Непроходимые леса Сиккима, где природа этой горной области почти не тронута человеком, во много раз пестрее и фантастичнее ламаистских танцев. Они вызывают восхищение во всем, с чем приходилось столкнуться. Из Гангтока, столицы Сиккима, расположенной в южной части страны, мы направляемся на север. Нашему каравану предстоит сделать несколько суточных переходов. И почти каждый день мы сталкиваемся с чудом. Вечером первого дня мы разбиваем лагерь в нижней части ущелья долины реки Тиста. Мы находимся где-то в 560 метрах над уровнем моря. Мокрые от прошедших дождей джунгли заполнены оглушительным стрекотом бесчисленных цикад. Мы пытаемся спастись от укусов малярийных комаров. Жужжа, они роятся вокруг нас, не давая возможности ни заснуть, ни закрыть глаза. Буквально за один день мы попали из типичных тропиков в субтропическую зону. Папоротники становятся заметно меньше, а мхи — значительно больше. Меняется сам характер растительного мира. Мы, конечно, могли ошибиться, но на третий день перехода на высоте в 2800 метров стали замечать первые признаки родной нам флоры и фауны. Внезапно исчезает вечнозеленая растительность. Нас окружают мрачноватые и обширные хвойные чащи. На краю дороги все чаще и чаще встречаются метровые ели, которые смогли приспособиться не только к местному климату, но и продувным ветрам. В небольших долинах, которые встречаются нам по пути, в невероятном количестве и разнообразии красок цветут примулы, цветы, которые мы привыкли считать домашними. Сердце не может нарадоваться. На высоте в 4000 метров мы жадно втягиваем воздух и грезим. Нам кажется, что сейчас наша северная Родина ближе, чем когда-либо раньше. Из-за резкого подъема у нас начинаются приступы горной болезни. На несколько дней мы должны остановиться на отдых. Вопреки всем трудностям, и несмотря вынужденную задержку, эта область палеарктических лесов, украшенная пестрыми цветами где-то в большей степени, где-то в меньшей, существенно поднимает нам настроение. Она позволяет нам предчувствовать, какие блистательные результаты исследований ждут нас впереди. Но нам не чужды и простые человеческие чувства. Мне гораздо ближе скалы гор и могущество высокогорий Тибета и Гималаев, нежели пестрое изобилие жарких тропических стран.

Мой дневник рассказывает о рывке на север.

Горный лагерь под Тангу. 12 июля. 4500 метров над уровнем моря. Основные горные массивы Гималаев остались у нас за спиной на юге. Мы приближаемся и тибетской физико-географической области. Флора, фауна и человек принадлежат здесь непостижимому горному массиву, самому огромному высокогорью Земли, Тибету.

21 июня прошло ровно два месяца с тех пор, как мы, стоя на палубе парохода, помахали на прощание Европе. Сейчас наш караван, состоящий из полусотни нагруженных ящиками и чемоданами мулов — нашего главного приобретения в Гангтоке, направляется на север. Последний отзвук западной цивилизации — дворец любезного махараджи Сиккима — остался у нас за спиной. Теперь нам ничего не остается, как отращивать бороды.

Вовсю светит солнце, что после недель проливных дождей кажется чудом. Мы видим в этом доброе предзнаменование и с легким сердцем двигаемся на север, навстречу дикой горной природе. В ближайших долинах мы видим клубы синего тумана. В утренних лучах солнца виднеются одетые в тропическую шубку гребни отдельных скал.

Но погода радовала нас недолго. Вечером, когда мы достигли долины реки Тиста, которая глубоко разрезает горный массив, начался муссонный дождь. На этот раз он еще сильнее, чем прежде. Только когда над джунглями сгустились сумерки, дождь стал ослабевать. И тут же повсюду, на кустарнике, на опушке лесов, начали мерцать бесчисленные огоньки святого Эльма. Картина была фантастическая. Нас окружала целая армия тропических светлячков. Совершенно мистическая картина. Это ощущение усилило глухое уханье филина, которое донеслось из-за скалы. В то время, когда для нас уже наступила ночь, и, казалось бы, остальная природа тоже должна была заснуть, в мокрой от дождя тьме раздается резкий крик «муссонной птицы». Этот пронзительный, заставляющий застыть кровь звук является голосом тропической кукушки. Он настолько зловещий, что мы просыпаемся иеще долго не можем заснуть. «Brain-Fever-Bird» (птица, воспаляющая мозг) — так зовут англичане эту ночную пичугу. Теперь я согласен, что они полностью правы. Наверное, этот полуночный звук должен раздаваться в ушах больного малярией, который мечется в бреду по кровати.

Бушующая Тиста, чья грязная коричневатая вода несется со скоростью 25 километров час, где-то разбивается на поворотах об уходящие в неба скалы, покрывая их грязной пеной, а где-то встает на дыбы, чтобы преодолеть завалы из обломков и мусора. Иногда раздается угрожающий грохот, который напоминает ужасную музыку ламаистских монастырей. Бурный горный поток вымывает из почвы и уносит с собой груды щебня', которые обтачивают и шлифуют некогда угловатые обломки скал, придавая им округлые формы. Эта неистовая река на несколько дней становится нашим провожатым. Иногда она шумит так, что невозможно разобрать свои собственные слова. Ее буруны норовят покрыть нас водными брызгами с ног до голов. Река неистова до самых низовий. Они сама прокладывает себе путь через скалы, бурля и вознося свою грозную песню к покрытым джунглями скалам. Это пьянящее и непередаваемое впечатление! Это переживание достигает своей высшей точки, когда мы добираемся до рискованных висячих мостов. Нагруженные животные одно за другим переходят с узкой тропинки на канатную переправу, угрожающе качающуюся из стороны в сторону Мулы испуганно шатаются на мосту Когда они видят между гнилыми потрескивающими досками бурлящие потоки воды, их охватывает дикий страх.

Когда мы оказываемся вновь в джунглях, покрывающих зеленым ковром влажные скалы, то нас поглощает царство ползучих растений и плауна. Количество и разновидность растущего здесь папоротника кажется невероятным. Самые мелкие из его видов могут достичь кроны деревьев. Некоторые виды, более напоминающие деревья, достигают высоты 15 метров. Такое ощущение, что мы перенеслись на миллионы лет назад в рос-кошные леса каменноугольного периода. Происхождение некоторых цветущих растений было и вовсе непонятно. Одни виды растений извивались, подобно змеям, по покрытым мхом стволам великанов, стремившихся куда-то в небо. Другие папоротники высотой в человеческий рост создавали непроходимые препятствия. В их зарослях можно было по пятнадцать минут искать подстреленную птицу, не найти ее, а в итоге обнаружить, что к твоим ногам присосалось с дюжину пиявок, которые уже напились твоей крови. В один день эти гады поставили рекорд. Тот день принес мне не только множество редких птиц, но и 53 раны на правой ноге и 45 — на левой. Тропические пиявки присасывались не только лодыжкам, но даже к пяткам. Там, где кожа не толстая, а подкожные ткани тоньше всего, эти мучители вгрызаются в плоть, подобно циркулярной пиле, и впрыскивают в кровь, чтобы та не сворачивалась, вызывающий весьма неприятные ощущения хирудинин. В итоге кровь струйками заливает носки и гетры, так что вечером их можно выжимать. Но наши босые проводники выглядят просто ужасно. Их лодыжки покрыты толстой кровавой коркой, которая уже приобрела черный цвет. Хорошо, хоть лошади и мулы не страдают от этих кровопийц! Их спасают копыта и толстая кожа, покрытая шерстью. Надо отметить, что у пиявок неимоверно тонкое обоняние. Нередко я наблюдал, как не заходящий в чащу караван выманивал из джунглей жаждущих крови пиявок. Нередко дорога кишела этими похожими на шило червями. Поэтому караван было лучше собирать плотной группой. Только изредка мы имели возможность насладиться дурманящей голову природой.

Но только удавалось забыть о боли, как все начиналось заново. Стоило только однажды пролить кровь, как не помогала никакая защита. Если присосалась одна пиявка, то можно было быть уверенным, что вскоре прибудет целая армия этих мучителей.

Быстрое движение каравана или другие меры предосторожности мало помогают. Как только кровь станет пробиваться через шнуровку ботинок, то тут наступает момент, когда время. от времени приходится разыскивать и отрывать самых толстых кровососущих гадов. Иногда помогали соль и банка табака. Гетры и специальные голенища могли бы предохранить от многих пиявок, но я нашел, что это была слишком тяжелая одежда для нашего пути, в котором мы должны были пополнять нашу коллекцию. Если ценой задобычу новых видов птицбыла моя кровопотеря, то я смирился с ней. Я был готов заплатить эту цену. Однако я понял, что не смогу долго выдержать этого. К вечеру третьего дня эти мучители настолько истерзали меня, что мои ноги распухли и сильно болели. В итоге я был вынужден прибегнуть к услугами Бегера, «доктора сахиба». А Тиста только поднималась, так как каждую ночь шли проливные дожди. Появлявшееся каждый день на несколько минут солнце не успевало высушить джунгли, которые превращались в итоге в парилку.

Круглые сутки мы ехали верхом и видели только капающие серые облака. Реакции притупились. Фантастические виды девственных лесов стали привычной картиной. Единственной радостью после долгой регистрации научных находок и наблюдений, атакже заполнения путевого дневника было забраться в спальный мешок. Около 5 часов вечера, за редким исключением, начинались «большие дожди», которые стихали только под утро. Но, на наше счастье, мы были удачливы. В этот сезон погода могла быть значительно хуже. В итоге мы достигаем места назначения прежде, чем небо снова разверзлось. Мы находимся в пути уже с неделю, с надеждой, что вскоре наш путь на север закончится. Мы больше не обращаем внимания ни на горы, ни на цветы, ни на великолепие природы. Мы чувствуем только удушье гор, которые взирают на нас своими пустыми глазами демонических расселин да кидают нам в лицо холодные лохмотья тумана. Мы видим дождь, дождь и снова дождь.

Здесь, в Центральных Гималаях, при удалении от побережья почти в тысячу километров, царят такие муссоны, которые могли бы стать классическим примером в климатологии.

В Цунгтанге, где мы работаем несколько дней, проводим антропологические замеры, геофизические исследования, собираем и фотографируем, впервые показались голые горы. Для нас они едва ли не избавление.

Мы замечаем огромных бабочек «парусников» (Papilionidae), которые в густом тумане почти без взмахов крыльев перебираются с цветка на цветок. Эти гигантские бабочки, как таинственное видение, появляются в тумане и так же таинственно исчезают в нем. Мы надеемся, что в снежных горах будем чувствовать себя бодрее. А пока мы укрываемся от дождя в маленькой палатке. Мы находимся на речном полуострове. Со всех сторон шумит и клокочет река Сик Ким. Здесь она вливается в Тисту, чтобы дать рождение новой реке в далеких скалистых просторах. Оба бушующих речных родителя дают своему дитяти — реке Лачен — все силы, что есть в них.

Нам остается еще два этапа пути. Наш путь проходит по кромке скал между небом и землей. Если взглянуть вниз, то видно, как на глубине в сотню метров бушует и беснуется река. Пока мы следуем еще по непролазным джунглям. Но вскоре папоротниковый лес начинает редеть. В некоторых местах мы замечаем небольшие луга и полянки. Теперь флора и фауна больше напоминают альпийские.

Уставшие и потемневшие от загара и грязи, мы разбиваем лагерь под огромными хвойными деревьями неимоверного диаметра. Мы все отчетливее понимаем — мы приближаемся к Тибету.

Мы рвемся дальше, к Тангу, который располагается на высоте 4 тысячи метров. Первая часть каравана уже прибыла туда. Предстоят еще несколько дней пути. Четыре дня и четыре ночи в пути с юга на север нас сопровождает туман. Дождевые облака, плотной завесой скрывающие от нас вершины гор, грозят обрушиться новым ливнем. Там внизу, в Тистатале, почти непрерывно идут дожди. Из ночи в ночь дождемеры показывают, что выпадает от 17 до 33 миллиметров осадков.

Последнюю часть каравана в Тангу ведет Винерт. Но дальнейший путь может быть прерван обвалами и селевыми потоками. Целые глыбы срываются вниз, перегораживая нам дорогу. Нам приходится расчищать путь. Валуны с шумом летят вниз в расселину, погружаясь в беспокойную реку. Винерт вынужден задержаться, так как караванщики отказываются идти дальше в дождливый ад. Опасность обвалов угрожает не только животным, но и людям. Шансы прорваться на север слишком малы. Носильщики, которые против того, чтобы продолжать путь, требуют огромных сумм. Казалось, начался всемирный потоп. Винерт решается на последний рывок. Даже если он опоздает на несколько дней, то он все равно достигнет цели. Мы уже начинали беспокоиться, когда, к нашей великой радости, вошел веселый бородатый парень. Это было форменное испытание для Винерта. Посреди селевых потоков, напоминающих лаву, и падающих глыб он стал прорваться вперед. Для него начался сущий ад. Внезапные обвалы, грохочущие глыбы, треск и грохот сопровождали его. Винерт скакал, бежал, падал, обдирал кожу, рисковал, но двигался вперед. Он верил в свою судьбу.

В Тангу ощущались перемены. Несмотря на туманы и холодный ветер с гор, они были приятными. Перемены произошли в нас самих, ставшими людьми, которые не просто верят в свою победу, но могут смело смотреть в лицо горному миру Перемены произошли и в природе. Она стала настолько прекрасной и возвышенной, что на нас вновь нахлынули чувства.

Когда в ущельях Сиккима между отвесными скалами раздавалось дикое звучание Тисты, то мы должны были быть предельно осторожны, пробираясь по джунглям. Мы всегда помнили о кобрах. В любой момент такая змея могла подняться из плотных тростниковых зарослей с распущенным капюшоном, готовая совершить свой смертоносный бросок. Я помню, как каждый вечер мы были вынуждены глотать атербин и плазмохинин, чтобы не заболеть малярией.

А здесь? Горы-великаны были полностью в цветах! Бабочки, которые порхают по воздуху над матовыми склонами. Эти горы были невыразимо красивы. Впрочем, муссоны еще не прошли. Каждый день плыли тяжелые дождевые облака, которые напоминали титанические воздуходувные меха. На южных склонах гор они поднимались ввысь, чтобы уплотниться и сквозь проемы долин устремиться дальше на север, где они должны были разбиться о Тибетское нагорье.

Мы опять в горах. Наше внимание привлекает королевская курица, которая, издав резкий крик, прячется за грудой камней. Нас окутывают холодные туманы, которые не редкость на горных хребтах. Но взгляд радуется. Сквозь них я вижу пламенный мяч солнца, который поднимается над морем тумана. Буквально миг, и все меняется. Ошметки тумана разлетаются в разные стороны. Солнце скользит по ожившим откосам. Оно пылает, чтобы позволить восхититься этим прекрасным моментом. В его свете видно, что склоны покрыты цветами, напоминающими альпийские розы, чей цвет колеблется от нежно-розового до насыщен но-пурпурного. Маленькие мохнатые листики цветов издают живительный аромат — запах Гималаев, благоухание тибетских Альп. Над ответной пропастью навис скальный выступ. Камни здесь синеватого цвета. Но хочется думать, что они почерпнули лазурь у неба. Здесь виднеются маленькие фиолетовые примулы, там — целый пучок серебристых звезд эдельвейса. Рядом растут цветы, похожие на колокольчики, а чуть дальше — желтые лапчатки и золотистые лютики. На высоте в 5000 метров над уровнем моря кажется странным соседство столь великолепных цветов и холодных, безжизненных скал. Жизнь и смерть всегда шли рука об руку. Цветы используют короткое местное лето, чтобы распустить свои бутоны. Но морозы опять превратят эти края в голые скалистые отроги. Кажется, что эти цветы имеют свое скромное право на очарование, так как пристально смотрят в лицо смерти. Они отчаянно приживаются на бедной каменистой почве, будут плодоносить, распространять семена, до тех пока неожиданно нагрянувшая с севера пурга не прекратит их жизненный цикл. Цветы ищут своими корнями пропитание в щелях скальной породы. Но затем на три четверти год они уничтожаются холодами. Но настает час, и цветы вновь распускаются, повторяя из года в год великое колдовство природы. Дуновение ветра будит меня. Я больше не вижу цветов. Мой взор устремляется к горам, чтобы обозреть их в целом. Он скользит по отвесным стенам, высоким хребтам, ослепительным ледникам. Эти горы всегда зовут. Смелые и дерзкие люди, балансируя между жизнью и смертью, тешили свое честолюбие тем, что они смогут быть ближе к солнцу. Поднимаясь на вершину, они испытывали великий триумф, который стоит души маленького человека.

Сиккимские ледяные великаны придают этой стране магический ареол. Это горы, где восседают боги и господствуют духи. Но отнюдь не человек, который прячется в убогих жилищах в долине, чтобы влачить жалкое существование, полное покорности и суеверий. И все же эти горы остаются недоступными. Мне кажется, что божества возвели их так высоко только для того, чтобы сковать желание человека действовать и скрыть от него все удивительное, что было в состоянии появиться в этой стране.

Люди штурмуют этих гордых богатырей, но каждый раз возвращаются побежденными из мира льда, стремительно покидая эту страну, чтобы вновь вкусить благ цивилизации. Они не хотят смотреть ни направо, ни налево. У них только одна цель — штурмовать Вершины мира. В Тангу мы повстречали участников английской экспедиции, которая хотела покорить Эверест. Мы любовались их жаждой деятельности, их ребячеством, их непреклонной жесткой волей. Мы восхищены идеей, рабами которой они являются, но которая при всем этом делает их несгибаемыми и заставляет их глаза светиться.

«Ло-за-ло! Ло-за-ло!» — «Боги победили. Боги победили!» — так звучат призывы доверчивых тибетцев, если они вступают на горные перевалы. Они поклоняются всевластию гор. Однако белые полагают, что победят именно они. Многие из них не видят святую волю Создателя, которая царит в этой оторванной от всего мира местности. Нашей же целью должны были стать исследования закулисья этой чудесной страны. Мы должны были собрать о ней новые сведения.