На Пештском плацдарме линия обороны с каждым днем заметно сужалась. Имевшая поначалу форму полукруга, она стала ломаной линией. Причиной этого стало предпринятое в последние дни декабря 1944 года советское танковое наступление на северо-восточном участке межу Фётом и Чёмёром. В результате советским танкам удалось глубоко вклиниться в позиции защитников Будапешта. К 5 января советская бронированная техника достигла Зуглё. Но между тем немцы и венгры продолжали удерживать значительные территории: северный Юпешт, западные кварталы Ракопалота и Пештюхея. Чуть южнее от советского прорыва они удерживали ипподром, окрестности Элешке, Кёбаньа и большую часть Пештсентержебета. По течению Дуная в любой момент в окружение мог попасть Шорокшар. В тот момент бои шли уже на острове Чепель, на высотах Кирайердё и Лакихедь.

Подобное развитие событий имело не только большое военное значение. Гражданское население голодало, так как его не могли обеспечить продуктами. Выходить из домов было крайне рискованной затеей, так как советские войска открывали огонь по любому движущемуся объекту. Участник тех событий вспоминал: «Эпицентр сражения за Будапешт сместился на восточный плацдарм. Не ослабевающие ни на минуту бои шли под ураганным артиллерийским и минометным обстрелом. Обе стороны несли огромные потери. Несмотря на явный недостаток боеприпасов, мы отдавали лишь незначительные территории на восточном и северо-восточном участках фронта… Ситуация со снабжением была очень напряженной. У артиллеристов был лишь суточный запас снарядов. Отдельные виды боеприпасов уже полностью закончились».

Это сообщение поступило из расположения 9-го горнострелкового корпуса СС. Все дни напролет в окрестностях Зуглё бушевали ожесточенные бои. В ходе безуспешных контратак боевая группа, возглавляемая старшим лейтенантом артиллерии Иштваном Маньоки, потеряла более 70 % своего личного состава, что составило около 120 человек.

Тем временем в критической ситуации оказались располагавшиеся на южном участке «Пештского фронта» части 22-й кавалерийской дивизии СС. 6 января они были вынуждены отступить к Шорокшару. В итоге советским войскам удалось значительно продвинуться вперед. Красноармейцы заняли городские кварталы вплоть до улицы Губачи. Чуть севернее, в Пештсентержебете и Кишпеште, защитникам на время удалось остановить советское наступление. К северо-востоку от Кишпешта, по внешнему краю Кёбанья линия обороны представляла разорванный в клочья рубеж. Участок фронта шириной почти 5 километров удерживался силами только сотни венгерских солдат из состава 10-й пехотной дивизии. Восточную часть Кёбанья, перешедшую в руки советских войск, отряды эсэсовцев пытались не раз отбить, но безуспешно. Частям 22-й кавалерийской дивизии СС пришлось перейти в оборону.

Между тем в течение дня советские войска смогли занять северную часть Кёбанья и расположенную к северу от нее Ракошфальву. Теперь советские артиллеристы могли вести огонь по ипподрому как с севера, так и юга. Единственный полноценно действующий аэродром в Будапеште оказался под угрозой разрушения.

6 января немецкие и венгерские части были вынуждены сдать советским солдатам центральную часть Кёбанья и восточные кварталы Зуглё. Отдельные ударные советские отряды смогли приблизиться к центру Зуглё, Пештюхею и вокзалу Ракошрендезё. Их продвижение в северо-восточном направлении смог предотвратить срочно переброшенный в этот район 93-й гренадерский полк. Западные границы Зуглё удерживал 6-й венгерский батальон из состава 3-го полка. Потери венгров были огромными. Днем их неубранные трупы освещало солнце, ночью — пожарища, охватившие дома по улице Эгрешши. Не лучше дела у венгров обстояли в Пештсентержебете. Солдаты 12-й резервной дивизии не могли отражать советские атаки. В итоге красноармейцам удалось не только глубоко вклиниться в их позиции, но и захватить территорию машиностроительного завода Хоффхер-Шранца, который считался важным стратегическим объектом. Это было последнее предприятие, которое было в состоянии производить запасные части для венгерских танков и самоходных (штурмовых) орудий. Кроме этого, завод еще выполнял функции «мастерской» по ремонту подбитых немецких и венгерских танков.

6 января 1945 года советская артиллерия смогла обстреливать северную часть острова Чепель. 7 января в результате массированного обстрела был выведен из строя располагавшийся там аэродром. Чтобы обезопасить территорию ипподрома, было решено провести контратаку немецкими группами. Майор Шёнинг, командир 66-го моторизованного полка, считал данную операцию пустой затеей, так как не имелось никакой возможности выбить советские войска из домов, располагавшихся к северу и к югу от ипподрома. По этой причине между ним и Шмидхубером разгорелся спор, который закончился едва ли не скандалом. Шмидхубер настаивал на беспрекословном выполнении своего приказа. В итоге майору пришлось пойти на рискованный шаг. Под покровом ночи он снял со своих позиций 11- й гренадерский батальон, в тайной надежде, что русские не заметят этой «пропажи». В итоге была сформирована специальная «боевая группа», в которую входило около 200 человек и 10 самоходных артиллерийских установок из состава дивизии Шандора Ханака. Они незаметно заняли свои позиции в деревянных постройках ипподрома. Дальнейшее участник тех событий описывал так: «Как только мы заняли позиции, то нам сообщили, что к нам приближаются поющие русские. И в самом деле, мы услышали поющие голоса. Русские атаковали нас, находясь в подвыпившем состоянии. Я бросил команду расчету штурмовых орудий. Те махом снесли деревянные чуланы. По приближающейся массе был открыт огонь. Затем пошли осколочные снаряды. Артиллеристы не успевали перезаряжать орудия. Это была форменная бойня. Позже в немецких сводках сообщалось о 800 убитых русских».

Но этой немецко-венгерской ударной группе и самой не удалось избежать потерь. Позже Шёнинг вспоминал об этих событиях: «Наша атака захлебнулась через час. На нас обрушился ураганный шквал огня. Мы смогли лишь ненамного продвинуться вперед, а затем отлетели назад за ипподром, за конюшни, за сараи. Мы не смогли удержать даже наши рубежи».

7 января 1945 года советско-румынские войска смогли взять улицу Рона в Зуглё. К югу от этого места в Кёбанья солдаты из 22-й кавалерийской дивизии СС под командованием генерал-майора Билльницера предприняли 9 безуспешных атак, а к вечеру того же дня оставили этот район. Теперь основные бои шли в окрестностях вокзала Кёбаньяальшё и на улице Вашпай, которая шла параллельно железнодорожной насыпи. В ходе этих боев большая часть 22-й кавалерийской дивизии СС была уничтожена. На юге Пешта гвардейские стрелковые подразделения Красной Армии достигли Кишпешта и Пештсентержебета. Бои шли на улицах Боттьян, Хуньяди, Надь-Шандор. В донесении 9-го горнострелкового корпуса СС значилось следующее: «В Кишпеште идут ожесточенные бои. Южнее Восточного вокзала в ходе контратак предотвращены две попытки прорыва линии обороны. Несем огромные потери. Заканчиваются боеприпасы. Положение со снабжением ужасное. Общие потери в период с 24 декабря по 6 января составили 5621 человек».

К 8 января советским войскам удалось достигнуть лишь относительного военного успеха. Прежде всего, им удалось потеснить эсэсовцев из «Марии Терезии» и захватить Кишпешт. Но впоследствии немецкой пехоте при поддержке венгерских самоходок удалось отвоевать не только вокзал, но и часть так называемого Народного парка, возведенного в железнодорожном районе. Несколько часов подразделения 66-го моторизованного полка выполняли немыслимую задачу. В ходе оперативных перемещений один ефрейтор пытался изобразить массовую оборону, будто бы за каждым столбом, за каждым углом скрывался немецкий солдат. После этой операции он был награжден Рыцарским крестом. Несмотря на все усилия немцев, советские войска все равно прорвали их оборону у железнодорожной насыпи и устремились в Народный парк. На северо-восточном участке Пештского фронта советская атака была еще более успешной. Красноармейцы смогли достигнуть железнодорожного вокзала Ракошрендезё и углубились в кварталы западнее Пештюхея. Приблизительно в то же самое время части 7-го румынского армейского корпуса атаковали со стороны улицы Бароци почтовое отделение. К вечеру после скоротечного боя здание почты было захвачено.

По мере того как развивалось наступление в направлении Зуглё, защитникам Будапешта становилось все более очевидно, что Малиновский задумал разделить, а затем изолировать друг от друга северный и южный участки Пештского плацдарма. К 8 января от Дуная, текшего по Будапешту, советские войска отделяли какие-то 4 километра. В то же самое время протяженность Пештского плацдарма с юга на север составляла 15 километров. Многочисленные контратаки, предпринимаемые немцами, указывали на то, что немецкое командование осознавало серьезность сложившейся ситуации и всячески пыталось предотвратить возможность раздробления своих войск. Боевая группа хунгаристов «Северный Пешт», а также боевая группа тех же хунгаристов «МАВ» (сокращение, обозначавшее Венгерскую государственную железную дорогу — Magyar Allam Vasvtak) при поддержке отрядов дивизии «Фельдхеррнхалле» смогли отбить у Красной Армии территории вплоть до улицы Цобор. Некоторые из венгров смогли даже достичь улицы Чёмёр. Но это был сиюминутный успех, на следующий день немцы и венгры были выбиты отсюда новой атакой советских войск.

9 января 30-й советский армейский корпус, обладавший многократным численным превосходством, начал генеральный штурм вокзала Ракошрендезё. Несмотря на то, что с первых утренних часов атака не была удачной (оборонявшиеся имели в своем распоряжении не только пулеметы, но и огнеметы и достаточное количество танков), советские войска все-таки заставили немцев и венгров отступить. В одном из донесений сообщалось: «После полудня вражеская атака усилилась. Становится очевидным, что противник намеревается уничтожить все воинские подразделения в Юпеште и Ракошпалоте, тем самым разбив Пештский плацдарм на две изолированные друг от друга части. Для этого враг в направлении вокзала Ракошрендезё пустил танки. В итоге ему удал ось достичь вокзала. В тот же самый день несколько вражеских патрулей смогли проникнуть на территорию городских перелесков».

Чтобы избежать катастрофического раздробления и последующего окружения, генерал Шмидхубер отдал приказ всем немецким и венгерским войскам оставить Юпешт. При этом линия боев автоматически отходила к северной линии железной дороги. Но при этом в тактических интересах надо было отвоевать у Красной Армии железнодорожную станцию Магдольнаварош (ныне Андьалфёльд). Это было лишь маневром, облегчающим отступление. Вечером того же дня на этой станции среди разгромленных и сожженных вагонов вновь оказались советские танки.

Когда советские солдаты взяли в Зуглё последние дома, то условная линия фронта на этом участке переместилась к железнодорожной насыпи, находящейся неподалеку от Мексиканской улицы. Южнее этого участка располагались позиции 7-го румынского армейского корпуса. После захвата ипподрома на улице Керепиши румыны двинулись к так называемому Венгерскому Кольцу. На юге Пешта линия боев стабилизировалась по улице Хатар. Где-то еще в течение дня шли спорадические перестрелки на территории Народного парка. Даже прибегнув к поддержке венгерских штурмовых орудий, немецкая пехота смогла отвоевать лишь северо-западные закоулки парка. С этого началась очистка острова Чепель: из-за советских ударов в Буде и Пеште немецкое командование больше не могло его удерживать. В силу больших потерь солдаты 93-го гренадерского полка были влиты в состав 66-го моторизованного (панцергренадерского) полка.

В советских мемуарах находим следующее описание этих боев: «9 января мы вместе с тяжелой танковой бригадой нанесли контрудар с целью улучшить позиции в полосе 5-й дивизии. Продвинулись вперед лишь на 300–500 метров. Даже вернуть потерянную траншею не удалось. Противник был здесь слишком силен. До семидесяти его танков, поддержанных артиллерийско-минометным огнем, отразили наши атаки.

Тяжелая танковая бригада 1-го мехкорпуса успеха тоже не имела. В пургу, начавшуюся под утро, танкисты не сумели вовремя занять исходное положение. Некоторые подразделения заблудились и оказались в тылах стрелковых полков. Когда наступление началось, бригада понесла значительные потери от огня «тигров», стоявших в засадах.

Весь следующий день на фронте корпуса шли бои местного значения. Только 11 января, перегруппировавшись, противник возобновил наступление. На узком, 3-километровом участке он сосредоточил огромные силы — до ста танков и самоходных орудий. Эта бронированная масса при поддержке мотопехоты атаковала боевые порядки 5-й и 7-й дивизий. Бой подступил вплотную к Замолю, где находился наш командный пункт.

Около шестидесяти танков и бронетранспортеров пытались прорвать оборону 18-го полка, чтобы овладеть перекрестком дорог севернее Замоля. Их встретил огонь батареи Лейтенанта Кобелева. Артиллеристы выполнили свою клятву — не пропустили врага. Они подбили семь танков и бронетранспортеров.

Командир взвода из 5-й дивизии лейтенант Рубитпль, потеряв всех своих наводчиков и командиров орудий, сам встал к панораме. Метким огнем он поджег четыре танка и бронетранспортер противника.

Жестокий бой выдержали бойцы 1963-го истребительно- противотанкового артиллерийского полка. На орудие старшего сержанта Якимова двигалось восемь танков. Первый из них был подбит сразу же, но другие, стреляя, продолжали напирать. Орудийный расчет выбыл из строя; Якимов, трижды раненный, боролся в одиночку. Он подбил вторую машину, и в последний момент, когда казалось, что врагу вот-вот удастся прорваться в наш тыл, случилось неожиданное — танки остановились, попятились и, огрызаясь огнем, ушли. У немецких танкистов не выдержали нервы.

На этом же рубеже, в этом же противотанковом полку совершил подвиг младший техник-лейтенант С.И. Ермолаев. Юноша недавно прибыл в часть и начал в ней воевать как командир автовзвода. Однако он так настойчиво просил перевести его на боевую работу, так упорно готовился к ней, что его в конце концов назначили командиром огневого взвода.

…Их было шестнадцать — «тигров» и «пантер». За ними — автоматчики на бронетранспортерах. Они шли на высоту 203. Вот уже три танка горят перед огневыми позициями батарейцев, но один «тигр», поливая наших огнем, переполз бруствер орудийного окопа. Ермолаев схватил связку противотанковых гранат и бросился под танк. «Тигр» был взорван, и врагу не удалось здесь прорваться. Сергей Ермолаев посмертно был удостоен звания Героя Советскою Союза…

Через несколько часов после начала наступления противнику удалось выйти к Замолю. Восемь его танков и мотопехота вошли в село с юга, но были тут же выбиты контратакой учебного батальона капитана В.П. Месхи. Приданная нам из армейского резерва батарея тяжелых пушек вела огонь прямой наводкой. Ее 50-килограммовые снаряды разбивали «в щепу» толстую броню «тигров» и «фердинандов».

В этот-то момент к нам в Замоль, на командный пункт, приехала группа генералов из армейского и фронтового штабов, в их числе член Военного совета армии полковник Д.Т. Шепилов и командующий артиллерией генерал-майор М.П. Цикало.

— Тяжелая бьет? — спросил Цикало прямо с порога.

— Да, тяжелая. 152-миллиметровая.

— А ведь где-то близко…

— Совсем близко. На огородах, в западной части села. Ведет огонь прямой наводкой.

Генерал Цикало укоризненно посмотрел на меня, но объяснить ему, почему мы вынуждены использовать тяжелую артиллерию для стрельбы по танкам, я не имел времени…

— Алло! Слушаю!

Звонил как раз командир этой батареи. Он сообщил, что автоматчики противника приблизились к огневой позиции, не дают орудийным расчетам стрелять по танкам, пытаются прорваться к пушкам.

— К вам, — говорю ему, — уже направлена рота курсантов из учебного батальона.

Командир батальона капитан Месхи подтвердил, тоже по телефону, что курсанты уже гонят автоматчиков прочь от батареи. Таким образом, бросив в бой все, что было под руками, мы пока удержали Замоль.

— Что так торопишься говорить, Дмитрий Аристархович? — ответил я на вызов командира 7-й дивизии полковника Дрычкина. — Жмут сильно гитлеровцы?

— Напирают. Опять там же, севернее нас, на перекресток дорог. Тридцать танков, до двух батальонов пехоты…

— Держишься?

— Держусь. Может быть, подкрепите чем-нибудь?

— Только огнем. Больше ничего нет. Как у тебя связь с Павлом Ивановичем Афониным?

— У Павла Ивановича что-то непорядок. Он мне не отвечает. А у вас, вижу, бой идет на окраине?

— Да, артиллеристы охотятся за «тиграми»… Окажи содействие Афонину.

— Что там нового у Дрычкина? — спросил член Военного совета Шепилов.

— Опять — танки. Не пройдут. Там уже встали истребительные и гаубичные дивизионы. По этому же району даем сосредоточенный огонь тяжелых орудий… У Афонина вот что-то неясное…

Тут офицер-оператор доложил, что противник еще потеснил 5-ю дивизию. Афонина нет на командном пункте. Связи с ним нет!

Это был критический момент боя. Полки 5-й дивизии отходили правее и левее Замоля. Пехота и танки врага опять приблизились к южной околице села.

Тревожные сообщения поступали со всех сторон:

— Пятнадцать танков готовятся атаковать высоты 203 и 214…

— Тридцать бронеединиц и до двух батальонов пехоты движутся в направлении высоты 149…

— Десять танков с пехотой овладели северной частью села Баклаш. Отмечено движение до семидесяти автомашин, в том числе с орудиями на прицепе, и до сорока танков из Шереда на Замоль…

Наш командный пункт работал с полной нагрузкой. Начальник штаба Забелин вызывал авиацию бомбить эту колонну и подступы к высоте 149. Начальник оперативного отдела передавал командиру 5-й дивизии приказ восстановить положение к северу от деревни Баклаш. Корпусной инженер готовил резерв противотанковых мин.

В этот момент несколько снарядов разорвались близ нашего домика, а два угодили прямо в него, отвалив угол. Зазвенели и посыпались на пол стекла, пахнуло пороховой гарью. На улице началось движение. Машины, повозки выезжали из-под обстрела, связисты устраняли обрывы в проводной сети.

— Трудно управлять корпусом в таких условиях. Надо перенести командный пункт, — сказал член Военного совета Шепилов. — Запасный КП есть?

— Есть. В Патке.

— Готов к действию?

— Готов. Там уже сидит оперативная группа.

Шепилов позвонил командующему армией, обрисовал обстановку и, обернувшись ко мне, сказал:

— Командующий армией разрешил вам переместиться в Патку. А каким путем вы это сделаете? Не накроют вас огнем?

— Путь есть — в тыл от этого домика, а там — прямо по дороге…

На душе у меня сразу стало легче — с нового КП управлять корпусом будет гораздо удобнее.

Пока мы переезжали в Патку, начальник штаба генерал Забелин с несколькими офицерами оставался в Замоле, чтобы управление дивизиями ни на минуту не прерывалось».

Тем временем из 9-го горнострелкового корпуса СС в штаб группы армий «Юг» шли тревожные и неутешительные сообщения: «Боеприпасы пулеметам, минометам и артиллерии не поступали по воздуху с 9 января. Запасов снарядов и мин хватит только до 12 января. Продовольствия и горячего хватит только до 10 января. В Будапеште скопилось 3880 раненых, из которых 1400 не могут передвигаться сами. Положение критическое, надо срочно искать выход».

Принимая во внимание это сообщение, можно представить, в каком бедственном положении находилось гражданское население венгерской столицы. Особо плачевным оно было в тех районах, где шли затяжные бои. Один из подобных горожан вспоминал после войны: «Раздается грохот, и через всю комнату летят стеклянные осколки. Я бросаюсь на пол к стене. Первым движением я хватаю еду с плиты и прячусь под стол, где меня не может ничем задеть. Внезапно дом сотрясают два разрыва снарядов. Я бессильно лежу и ожидаю, что будет дальше. Чувствую лишь, как в разбитое окно врывается холодный воздух. В полумраке я не могу толком понять, что же произошло. Поскольку больше не было никаких взрывов, вскакиваю и несусь в подвал. Надо Посмотреть, что творится там. На темной лестнице сталкиваюсь с людьми, которые мчатся наверх… Из-под обломков мы вытащили двух женщин, которые были тяжело ранены».

10 января подразделения дивизии «Фельдхеррнхалле» в течение ночи покинули Юпешт. Отойдя на новый оборонительный рубеж, они так и не смогли удержаться у северной насыпи железной дороги. Советские войска вовремя заметили отступление и стали преследовать немцев. В итоге части Красной Армии смогли не только взять железнодорожную станцию Андьалфёльд, но и закрепиться на проходивших рядом с ручьем Ракош улицах Леель и Ваци. Вокзал Ракошрендезё был полностью захвачен советскими войсками. Немцы смогли остановить советское наступление лишь к западу от вокзала на улицах Сента-Ласло и Татая.

Советские и румынские части значительно превосходили по численности отряды салашистов, которые закрепились на Мексиканской улице. Они смогли проникнуть не только в перелески городской рощи, но начать ближний бой в одном из цехов находившегося поблизости завода. Ситуацию удалось исправить, когда в этот район было переброшено около 300 человек из состава жандармской военной группы и две роты штурмового батальона будапештской полиции. Они смогли выбить красноармейцев из рощи и закрепиться на северо-востоке этого района. Эта вылазка была совмещена с контратакой некоторых подразделений 13-й танковой дивизии. Она была нацелена на Американский проспект и улицу Коронг. Но контратака захлебнулась. Дело в том, что в ней принимали участие экипажи легкого полицейского танка типа «Ансальдо», который считался устаревшим еще во времена абиссинской войны. Его бронирование было настолько ничтожным, что его можно было прострелить с близкого расстояния из винтовки или карабина. В итоге более 50 % принимавших в этой операции венгров погибло. Красноармейцы не только отбили контратаку, но и погнали венгров вплоть до Аренной улицы (сейчас улица Дожа Дьердя). От полного уничтожения их спасла лишь дерзкая вылазка штурмовой роты, которой командовал Тибор Кубиньи. Эта штурмовая рота предприняла собственную контратаку в тот же самый день и смогла при поддержке двух немецких танков отвоевать половину городской рощи. Об ожесточенности боев в перелесках городской рощи говорит хотя бы тот факт, что за них к званию Героя Советского Союза было представлено двое красноармейцев. Ожесточенные бои шли и в городском парке (не путать с городской рощей). На юге Пешта гвардейские стрелковые подразделения Красной Армии продвигались вперед по Шорокшарской улице. С каждым часом они приближались к Францштадтскому вокзалу. Взятие острова Чепель было почти закончено.

11 января бои перенеслись во внутренние районы Будапешта и городскую канализацию. Советские разведчики теснились в узких проулках, проникая в ночном мраке за условную линию фронта. Руины зданий были хорошим прикрытием для вылазок. Для этого можно было использовать тоннели метро, но станция у городской рощи была заминирована. К тому же, некоторые выходы в результате артиллерийских обстрелов завалены обломками. На севере Пешта 25-я гвардейская стрелковая дивизия вышла на линию Андьяфёльдер — ручей Ракош. Немецкие части удалялись по вымершим улицам, переходя от фабрики к фабрике в направлении Кольца Роберта Каройя. Советские солдаты, опасаясь засад, не спешили следовать за ними. На улицах Пешта неожиданно возникла широкая нейтральная полоса.

Между тем бои в городской роще, в Ангольском парке и у пляжа Сенчени продолжались еще несколько дней. За время боев в Будапештском зоопарке умерли от голода и ранений все животные. Во время боев в парке развлечений и отдыха Видам 7-й дивизион самоходных артиллерийских установок потерял свое последнее штурмовое орудие. Иозефштадтский вокзал был захвачен советскими войсками. Румынские войска медленно продвигались по местности, где сейчас располагаются улица Асталоша Шандора и фабрика потребительских товаров «Ругдьанта». Советские саперы разминировали и сломали стену кладбища в Керепеши. Пока части 13-й дивизии отступали на улицу Фиумай, на кладбище шел бой. Венгры прикрывали отход своих танков. Но поскольку в распоряжении защитников Будапешта почти не было пехоты, то для данной контратаки пришлось привлечь местных полицейских. Данную операцию нельзя назвать безуспешной, так как венграм удалось отвоевать у красноармейцев часть (западные дома) площади Орци. Тактическую контратаку предприняли и отряды 10-й пехотной дивизии. Они ударили по Тёрёкору и смогли отбить утраченные днем ранее позиции.

12 января солдаты дивизии «Фельдхеррнхалле» в очередной раз отошли на север. Теперь им предстояло держать оборону по линии, проходившей по улицам Дагай, Франгепан, Яс, Аренной улице. К этому моменту окраины городской рощи находились в руках Красной Армии. Ненадолго советские отряды задержались на улице Роттенбиллер. Между тем 10-я пехотная дивизия все еще не оставила свои позиции на перекрестке Венгерского Кольца и улицы Стефании. И это в то время, как советские войска занимали находившиеся в непосредственной близости городскую рощу и кладбище. Чтобы помочь венграм избежать окружения, части 13-и танковой армии и боевая группа «Морлин» предприняли контратаку. Они нанесли удар по территории кладбища Керепеши. Но занять им удалось лишь половину территории, на второй уже успели закрепиться красноармейцы. Большего успеха во время контратаки удалось достигнуть боевой группе «Кюндигер» и отдельной ударной группе 1-й танковой дивизии. Они смогли отвоевать часть Народного парка, площадь Орци и некоторые дома по улице Юллё.

В полдень немецкие огнеметные танки (были в Будапеште и такие) стали жечь торговые лавки на площади Телеки. (Еще один пример несогласованности действий). Дело в том, что в это время с двух сторон отданной площади венгерские солдаты возводили баррикады. В итоге советские войска начали усиленный обстрел улицы Шальготариани. Венгерские солдаты никак не могли держать оборону: по обе стороны пожар, спереди ураганный обстрел. Они были вынуждены отступить и сдать свои позиции. Попытка отбить эти кварталы закончилась полным провалом. Более того, в юго-восточной части Пештского фронта возникла изрядная «трещина». В тот же день части 7-го румынского армейского корпуса заняли здание кавалерийских казарм им. Ференца Йёжефа. Эта территория прилегала к улицам Керепеш, Понграк и Венгерскому Кольцу. То есть был выровнен выступ, углублявшийся в советские позиции, так как уже три дня основные бои шли значительно западнее. В те дни бои шли не просто за отдельный дом, а за этажи и за отдельные квартиры. Насколько несладко пришлось румынам, показывает один факт: во время этих боев в одной из румынских частей были убиты все офицеры.

Немецко-венгерские защитники Будапешта не раз пытались решить проблему боеприпасов. Воздушный путь отпадал. В итоге по Дунаю посылались скоростные катера, которые совершили три «экспедиции» за кольцо окружения и вернулись груженные боеприпасами. В основном они ходили к застрявшей на мели самоходной барже. Но вывезти все боеприпасы, находившиеся на ней, не удалось. Позже баржа стала добычей местного населения. Не обращая внимания на бои и реальную возможность погибнуть, многие мирные венгры сооружали плоты и на них добирались до баржи. Их мало интересовали патроны и снаряды. Их целью были мешки с надписью «Венский молочный завод»: в них находились головки сыра. С той же баржи вывозили тюки с мукой.

«13 января битва за Будапешт достигла своего апогея. Нескончаемые атаки противника сопровождались беспрецедентной поддержкой танковыми частями и боевой авиацией… Бесконечные воздушные налеты, нацеленные, главным образом, на дунайские мосты, фактически парализовали все движение. Любая переброска сил стала невозможной. Мосты через Дунай уже частично разрушены. Датой полной утраты восточного плацдарма можно считать 15 января». Это слова из донесения 9-го горнострелкового корпуса СС. Оно поступило в штаб группы армий «Юг» только на следующий день. Солдаты дивизии «Фельдхеррнхалле» контролировали, по сути, только 13-й городской округ. Здесь они задержали продвижение советских войск по улицам Леель, Сабольч и Дагай. Командующий советской «Группой Будапешт» генерал-лейтенант Афонин решил сосредоточить удар на 6-м и 7-м городских округах. Он решил двигаться в направлении Западного вокзала и Эржебетского Кольца. К вечеру того дня передовая проходила по улицам Роттенбиллер, Байза, Фельзёердёшор, Дамайних. На тот момент Красная Армия не контролировала часть городской рощи, располагавшейся поблизости (точнее южнее) с улицей Стефании. В южной части Пештского плацдарма немецко-венгерские части были оттеснены к площади Орци. Но им удалось захватить здание военной академии Людовика. Но к северу от этого места советские войска совершили глубокий прорыв. Русские танки уже заняли площадь Михая Хорвата. В этот момент венгров ждал неприятный сюрприз. В зоне боевых действий стали появляться саботажники. Когда группа «Морлин» намеревалась развернуть противотанковое орудие, то оно попросту рассыпалось — оказалось, что кто-то выкрутил из него почти все имеющиеся болты. Среди венгров началась паника. Подразделения 10-й пехотной дивизии, которые должны были удерживать Венгерское Кольцо, срочно отступили к Восточному вокзалу и попытались прорваться за кольцо окружения. Русский натиск сдерживали только контратаки самоходных орудий из части Шандора Ханака. Но это не помешало советским войскам взять Францштадтский вокзал.

В некоторых случаях советские солдаты прибегали к «некорректным» приемам, в частности выгоняли из подвалов гражданское население и посылали перед собой. Многих из них заставляли выкрикивать призывы к венгерским солдатам, дабы те сдавались в плен. Бои не теряли своей ожесточенности. Так, например, некоторые дома по улицам Подманицзки и Ракоци по пять раз переходили из рук в руки. В половине пятого утра прямым попаданием снаряда был разрушен угловой дом на улице Клотильд. Этот дом использовался как полевой госпиталь и склад боеприпасов. Находившийся там снаряд сдетонировал от попадания. Раздался оглушительный взрыв. 300 раненых и медицинский персонал оказались погребены под обломками дома.

14 января бои продолжались и были такими же кровопролитными. «Весь день прошел под звуки сирен, предупреждавших о воздушных налетах противника. Бомбардировщики врага целыми эскадрильями обрушивались на отдельные кварталы, а истребители прицельно обстреливали улицы. Это вело к огромным потерям и пожарам», — вспоминал позже один из венгерских солдат.

В советских мемуарах мы находим такое описание этих событий: «Выбрав удобный момент, разведчики поехали в подразделения 30-го стрелкового корпуса, которые добивали гитлеровцев, засевших в домах на одной из улиц Пешта. Сюда часто вызывали «илы» для нанесения ударов по огневым точкам. Подъехав к большому серому дому, остановились. Впереди гремел бой. Капитан Павленко вышел из машины и направился к группе бойцов. Познакомились. Закурили. Заговорили о наших самолетах. Командир штурмовой группы сержант Т. Рахматулин сообщил, что вчера и сегодня утром «илы» штурмовали опорные пункты на этой улице. Бомбы и снаряды ложились точно в цель.

— Бывает, и по своим бьют? — спросил Петр сержанта.

— Бить не бьют, а пикировать пикируют.

— Как так пикируют?

— А очень просто, летят и пикируют, летят и пикируют. И точно на нас. Мы им навстречу ракеты пускаем, огнеметом указываем цель, а они все пикируют.

— А убитые или раненые были? — допытывался капитан.

— Да нет, таких не было.

— Постоянные сигналы для связи с нашими самолетами имеете?

— Для чего это?

— Чтобы не стреляли по вам.

— Никаких у нас сигналов нет. Мы их сами придумываем.

Подобные разговоры состоялись в других подразделениях. Стало ясно, что сигналы взаимного опознавания сухопутных войск и авиации, а также обозначение переднего края кое-где отсутствуют, солдаты занимаются самодеятельностью. Повинны в этом штабы стрелковых и авиационных частей. Вот самолеты и пикировали иногда на свои подразделения, чтобы уточнить, кто находится внизу. Отсюда и жалобы на них. Так была разгадана вторая загадка».

В Андьяфёльде солдаты дивизии «Фельдхеррнхалле» в быстром темпе отступали от Кольца Роберта Кароя в направлении улицы Чанадь и моста Фердинанда. Прорвавшиеся на соседних улицах вперед советские солдаты грозили взять их в окружение. Первые русские и румынские солдаты достигли к тому моменту в 6-м и 7-м городских округах улиц Фёрёшмарть, Рожа, Изабелла, Роттенбиллер, Бетлен. Был захвачен восточный вокзал. Остатки 10-й пехотной дивизии покидали Пешт и направлялись в Буду. Бои вел лишь окруженный советскими танками в районе Францштадтского вокзала 1-й венгерский мотопехотный полк.

Так как к этому моменту советские войска угрожали занять центр города, то генерал-майор Билльницер получил приказ силами сводной боевой группы прикрыть подступы к Большому Кольцу. Отражать советские атаки ему предстояло силами дивизиона самоходных артиллерийских установок, двух саперных батальонов, полицейского отряда и нескольких боевых катеров. Все подходы к Кольцу были заминированы, на улицах сооружались баррикады.

15 января части Красной Армии смогли взять западный вокзал. К югу от него они смогли продвинуться до восточных кварталов у площади Кальвина. Через канализацию отдельные группы красноармейцев смогли проникнуть в здание национального музея. В направлении музея тут же направились семь из восьми самоходных орудий, занимавших позиции у гостиницы «Астория». Они дали несколько залпов, после чего советские солдаты были вынуждены отступить. Остатки 22-й кавалерийской дивизии СС удерживали улицы Лоньай и Метьюша. На улице Ракос советские войска опять выгнали из подвалов гражданских лиц и принудили их выкрикивать призывы к сдаче.

Тем временем на углу улиц Ригё и Йозефа красноармейцы атаковали командный пункт боевой группы «Морлин». Венгерские солдаты, находившиеся на посту, поначалу приняли приближающуюся группу за немцев. Лишь в упорном бою венграм удалось предотвратить дальнейшее продвижение красноармейцев. Но советские войска уже достигли Большого Кольца. Остаткам группы «Морлин» пришлось урываться из окружения. Согласно донесениям 9-го горнострелкового корпуса СС «битва в разгромленном и разбомбленном центре Пешта продолжала бушевать с неослабевающей силой». Тогда красноармейцам уже удалось продвинуться на восток от площади Кальвина.

Накануне своего окружения немецкие и венгерские войска в течение ночи отошли с улицы Ракос к Большому Кольцу. Мост имени Миклоша Хорти (ныне мост Петёфи) был подорван немецкими саперами. При этом входе ожесточенных боев был полностью уничтожен 2-й университетский батальон, который был объединен с остатками 12-й резервной дивизии. У Кольца Иозефа советское наступление с трудом сдерживали последние солдаты из группы «Морлин», подоспевшие им на помощь самоходные артиллерийские установки.

В вечерние часы полковник Шандор Андраш, командир 10-й пехотной дивизии, и начальник штаба дивизии Бела Ботонд собрали офицерское собрание в подвале здания Венгерского кредитного банка. В этом узком кругу они заявили, что немцы проиграли войну. На повестке дня был поставлен вопрос: как закончить боевые действия и установить контакт со стороной противника. После спора оба этих офицера направились на квартиру к командиру дивизии, которая располагалась на улице Ракос в доме 21.

Позже лейтенант-резервист Йожеф Бирё вспоминал о прощании с Шандором Андрашем.

«Что у тебя там в ящике?» — спросил он. «Небольшое количество алкоголя, продукты и сигареты», — ответил я. «Распредели их среди ребят. И не сопровождай меня. Никому ничего не говори. Да пребудет с тобой Всевышний!» Он пожал мне руку и вышел из подвала кредитного банка. Меня поразило до глубины души, что он доверил мне этот секрет».

В то же время капитан Дьёзё Бениовски, у которого родственники проживали в Буде, не решился перейти на советскую сторону. Некоторое время спустя он по форме сообщил в штаб корпуса об «исчезновении» командира и начальника штаба. Там не обратили никакого внимания на эту новость. Примечательно, что оба эти офицера не пытались переманить с собой хотя бы одно из своих подразделений, видимо, венгерские солдаты были настолько сильно перемешаны с немцами, что переход не остался бы незамеченным. Кроме этого не стоило забывать, что само командование дивизиона было удалено от сражающихся групп. По сути, штаб не имел никакого отношения к руководству ими. Приказы приходили из других мест.

Позже Шадор Андраш вспоминал: «Когда я покинул подвал банка и оказался на площади перед укреплениями, моему взгляду предстала картина, как из эпохи Нерона. Почти все гостиницы, расположенные на берегах Дуная, были охвачены огнем. Пылала и моя любимая гостиница «Венгрия». На фоне этого пожарища, погруженный в темноту Будайский берег выглядел загадочно и зловеще…

Мой первый допрос был проведен прямо в убежище на улице Неписинхаз. Меня допрашивал советский полковник. Во время допроса кто-то попытался стянуть с меня наручные часы с запястья рук, которые были связаны за спиной. Я через переводчика просил передать полковнику, что часы данное лицо могло получить в качестве «сувенира». Полковник прикрикнул на моего стражника. Часы так и остались у меня на руке. Когда я дожидался своей судьбы, то увидел, как охранник взял мою сумку. Я схватился за нее и только тогда заметил, что он положил в нее хлеб».

16 января бои в Пеште шли по линии: Большое Кольцо — улица Броди Шандора — Национальный музей — площадь Кальвина. К вечеру бои переместились уже на восток от улицы Ракос. В одном из сообщений тех часов говорилось: «В ходе тяжелых боев удалось предотвратить прорыв в районе Елизаветинского Кольца. Атаки продолжаются в окрестностях Белинской площади и спусков к Дунаю».

В течение этого дня на площади Кальвина была окружена боевая группа, состоявшая из солдат 13-й резервной дивизии. Все попытки прорвать снаружи кольцо окружения оказались бесполезными.

Ночью в Дунай обрушился мост Ференца Йёзефа (ныне мост Сабадшаг). Версии этого крушения были разными.

Немецкие донесения говорили о прямом попадании снаряда, венгерские — о действиях диверсантов. На самом деле, в действительности, могло иметь место и то, и то. Советское командование было весьма заинтересовано в разрушении мостов, что позволило бы изолировать группы защитников Будапешта. Немцы были заинтересованы в их сохранении, по крайней мере, до того момента, пока в Пеште сражались немецкие солдаты. Поэтому советская авиация и артиллерия делали все возможное, чтобы уничтожить мосты до того, как немцы и венгры смогут отойти в Буду. К тому времени советские войска на улице Барошш и вдоль Эржебетского Кольца предпринимали вылазки вглубь городских кварталов, стремясь разделить на несколько «кусков» южный участок Пештского плацдарма. Чтобы предотвратить это, защитники Пешта несколькими массированными контратаками пытались отвоевать свои прошлые позиции. Но относительного успеха контратакующим удалось добиться лишь в районе Эржебетского Кольца. Ожесточенные бои начались у большого крытого рынка. Тем временем командование группы армий «Юг» поручило 9-му горнострелковому корпусу СС поддерживать постоянную линию боев и не дать советским войскам раздробить Пештский плацдарм на несколько участков.

Поскольку было ясно, что взятие Пешта было лишь вопросом нескольких дней, маршал Малиновский снял продвинувшиеся до Большого Кольца части 7-го румынского корпуса и перебросил их в Верхнюю Венгрию. В этом был некий политический смысл — румыны (еще недавние враги) не должны были приписывать себе заслуг по взятию Будапешта. В качестве предлога для подобного «маневра» было использовано давнишнее пожелание румынского Генерального штаба, чьи офицеры с сентября 1944 года просили, чтобы румынские части находились под единым румынским командованием.

Всего же за время боев за Будапешт с октября 1944 года по январь 1945 года румынский корпус потерял 23 тысячи человек, то есть около 60 % своего личного состава. Генерал Николае Сова, который счел подобное обоснование клеветническим и лживым, всячески протестовал против отвода его 7-го корпуса из Будапешта. Но открыто возражать Малиновскому он не решился. В итоге скрипя зубами Сова согласился с отводом. А 7 февраля 1945 года он был освобожден от занимаемой должности. Позже он был осужден и приговорен к 10 годам лагерей. Неуступчивость на фронте не всегда была позитивным качеством.

17 января на Пештской стороне началось решающее сражение. В 19 часов 35 минут Пфеффер-Вильденбрух все-таки получил разрешение покинуть восточную часть венгерской столицы (собственно Пешт). Речь велась уже о том, чтобы слить немецкие части, которые располагались в Буде и Пеште. При этом было чудом, что немцы в течение одного дня смогли перекинуть бронированную технику по почти разрушенным мостам в Буду.

В тот же день немцами был взорван Эржебетский мост. Они опасались, что он попадет в руки советских солдат. Показательно, что при этом в Пеште осталось очень много венгерских солдат. Некоторые из них намеренно саботировали приказ об отступлении. Некоторые венгерские части сознательно отказались заправлять машины бензином, чтобы затянуть отход. В итоге командованию венгерского корпуса пришлось послать в пекло полыхающего Пешта капитана Ференца Ковача и жандармского капитана Ласло Керекеша. Они должны были взять под личный контроль процесс эвакуации венгерских войск из Пешта. Капитан Ковач так описывал обстановку, царившую в Пеште в те часы: «Ночью пешком я добрался до Кольца Святого Иштвана. Я обходил различные подвалы, в которых, как мы предполагали, все еще могли находиться венгерские отряды (здание Музея сельского хозяйства, дома по улице Реальтанода, школа на улице Цобор). Русские могли появиться в любой момент, но они не были сумасшедшими, чтобы сунуться за нами в Буду. В одном из подвалов я обнаружил офицера авиации, который, ухмыльнувшись, дал наглый ответ, что лично для него война была закончена. Что было делать? Орать на него?»

Ночью 17 января около 100 человек скопилось у двух сохранившихся мостов, ведущих на другой берег Дуная. Это был Елизаветинский и подвесной мост на цепях. Оба они находились под ураганным огнем. Среди этих солдат был и квартирмейстер 1-й танковой дивизии подполковник Алайош Вайда. Он вспоминал об этом событии: «Повсюду слышались крепкие ругательства, которые произносились как по-венгерски, так и по-немецки.

Повсеместный хаос. Сумятица растет, когда мы проходим по тесной улице мимо горящего дворца. Никто не понимает, где он находится. Толпа людей просто тащит за собой. Никто не видит цели. Все просто двигаются. От горящих домов исходит нестерпимый жар. Между людьми и машинами рушатся обгоревшие обломки домов и оконные рамы. Перед нами немецкая моторизованная жандармерия безуспешно пытается навести порядок. Каждые 10–20 метров оказываюсь в заторе. То тут, то там раздаются разрывы прилетающих мин. Среди этого ужасного грохота слышны автоматные очереди. Никто не знает, кто ведет стрельбу и по кому. Иногда кого-то калечит упавшим куском стены. Раздаются жуткие крики и стоны. Просто чудо, что мы достигаем площади перед цепным мостом. Там начинается форменный фейерверк. Ночь была очень ясной… В мосту зияют огромные дыры, сквозь которые видна вода. В одной из этих дыр застревает немецкий военный автомобиль. Его пассажиры свалились в Дунай и, скорее всего, утонули. В другом месте стоит развороченный грузовик, в который попала советская мина. Повсюду валяются трупы».

Но даже те, кто смог пересечь мост, не были спасены. Выживший в те дни венгерский капитан писал в письме своей жене: «Когда нагрянули советские штурмовики, то мы оказались в западне. Перед мостом сцепились машины. Люди столпились. Началось светопреставление. Дома горели как факелы. На улицах валялись бесконечные обломки и трупы. Между ними было невозможно пробраться».

На тесных пештских улочках в условиях жуткой толкучки нельзя было даже организовать прикрытие. Ни о какой линии фронта речи больше не шло. Были лишь многочисленные схватки в ближнем бою. Самые последние из отступавших были вынуждены хаотически отстреливаться от наседавших советских солдат. У большинства из них попросту не было патронов. Советские самоходные орудия, не прикрываясь, выезжали из-за домов и били по колонне прямой наводкой. Мосты, на которые обрушивался шквал советских снарядов, мин и бомб, являли собой сплошное решето. Под ногами бегущих в Буду чавкал фарш из человеческого мяса. Эвакуация продолжалась всю ночь. Потери были не просто огромными, а катастрофическими. В ту же ночь штурмовой батальон капитана Сергея Николаевича Сиротюка захватил здание венгерского парламента. В подвале было обнаружено около сотни раненых: про них в спешке отступления все забыли.

Отступление продолжилось и в ранние утренние часы. «Солдаты бежали по дунайским мостам под артиллерийским огнем, цепляясь за свою жизнь. Приказ о подрыве мостов вызвал панику. В тот день полицейская дивизия генерала Хичлера потеряла от 200 до 300 человек. В аду невообразимого артиллерийского огня прямо на глазах таяли ряды 13-й танковой дивизии, военной авиации, «Фельдхеррнхалле». Мосты обстреливались постоянно. В панике все, кто мог ходить, хромать или хотя бы ползать, стремился через Дунай из Пешта в Буду. Рвущиеся от испуга лошади, причитающие матери, громко плачущие дети, стонущие раненые солдаты — все они создавали один чудовищный рев».

Очевидцы сообщали, что в 7 часов утра, когда были взорваны мосты, на них еще находились венгры. «Когда среди гражданского населения пошли слухи, что мосты будут взорваны, началась паника. Оно тоже устремилось в Буду. Они безрассудно устремились на мост, хотя тот должен был вот-вот взорваться. Но куда большие жертвы гражданские понесли не от взрыва моста, а от постоянных артиллерийских и минометных обстрелов».

Но даже в этих условиях нашлись люди, которые попытались остановить бессмысленную бойню. Член венгерского военного сопротивления старший лейтенант резерва Лайош Гидёфай попытался разминировать Эржебетский мост. Судя по всему, он погиб во время взрыва, которому так и не смог помешать. Свидетели говорят, что взрыв прогремел как раз в тот момент, когда он со своей боевой группой, спрятавшись среди беженцев, шел по мосту, пытаясь добраться до запального шнура.

В те дни с будайской стороны Пешт являл собой апокалиптическую картину. Денеш Вашш, один из добровольцев, оказавшихся в штурмовом университетском батальоне, вспоминал: «Единственное, что я видел в огне пожарищ на Пештском плацдарме, — это был мост Маргариты. Кольцо Святого Иштвана выглядело сплошным раскаленным полукругом, который тянулся до самого западного вокзала. Казалось, что там не было никакой жизни, а был только один сплошной огонь, который царствовал над руинами домов. Мне было страшно подумать о родных, которые жили там».

Между уничтожением мостов через Дунай и ликвидацией последних очагов сопротивления в Пеште прошло примерно два дня. В основном эти бои шли между площадью Йашая Мари и западным вокзалом. После этого в Пеште наступило долгожданное затишье.