался Эймс. – Мне на какой-то миг показалось… Чертовщина!

– Верно показалось, они нас магией атаковали, – подтвердил я догадку сержанта, – но теперь чары развеялись, и им придется выйти на честный бой.

– Уж кто-кто, а я готов! – зло откликнулся Эйо, потрясая моим мечом, который он так и не успел заточить по всем правилам.

Эймс поддержал бывшего начальника стражи.

– Солдаты! – зычно закричал он. – По местам! – а в ответ со всех сторон завыли, зарычали на разные голоса неведомые твари.

Я выхватил у Эйо меч и приготовился. Дух с ней, с заточкой, надеюсь, у меня хватит силы и умения зарубить парочку здешних обитателей, если они сунутся через ограду. Твари поперли со всех сторон и сразу. Я кинулся туда, где Эжен и Дово уже кидали копья в косматые тени, что с гоготом бежали на них из ночной темени. Факелы, что горели перед крепостью – погасли, но они сделали свое дело – противник был обнаружен, и каждое копье нашло свою цель.

Несколько фигур забились на снегу. Однако к нам бежали новые. Теперь их можно было рассмотреть. Они действительно походили на небольших медведей, поросшие черными волосами, с тупыми зубастыми харями и маленькими глазами. Но это были совсем не медведи, а люди, странные, неприятные, уродливые люди ростом на две головы ниже меня. Они не держали в руках оружия и полагались только на свои когти, зубы и магию, которую они испробовали в самом начале.

Эжен бросил последний дротик и подхватил топор. Враг увернулся от копья, прыгнул вперед, вцепился руками в бревно частокола, и тут же на его лапу обрушилась отточенная сталь. Он страшно взвыл и отлетел обратно на снег. Смотреть, что с ним стало, было некогда – через стену уже лез другой зверь! Этого я принял на себя, умело поднырнул под удар лапищей, а потом с силой ткнул мечом в неприкрытый бок уродца Брызнуло красным, но его это не остановило. Он дернулся и с отчаянным ревом набросился на меня. Пришлось падать, перекатом уходить в сторону. Мой противник оказался очень быстрым – я не успел еще встать на ноги, а надо мной уже нависла косматая фигура, и огромные когтистые руки со свистом рассекли воздух.

Я вскочил, наискосок рубанул снизу вверх по морде противника. Он опрокинулся, захрипел, на снег хлынула кровь. Но в падении он все же сумел зацепить меня.

Удар был сильный! Плечо будто кипятком обожгло. Я пролетел несколько шагов, упал в снег лицом и завыл от боли. В этот момент появился Эжен. Он закричал, пытаясь отвлечь внимание на себя, но враг видел перед собой лишь одну цель, ему был нужен только я. Тогда Эжен сделал рывок вперед и рубанул топором. Удар был сильный, но мохнатый человек только покачнулся. Он взревел, развернулся и отшвырнул солдата в сторону. Но этой секундной отсрочки было достаточно. Забыв о боли, я ухватил меч и, поднявшись на ноги, сжался. Перед глазами все плыло, но я все же видел, что за врагом тянется широкий красный след! Он терял кровь и силы…

Зверь с ревом занес лапу для удара, и я прыгнул в сторону, перекатился и махнул мечом. Клинок пронзил мышцы, пасть и вошел в мозг! Мохнатый противник упал и замер, а я кинулся туда, где лежал Эжен. Неожиданно все факелы погасли, кольцо темноты сжалось. Я потерял Эжена, но в свете еще горящего костра увидел Эйо и Вилу, которые дрались бок о бок, ловко орудуя мечами.

– Где сержант? – крикнул я, подскочив к ним на помощь.

– Там! – Эйо указал клинком на другую сторону лагеря. – Орет!

Действительно, Эймса было хорошо слышно! Он рубился яростно, кричал и сыпал проклятьями. Судя по голосу, рядом с ним размахивал мечом Лус. В этот момент к центру лагеря добралось не меньше пяти незваных гостей.

– Мы не выстоим! Надо отступать к лесу! – крикнул я, отбиваясь от наседающих врагов.

– Сам вижу! – Эйо с рычанием всадил клинок в волосатое брюхо, дернул лезвие назад, вываливая на снег сизые кишки… – Эймс, собирай людей!

– В лес! Все в лес! – объявил сержант.

Медленно, шаг за шагом, оскальзываясь на тающем от горячей крови снегу, мы отходили к лесу. Казалось, резне не будет конца! Ночные гости кидались на нас, не обращая внимания на раны, и пытались выхватить кого-нибудь из строя. Но как только мы оказались в лесу, они остановились. Звери остались там, где не было деревьев, и лишь их злой гогот сопровождал наш отряд, уходящий вглубь леса. Когда ужасные звуки стихли, мы остановились, и я тут же упал на землю. Рядом со мной упал Вила. В ночной тьме казалось, что его лицо полностью черное, и только наклонившись, я понял, что оно в крови. Солдат лежал с закрытыми глазами и тихо стонал. Было не понятно, как он шел все это время. Удар когтистой лапы буквально содрал кожу с его головы.

– Эйо! – крикнул я. – Эймс! Помогите!

– Здесь… – отозвался сержант.

– Нужно отлежаться, – в голосе Эймса слышалась усталость, – ночью мы рискуем заблудиться. Или угодить в ловушку.

– Согласен, – Эйо нехотя кивнул.

– Какие у нас потери?

Рыжий коснулся шеи Вилы, лежащего на снегу, – его мы потеряли.

– Моя вина. Нужно сразу было в лес идти, – сказал сержант после недолгой паузы.

– Не вини себя, – попытался успокоить я спутника.

– А кого мне еще винить? – говорил он со злостью в голосе. – Я должен был предусмотреть! Я командир! И это мой долг и моя вина.

– В том, что случилось, нет ничьей вины, – покачал я головой. Мне было больно слышать то, как Эймс корит себя. – Это просто случилось и все. И чтобы идти дальше, мы должны собраться. Нельзя раскисать. Без тебя мы бы и дня здесь не продержались. Подумай об этом.

Сержант молчал.

Эйо, воспользовавшись моментом, организовал место для привала. Вместе с остальными он нарубил лапника и уложил его на снег. На большее сил уже не хватило, но и такую постель уставшие люди принимали с благодарностью. Первым на часы встал сам Эйо, хотя и устал не менее других. За ним вызвался дежурить Эймс. Мне, несмотря на горячие просьбы, в праве стоять на часах было отказано – после удара плечо сильно кровоточило.

Двое старых служак категорически указали на лапник, а Эйо пожертвовал свой плащ, взамен утраченного во время боя. Луса, Дово и Эжена упрашивать не пришлось. Они спали вповалку, укрывшись плащами и еловыми ветками, зарывшись в них, точно медведи. Перед сном я вдруг понял, что меня окружают настоящие бойцы, крещеные кровью. Своей и чужой. Люди, которые смотрели в глаза смерти и не бежали от нее, а сражались за свою жизнь. Сквозь усталость я вспомнил, как погиб за меня старый отшельник Ирк, как ушел под снег Аро, как тихо умер Вила, почему они пожертвовали собой? За что? За какие блага? Теперь этого уже не узнаешь…

Спрятаться от холода было некуда. Костер мы решили не разжигать, чтобы не привлекать ненужного внимания и не давать предполагаемому противнику ориентир. Вместо этого мы сбились в кучу, так было проще сохранить остатки тепла. Иногда то один, то другой, переползали в центр, – грелись. Во время отступления были оставлены все лишние вещи, в том числе плащи и готовые для поджигания факела. У многих была разорвана одежда. Радовало только то, что раны были легкие. Ночевка в лесу имела только один плюс – деревья гасили ветер. На этом положительные моменты заканчивались.

Уже во сне я ощутил всю ту горечь и боль, которую испытывал стоящий в темноте сержант Эймс. Понял я еще и то, что теперь буду жить с этим чувством всегда. И когда умру, на том свете встречусь со всеми, кто отдал свою жизнь за меня. С этим чувством невероятной ответственности я и заснул. Глубоко и без сновидений, как спит смертельно усталый человек.

Утро наступило слишком быстро. Вечно холодные, полные снега тучи неожиданно разошлись, и в прореху выглянуло солнце. Яркое и горячее, на ослепительно голубом небе, оно дарило нам надежду и веру в то, что все получится, что все будут живы…

Я долго смотрел на качающиеся над головой ветки, сквозь которые прорывались солнечные лучи. Было холодно, но не так, как ночью.

– Будем жить… – прошептал я. – Обязательно будем жить.

Сержант, за ночь снова обретший былую уверенность и здоровую злость, уже проверял наши скромные пожитки. Эйо ему помогал, а, завидев меня, спросил:

– Как спалось, дружище?

– Мне всю ночь казалось, что я сплю в зимнем лесу, затерянном где-то в Северных Пустошах, – улыбнулся я в ответ.

Эйо кивнул.

– Очень навязчивый кошмар. Мне снилось ровно тоже самое. Какие у нас дальнейшие планы?

– Прежние, – я пожал плечами и с трудом поднялся на ноги. Все тело болело, плечо жгло, но это была уже привычная боль. Кровь остановилась, повязка, наложенная вчера вечером Эймсом, держалась надежно.

– Двигаемся на восток. Через лес?

– Да, встречаться с босоногими тварями я больше не хочу.

Эйо вздохнул.

– Что-то не так? – насторожился я.

– Наш сержант считает, что эти… люди – только часть тех неприятностей, которые нас ждут.

– Что же еще может случиться?

– Странно то, что они не ходят в этот лес. И тут я полностью с ним согласен. Идти в лес они просто боятся…

– Значит…

– Значит, тут есть нечто более страшное. Какой-то противник, который сильнее них. Может быть, гигантское чудовище.

– Какое, например?

– Ну, про Пустоши рассказывают разное. Но пока реальность бьет самые смелые россказни. Так что боюсь и представить, что нас ждет.

– И все же мне было видение, в котором я узнал, что обязательно нужно идти через лес…

– Будем надеяться, что это правда.

К нам подошел Эймс. Сержант был собран и подтянут. Каждый ремешок подогнан по фигуре, одежда сидит так, будто он ее только что надел.

– Готов двигаться дальше, – отчеканил сержант.

– Очень хорошо… – я улыбнулся. – Полагаю, про завтрак лучше не спрашивать?

– Увы… – Эймс замялся. – Все запасы остались на поле боя.

– Ничего. Давно хотел скинуть пару лишних…

Эйо улыбнулся.

Нас осталось всего пять. По лесу мы шли споро. И хотя это было связано с лишним риском, я хотел уйти как можно дальше от границы леса. Идти по этой густой чаще было еще сложнее, чем по каменистым пустошам и заснеженным равнинам. Там был снег, предательские трещины, завалы. А тут приходилось обходить упавшие деревья, сцепившиеся друг с другом и превратившиеся в непролазные буреломы. Иногда на пути встречались большие поляны, заваленные снегом. Ориентироваться становилось все труднее. Порой мне казалось, что мы идем не туда или ходим кругами, но Эйо успокаивал меня, утверждая, что нет такого леса, в котором он мог бы заблудиться. Приходилось верить ему на слово.

Эймс был неизменно мрачен. Сержант нервничал, в любой момент ожидая нападения. Ему не давало покоя то, что косматые твари не решились на преследование, избегая входить в лес, будто тот был проклят. Его настроение передавалось другим. Солдаты шли настороженные, часто перекликались с разведкой, останавливались. Мне и самому не нравилась эта дикая чаща. Но утешал только звучащий в голове голос, который твердил: «В лес!».

К вечеру все основательно вымотались.

Лусу удалось поднять глухаря. Он убил птицу метко брошенным дротиком. Это событие обрадовало всех, и когда Эймс скомандовал: «Привал! Подготовиться к ночевке!», солдаты принялись разводить костерок и ощипывать птицу. Глухарь оказался жестким, несоленым и недожаренным, но после нескольких полуголодных дней эта еда казалась манной небесной. Из мяса капал обжигающий сок. После ужина даже Эймс немного повеселел. Он установил посты и очередность смены, помог построить простейший шалаш из еловых лап. Меня снова отправили спать. Эйо сказал, что для караульной службы, есть они, солдаты, а сержант добавил, что если кто-то думает, что он, Эймс, поставит на пост человека, который общается с потусторонними голосами, тот сильно ошибается. Это было сказано в шутливой манере, но достаточно твердо, чтобы я понял – они оба хотят сохранить мои силы настолько, насколько это возможно. Пришлось согласиться. Эйо отозвал меня в сторону и сказал, так, чтобы не слышали остальные:

– Пойми, Дарольд. Солдатам нужна цель. Нам всем нужна цель! Нужен смысл. Задание. Иначе мы не солдаты, а так… банда головорезов.

– Не понимаю… Зачем ты мне это говоришь?

– Ты будешь нашей целью.

– Что?

– Ну, не ты как личность, а твоя жизнь. Теперь наша задача сделать все, чтобы ты дошел до места, где бы оно ни находилось.

– Вроде как личная охрана?

– Да. Мы – твоя охрана. Хранить твою жизнь – вот наша главная цель.

– Не понимаю…

Эйо усмехнулся.

– А тебе и не надо понимать, лучше расслабься и почувствуй себя знатным сеньором, – рыжий вояка засмеялся во весь голос.

Другой бы обрадовался, но мне почему-то стало грустно. Я привык делить тяготы походной жизни на всех. И неожиданно свалившиеся на меня привилегии только тяготили. Я вдруг почувствовал, какая большая ответственность ложится на мои плечи. С этими мыслями я ушел в шалаш и лег на пахучий, жесткий лапник. Укрылся плащом. Внутри было неожиданно тепло. Я задремал, а чуть позже ко мне пришло видение.

…Элсон уже давно слышал звук приближающейся повозки. Стук колес по камням и фырканье волов раздались, как только он вышел из лесочка в небольшую лощину. День стоял солнечный, летняя зелень радовала глаз, всюду щебетали птицы. Жизнь казалась прекрасной. Южанин не торопился, ему хотелось впрок надышаться запахом летних трав.

Когда телега поравнялась с ним, он увидел, что двумя ленивыми волами управляет молодая девчонка: русоволосая, со смешливой мордашкой, усыпанной мелкими веснушками. Встретившись взглядом с Элсоном, она хитро улыбнулась и, прищурив серые глаза, спросила:

– Куда путь держим?

– Пока до Азороса, – широко улыбаясь в ответ, сказал Элсон. – А ты куда?

– Туда же, – ответила девушка. Потом, стесняясь, добавила: – Ну, садись, что ли…

Элсон запрыгнул на телегу.

– Звать тебя как? – спросил он.

– Отец Данькой зовет, – просто ответила девушка. – А вообще я Даниэла.

Девчонка мало походила на Даниэлу. Невысокого роста, загорелая, крепкая, в простом деревенском платье, она ловко управлялась с неторопливыми волами.

– И что? Отец тебя одну в город отпустил? – удивился Элсон.

– Так ведь хворает он. Спину сорвал, вот и отлеживается. А тебя звать как? – украдкой поглядывая на попутчика, спросила Данька.

А смотреть было на что. Из-за жары Элсон был одет только в кожаную жилетку на голое тело и короткие полотняные штаны. Наряд дополняли меч на перевязи да заплечная сума с пожитками. Татуировка на левом плече и лысина создавали определенный колорит.

– Элсоном меня звать, – ответил южанин, незаметно для себя перенимая девичью манеру разговора.

– Зачем в Азорос идешь? – не унималась девушка.

– Я не в Азорос вовсе.

– Тогда куда?

– В Лима Оз, слыхала о таком городе?

– Нет, а что там? Жена?

– Нее, жены нет, в гости к другу решил наведаться, он там правителем работает.

Девушка хихикнула, неуверенно кивнула, и Элсон понял, что она не имеет никакого понятия ни о короле, ни о Лима Оз. Он вообще не удивился бы, если бы Данька сказала, что мир заканчивается на границе Азороса, а за его пределами ничего нет.

– Да врешь ты все, – недоверчиво буркнула тем временем девчонка. – Разве ж друзья королей пешими ходят? Они на хороших скакунах гарцуют, ну, или на худой конец, в каретах золоченых ездют. На таких больших… с мягкими подушками… – мечтательно закончила она.

– Не веришь, значит… – вздохнул Элсон. – Ну и ладно…

Ему совсем не хотелось объяснять, как правитель Лима Оз оказался его другом. А врать не было никакого желания. Элсон огляделся. На подводу были погружены горшки с молоком, несколько головок сыра, пара вяленых окороков. Все это было заботливо укрыто сеном от завистливых глаз.

– На ярмарку? – спросил он.

– Угу, на ярмарку, – весело подтвердила Данька, хлестнув по воловьим спинам бичом.

Она еще много чего говорила: о родителях, о хозяйстве, о непростой жизни без матери, и о том, что жениха нынче днем с огнем не сыскать. За разговорами дорога бежала незаметно, и по расчетам Элсона, ранним утром они должны были прибыть в Азорос. Когда солнце погасло за горизонтом, Даниэла остановила волов – пора было подумать о ночлеге.

Элсон придирчиво выбирал место. В конце концов он увел телегу с дороги, спрятав ее за поросшим кустами оврагом. С дороги не видно, и если непогода разыграется, то овраг укроет и от ветра, и от сырости. Данька тут же освободила от упряжи волов, ловко стреножила и пустила пастись, а сама занялась ужином. Элсон наблюдал за ней, освещенной метущимся пламенем костра. Вот смуглые руки достают краюху хлеба, ловко нарезают мясо, сыр. Увлеченный этим зрелищем, он и не заметил, как Данька уже битый час беззвучно посмеивается, глядя на него:

– Ну и чудной ты!

– Это почему? – удивился Элсон.

– Да, так… – уклончиво ответила девушка. – Эта твоя лысина… Ну чистый степняк! Глаза черные, как уголья! Ручищи – во! – она растопырила пальцы, раздула щеки и стала похожа на бешеную белку. Элсон рассмеялся, хотя на самом деле волос ему было жалко. Свою шевелюру он потерял где-то между лесом Потерянных Душ и Лорандией. То ли это была плата за проход через портал, то ли чертов учитель из башни наложил на него заклятие, но, когда он пришел в себя, волос на голове уже не было. Вспоминая события того дня, он до сих пор не понимал, каким образом остался в живых. Портал выбросил его у небольшого замка в южной Лорандии. Очень некстати там происходила ожесточенная схватка. Желания поймать грудью арбалетный болт не возникало, и Элсону пришлось затаиться до конца боя. Хорошо, замок, в котором шел бой, был частично разрушен…

Сейчас Элсон лежал на спине, впившись взглядом в звездное небо и слушая оглушительный треск невидимых цикад. Сон где-то задерживался. Костер погас, только угли тлели, иногда вспыхивая малиновыми огнями. Где-то посреди ночи Элсон услышал шорох, а потом почувствовал, как теплые руки Даньки обвили его плечи. Он растерялся:

– Данька, ты чего? Отец не заругает?

– Нет, – уверенно прошептала девушка, щекоча губами шею наемника.

– А как же жених?

– Нету женихов, – вздохнула она, еще теснее прижимаясь к нему. – И отец только рад будет. Война ведь… В деревне не то что жениха, ни одного мужика не осталось… Вот и будет мне утешение, да и за хозяйством догляд…