Глава 9. «Евросоюз» как лозунг коллаборационистов
Бельгия была одной из первых западноевропейских стран, которая в 1940 году стала жертвой немецкой агрессии. Ее не спасли ни «вовремя» провозглашенный нейтралитет, ни западные союзники. Впрочем, большая часть политических деятелей Бельгии рассматривали военное поражение и оккупацию вовсе не как трагедию, но как возможность для преобразования Европы и начало формирования «Европейского союза». В лагере коллаборационистов оказались не только представители фашистских и националистических организаций, но и многочисленные парламентские политики, публицисты и профсоюзные деятели. С поразительным упорством они предлагали оккупационным властям и Третьему рейху программы, ориентированные на преобразование и объединение Европы. Эти проекты не вызывали у немцев особого восторга, хотя бы потому, что значительная их часть носила федералистский характер. Но тем не менее факт остается фактом: идеей «Европейского союза» были одержимы буквально все бельгийские коллаборационисты.
Начало этому процессу было положено Генри (Хенриком) де Маном, известным бельгийским политиком, который накануне Второй мировой войны входил в состав нескольких правительственных кабинетов. Генри де Ман был не просто одним из теоретиков европейского социализма, а лидером Социалистической партии Бельгии. В 30-е годы он развивал идею, что бельгийские рабочие, средний класс и крестьяне должны были сформировать единый фронт борьбы против плутократического капитала. Как ни покажется странным, но Генри де Ман симпатизировал Третьему рейху, наивно полагая, что германский национал-социализм смог разрушить классовые барьеры общества. Он никогда не отрицал необходимость сочетания социальной идеи с национальным компонентом, хотя и не принадлежал ни к одной из национальных группировок Бельгии (фламандской – ориентированной на Германию, валлонской – ориентированной на Францию).
Не успели немецкие войска оккупировать Бельгию, как Генри де Ман подготовил специальный манифест. Этот документ стал достоянием общественности 28 июня 1940 года. В манифесте отчетливо прослеживалась тенденция к формированию «Европейского союза» и примирению с оккупантами. Де Ман писал: «Несмотря на поражение в войне, несмотря на наши страдания и разочарование, был проложен путь для двух вещей: для европейского согласия и социальной справедливости. Едва ли можно было рассчитывать на мирную обстановку в условиях соперничества имперских устремлений и союза свободных суверенных наций. Подлинный мир мог наступить только в объединенной военным образом Европе, в которой сразу были устранены все экономические границы… Сейчас пришло время готовиться к тому, чтобы стать пионерами национального возрождения, которое соберет в себе все подлинно живые силы нации; объединит в едином союзе молодежь и старых бойцов».
Сразу же после публикации своего манифеста Генри де Ман предпринял попытку основать Национальный союз Фландрии, видевшийся ему в качестве объединительной для всех немецкоговорящих бельгийцев партии. Однако эта затея показалась германским оккупационным властям в высшей мере сомнительной, а потому создание новой организации было запрещено. Да и сам бельгийский социалист казался немцам личностью в высшей мере «подозрительной». Вопреки тому, что де Ман едва ли не на каждом углу провозглашал «немецкую победу как предпосылку для объединительного преобразования Европы», летом 1941 году ему было запрещено делать какие-либо публичные заявления. Не стоит забывать, что в то время евроинтеграционные проекты рассматривались Третьим рейхом как отвлеченная возможность, но не как насущная политическая задача.
Весьма показательно, что идеи «Европейского союза» и «европейской интеграции» развивалась именно коллаборационистами. Они были настолько одержимы ими, что нередко предпочитали не обращать внимания на имевшиеся запреты. Только так можно объяснить тот факт, что в 1942 году Генри де Ман опубликовал в Брюсселе брошюру «Осознание мира», в которой предложил читателю собственное видение «Европейского сообщества», осуществляющего общую внешнюю политику, обладающего общими войсками, не имеющего внутренних таможенных и торговых барьеров. Де Ман писал в своей брошюре: «Не важно, будет ли новое образование называться федерацией, союзом, лигой, объединением, империей, Соединенными Штатами Европы, царством или как-то иначе. Для простоты обозначения я буду называть его Европейским сообществом. Куда более важно, что это объединение должно обладать определенной компетенцией, схожей, с той, что получают федеративные государства и федерации государств. Иными словами, будущий союз не будет обладать никаким правами, которые бы не были предусмотрены государствами-учредителями, но будет обладать собственным суверенитетом, превышающим суверенные права отдельных государств».
Вместе с тем бельгийский коллаборационист настаивал на развитии идей «европейского социализма», который не должен был иметь ничего общего с марксизмом. Ему виделось «Европейской сообщество» без угнетения и эксплуатации: «Любое проявление государственного империализма, когда в Европе будут предпринято что-то вроде колониального подчинения слабого сильным, несет в себе зародыш будущего глобального конфликта». Предполагая, что «объединенная Европа» должна быть наднациональным образованием, Генри де Ман позволял себе давать советы немецким оккупационным властям: «Победители должны забыть про их победу – это единственный способ, чтобы мы забыли про наше поражение». Подобная перспектива никак не устраивала ни немецкие оккупационные власти, ни дипломатов Третьего рейха. А потому, не успев выйти из печати летом 1942 года, брошюра, написанная де Маном, оказалась под запретом. Ее тираж был изъят из продажи. В этих условиях де Ман предпочел перебраться во Францию, где развивал идеи «Европейского союза» уже в содружестве с французскими коллаборационистами.
Однако время шло, и тактика Третьего рейха менялась. Если поначалу территории оккупированной Бельгии планировалось просто включить в состав «Великогерманского рейха», то со временем по инициативе руководства СС, остро нуждавшегося в европейских добровольцах для пополнения частей ваффен-СС, стала применяться более изощренная тактика. Фламинганты, то есть сторонники независимой Фландрии, не хотели быть ни частью Бельгии, ни частью унифицированного рейха. Генрих Гиммлер предпочел давать уклончивые ответы на прямые вопросы. В феврале 1944 года он беседовал с лидером Фламандского национального союза Хендриком Элиасом, которому пообещал, что Фландрия могла рассчитывать на автономию в составе «великогерманского союза», который после окончания войны якобы должен был прийти на смену «Великогерманскому рейху». Нечто аналогичное Гиммлер обещал и лидеру фашистского движения рексистов – Леону Дегрелю.
Лидер бельгийского рексизма, до сих пор остающийся одним из самых печально знаменитых коллаборационистов, предпринял, подобно де Ману, попытку родить собственный проект «Европейского союза». 20 октября 1940 года Дегрель опубликовал «Европейский меморандум». Этот документ интересен хотя бы тем, что в нем отчетливо указано, что евроинтеграция должна была являться сугубо национал-социалистической программой. Например, в меморандуме говорилось: «Национал-социалистическая Германия, желает она того или нет, ответственна за всю Европу. Либо она даст основу для стабильного мира, причем не только материальную, но и моральную, либо Европа будет охвачена анархией… Национал-социалистическая Германия должна в перспективе обеспечить порядок для объединения Европы. Этот порядок не может быть обеспечен, если немецкая армия не будут поддерживать его на территории всей Европы. Военные части Третьего рейха могут быть менее крупными и располагаться только на нескольких базах. Они должны непременно присутствовать во всей Европе, во всяком случае, в первые годы мирного существования. Если Германия удалится из старых парламентских стран, зараженных демократической пропагандой, то неизбежно наступят революция и анархия… Несмотря на то что национал-социализм не является предметом идеологического экспорта, неизбежно, что именно он будет координировать и обеспечивать гармоничное сосуществование стран Новой Европы». Подобного рода идеи опирались на личные представления Дегреля, который преклонялся перед Гитлером. Как отмечали очевидцы, он был убежден, что вскоре Гитлер «откажется от духа немецкого национализма и воспримет идею Великой Европы, что ознаменовало бы переход к Европе объединенных Отечеств, но не к Европе, в который одно государство доминировало бы над другими».
Во имя осуществления своих идей Дегрель был готов пойти на значительные уступки. Например, в 1941 году в разговорах с немецкими политиками он изображал валлонских добровольцев, пошедших служить в Вермахт, как «франкоговорящих германцев». Даже после окончания Второй Мировой войны предводитель попавших под запрет рексистов продолжал настаивать на своем: «С самого начала войны Европа была для нас объектом многочисленных переживаний. Было ясно, что время мелких, эгоистичных государств уходило в прошлое. Надо было найти новую формулу Европы… Подлинная проблема состояла в том, чтобы убедить Германию не использовать ее военную победу для подчинения остатков Европы. Мы восхищались немцами, но не хотели становиться ими: мы были детьми нашего собственного народа, а Европа – объединением народов, общиной наций. Мы делали все возможное, чтобы из гармоничного сочетания этих народов возникла объединенная Европа». Однако на практике «объединенная Европа» стала царством террора и ужаса.
Сохранились многочисленные свидетельства, в которых Леон Дегрель характеризовался как «хвастун» и «крайне тщеславный человек». Непомерное честолюбие и глобальные планы смущали многих из руководства движения рексистов. Когда в январе 1943 года Дегрель вернулся с Восточного фронта в Бельгию, то он произнес две речи, в которых открыто заявил о необходимости врастания Бельгии в «новую Европу». Во время выступления в брюссельском Дворце спорта, которое состоялось 18 января 1943 года, он сказал: «Мы готовы завтра занять свое место в великогерманском сообществе». И далее: «Время бессмысленного партикуляризма окончательно ушло в прошлое». Конечно же, подобного рода заявления весьма одобрительно воспринимались в Третьем рейхе (больше всего они радовали Генриха Гиммлера). Однако некоторые из бельгийских коллаборационистов увидели в этих словах признаки отказа от первоначальной идеи «Национал-социалистического Евросоюза». 25 января 1943 года один из видных рексистов – Пьер де Линь – направил Дегрелю письмо, в котором изложил собственное видение «европейской революции будущего»: «Я страстно желаю, чтобы во время этой революции наша страна заняла достойное место в Европе, но в качестве автономного государства». Нечто аналогичное заявлял и Раймон де Бекер, главный редактор одного из коллаборационистских журналов, выходивших на территории Бельгии. Он был готов поддержать идею «Европейского союза», только если интеграция французов «как нации будет осуществляться на базе уже существующего государства».
В то же время самые оригинальные планы «европейской интеграции» в среде бельгийских коллаборационистов развивал все-таки не Дегрель, а его «правая рука», предводитель парламентской фракции рексистов – Пьер Де. Он обстоятельно занялся изучением проблемы практического осуществления плана «Европейской интеграции». Подобно Дегрелю, Пьер Де полагал, что «Европейский союз» должен быть исключительно порождением национал-социализма. В 1942 году он опубликовал в Брюсселе книгу с весьма характерным названием – «Европа для европейцев». Невзирая на то, что в этой работе содержалось множество идей, которые могли восприниматься в Третьем рейхе как откровенно «еретические», «Европа для европейцев» так и не попала под запрет. Пьер Де считал, что «Лига наций» была хорошей идей, воплощенной в жизнь дурными средствами. Более того, он осмеливался давать положительные оценки проекту Бриана, когда тот в начале 30-х годов предложил начать формирование «общего европейского пространства». Пьер Де как интеллектуальный лидер валлонских фашистов предлагал создать «Европейскую Федерацию», при формировании которой учитывались бы все особенности европейских народов. Планы, обрисованные этим коллаборационистом, были воплощены в жизнь, но в другое время и, казалось бы, совершенно другими людьми.
Так что же в 1942 году писал Пьер Де? «Инициатива, которая вызвала к жизни «Лигу наций», была приемлемой для нас. Это была первая попытка, первое усилие органически объединить государства. Если бы эта идея все-таки была осуществлена, то мы были бы спасены. Принцип, положенный в основу, был весьма недурен. Надо было создать акционерное общество «Европа». И ей, подобно каждому акционерному обществу, требовался генеральный директор. Этот пост могли бы занять француз или англичанин. Но они настолько извратили первоначальную идею, что окончательно дискредитировали себя. В итоге единственным претендентом на кресло директора оказался немец. Он смог продемонстрировать, что только он обладает силой и решимостью провести реорганизацию континента. И этот факт не может подвергаться сомнению».
Пройдут годы, и уже новый Евросоюз, с центром в Бельгии (сбылась все-таки мечта рексистов о Брюсселе как одном из центров объединенной Европы) и на немецкие средства, будет диктовать свою волю «объединенной Европе». Представители нового Евросоюза старательно старались забыть, кто именно вывел идею «объединенной Европы» в плоскость практических решений. Более того, о прародителях из среды коллаборационистов, германских нацистов и итальянских фашистов сейчас как-то не принято вспоминать. Часть из них была казнена как пособники немецких оккупантов, часть попыталась как можно быстрее сменить идейный окрас, решительно отказавшись от своего политического прошлого. Но едва ли можно сомневаться в том, что, влив «новое вино в старые мехи», создатели нового Евросоюза не смогли принципиально изменить его сущность: за мишурой красивых фраз о «суверенитете», «правах человека», «социальной справедливости» все чаще и чаще вспыхивают зловещие отблески «старого Евросоюза». И подобно тому, как заблуждались коллаборационисты прошлого, полагая, что Третий рейх якобы даст Европе мир и гармонию, так и нынешние сторонники евроинтеграционных идей не хотят видеть, что они рискуют лишиться не только суверенитета, но и своего национального духа.
Агрессия Третьего рейха в отношении занимавшей нейтралитет Голландии до сих пор остается одним из самых странных сюжетов в истории Второй мировой войны. Начав вторжение 10 мая 1940 года, немецкие войска фактически в маршевом порядке прошли всю страну. Уже 14 мая нидерландское командование, видя бессмысленность военного сопротивления, приказало прекратить огонь, после чего была подписана капитуляция. Многие из историков отмечали, что захват Голландии в большей степени напоминал аншлюс Австрии, нежели боевые действия против какой-либо из стран Западной Европы. Сами же голландцы рассматривали немцев не просто как европейских соседей, а как неких этнических братьев. Подобное отношение стало предпосылкой для формирования на территории Нидерландов широкого коллаборационистского движения. Более 50 тысяч голландцев оказались в составе немецких воинских формирований, 10 тысяч из них погибло на Восточном фронте. В то же самое время потери среди голландцев, сражавшихся против Германии, были куда более скромными.
Основой для голландского коллаборационизма стало созданное в 1931 году Национал-социалистическое движение Нидерландов, во главе которого стоял Антон Муссерт. Когда состоялся захват страны, движение Муссерта насчитывало около 100 тысяч человек. Как и большинство европейских коллаборационистов, голландские национал-социалисты являлись активными поборниками идеи формирования «Европейского союза». Справедливости ради отметим, что в Германии к подобным планам всегда относились с изрядным скепсисом. «Европейский союз» был для Третьего рейха пропагандистской уловкой, но отнюдь не геополитическим проектом, который надлежало реализовать сразу после прекращения боевых действий. Хотя немецкие дипломаты и представители оккупационных властей об этом предпочитали умалчивать. Несбыточные надежды голландских коллаборационистов весьма облегчали управление захваченными территориями.
Фактически сразу же после захвата немецкими войсками Голландии Антон Муссерт стал разрабатывать свой собственный проект, предполагавший осуществление европейской интеграции. В итоге 27 августа 1940 года предводитель голландских национал-социалистов представил Гитлеру меморандум, в котором предлагал сформировать «Союз германских народов». Основу этой федерации должны были составить немцы, голландцы, шведы, норвежцы, датчане и швейцарцы. Предложенный союз должен был охватывать территорию всей Западной и Северной Европы. Предполагалось, что «Союз германских народов» будет дополняться федерацией юго-восточных народов, которая в свою очередь контролировалась бы фашистской Италией. В своем проекте Муссерт воздерживался от предложений государственно-правового и дипломатического характера, но подчеркивал, что будущий «Европейский союз» должен был обладать общими вооруженными силами и общей экономикой.
Если внимательно изучить данный документ, то можно обнаружить, что за формальными словами об «уважении прав европейских народов» скрывалось желание прирастить территорию Голландии за счет соседних стран. Например, Муссерт заявлял о намерении «присоединить» к Нидерландам Фландрию, Брабант и Лимбург. Кроме того, голландские национал-социалисты хотели увеличить колониальные владения своей страны. Кроме уже имевшейся Голландской Ост-Индии планировалось «освоить» Южную Африку и Конго. Что характерно, свои аппетиты коллаборационисты маскировали «благими намерениями». Сам Муссерт в своем меморандуме весьма патетично заявлял о том, что «является сыном своего народа, который желает своему народу только лучшего и видит в реализации изложенных идей гарантию счастливого будущего».
Идея создания «Союза германских народов» как базы для осуществления предполагаемой евроинтеграции казалась Антону Муссерту настолько удачной, что он некоторое время был буквально одержим ею. Свое восприятие «объединенного континента» в 1940 году он изложил в брошюре «Задачи Нидерландов в Новой Европе». На страницах этой книжицы Муссерт мечтал об «объединении 120 миллионов человек, союз которых будет безупречен с военной точки зрения, что станет основой исключительного экономического процветания». Несмотря на то что Голландия оказалась включена в состав Третьего рейха в качестве «рейхскомиссариата Нидерланды», Муссерт нисколько не сомневался, что предоставление автономии было лишь вопросом времени. Аналогичное суждение в 1942 году он вынес на страницах журнала «Юная Европа»: «В Европейском союзе голландский народ сохранит свою культуру, свои обычаи и традиции, свой язык и право вести собственную жизнь».
Сложно сказать, насколько Муссерт верил в то, что говорил. В любом случае, обращаясь в 1942 году к тысячам сторонников Национал-социалистического движения Нидерландов, он призывал поддержать Третий рейх, так как тот якобы создавал базу «сотрудничества, взаимного уважения и взаимопонимания европейских народов». Сложно сказать, чего в этих словах было больше – циничной глупости или близорукой наивности. В Третьем рейхе деятельность Муссерта воспринимали с раздражением, полагая его партию вовсе не национал-социалистической, а «буржуазно-фашистской». Никто из нацистских политиков не намеревался рассматривать план по предоставлению Голландии некой автономии. Муссерт или не хотел верить в это, или делал вид, что не верит. В любом случае на каждом углу он заявлял, что «континент должен объединиться, став общим домом, в котором каждый из народов займет свое безопасное место». Хотелось бы обратить внимание на то, что фразеология, которая используется современными сторонниками Евросоюза, фактически не поменялась за прошедшие десятилетия.
Что же происходило в Третьем рейхе, пока Муссерт активно пропагандировал среди своих соотечественников идею «Европейского союза», в котором Голландия якобы должна была получить автономию? Рейхсфюрер СС рассматривал голландцев всего лишь как человеческий материал, с одной стороны пополняющий ряды частей ваффен-СС, а с другой стороны содействующий выполнению демографических задач. Одновременно с этим имперский комиссар Зейсс-Инкварт, управлявший оккупированной Голландией, получил от Гитлера «добро» на то, чтобы голландские территории постепенно «интегрировались» в состав рейха. Выглядело так, что Муссерт просто-напросто не хотел замечать очевидного. Более того, 10 декабря 1942 года он представил на рассмотрение Гитлеру свой очередной геополитический проект! На этот раз речь шла о «Европейской Федерации». В ответ Гитлер открыто заявил о том, что Голландия и Бельгия никогда не получат автономии, но станут частями унифицированного рейха, «который будет много сильнее, нежели какая-то федерация».
Впрочем, Муссерт слышал только то, что хотел слышать, а именно слова о «политике дружбы». От него отворачивались как сторонники автономии, так и радикалы из его же собственной партии. Но даже это не смущало Муссерта. 22 июня 1943 года он громогласно заявил: «Все – для германского сотрудничества, ничего – для пангерманизма!» Сторонники «Европейского союза» из числа голландских коллаборационистов, присутствовавшие в зале, буквально зашлись в радостных криках и овациях. Несмотря ни на что, Муссерт продолжал надеяться на автономию и «равные права». Ответ из Берлина не заставил себя ждать. 8 июля 1943 года Муссерта вызвали «на ковер» к рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. В кабинете у шефа «черного ордена» голландцу весьма недвусмысленного дали понять, что «партикуляристские идеи будут выжигаться огнем». Казалось бы, в сюжете о голландских коллаборационистах и их надеждах на автономию в рамках «Европейского союза» можно было поставить точку… Но нет.
Никак не желавший расставаться с геополитическими иллюзиями Антон Муссерт осенью 1943 года направил Гитлеру очередной меморандум. Этот документ больше напоминал какое-то заклинание человека, старательно не желавшего воспринять реалии действительной жизни: «Полагаю, что идущая от победы к победе Германия употребит свою власть для того, чтобы объединить Европу, а не для того, чтобы порабощать народы, ущемляя их суверенные права». После подобных заявлений в Третьем рейхе решили перейти от слов к делу. Непонятливый коллаборационист был взят под домашний арест. Под конец войны ему было предложено пойти добровольцем в состав вермахта, чем он и воспользовался. 7 мая он был взят в плен в Гааге, а год спустя расстрелян.
Последнюю попытку отстоять свои наивные идеи Антон Муссерт предпринял 1 декабря 1944 года, когда всем было ясно, что Третий рейх проиграл войну. Именно тогда в характерной для него манере Муссерт направил Гитлеру очередной (на этот раз последний в его жизни) меморандум. Документ имел характерное название «Ядро Европы. Военно-экономический союз европейских наций». В частности, в нем говорилось: «Целью формирования ядра Европы является сотрудничество европейских наций в военной и хозяйственной сферах. Указанное сотрудничество может быть налажено только тогда, когда каждая из наций осознает, что объединение является жизненной необходимостью для каждого из европейских народов». И далее: «Союз не может быть навязан народам со стороны Берлина, но, напротив, сами народы должны выйти с этой инициативой к Берлину. Фюреру должно быть предложено сформировать ядро Европы, союз, в котором немецкий народ займет самое достойное место. Так как Нидерланды, вне всякого сомнения, принесут самую большую жертву на алтарь сооружаемого союза, ибо придется отказаться от заокеанских интересов, то было бы вполне логично, чтобы инициатива создания союза исходила именно от голландцев. Церемония создания союза может быть проведена в одном из дворцов Гааги».
Идеи коллаборационистов были услышаны, хотя и после того, как большую часть из них либо повесили, либо расстреляли. Не забыли и про дворцы Гааги. Расположенный в этом голландском городе международный трибунал настойчиво создает видимость правосудия. Хотя большинство из европейских политиков, столь ратующих за «список Магницкого», никак не хотят увидеть, что в Гааге в свое время при странных обстоятельствах погиб глава суверенного государства – Слободан Милошевич. Однако европейским политикам не впервой прибегать к практике двойных стандартов. Этому они научились еще у первых носителей идеи «Европейского союза» – европейских коллаборационистов, а проще говоря, пособников оккупационных властей. Именно они заклинали Третий рейх как «гарант взаимного уважения и взаимопонимания европейских народов»; именно они вынашивали идеи объединенной Европы. Стоит ли удивляться тому, что созданный по макетам национал-социалистов и фашистов «Европейский союз», несмотря на заявляемую либеральность, все чаще и чаще демонстрирует публике склонность к тоталитарным методам решения проблем. Как показывает жизнь, история не учит многих из тех, кто намеревается делать политику. Сторонники евроинтеграции не хотят видеть реалий жизни; они поднимают на флаг некий умозрительный евро-образ, который не имеет ничего общего с действительностью. Пример голландского (собственно, как и всего европейского) коллаборационизма демонстрирует нам редкостную смесь глупости и наивности, за которые потом приходится расплачиваться не только позволившим себе эти негативные качества людям, но и целым народам.
Французский коллаборационизм, ставший фактически именем нарицательным, отнюдь не ограничивался только представителями вишистского правительства. Это понятие распространялось также на известное количество политических партий и группировок, настаивавших на активном сотрудничестве с оккупационными властями. Несмотря на определенные различия в своих идеологических установках, все эти организации были едины в стремлении включить Францию в организм «Новой объединенной Европы». Это была идея-фикс. Ею были одержимы и французские националисты, и французские фашисты, и французские национал-синдикалисты. Их вовсе не смущало, что они призывали к сотрудничеству со страной, которую еще некоторое время назад считали самым страшным и самым заклятым врагом Франции. Собственно, в этом и состояла суть французского коллаборационизма. В особенности была показательна позиция французских фашистов, полагавших себя последними носителями наднациональной идеологии – настолько наднациональной, что они были готовы к союзу с некоторыми из коммунистов. Дистанцируясь от буржуазных националистов и восхищенных французской государственностью правых политиков, они полагали военное поражение своей страны не слишком большой ценой, если бы в итоге оно привело к торжеству универсального европейского фашизма. Опять же многие из французских фашистов, невзирая на многочисленные противоречия, выражали редкостное единство относительно того, что вишистское правительство слишком медленно «налаживало сотрудничество с Берлином». Идеи объединенной Европы проповедовались в «Национально-народном единстве», «Партии французского народа», «Партии францистов», «Социально-революционном движении за национальную революцию». Эти организации пытались играть роль не только во внутренней жизни Франции, но и во внешней политике.
Сразу же оговоримся, что большая часть идеологических представлений французских коллаборационистов оказалась иллюзией. Они заблуждались насчет того, что в Берлине жаждали увидеть французское правительство, представлявшее интересы большинства политических группировок. Немецкие дипломаты получали из Германии тайные приказы любыми силами препятствовать складыванию на французской территории объединенного политического фронта. Гитлер и Риббентроп предпочитали, чтобы Франция раздиралась внутренними политическими конфликтами, а все группировки коллаборационистов находились бы в неизменной борьбе друг с другом. Немецкий посол Отто Абец 19 ноября 1942 года поспешно телеграфировал в Берлин, спеша сообщить о том, что ему удалось уговорить отказаться от политического сотрудничества с другими французскими фашистами лидера «Партии французского народа» Жака Дорио (к слову сказать, некогда бывшего активным коммунистом). В телеграмме, в частности, сообщалось: «Если нам и пришлось согласиться на создание единого политического блока, тем не менее мы должны избегать признания, что политическая инициатива находится в руках у влиятельной группировки Дорио, так как его формальная победа могла бы привести к восстановлению Франции, ее объединению и преобразованию в национал-социалистическом духе».
Приведенная выше цитата с предельной ясностью демонстрирует, что германские политики допускали возникновение на оккупированных территориях идеологически родственных национал-социализму групп только в том случае, если подобное развитие событий не угрожало геополитическому диктату Берлина. Однако французские коллаборационисты наивно полагали, что в рамках «Новой объединенной Европы» их стране удалось бы сохранить свой суверенитет, что никак не входило в планы Третьего рейха. Но тем не менее до поры до времени французов предпочитали держать в неведении. Только этим можно объяснить тот факт, что Жак Дорио 25 мая 1941 года в своем выступлении заявлял о целостности Франции и рамках руководимой Гитлером Европы: «После 1919 года у Европы не могло быть 20 лет спокойствия, так как с Германией обошлись жестоко и несправедливо. В 1941 году Европу могла бы постичь та же самая судьба, если бы Францию оскорбили и поработили».
Когда Германия напала на СССР, то французские фашисты, собственно, как все остальные коллаборационисты, увидели в этой агрессии возможность создания объединенной Европы. Жак Дорио приветствовал идею использования на Восточном фронте добровольцев из числа французов, голландцев, валлийцев, фламандцев, скандинавов и многих других. Именно этих вояк из состава частей вермахта и ваффен-СС он полагал представителями «новой объединенной Европы, которые могли бы стереть старые континентальные границы». Однако ни Дорио с его «пролетарским фашизмом» и идеей «братской Европы, объединенной окопной аристократией», ни политиками из Виши не было позволено начать на практике объединение Европы. Пропагандистская патетика вовсе не должна была перейти в плоскость практических решений.
Секретарь «Партии французского народа» Виктор Бартелеми, в отличие от Дорио, со скепсисом относился к идее объединения Европы под патронажем Германии. Осенью 1944 года Бартелеми выпустил специальное обращение, в котором перечислил все причины того, почему европейцы окончательно отвернулись от германских национал-социалистов. В частности, был упомянут отказ от лозунга «ни побежденных, ни победителей», а также сознательное следование репрессивно-реакционным курсом вместо того, чтобы заняться претворением в жизнь «революционной политики». Однако в том же самом 1944 году значительная часть активистов «Партии французского народа» предпочла скрыться на территории Германии. Это были те, кто продолжал верить в миф об «объединенной Европе», а потому наивно полагал, что еще можно победоносно вернуться во Францию. Более того, между французскими коллаборационистами и немецкими дипломатами шла своего рода шахматная игра, в которой разыгрывались посты и сферы влияния в послевоенной Франции. И это в то время как войска западных союзников уже были в Париже!
29 августа 1944 года Дорио вел переговоры с Риббентропом, в ходе которых министр иностранных дел Третьего рейха обещал, что «за исключением Эльзас-Лотарингии Франция после окончания войны сохранит свою территориальную целостность». Одновременно Луи Франсуа Селин, известный литератор, придерживавшийся анархо-фашистских взглядов, констатировал: «Вся Европа в заднице! Именно в заднице!» В то же самое время газеты французских коллаборационистов, на этот раз издававшиеся уже на территории рейха, продолжали заклинать «Новую Европу». Тревожным эхом стали доходить до Германии сведения, что во Франции казнили ориентированных на Германию интеллектуалов Жоржа Сори и Поля Ша – они как раз были ярыми поборниками «объединенной Европы».
Даже когда не осталось никаких сомнений в том, что Германия проиграла войну, французские коллаборационисты, скрывавшиеся на стремительно сокращавшейся территории рейха, предпочитали лелеять свои несбыточные мечты. Например, в январе 1945 года из беглых французов был сформирован так называемый «Французский освободительный комитет». В учредительном манифесте этой марионеточной организации можно было прочитать: «Мы намереваемся вновь завоевать независимость нашей страны. Мы сражаемся за европейское пространство, которое является жизнеспособным и которое обеспечит существование нашего народа. Мы выступаем за объединенную Европу, которая способна нанести поражение большевизму». Как видим, «объединенная Европа» стала лозунгом «последнего часа» – пропагандистской уловкой, призванной хоть как-то продлить агонию Третьего рейха. Но Дорио словно не желал видеть этого. В феврале 1945 года он даже умудрялся подводить первые итоги деятельности возглавляемого им комитета. В частности, он подчеркивал, что Берлин гарантировал территориальную целостность «союзной рейху Франции» (!!!). Затем он вновь высказывался за «объединение континента через почтение к историческим традициям западных народов». Статья с этими словами вышла в коллаборационистских газетах 22 февраля 1945 года. Ирония судьбы заключалась в том, что именно в этот день Дорио погиб во время авиационного налета.
Иллюзии относительно «объединенной Европы» испытывал не только Дорио, но и его давнишний конкурент, руководитель коллаборационистской партии «Национально-народное единство» Марсель Деа. Некогда он был радикальным социалистом, но затем перешел в лагерь приверженцев еврофашизма. Марсель Деа считал необходимым сформировать объединенную авторитарную Европу, в которой Германии отводилась особая миссия. В августе 1940 года Деа написал в одной из статей: «Германия должна перейти от войны к миру, от захватов – к сотрудничеству, от гегемонии – к договорным отношениям. Поскольку военная победа является самой неоспоримой из побед, то она сделала Германию повелительницей континента, что возлагает на нее особую миссию. Она должна повести Европу за собой. Сила победы дает не только права, но и налагает обязанности».
Подобно большинству французских коллаборационистов Марсель Деа выступал за объединение Европы, которое должно было произойти при условии «сохранения национальной особенности народов, без противопоставления одной нации другой». Будущую континентальную организации Марсель Деа называл «Европейским сообществом». В предполагаемом им сообществе Франция должна была обрести новый суверенитет. Как ни покажется странным, но среди коллаборационистов были весьма популярны панъевропейские идеи довоенного периода. Именно этим можно объяснить конструкции Деа, которые мало напоминали идеи Гитлера о «новом пространстве». В частности, глава коллаборационистского «Национально-народного единства» писал в одной из статей: «Наступит момент, когда отдельные нации сольются в одно сообщество, когда они плотно прилягут друг к другу как обтесанные камни. Конструкцию этой объединенной Новой Европы можно сравнить с прекраснейшим средневековым собором».
Секретарь все того же «Национально-народного единства» Жорж Альбертини также придерживался идей «Европейского сообщества», в котором якобы все народы должны были сохранить свои особенности. Столь наивное понимание «новой Европы» он изложил в конце 1943 года в одной из газетных статей. В ней он сообщал: «Принимая во внимание, что на конференции в Москве три державы заявили о своем империализме, Новая Европа будет просто призвана уважать интересы наций. Их противостояние спровоцировало в Европе XIX–XX веков несколько крупных конфликтов. Но тем не менее Европа – это слишком древняя территория, на которой сложилось слишком много национальных особенностей. Первое условие – Европа не мыслима без Германии, без Сербии или без Бельгии».
Намерение поддержать Третий рейх во имя строительства «справедливой Европы» – это была либо самая великая глупость, либо самая великая подлость, на которую только мог быть способен молодой политик. Однако многие из французских интеллектуалов заняли именно такую позицию. Они хотя и не принадлежали к какой-то конкретной коллаборационистской партии, но тем не менее рассматривали военное поражение своей страны как предпосылку для строительства «общей Европы», в которой «за борт оказались бы выкинуты все устаревшие структуры и понятия». Немецкая оккупация как бы втягивала Францию в «континентальный блок», в котором она получала особую миссию. Такую мысль высказал Эдуард Винтермайер в своей книге «Европа на марше», которая была издана во Франции в 1943 году. На ее страницах он писал: «Чтобы действительно участвовать в европейском развитии, Франция должна снизойти до уровня истинных и первичных качеств ее народа. Повторное и повсеместное пробуждение сил народа позволит создать Новую Францию в Новой Европе. Если мы будем действовать подобным образом и только так, то сможем связать свое будущее со всем тем, что является истинными ценностями нашего прошлого… Мы не сможем отказаться от этого ни во имя себя, ни во имя Европы. После выбора нового пути французскому народу предстоит объединиться с Новой Германией, что в итоге и породит Новую Европу».
Как видим, рецепт создания «Европейского союза» через объединение и примирение Германии и Франции был выдуман вовсе не гражданскими политиками послевоенного периода, а коллаборационистами периода оккупации. Собственно, и многие из ныне популярных лозунгов были порождены в той же среде в то же самое время. Например, это относится к фразе немецкого профессора Вильгельма Гримма, ставшей весьма популярной у французских коллаборационистов: «Германия – наше Отчество, Франция – ваше Отечество, Европа – наше общее Отечество». Подобные идеи не просто вдохновляли, а буквально зажигали сотрудничавшего с немецкими оккупационными властями Франсиса Делязи. Входивший до войны в синдикалистские и панъевропейские кружки, он рассматривал Вторую мировую войну как своего рода повторение революционной войны 1792 года, которая раз и навсегда изменила европейский континент (а в итоге европейская интеграция – что при Наполеоне, что при Гитлере – оказалась лишь основой для агрессии в отношении России – наверняка, это удел всех евроинтеграций, собственно, как и их бесславная кончина). Подобные идеи он изложил в книге «Европейская революция», которая увидела свет в Париже в 1942 году. Год спустя он была переведена на немецкий язык и переиздана в Берлине. Что же так заинтересовало немецких политиков в творчестве французского писателя? Он предлагал создать что-то вроде Соединенных Штатов Европы, опирающихся на экономическую базу, а именно общую валюту, унифицированные зарплаты и общий уровень жизни. Впрочем, в самой Германии эти идеи были нужны не для реализации, а для манипулирования оккупированными территориями. Зачем применять силу, если есть ослик, который сам охотно бежит за недоступной морковкой?
