Глава 4
Оружие последнего часа

Если 1944 год для Германии ознаменовался началом «тотальной войны», то год 1945-й стал временем ожесточенных уличных боев. Именно в 1945 году целый ряд городов Рейха был провозглашен крепостями. Городам населенные пункты, которые были и прежде крепостями и имели форты, промежуточные укрепления, бастионы, артиллерийские огневые точки, снова превращались в крепости. При помощи их, указывалось в инструкции, можно на протяжении длительного времени сдерживать наступающего, оттягивать значительные его силы и связывать их боями на неопределенный, но длительный по времени срок.

Подготовка и приспособление жилых или административных зданий к обороне заключалась в следующем:

— в стенах домов от подвальных помещений до верхних этажей включительно, в проемах окон, дверей балконов устраивались амбразуры и бойницы, главным образом для пулеметов, легких орудий, стрелков и автоматчиков;

— окна и двери закладывались мешками с песком или кирпичной кладкой, усиленной также мешками с песком; одна треть оконных и дверных проемов оборудовалась для ведения огня;

— для внутренней связи между отдельными домами, а также для маневрирования силами гарнизонов при ведении боя подвальные помещения связывали ходами сообщения с соседними домами; в некоторых зданиях каждая секция оборудовалась, помимо лестничной клетки, специальным лазом сообщения с подвалом здания. Через этот лаз сообщения гарнизон, оборонявшийся в данной секции, мог быстро скрыться в подвальном помещении и оттуда переместиться в соседнюю секцию или другой дом;

— огневые средства при обороне зданий располагались как на этажах, так и на чердаках и крышах, причем для устройства огневых точек на чердаках и крышах широко использовались мешки с песком и легкие железобетонные плиты;

— в некоторых случаях оборона домов выносилась на подступы к ним. В этом случае устраивались специальные укрытия перед зданиями в 10–15 м от них. В укрытиях располагались чаще всего истребители танков, вооруженные Фаустпатронами, и автоматчики, реже пулеметные подразделения;

— на каждый дом, группу домов или квартал, оборудованные как опорные пункты или узлы обороны, назначались специальные гарнизоны — от отделения до батальона пехоты со средствами усиления. Все прилегавшие улицы и скрытые подступы к обороняемому объекту, превращенному в опорный пункт или узел обороны, простреливали фланкирующим и косоприцельным ружейно-пулеметным огнем, дополняя его во всех случаях огнем Фаустпатронов.

Из-за недостатка горючего ограничивался подвоз войскам даже и боеприпасов. Поэтому командиры частей и соединений противника вынуждены были в 1945 году лимитировать расход боеприпасов. В одном из приказов по ведению боя командир 6-й народно-гренадерской дивизии генерал Брюккер писал: «В период ведения оборонительного или наступательного боя должна соблюдаться строжайшая дисциплина расходования боеприпасов, особенно артвыстрелов, мин, ручных гранат и Фаустпатронов. За это отвечают в первую очередь командиры соответствующих частей и подразделений. Артиллерия и другие виды тяжелого оружия должны вести только корректируемый огонь».

Противотанковая оборона, без сомнения, является самой печальной главой в истории немецкой пехоты. Путь страданий немецкой пехоты в борьбе против русских танков Т-34 идет от 37-мм противотанкового орудия, прозванного в армии «колотушкой», через 50-мм к 75-мм противотанковой пушке на механической тяге. Видимо, так и останется до конца неизвестным, почему в течение трех с половиной лет с момента первого появления танка Т-34 в августе 1941 г. до апреля 1945 г. не было создано приемлемого противотанкового средства пехоты. В тоже время были созданы и переданы фронту прекрасные танки «Тигр» и «Пантера». Создание реактивного противотанкового ружья Офенрор и динамореактивного гранатомета Панцерфауст можно рассматривать лишь как временную меру в разрешении проблемы противотанковой обороны пехоты. Фаустпатронами в качестве основного противотанкового средства вооружались в 1944–1945 годы все пехотные дивизии, народно-гренадерские дивизии, а также батальоны фольксштурма. Так, на километр фронта осенью 1944 года приходилось до 80–90 Панцерфаустов. Во всех германских пехотных ротах на передовой каждый солдат имел в запасе по несколько гранатометов, что позволило значительно укрепить противотанковую оборону и во много раз увеличило потери советских войск в бронетанковой технике. Особенно наглядно это проявилось в боевых действиях осенью 1944 — зимой 1945 годов на территории Польши, Германии и Венгрии. Дальнейшее развитие противотанковых средств ближнего боя (типа Панцерфауст, базука и т. п.) и возможность массового применения их в будущем представляют значительную опасность для танков, имеющих сравнительно ограниченный обзор и небольшие возможности для ведения ближнего боя. Поэтому возникает необходимость значительного усиления прикрытия танков, особенно при действиях на закрытой местности, а также в условиях ночи или тумана. Следовательно, в рассмотренных условиях танки не смогут вести боевые действия самостоятельно, то есть без соответствующего прикрытия. Для обнаружения и уничтожения или подавления противотанковой обороны противника они нуждаются в поддержке со стороны мотопехоты.

Чем теснее взаимодействие танков и мотопехоты, тем большим будет успех и тем меньшие потери они понесут в бою. Для этого прежде всего необходимо, чтобы мотопехота была действительно способна наступать совместно с танками, чтобы она не только не снижала их ударную силу, а, наоборот, поддерживала и даже увеличивала бы ее.

В связи с этим мотопехота должна отвечать следующим требованиям:

— обладать по меньшей мере равной с танками скоростью движения и проходимостью;

— иметь достаточную броневую защиту;

— обладать большой огневой мощью на больших и малых дистанциях, как в спешенных боевых порядках, так и в движении на бронетранспортерах;

— быть способной вести ближний бой, не спешиваясь с бронетранспортеров;

— наконец, быть в достаточной степени оснащенной средствами управления.

Огромное количество танков, подбитых немецкими войсками с помощью противотанковых средств пехоты, говорит само за себя. Лишь небольшая часть этих танков выведена из строя с помощью мин, ручных гранат и магнитных кумулятивных мин. Так, на фронте ходила мрачная шутка, что БМ-4 расшифровывались «братская могила четверых», ибо танки эти, великолепно сработанные, оказались весьма уязвимыми для Фаустпатронов, а губчатая резина, которой они были обиты изнутри, от шума и от толчков не очень предохраняла, зато при первой же искре вспыхивала и превращала машину в факел. В немецкой исследовательской литературе неоднократно утверждалось, что основная же часть подбитых танков приходится на Панцерфауст. Однако Панцерфауст при грубой наводке и большом рассеивании давал хорошие результаты лишь при стрельбе по целям, удаленным не более 80 метров. Баллистические характеристики и основные тактико-технические данные ружейных противотанковых гранат были неудовлетворительными. К этому следует добавить, что в отличие от Панцерфауста воздействие ружейной противотанковой гранаты на экипаж и внутреннее оборудование танка было очень незначительным. Поэтому ружейные противотанковые гранаты в качестве средства борьбы с танками применялись очень редко. В одном из немецких исследований говорилось, что «пожалуй, единственным немецким оружием, отвечающим требованию максимальной эффективности при минимальной затрате сил и средств на его производство, было противотанковое ружье Фаустпатрон. Несмотря на то, что их появление относится к самому концу войны, даже в то время количество выпускаемых Фаустпатронов доходило до одного миллиона штук в месяц. Это оружие можно назвать типичным оружием экономически бедных стран. Всякое крупное стратегическое планирование должно основываться на том, имеются ли для его осуществления необходимые экономические ресурсы (проблема перевозки войск на советской территории, обеспечение подвоза снабжения для африканского театра военных действий — наглядные примеры неправильного планирования)». Относительно «бедности» Германии надо заметить, что к концу войны сырьевой дефицит было настолько велик, что приходилось прибегать к самым отчаянным мерам. Альберт Шпеер, бывший в то время министром вооружений, вспоминал по этому поводу: «В начале декабря я был особенно встревожен тем обстоятельством, что „из-за отсутствия горючего резко снизился уровень подготовки механиков-водителей танков“. Разумеется, еще в гораздо большей степени, чем я, о нашем бедственном положении знал генерал-полковник Йодль. Чтобы получить необходимые для нанесения контрудара в Арденнах 175 000 тонн горючего — раньше для производства такого количества требовалось всего два дня, — 10 ноября 1944 года он распорядился прекратить его доставку в те группы армий, которые не участвовали в запланированной операции. Тем временем непрерывные налеты на нефтеперерабатывающие заводы отразились на положении всех наших химических предприятий. Мне пришлось поставить Гитлера в известность о том, что „приходится подмешивать в порох соль, иначе гильзы оказываются не до конца заполненными“. И действительно, изготовляемые нами в октябре 1944 года и последующие месяцы порох и взрывчатые вещества на 20 процентов состояли из каменной соли, что значительно снижало их эффективность». Не в этом ли крылась причина резкого снижения успешности применения Панцерфаустов? Вообще Шпеер проявлял какое-то легкомысленное отношение к выпуску Фаустпатронов. Он не верил в них. «Не менее примитивным был и так называемый Фаустпатрон — ручной гранатомет, который должен заменить столь необходимые нам противотанковые». В итоге Шпеер не проявлял никакого интереса к данной сфере деятельности.

О разработке винтовочных гранат, начиненных отравляющим газом «табун», он узнал только тогда, когда стал готовить покушение на Гитлера: «Через несколько дней он сообщил мне, что установил контакт с начальником отдела боеприпасов управления вооружений сухопутных войск майором Сойкой и вроде есть возможность устроить учебные стрельбы начиненными „табуном“ гранатами из изготовляемых на заводе Шталя ружейных гранатометов. Действительно, министру вооружений или председателю главного комитета по боеприпасам было гораздо труднее получить доступ к „табуну“, чем любому работнику администрации заводов по производству ядовитых газов. Кроме того, выяснилось, что „табун“ оказывает смертоносное воздействие только при взрыве, а значит, в данном случае даже речи не могло быть о его применении, так как от взрыва сразу бы треснули тонкие стенки вентиляционного колодца. Уже наступил март, а я все еще никак не мог приступить к осуществлению своего замысла. Я не видел другого способа устранить не только Гитлера, но и его ночных собеседников — Бормана, Геббельса и Лея». Собственно, в конце войны Шпеер забросил дела, не видя смысла заниматься ими. «Когда Гитлер пригласил меня 23 марта на очередное совещание, посвященное проблемам производства вооружения, я послал вместо себя Заура. Когда я затем ознакомился с его записями, то еще раз убедился, что и Гитлер и он, словно легкомысленные юноши, не желали считаться с реальной ситуацией. Хотя вся система военной промышленности оказалась на грани развала, они оба не придумали ничего лучшего, как уделить пристальное внимание разного рода проектам, словно в запасе у них был весь 1945 год. Так, например, они не только всерьез обсуждали возможности увеличения производства чугуна — что было совершенно нереально, — но и договорились приступить к выпуску в „максимальном количестве“ 88-мм противотанковых орудий и 210-мм гранатометов. Особый восторг вызывали у них предложения по разработке новейших образцов вооружения: специальной винтовки для солдат воздушно-десантных войск — разумеется, также в „максимальном количестве“ — или гранатомета, приспособленного для стрельбы снарядами огромного 305-мм калибра». В таких же тонах описываются в мемуарах Шпеера все попытки разработать новые виды оружия. «В беседе с глазу на глаз Гитлер, правда, признал мою правоту, однако по-прежнему продолжал обещать скорое появление на фронте некоего „чудо-оружия“. В связи с этим в середине ноября я обратился к Геббельсу с письмом, в котором подчеркнул, что „считаю нецелесообразным внушать населению надежды, которые мы в ближайшее время наверняка не сможем оправдать… Поэтому я настоятельно прошу вас принять все меры и не допустить появления в дальнейшем на страницах ежедневных газет и специализированных изданий всевозможных намеков на якобы достигнутые нашей военной промышленностью грандиозные успехи“». Геббельс действительно запретил публиковать какие бы то ни было сообщения о разработках новых видов вооружения. Как ни странно, но слухов становилось еще больше. Только в Нюрнберге Шпеер узнал от одного из ближайших сотрудников министра пропаганды Фриче, что Геббельс создал специальный отдел по их распространению. Эти слухи содержали во многом правдивую информацию о проводимых нами перспективных научных разработках. Ведь на дневных и вечерних заседаниях, посвященных проблеме производства нетрадиционных видов вооружения, в том числе и атомной бомбы, часто присутствовали лица из окружения Геббельса, которые внимательно слушали рассуждения о новейших технических открытиях. По большому счету именно 1945 год стал кратковременной эпохой взлета Геббельса.

Он очень расчетливо использовал свой пропагандистский аппарат для превозношения немецкого народного ополчения — фольксштурма. «Дойче Вохеншау» («Еженедельное немецкое обозрение» — новостная кинохроника) изображало фольксштурм как взрыв национал-социалистического энтузиазма и воли к сопротивлению. На экране зрителям представали огромные взволнованные толпы, произносящие клятву бойцов фольксштурма. В каком-то из восточных округов высоко над публикой висели транспаранты с начертанным на них лозунгом: «Народ поднимается, разразится буря!» Гиммлер и Геббельс бахвалились, что подобные митинги докажут, по выражению Гитлера, «нашим заклятым врагам», что Германия по-прежнему обладает людскими и материальными ресурсами. Гауляйтеры, вожаки СА и гитлерюгенда, маршировали на экранах кинотеатров вместе с бойцами фольксштурма как наглядное доказательство того, что вся страна поднялась с оружием в руках. Вполне допустимо, что всего лишь за два месяца своего существования фольксштурм вдохновлял немецкий народ в его безнадежном патриотическом порыве в войне. Впервые полезными себя почувствовали даже пожилые мужчины. В ход пошел и юношеский идеализм. Дух товарищества, спорадической боевой подготовки способствовал появлению чувства избранности. И все же вскоре началось недовольство, особенно после провала в конце декабря гитлеровского наступления в Арденнах. Вермахт не питал особого доверия к фольксштурму и к тому же не располагал достаточным количеством оружия, центрами подготовки и даже формой, необходимой для вновь созданных подразделений. «Дойче Вохеншау» пыталось убедить немецкий народ в обратном. Согласно «Вохеншау», фольксштурм был прекрасно оснащен, однако даже самый доверчивый или фанатично преданный зритель наверняка прекрасно видел, что вместо формы бойцы фольксштурма носят нарукавные повязки и часто, отправляясь воевать с большевиками или англо-американцами, вооружены охотничьими ружьями или пистолетами. Предполагалось, что их основная задача противостоять большевистским танкам, и поэтому бойцы были вооружены также противотанковыми гранатометами Панцерфауст. Однако каким образом старик или же юноша, пройдя короткий, всего в пару недель курс подготовки, мог с Фаустпатроном в руке преградить на востоке путь наступлению большевиков, если это было не по силам даже несокрушимому Вермахту? В ответ на подобный вопрос национал-социалисты наверняка заявили бы, что несгибаемая воля к победе и готовность к самопожертвованию компенсируют недостаток опыта во владении оружием.

Удачный момент для пропаганды фольксштурма подвернулся в воскресенье 12 ноября 1944 года. В этот день все вновь призванные бойцы фольксштурма были приведены к присяге на верность Гитлеру и рейху. Церемония принятия присяги первоначально планировалась на 9 ноября, когда отмечалась годовщина смерти нацистских мучеников в 1923 году, однако Геббельс решил, что воскресенье 12 ноября было бы предпочтительней с точки зрения организации и участия масс. Самая внушительная из этих церемоний должна была состояться в Берлине, где Геббельс был гауляйтером, комиссаром обороны Рейха и защитником Берлина. Это событие планировалось до мелочей. «Дойче Вохеншау» уделило этой церемонии большую часть экранного времени, хотя она и происходила на мрачном фоне холодного, промозглого берлинского дня. Лицо Геббельса излучало какой-то мрачный фанатизм, пока он зачитывал собравшимся на площади бойцам текст присяги. И хотя министр в тот день страдал от простуды, даже это обстоятельство не помешало ему выступить в роли поэта народного патриотического движения. Клятва, которую давали фольксштурмисты 12 ноября, в торжественной обстановке под звуки фанфар, породила волну гипертрофированного, уродливого энтузиазма. Однако уже в декабре и январе ему на смену пришло горькое разочарование. Фольксштурм так и не получил обещанного ему современного оружия, да и формирование и обучение его подразделений шло в хаотичной обстановке. Кроме того, никто не знал, как будут рассматривать фольксштурмистов союзники — как солдат регулярной армии или же как партизан. В последнем случае, опасались члены фольксштурма, им мог грозить расстрел. Народ, обманутый лживыми посулами «чудо-оружия», теперь не верил этим потугам государства и партии, доживавшим последние месяцы. Кое-где жители даже срывали со стен плакаты с призывами вступать в фольксштурм. Многие ворчали из-за того, что их заставляли тратить свободное от работы время на военную подготовку, которой руководили партийные функционеры, мало что смыслившие в этом деле. Значение фольксштурма состояло в том, что он продлил агонию нацистского режима. В течение некоторого времени он продемонстрировал солидарность и сплоченность нации, вставшей как один человек на защиту рубежей родины. В этом смысле фольксштурм послужил целям Геббельса, вызвав в ноябре 1944 года к жизни последний порыв доверия к Гитлеру.

Для поднятия духа в Берлине и близлежащих городах выпускалось огромное количество пропагандистской и агитационной печатной продукции. Символом последних боев «за Германию» стал именно Фаустпатрон. Это не преувеличение. Специальная газета, издаваемая в осажденном Берлине, называлась «Панцербэр» (дословно «бронемедведь»). В этом слове соединились две части: медведь как символ Берлина и Панцерфауст как символ боев за Берлин. Это нашло и свое визуальное выражение — эмблемой газеты был медведь, взваливший на одно плечо лопаты, а на другое Фаустпатрон. Но еще большими тиражами печатались инструкции по использованию Панцерфаустов. В некоторых из них превалировали патетические агитационные нотки. «Фаустпатрон — это твое персональное противотанковое орудие! Ты сможешь подбить из него любой танк на расстоянии в 150 метров. Чем ближе ты подпустишь его к себе, тем точнее будет выстрел. Прочитай внимательно эту памятку, и с тобой не произойдет ничего, что бы не зависело от тебя. Так как же выглядит Панцерфауст-100?» Или другой, более практичный вариант: «Это должен знать о Фаустпатроне каждый! Впереди у него находится боеголовка. Она содержит взрывчатку, которая способна пробить броню всех известных на данный момент танков даже в самом толстом ее месте. В трубе-стволе находится пусковой заряд твердого топлива! Внимание! Ствол-труба готов к использованию, если установлены боеголовка и специально предназначенный для Фаустпатрона взрыватель. Перед выстрелом по танку установите в Фаустпатрон взрыватель». Отдельный восторг вызвали следующие рекомендации, которые по своей сути больше напоминали заклинания.

Подобные инструкции могли вызвать негодование даже у самого терпеливого человека. Но, несмотря на недовольство фольксштурмистов, многие из них не собирались сдаваться в плен даже в самых отчаянных ситуациях. Новость о том, что советские войска достигли Одера, стала неожиданной как для командования Вермахта, так и для мирного населения. Один из очевидцев вспоминал: «Вальтер Байер, которому посчастливилось не попасть в списки полевой жандармерии в Восточной Пруссии и отправиться в отпуск, теперь наслаждался последними днями отдыха в своей деревне Буксмюленвег, которая располагалась между Кюстрином и Франкфуртом-на-Одере. Однако его отпуск закончился еще скорее, чем он ожидал. Вечером 2 февраля в дом Вальтера вбежал сосед и сообщил, что в дубовом лесу, всего в пятистах метрах от дома, заняли позиции до восьмисот русских. Вокруг деревни не было никаких немецких частей, за исключением нескольких рот фольксштурма, вооруженных только винтовками и двумя-тремя Фаустпатронами. Когда фольксштурмовцы приблизились к лесу, то обнаружили, что на деревьях уже устроились советские снайперы, которые открыли по ним прицельный огонь. Из Франкфурта к месту прорыва подтягивался батальон 6-го крепостного полка, состоявший преимущественно из лиц кавказских национальностей, перешедших на сторону немцев. Немецкий офицер приказал Байеру, как опытному фронтовику, возглавить одну из боевых групп. Он оказался в одной канаве с кавказским добровольцем. Внезапно тот обратился к нему на ломаном немецком языке: „Вы не стреляете, и мы не стреляем туда. Мы не стреляем по своим товарищам“. Байер доложил об этом офицеру, и кавказец был снят с передовой линии и отправлен в тыл рыть траншеи. Если он впоследствии попал в руки русских, то вряд ли с ним стали обращаться мягче, чем с остальными добровольцами, по причине его отказа стрелять по своим».

В 1944–1945 годах Фаустпатроны были применены не только против советских танков, но и против англо-американских союзников. Надо отметить, что немецкие пехотные противотанковые средства также заметно превосходили аналогичные средства союзников. Английские батальоны были оснащены пехотными противотанковыми гранатометами ПИАТ, которые могли поражать цель только в пределах 115 ярдов гранатой в 2,5 фунта. Пользование этим гранатометом требовало крепких нервов у стрелка, ибо тот знал, что если он замешкается слишком долго, чтобы выстрелить по цели с шансом на успех, то неудача может закончиться для него самого гибельными последствиями. Испытания гранатомета даже на коротких дистанциях в Англии дали только 57 процентов попаданий. Американская базука имела совершенно недостаточную эффективность, чтобы пробить броню немецкого танка. Между тем немецкие части в Нормандии были оснащены отличными Фаустпатронами, лучшим пехотным противотанковым оружием Второй мировой войны. Воздушно-десантные войска Гэвина захватывали у противника Фаустпатроны и затем сами их использовали.

При этом более тяжелая артиллерия союзников и противотанковые средства были достаточно хороши и многочисленны. В самом деле, каждая армия, сражавшаяся в Нормандии, видела в английской и американской артиллерии наиболее эффективное оружие союзников. На артиллерию приходится свыше половины всех потерь, нанесенных противнику во Второй мировой войне. В нормандской кампании англичане впервые применили подкалиберные боеприпасы для своих противотанковых орудий со снарядами весом в 6 и 17 фунтов. Новые боеприпасы обладали мощной бронепробивающей силой. Однако буксируемое противотанковое орудие оказалось малополезным в наступлении, и даже очень точный артиллерийский огонь был недостаточно эффективным против хорошо окопавшихся вражеских солдат. Английское 25-фунтовое орудие превосходило американскую 105-мм пушку по дальности огня (13 400 ярдов и 12 200 ярдов) и успешно прижимало к земле солдат противника, но не обладало достаточной разрушительной мощью против оборонительных позиций. Для решающего воздействия нужно было использовать среднюю или тяжелую артиллерию, а ее всегда не хватало.

Почти сразу же после высадки, 27 июня американцы вытеснили немцев с полуострова Котентен и захватили Шербур (при этом немцы разрушили порт, и потребовалось несколько недель, чтобы восстановить его). Тем временем англичане под командованием Монтгомери на востоке не могли выбить немцев из Кана. Возникала опасность, что союзники окажутся запертыми в Нормандии, особенно после того, как шторм, разразившийся 19–23 июня, серьезно повредил гавань Малберри на нормандском побережье и прибил 800 судов к берегу. Командующий американской 1-й армией Омар Брэдли начал перебрасывать свои силы на юг, чтобы выполнить первоначальные задачи плана «Оверлорд»: прорваться к Авраншу у основания полуострова Котентен, откуда открывалась дорога к завоеванию Бретани и местных портов, что уже должно было быть осуществлено 3-й армией Джорджа Паттона. Этот прорыв даст союзникам пространство для действий, в результате чего армии смогут двинуться через Францию в Германию.

Для нанесения массированного лобового удара Брэдли собрал двенадцать дивизий в четырех корпусах. 8-й корпус Троя X. Миддлтона и 7-й корпус Дж. Лоусона Коллинза на западе должны были продвигаться на полной скорости с западного побережья до Авранша. Тем временем 10-й корпус Чарльза X. Корлета получил задачу захватить Сен-Ло в центре, а 5-й корпус Леонарда Т. Героу у Гомона должен был «держать ступицу колеса», как выразился Брэдли, и прикрывать правый фланг британской 2-й армии.

Корпус Миддлтона, расположенный далеко на западе, начал атаку 3 июля. Но она полностью провалилась. На следующий день 7-му корпусу Коллинза повезло не больше, тогда как 10-й корпус немного продвинулся в районе Сен-Ло.

По мнению Брэдли и командующих его корпусами, вина за это лежала на командирах американских дивизий, которые в огромном количестве случаев руководили действиями своих войск плохо. Брэдли сместил несколько командиров, но огромной проблемой, с которой столкнулись американцы, были бокажи — живые изгороди в деревнях Нормандии, совершенно неожиданно заставшие американцев врасплох. Войска не были обучены их преодолению. Вся зона ответственности американских войск — or берега Котентен до линии Гомон-Байо — была покрыта этими бокажами. В британском секторе на востоке бокажи чередовались с холмами. В течение нескольких веков нормандские фермеры разделяли свои земли на небольшие поля изгородями в три или четыре фута высотой. Эти ограждения позже поросли густым кустарником, ежевикой, боярышником и низкорослыми деревьями. Живым изгородям отводилась роль заборов, удерживавших домашний скот, они отмечали границы и защищали от морских ветров.

Между такими огороженными участками войска могли перемещаться, не будучи замеченными. Бокажи оказались идеальным местом для организации обороны немцев. Широко применяя Панцерфаусты, противотанковую артиллерию, замаскированные танки и пулеметные точки, немцы сделали продвижение союзников вперед практически невозможным. Они могли варьировать тактику действий в обороне, поскольку противотанковая артиллерия поражала танки союзников на расстоянии до 2000 метров, но немцы могли подпустить их и поближе.

Один из офицеров союзников так описывал эти события: «Уцелевшим танкам 4-го батальона 22-й бронетанковой бригады было указано точное время отхода, поскольку после этого должен был начаться массированный артналет на Виллер-Бокаж при участии американской артиллерии с западного направления, чтобы прикрыть отход. „Шерман“ сержанта Локвуда прошел всего несколько ярдов через площадь Виллер-Бокажа, как его двигатель заглох. Механик-водитель с ужасом докладывал: „Я не могу запустить проклятый двигатель!“ К великой радости, из следовавшего за ними танка выскочил сержант Билл Моор и под огнем снайперов и пулеметов изловчился прицепить трос к корпусу заглохшего танка и отбуксировать его за пределы городка буквально за несколько минут до начала заградительного огня. „Мы чувствовали себя скверно, покидая городок, — рассказывал Локвуд. — Нам казалось, что наши усилия тратились совершенно понапрасну“. На следующий день действовавший восточнее 30-й английский корпус силами своей 50-й дивизии предпринял новую серию атак на позиции 901-го немецкого мотопехотного полка, оборонявшего Тилли. Наступление англичан поддерживали 11 эскадрилий истребителей-бомбардировщиков. Эти атаки предпринимались с целью отбросить части учебной танковой дивизии и осуществить на этом участке достаточное давление, чтобы дать возможность 7-й бронетанковой дивизии возобновить наступление. Однако две бригады 50-й дивизии, наступавшие на фронте в 400 ярдов, не смогли продвинуться ни на шаг. По мнению немцев, успех в тот день им обеспечили Фаустпатроны, представлявшие собой мощное противотанковое средство пехоты индивидуального пользования, которое немцы стали широко и эффективно применять против танков союзников в условиях закрытой местности. По непонятной причине, которая, вероятно, никогда не станет известной, генерал Бакнэлл не попросил во 2-й армии каких-либо сил пехоты для обеспечения непосредственной поддержки действовавших в отрыве танков 7-й бронетанковой дивизии. Массированный артиллерийский обстрел американской артиллерией окрестностей Комона сорвал удар 2-й немецкой танковой дивизии против позиций английских танков, хотя затем для них возникла серьезная угроза окружения».

По мере того, как сжималось кольцо вокруг Берлина, действия нацистского руководства становились все более хаотическими и отчаянными. Ответом фюрера на прорыв советских танковых бригад в направлении Берлина стал приказ сформировать так называемую дивизию истребителей танков — «Панцерягд». Это многообещающее название оказалось очередным нацистским блефом. Соединение представляло собой подразделения велосипедистов. Многих его военнослужащих взяли прямо из гитлерюгенда. Каждый велосипедист должен был везти с собой по два Фаустпатрона. Предполагалось, что в момент появления советских танков ИС или Т-34 боец должен был спрыгнуть с велосипеда и быть готовым к уничтожению бронированных махин. Следует заметить, что даже японцы не посылали своих камикадзе в бой на велосипедах. Гудериан с горечью вспоминал об этом событии: «26 января Гитлер приказал сформировать танкоистребительную дивизию. Название этого нового соединения звучало красиво и многообещающе. Но больше ничего и не было. В действительности же это соединение должно было состоять из рот самокатчиков под командованием храбрых лейтенантов; вооруженные Фаустпатронами расчеты этих рот должны были уничтожать Т-34 и тяжелые русские танки. Дивизия вводилась в бой поротно. Жалко было храбрых солдат!» В условиях краха войны некий энтузиазм был присущ только молодежи и некоторым из эсэсовцев. Гиммлер все еще продолжал верить в особую миссию Фаустпатронов. 2 апреля из специального поезда рейхсфюрера СС поступило предложение набрать на фронт еще четыре тысячи человек дополнительно к тем двадцати пяти тысячам, которые предстояло мобилизовать из почтовой службы Третьего рейха. Нацистские лидеры явно старались выполнить план по призыву на службу восьмисот тысяч человек. В штабе армии группы «Висла» стали опасаться: если для всех этих людей не хватит оружия, то их пребывание на фронте будет более чем бесполезно. Но нацистское руководство оказалось вполне готово к такому повороту событий. Оно собиралось снабдить новобранцев небольшим запасом Фаустпатронов, а также раздать каждому по гранате, чтобы солдат мог подорвать себя вместе с несколькими военнослужащими противника. «Это приказ об организации массового убиения людей, — писал полковник Айсман, — ни больше ни меньше».

А тем временем на главном стадионе Германии, на Рейхсшпортфельде проходила обучение и так называемая дивизия Гитлерюгенда, сформированная по приказу лидера германской молодежи Артура Аксмана. Подростки обучались стрельбе из Фаустпатронов. Аксман читал им лекции о героях Спарты и призывал люто ненавидеть врагов Рейха и безоговорочно подчиняться Адольфу Гитлеру. «У нас есть только один выбор, — говорил он, — победа или поражение». Однако большинство юношей были глубоко потрясены предчувствием скорого конца. Рейнгардт Аппель постоянно думал о потерянном поколении, сложившем головы в Первой мировой войне. Некоторую романтическую окраску происходящим вокруг ужасным событиям придало расквартирование на Рейхсшпортфельде подразделения «Блицмедель», состоящего из юных девушек.

Но очень скоро надежды на этих «энтузиастов» улетучились. В итоге Гитлеру не оставалось ничего иного, как надеяться на 12-ю армию, которой командовал генерал Венк. 12-я армия получила последнюю сформированную в Германии танковую дивизию. Приказ на формирование танковой дивизии «Клаузевиц» последовал 4 апреля 1945 года. Ядром, вокруг которого формировалась новая дивизия, были остатки 106-й танковой бригады. Перспектива скорого ввода соединения в бой вызвала быстрое (по меркам апреля 1945 года) поступление новой техники с заводов. 13 апреля прибыли 31 САУ «Штурмгешюц», 14 апреля — 10 «Пантер» и 5 «Ягдпантер», 15 апреля — 10 Pz.IV/70(V). Одновременно 13 апреля поступил приказ на подчинение «Клаузевицу» боевой группы «Путлос». К 17 апреля в составе «Путлоса» было 7 Pz.KpfW.IV, 12 Pz.Kpfw.V «Пантера», 1 Jagdpanzer IV, 1 StuG, 4 Pz.IV/70(V) и 2 «Тигра» в составе двух танковых рот. Торопливое формирование 12-й армии не могло не сказаться на боевых возможностях ее соединений. Автор не располагает документально подтвержденными данными об укомплектованности дивизий 12-й армии, однако немецкий историк Рихард Лаковски в своей книге «Зеелов 1945» привел цифры по боевому и численному составу пехотной дивизии «Фридрих Людвиг Ян». В дивизии имелось в наличии 285 офицеров, 2172 унтер-офицера и 8145 солдат, вооруженных 900 пистолетами из 1227 по штату, 826 винтовками из 3779 по штату и 1060 «Штурмгеверами» из 1115 по штату. Пистолетов-пулеметов было 0 (ноль) из 400 по штату. Из 9 штатных 75-мм противотанковых пушек ПАК-40 не было ни одной, 105-мм гаубиц leFH — также ни одной. Зато из 2700 штатных Фаустпатронов налицо были все 2700 штук. Наступление 3-й ударной армии замедлилось в связи с втягиванием ее соединения в плотно застроенные районы. Фаустпатроны стали универсальным средством борьбы: обороняющиеся применяли их не только против бронетехники, но и против орудий, установленных на прямую наводку на улицах города. Потери 3-й ударной армии за 23 апреля составили 124 человека убитыми и 841 человек ранеными. В 10 часов 24 апреля 8-я гвардейская армия соединилась с 3-й гвардейской танковой армией. Армия Венка не смогла прорваться на помощь фюреру.

Обстановка в Берлине становилась критической. В самом уязвимом положении находились те немецкие части, которые оказались во время бомбежек Берлина не в траншеях, а на открытом пространстве. Так, рота фольксштурма под командованием Эриха Шредера в 7 часов утра получила приказ срочно погрузиться на автомобили и как можно быстрее выдвинуться в сторону линии фронта. Воздушный налет застал их врасплох, и у них не было времени хоть как-то окопаться. Шредер услышал два почти одновременных взрыва от авиабомбы. Один из осколков оторвал ему большой палец на ноге, второй — впился в икру на ноге, а третий — застрял в пояснице. Оставаться на месте было нельзя, и он попытался встать, чтобы найти укрытие. Большинство автомобилей, которые только что выгрузили роту фольксштурма, оказались подбиты и горели. В них рвались остававшиеся Фаустпатроны. По всей вероятности, Шредера обнаружили и положили в одну из неповрежденных машин. Он был переправлен на перевязочный пункт на станции Фюрстенвальде. Однако новый налет советской авиации, произведенный той же ночью, до основания уничтожил здание, в котором располагался этот пункт. Лишь благодаря счастливой случайности уцелел подвал, где на тот момент находились раненые. Надо отметить, что в этой ужасной ситуации едва ли не самыми отчаянными солдатами были французские эсэсовцы, добровольно сражавшиеся на немецкой стороне. Так, например, разведывательный батальон дивизии «Нордланд» был практически окружен и вновь понес тяжелые потери. В еще худшее положение попали подразделения Гитлерюгенда, которые оказались отрезаны от остальных немецких частей и попали под жестокий огонь советской артиллерии. Красноармейские танки предусмотрительно не приближались к немецким позициям, боясь выстрелов из Фаустпатронов. «Затем они стали стрелять по верхушкам деревьев, — как отмечалось в докладе командира подразделения Бекера. — Летящие сверху осколки поражали солдат, находящихся внизу». После войны выжившие французы утверждали, что никто из них не являлся национал-социалистом. Возможно, с чисто формальной точки зрения они правы, но французский фашизм был, пожалуй, даже более близок к национал-социализму, чем его итальянская или испанская редакции. По крайней мере, эти добровольцы, выразившие готовность умереть в руинах осажденного Берлина, являлись фанатичными антибольшевиками, независимо от того, верили они в «новый европейский порядок» или в «старую добрую Францию». В последние дни войны французские добровольцы набили патронами подсумки и карманы и взяли с собой оставшиеся в батальоне Фаустпатроны. В 8 часов 30 минут, в тот момент, когда они занимали свои места в автомобилях, их внимание обратил на себя проезжавший мимо открытый «Мерседес», которым управлял не кто иной, как сам рейхсфюрер СС. Гиммлер ехал без всякой охраны. «Только много лет спустя Крукенберг осознал, что Гиммлер, должно быть, возвращался в Хохенлихен из Любека, где прошлой ночью он встречался там с графом Фольке Бернадоттом, представителем шведского Красного Креста». Крукенберг приказал французам Анри Фене занять позицию на Германплац и быть готовыми отразить с помощью Фаустпатронов атаку советских танков. Фене были приданы также около ста бойцов из Гитлерюгенда. Всех их проинструктировали, что огонь следует открывать только с близкого расстояния и целиться в башню танка. Эсэсовцы полагали, что прямое попадание в башню является наиболее удачным, поскольку в результате взрыва уничтожается весь экипаж боевой машины. Один из французов так вспоминал эти последние дни Второй мировой войны: «Финк проводил меня по шахте метро до станции „Кохштрассе“ в газетном центре Берлина. Там меня ждал Вебер — солдат, которому на завтрак требовался по крайней мере один вражеский танк. Он провел меня в низко расположенную над тротуаром комнату, из которой отлично просматривалась Вильгельмштрассе. „Вы только посмотрите на это! — В трех метрах от нас неподвижно замер „Т-34“. На башне виднелся след от снаряда Фаустпатрона, гусеницы догорали и дымились. — Разве это не красота?“ — спросил Вебер тихо. Он сделал чистую работу. Еще один! Итог дня: пять подбитых Фаустпатронами танков, многочисленные атаки русской пехоты отбиты, причем русские понесли тяжелые потери. Но у нас нет ни одного противотанкового орудия, ни пушки, ни минометов. У нас остались только Фаустпатроны, автоматы и несколько пулеметов „MG-42“. Не слишком-то много! У русских же, наоборот, казалось, что на место подбитого танка тут же встают несколько новых. У них были противотанковые орудия и наводящие страх минометы в огромном количестве, И пехоты, до настоящего времени довольно осторожной, вроде бы было очень много. Но какое нам было дело до этого?» За свое упорство французы заработали невольное уважение советских солдат (насколько оно было вообще возможно в тех условиях): «Эти эсэсовские дьяволы на той стороне улицы стоят намертво. Они нас тут здорово потрепали, приданный нам танк и две самоходки фаустировали. Знаете, какое это ядовитое оружие в уличном бою?»

Бои за Беелитц продолжались несколько дней. Погибло семьдесят шесть мирных жителей, включая пятнадцать детей. «Это было отчаянное сражение, — вспоминал батальонный командир из дивизии „Теодор Кернер“, — и пленных никто не брал». Он и его подчиненные пришли в ужас, когда советские солдаты захватили дом, в подвале которого находились их раненые боевые товарищи. Молодые немецкие военнослужащие — многие из них настолько юные, что жители Беелитца называли их не иначе как «киндер-солдатами», — поначалу испытывали сильную «танкобоязнь» перед советскими тридцатьчетверками и тяжелыми ИСами. Но уже через два дня они сумели подбить с помощью Фаустпатронов четыре советских ИСа. Командир подразделения Петер Реттих отмечал, что его подчиненные проявляют «чудеса храбрости и самоотверженности», затем он добавил, что посылать таких юнцов в самое пекло сражения «не просто постыдно, но и преступно».

Остатки французских эсэсовцев продолжали сражаться до последнего в двух местах: лесных массивах за границами Берлина и у имперской канцелярии. Битва на уничтожение в районе деревни Хальбе продолжалась в течение 28 и 29 апреля. Советские войска, поддержанные массированным огнем тяжелой артиллерии и «катюш», атаковали противника с юга. Многие молодые немецкие солдаты были настолько потрясены силой советского огня, что, по выражению одного из деревенских жителей, буквально «накладывали себе в штаны». Местные селяне прятались по подвалам домов, и, когда к ним приходили юнцы из Вермахта, они давали солдатам какую-нибудь одежду, чтобы те могли переодеться в штатское. Однако эсэсовцы старались предотвратить этот процесс, угрожая солдатам расстрелом. Харди Буль находился в подвале вместе с семьей, другими деревенскими жителями и военнослужащими Вермахта — всего около сорока человек, — когда там появился эсэсовец, вооруженный Фаустпатроном. Он был явно готов применить к ним оружие. Взрыв в таком небольшом помещении, безусловно, убил бы всех его обитателей. Однако стоявший за дверью солдат Вермахта оказался проворней и выстрелил эсэсовцу в спину. Существует много других свидетельств о вооруженных стычках между военнослужащими Вермахта и войск СС во время боев у Хальбе, однако все они требуют дополнительного подтверждения.

В то же самое время военнослужащие дивизии СС «Нордланд» прекрасно знали, что русские находятся уже очень близко от рейхсканцелярии. Три танка Т-34 совершили попытку прорыва на Вильгельмштрассе, но были подбиты французскими добровольцами с помощью Фаустпатронов. Французские добровольцы, окопавшиеся на Вильгельмштрассе, были настолько голодны, что, когда в их расположение кто-то привел захваченного в плен советского солдата, они немедленно вскрыли его вещевой мешок в поисках продовольствия. Напуганный пленник рассказал французам, что он не русский, а украинец и что на следующий день его командование наметило новую большую атаку. К тому времени в батальоне «Шарлемань» оставалось не более тридцати человек. Основным оружием добровольцев являлись Фаустпатроны, взятые из запасов рейхсканцелярии. Последние несколько «тигров» из батальона «Герман фон Зальца» были переброшены к Тиргартену — против советских танков, поддерживающих стрелковые части 3-й ударной и 8-й гвардейской армий. Советским стрелкам требовалась также и мощная артиллерийская поддержка, поскольку все окна и двери рейхстага были либо забаррикадированы, либо замурованы кирпичом. Ценой больших усилий бойцам удалось достичь главного входа, но здесь они наткнулись на сильный заградительный огонь с верхних этажей и балконов здания. В памяти старшего лейтенанта Беляева, свидетеля той атаки, навсегда остались пятна крови на его громадных колоннах. От разрывов гранат и Фаустпатронов во многих коридорах и комнатах возникли пожары, и вскоре все помещения были заполнены едким дымом.

Фаустпатроны активно использовались в национальных формированиях, выступавших на стороне гитлеровской Германии. Это были румынские солдаты, венгерские хонведы. Достались Панцерфаусты и «борцам за незалежность» из состава Украинской повстанческой армии (УПА). Так, например, перед рейдом из Черного Леса в Дрогобычину (1944 год) краевой командир УПА издал приказ о пересмотре состава вооружения повстанческих формирований. К тому времени практически все «повстанцы» были вооружены автоматами. Каждый рой имел по два пулемета, на чету приходилось по несколько легких и тяжелых гранатометов, сотни имели Фаустпатроны и минометы. Все это было неплохо в плане огневой мощи, но делало повстанческие отделы тяжелыми, неповоротливыми, зависимыми от большого обоза. Поэтому возникла необходимость реорганизации отделов в аспекте вооружения. В данной ситуации речь не шла о применявшихся в УПА немецких гранатометах однократного действия типа Фаустпатронов. Количество таких гранатометов и так постоянно уменьшалось вследствие боевого применения.

Если части Красной Армии на вылазки «повстанцев» отвечали своей контратакой, то четовой концентрировал на советских солдатах всю огневую мощь четы. Во время контратаки, подкрепленной танками, часть повстанцев вела огонь из Фаустпатронов и противотанковых ружей по наблюдательным бойницам танков, другие бросали связки гранат под гусеницы.

Фаустпатроны использовались власовцами во время первого боя, в который были посланы части Русской освободительной армии (РОА). По приказу Власова и генерал-майора Трухина полковник Сахаров составил из отборных добровольцев батальона охраны, учебного лагеря в Дабендорфе и юнкерской роты ударную группу из трех взводов, которыми командовали лейтенанты Анихимовский, Малый и А. Высоцкий. Командиром группы стал Сахаров, его заместителем — капитан граф Ламсдорф. О своей готовности участвовать в первом фронтовом сражении заявили подавляющее большинство личного состава батальона охраны и многие курсанты дабендорфских курсов, причем бывшие офицеры Красной Армии готовы были пойти в бой рядовыми, что свидетельствует о высоком боевом духе власовских солдат. Ударная группа Сахарова была вооружена штурмовыми винтовками, автоматами, Фаустпатронами. Перед выступлением на фронт Власов на учебном полигоне к юго-востоку от Берлина обратился к группе с прощальной речью, в которой дал солдатам понять, что от них зависит дальнейшее существование РОА.

Генерал Власов, которого Гиммлер поздравил с успехом его «смелой и отважной боевой группы», на заседании КОНР (Комитета освобождения народов России) 27 февраля 1945 года в Карлсбаде сообщил членам Комитета об этом первом бое подразделения РОА с частями Красной Армии. Члены Комитета с энтузиазмом встретили это сообщение. Смелость власовцев, проявленная в трудных обстоятельствах, была расценена «как пример нерушимой боевой морали, как свидетельство политической силы РОА». Успех в бою под Вриценом заставил снова обратиться к мысли об использовании боевой мощи РОА для укрепления Восточного фронта, на котором положение было особенно угрожающим. 9 февраля 1945 года Гиммлер сообщал Гитлеру: «В настоящее время я буду больше применять эти русские подразделения». С этой целью в группу армий «Висла» были переброшены из Мюнзингена 10-й и 11-й истребительно-противотанковые дивизионы из состава 1-й дивизии РОА, а из дивизии «Добериц» — русские 13-й и 14-й истребительно-противотанковые дивизионы, которые присоединились к противотанковой бригаде «Россия» под командованием подполковника Галкина и вместе с несколькими немецкими бригадами были подчинены штабу сформированной противотанковой дивизии «Висла». Начальник штаба группы армий генерал-лейтенант Кинцель выдал бригаде боевые предписания на предстоящие бои в Берлине. Вооруженная штурмовыми винтовками и Фаустпатронами и оснащенная грузовиками, русская противотанковая бригада стояла «в полной боевой готовности к применению в особо опасные моменты» в районе Альт-Ландсберг — Вернейхен, к востоку от Берлина, за «позицией Вотана», параллельной Одеру линией обороны между Эберсвальде и Фюрстенбергом. Незадолго до начала крупной советской наступательной операции бригада была переброшена во Фридланд, куда к этому времени была стянута 1-я дивизия РОА.

Из сухопутных войск высшему командованию РОА, кроме нескольких армейских частей и трех дивизий, подчинялась еще запасная бригада и офицерская школа, а также противотанковая бригада (последняя, правда, лишь до ее вступления в боевые действия). В РОА эта противотанковая бригада играла роль особой ударной группы. Она была сформирована с согласия Власова по приказу организационного отдела генштаба ОКХ генералом добровольческих соединений, чтобы доказать боеспособность Освободительной армии и таким образом ускорить ее создание. Бригада состояла из четырех отдельных противотанковых дивизионов (10-го, 11-го, 13-го, 14-го — 12-й состоял из кавказцев), каждый из которых подразделялся на три истребительных группы и 30 отделений истребителей танков. Личный состав дивизиона насчитывал 35 офицеров и 275 рядовых, так что противотанковая бригада в общем счете имела 140 офицеров, 1100 унтер-офицеров и солдат и располагала 1200 штурмовыми орудиями и 2400 ручными противотанковыми гранатометами Панцерфауст.

Формировавшийся в Мюнзингенес 1 февраля 1945 года 10-й противотанковый дивизион уже с середины месяца оказалось возможно приписать к 9-й армии (группа армий «Висла») на Восточном фронте, в конце марта за ним последовал 11-й противотанковый дивизион, а формировавшиеся с 8 марта 1945 года на учебном полигоне в Деберице (III округ) 13-й и 14-й противотанковые дивизионы были в состоянии боевой готовности в начале апреля. В бригаде, сформированной из отборных добровольцев и руководимой «молодцеватыми молодыми власовскими офицерами», царил боевой дух. Это особенно проявилось 8 апреля 1945 года, когда немецкие отряды забрали у 13-го и 14-го противотанковых дивизионов большую часть их штурмовых орудий. Русский командир, майор Второв, не раздумывая, припрятал часть орудий у своих людей. Дело дошло до рукопашной с немецкими офицерами, Второв был арестован тайной полевой полицией, и из тюрьмы его выпустили только после вмешательства начальника инспекции в ОКХ подполковника Ханзена.

В тяжелых условиях протекало в Мюнзингене формирование запасной бригады РОА (в немецком обозначении — учебно-запасной бригады), задача которой состояла в подготовке добровольцев из лагерей для военнопленных. Она являлась также резервной бригадой для подвижных частей Освободительной армии, и ее состав вполне соответствовал ее многообразному назначению. У командира бригады полковника С. Т. Койды были два помощника — по военной подготовке и материальному снабжению. Начальником штаба был подполковник Садовников. Из высших офицеров в бригаде служили также полковники Трофимов и Скухаревский. Командиром саперного батальона был майор Полницкий, погибший в апреле вместе с другими офицерами и солдатами при налете американской авиации. Организационно бригада выглядела следующим образом: штаб, взвод полевой жандармерии и военный оркестр, 1-й полк (штаб, три батальона, батарея с орудиями калибра 75 мм, танковая рота, кавалерийский взвод), затем артиллерийский дивизион, моторизованный батальон, батальон Панцерфаустов, кавалерийский эскадрон, отдел связи, саперный батальон, батальон артиллерийско-технического снабжения, школа для младших командиров и батальон выздоравливающих. Количество оружия и техническое оснащение были самыми минимальными, обеспечение солдат даже самым необходимым из одежды и сапогами представляло большие трудности. Тем не менее бригада очень скоро разрослась до 7 тысяч человек, и можно было приступить к обучению. И хотя материальная часть запасной бригады РОА находилась в самом плачевном состоянии, этого никак нельзя было сказать о настроении солдат. Это стало ясно после выступления бригады из Мюнзингена, когда солдаты, несмотря на лишения и трудности, продемонстрировали высокую дисциплинированность и организованность, так что начальник штаба РОА генерал-майор Трухин хвалил их в самых лестных выражениях.

Но наиболее активно Фаустпатроны использовались немецкими диверсионными и партизанскими отрядами (последние были более известны под названием «вервольфов»). Кроме формирования отрядов, занимавшихся непосредственно партизанской войной, военное командование также создавало специальные группы, которые должны были специализироваться в тылу противника исключительно на борьбе с танками. Их деятельность координировалась с воздуха, для чего выделялись специальные самолеты-разведчики. Официальный печатный орган нацистской партии газета «Фелькише беобахтер» утверждала, что действия таких групп в глубоком тылу противника подразумевали, что немецкая оборона существенно отличалась от того плачевного состояния, которое можно было наблюдать у французов и англичан весной 1940 года, когда их армии были буквально сметены немецким наступлением. Наиболее эффективным из всех таких подразделений был отряд диверсантов, набранных лично Отто Скорцени. Одна из таких групп, «Дора II», уничтожила за время своего рейда более 120 советских танков. Как действовали подобные группы, не уточнялось. Но в условиях партизанской войны было затруднительно использовать противотанковые орудия. Скорее всего, уничтожение советских танков было возложено на Панцерфауст. Предполагалось, что с помощью этого гранатомета один партизан или диверсант мог без проблем вывести из строя танк. Во Второй мировой войне это была принципиально новая тактика, результатами которой нацистам так и не было суждено насладиться.

Самым интересным аспектом в этом новом оружии был взрывчатый состав боеголовки («Фауста» — кулака). Это была мощная взрывчатка «циклонит». Это вещество было нестабильным, а потому использовалось в небольших количествах. На даже его хватало, чтобы представлять серьезную угрозу для бронированных машин. Но с другой стороны, у Панцерфауста было множество минусов. Нестабильный «циклонит» рисковал взорваться прямо в руках атакующего. Дым и столб пламени, сопровождавшие выстрел из Панцерфауста, моментально указывали местоположение нападающего. Несмотря на эти недостатки, немецкое военное командование и нацистское руководство полагали, что этот гранатомет станет эффективным оружием для ведения партизанской войны. Один ветеран Вермахта вспоминал после войны: «Казалось, что была поставлена цель вооружить каждого немецкого солдата этим смертельным оружием».

Предполагалось, что низовой структурой нацистского сопротивления станут отряды или группы, состоявшие из 4–6 человек. Из нескольких подобных ячеек должен был складываться «сектор» (первоначально называвшийся взводом). Несколько «секторов» составляли «секцию». Членов первичных «ячеек» предполагалось снабдить стрелковым оружием, ручными гранатами, гранатометами и достаточным количеством пластиковой взрывчатки (ниполит и донарит). Мыслилось, что каждый «вервольф» должен был нести на себе от пяти до десяти килограммов взрывчатки. На всякий случай подобные группы могли снабжаться английским и американским стрелковым оружием, что должно было облегчить задачу получения боеприпасов. Это оружие было собрано СС, когда ликвидировалось множество англо-американских диверсионных групп, забрасываемых на территорию Голландии. Всего же в арсеналах СС на конец 1944 года находилось более 250 тысяч единиц трофейного оружия. Облачение «вервольфов» могло быть разным: и военная формы, и гражданская одежда — все зависело от ситуации. Здесь руководство СС предоставляло им полную свободу действий.

Во время вступления частей Красной Армии в Силезию советское руководство предполагало, что немецкое население этой области будет более дружественным (или, по крайней мере, более покорным), нежели жители Восточной Пруссии. Хотя никогда не стоило забывать, что Силезия (в особенности Нижняя, граничившая с Польшей) была нацистской «цитаделью». Здесь, как и во всей Германии, можно было столкнуться с проявлением враждебности — на красноармейцев нападали из засад, в окна домов, где останавливались офицеры Красной Армии, залетали камни, а иногда и гранаты. Вообще-то, с наибольшей враждебностью Красная Армия столкнулась в Верхней Силезии. Что было само по себе удивительно, так как этот район был населен шахтерами-католиками. В железнодорожном городке Шоффетс было задержано несколько немцев, которые пытались забросать советские казармы гранатами. В Брайтенмарке отравленными оказались колодцы с питьевой водой. После проверки советские врачи установили, что токсины содержались во всех продуктах и алкоголе, находившихся на местном складе. В Заблагче 19 февраля местные жители подбили из Панцерфауста советский танк. В маленькой деревне около города Милич, в Нижней Силезии, 31 января 1944 года был убит польский солдат, когда пытался найти подходящие дома для размещения своей части. Но и здесь нельзя было говорить о широком партизанском движении. Когда в тыл Красной Армии была заслана специальная группа, которая должна была установить реальные масштабы деятельности «вервольфов» и засвидетельствовать «преступления Красной Армии», творимые на оккупированных территориях, то ее командира ждало немалое разочарование. В своем отчете он писал: «Мы не должны рассчитывать на сопротивление мирных жителей». Выходя из щекотливой ситуации, офицер-разведчик объяснял подобную пассивность «русским террором».

В отношении немецкого населения жесткие меры применялись не только советским, но и союзным командованием. Несмотря на то, что подобные жесткие меры должны были поставить крест на подпольной деятельности нацистов, союзное командование, чтобы вконец подорвать возможное сопротивление, решилось на принятие еще более жестких, почти драконовских мер. В приказе № 1 устанавливался список преступлений, которые карались смертью: вооруженное сопротивление, саботаж, обладание оружием. И хотя генерал Смит удалил из этого списка угрозу жизни военнослужащих из состава Союзных армий, Эйзенхауэр в марте 1945 года отдал собственный приказ. Он заявил: «Я сказал моим офицерам, что не намерен терпеть любое сопротивление. Я не допущу, чтобы в моих людей стреляли немцы — не суть важно, в военной они униформе или гражданской одежде». Это заявление было результатом ожесточенного сопротивления, с которым союзники столкнулись на немецких землях, лежащих к востоку от Рейна. Почувствовав попустительство Эйзенхауэра, некоторые американские офицеры в качестве единственной меры наказания стали применять смертную казнь. Для этого им не требовалось особого разрешения или решения военного суда. В Хартвальде американские танкисты расстреляли несколько мирных жителей, которые подозревались в том, что служили проводниками у немецких партизанских отрядов. В Швайнфурфе, где американские грузовики попали в засаду, немецких снайперов вешали без суда и следствия. В Оффенбахе, где из Панцерфауста был подорван американский танк, была расстреляна вся семья диверсанта. В Рупбодене американскими солдатами был казнен фанатичный национал-социалист, который призывал жителей срывать с домов белые флаги. Там же казнили трех «вервольфов», которые покушались на жизнь американского офицера. Все эти казни с точки зрения международного права (Гаагской и Женевской конвенций) были весьма сомнительными, хотя с моральной точки зрения — международное право вообще не предусматривало возможность внесудебных расправ.

В рамках общей политики репрессий, предложенной командованием Союзных войск, не было единства. Она диктовалась региональными, национальными и даже личностно-психологическими особенностями. Наибольшее недовольство осуществлением «акций возмездия» высказывали британские военные. Осенью 1944 года контр-адмирал Бийоль-Громан возмущенно заявил, что расстрел заложников противоречил традициям английской армии. В декабре 1944 года свой протест заявил британский МИД. В коммюнике говорилось, что репрессии, равно как и уничтожение чужой собственности, никак не соответствовали и были чужды британским обычаям. В итоге британские войска вообще редко прибегали к таким мерам, как массовые репрессии, «акции возмездия» и карательные операции. Некоторые историки полагают, что такому положению дел способствовал тот факт, что на северо-западе Германии британцы не сталкивались с жестким сопротивлением, как это было на юге и востоке страны. Рискну предположить, что в этом высказывании причина подменяет следствие. На мой взгляд, как раз наоборот «либеральная» политика британских оккупационных властей способствовала умиротворению местного населения. Террор американцев и французов не только не сломил немцев, но способствовал пополнению рядов «Вервольфа». Из истории известны лишь два случая, когда англичане прибегли к помощи репрессий в отношении мирного населения. 26 апреля 1945 года в Зеедорфе, местечке в окрестностях Бремена, английская танковая колонна наугад расстреляла два дома, когда по ней из подвалов был открыт огонь из Панцерфаустов. И другой пример. 14 апреля 1945 года британские офицеры угрожали жителям Оснабрюка расстрелять заложников, если те не выдадут зачинщиков расправы над двумя русскими заключенными, сбежавшими из концентрационного лагеря.

Мысль о том, что насилие порождает насилие, подтверждает пример Первой канадской армии, которая соседствовала с 21-й британской армейской группой. Среди канадцев жестокостью выделялись офицеры 4-й танковой дивизии, которой командовал генерал Крис Воукс. Он лично способствовал осуществлению репрессивной политики. Воукс считал уничтожение частной собственности самым эффективным способом противодействия гражданскому сопротивлению. Он плевать хотел на международное право. Он узаконил подобную карательную политику, хотя предусмотрительно никогда не отдавал письменных приказов, только устные распоряжения. Первой жертвой генерала Воукса стал небольшой немецкий городок Зогель, располагавшийся на севере Германии. Массовые репрессии против мирного населения начались здесь в начале апреля 1945 года, когда из подвалов домов было произведено несколько выстрелов из Панцерфаустов. Массовые расстрелы привели к тому, что 10 апреля в городе вспыхнул мятеж. Но силы были явно неравными. Остатки жителей были депортированы, а сам городок стерт с лица земли. Нечто подобное произошло во Фрайзоте, где «вервольфами» был убит командир канадского батальона. Вылазка немецких партизан привела к тому, что канадцы во время карательной операции сожгли дотла в окрестностях города деревушку Миттельштен. Сам город отделался «малой кровью» — в нем было снесено лишь несколько домов. Причина такого «миролюбия» крылась в том, что большинство населения города работало на лесопилке, которая имела исключительное значение для армейских целей. Канадцам было наплевать на мирных жителей, их волновало лишь то, чтобы лесопилка ни на минуту не останавливала свою работу. В Вильгельмсхафене произошел самый вопиющий случай. Канадский солдат подорвался на мине и потерял руку. Вина за это была возложена на мирное население. Тут же были выявлены «виновные», чьи дома были уничтожены.

Когда с территорий, занятых частями Красной Армии, хлынули потоки беженцев, то сразу же возникла проблема их размещения и материального обеспечения. Бюро Прюцмана (эсэсовская структура, занимавшаяся подготовкой «вервольфов») решило использовать их в качестве добровольцев для осуществления диверсионных действий. До сих пор непонятно, услугами какой структуры воспользовались эсэсовцы для ведения вербовки среди гражданского населения. Имеются сведения, что руководство Национал-социалистического вспомоществования получило приказ вести агитационную работу среди беженцев. Насколько она была успешной — сказать трудно. Но когда в марте 1945 года представитель Бюро Прюцмана посетил протектораты Моравия и Богемия, он остался доволен проделанной работой. Известно также, что в «вервольфах» было множество беженцев из Силезии. Во время битвы за Берлин эсэсовскому руководству даже удалось сформировать из женщин отдельный отряд, который при помощи гранатометов должен был затруднить продвижение частей Красной Армии.

Вообще в послевоенной Германии действовало несколько отрядов-шатунов «Вервольфа». Они обычно устраивали небольшие террористические вылазки, В мае 1945 года маршал авиации Теднер, кроме всего прочего занимавший пост в союзном командовании, отмечал, что после войны «вервольфы» не доставляли особых неприятностей, за исключением небольших вылазок, которые осуществлялись крошечными группами мужчин или подростков. В июне 1945 года союзническая контрразведка сообщала, что после капитуляции Германии наблюдались лишь отдельные случаи вооруженных нападений и саботажа, которые были организованы «вервольфами». Приведу несколько примеров. В Фульде нацистские партизаны пытались терроризировать местного секретаря компартии. В городе Фрейинг, лежащем на юго-востоке Баварии, было совершено несколько актов саботажа. Там же активно распространялась нацистская пропаганда и периодически совершались нападения на американских солдат. На холмах близ Штутгарта несколько «вервольфов» обстреляли из Панцерфаустов колонну американских грузовиков. В ходе перестрелки почти все нападавшие были убиты. В Нюрнберге бывший рядовой Ваффен-СС Альфред Зитцманн возглавил группу «вервольфов», которые должны были взорвать здание суда, в котором проводился суд над нацистскими преступниками. План провалился. Союзническая контрразведка не исключала, что именно эта группа была причастна к взрывам денацификационных судов в других городах Германии.

При подготовке «вервольфов» отдельное внимание уделялось немецким детям и подросткам. После вербовки дети попадали на предварительные курсы, после окончания которых направлялись в специализированные лагеря. Всеми вопросами обучения и подготовки подростков ведали специалисты из батальона «Альберт Лео Шлягетер», который одновременно подчинялся Прюцману. Два мальчика, захваченные американцами, на допросах показали, что их готовили сначала в спортивной школе, а затем в лагере, который назывался «Рода Рон», где им прививали навыки саботажа и ведения подрывной агитации. При обучении саботажу акцент был сделан на обрыве телефонных линий. В других лагерях больше внимания уделялось военной подготовке. В лагерях близ Палатината и Вальдмора эсэсовские инструктора учили 15–16-летних подростков ориентироваться на местности, после чего шли недельные курсы, входе которых детей знакомили с различными видами вооружений: винтовкой Маузера, автоматами, пулеметами, Панцерфаустом и т. д. В условиях, когда в Вермахте катастрофически не хватало боеприпасов, в лагерях Гитлерюгенда было всего в изобилии. Они могли едва ли не круглыми сутками тренироваться в стрельбе. Под конец обучения эсэсовские инструктора формировали небольшие группы, которые обычно состояли из трех-шести детей. В других лагерях шла подготовка радистов. Юноши, хорошо разбиравшиеся в радиотехнике, всегда пользовались спросом в «Вервольфе». Они попадали и в юношеские, и во взрослые партизанские отряды. Такая специализированная подготовка проходила как минимум в одном лагере, который размещался в городке Эниген, близ Ройтлингена. Интересный факт: дети, проходившие там подготовку, облачались в форму Африканского корпуса. Те из членов ГЮ, которые так и не попали в лагеря, получали детальные инструкции, как вести себя на оккупированных территориях. Они должны были распространять листовки, тайники с которыми готовились заранее. Кроме этого, им предписывался стихийный саботаж: «Берите у врага все, что можете. Линия фронта зависит от обстановки в тылу противника. Чем больше вы будет наносить вреда, тем больше вы сделаете для своей родины».

К концу апреля союзнические войска смогли закрепиться в областях, где можно было ожидать наиболее активных действий юных нацистских партизан. Несмотря на все отчеты и сведения, полученные армейской контрразведкой, американцы не сделали ничего, что могло бы снизить активность молодежи из Гитлерюгенда. Напротив, они только нагнетали обстановку и провоцировали недовольство. В апреле 1945 года в г. Альсфельд был раскрыт «заговор», который составили семь мальчишек, жаждавших захватить оружие и начать партизанскую войну. У всех них за обшлагом воротника были обнаружены значки Гитлерюгенда. Несмотря на то, что они не успели совершить никаких нападений, их расстреляли. В Магдебурге количество убитых и расстрелянных подростков не поддавалось учету. Их казнили при задержании с оружием в руках, о нападениях уже и говорить не приходится. Ожесточенность приводила к более радикальным действиям. Был случай, когда подростки заманили в засаду американскую транспортную колонну, после чего закидали ее гранатами, нанеся значительный ущерб технике и живой силе. В Саксонии группа юных партизан проникла на автостоянку, где находилась немецкая трофейная техника, и вывела ее из строя. Близ Ганновера погиб мальчик, который стал своего рода нацистским камикадзе. Он приблизился к цистернам с горючим, но бомба взорвалась раньше, чем он смог нанести существенный вред запасам горючего. В рурском городке Дислакен и швабском населенном пункте Мемминген девятилетняя девочка застрелила двух американских солдат. В Калльбе один из членов Гитлерюгенда прицелился в американского офицера из пистолета, но был застрелен раньше, чем успел нажать на курок. Этот инцидент произвел гнетущее впечатление на местное население. Близ Ольденберга британские солдаты смогли выловить юных «вервольфов», которые за стогом сена приводили в боевую готовность несколько Фаустпатронов. В тылу Девятой армии США четырнадцатилетний мальчик взорвал мост в центре Дюссельдорфа настолько профессионально, что при этом погибло множество американцев. Диверсант был задержан разведкой и доставлен в штаб армии, где долго не могли поверить, что этот теракт — дело рук ребенка.

Несколько по-иному все выглядело на Восточном фронте. Когда Красная Армия начала свое победоносное наступление, многие из командиров в панике распускали свои отряды. В Бельтзиге местный лидер Гитлерюгенда просто-напросто сбежал, фактически бросив на произвол судьбы своих подопечных. Но с другой стороны, в Ратенове отряд из тридцати югенд-«вервольфов» вел ожесточенную схватку с советскими войсками, уничтожив из Фаустпатронов несколько танков. Когда остатки Двенадцатой армии, прижатые к Эльбе, были готовы сдаться, эти «вервольфы» все еще продолжали сопротивление. Они наивно полагали, что британцы выступят против Советов. Сопротивление «вервольфов» ставило крест на надеждах немецких офицеров сохранить свою жизнь. В начале мая делегация представителей Вермахта обратилась к подросткам с просьбой прекратить сопротивление. Их информировали, что Англия не собирается начинать «крестового похода» против СССР. Не подействовало даже это. Советская артиллерия сровняла с землей участок, где укрылись молодые фанатики.

При всем этом юноши из Гитлерюгенда не могли не заметить, что большая часть немецкого общества весьма негативно относилась к деятельности «вервольфов». Выходки партизан удручали даже молодых фанатиков. Во множестве случаев сами немцы предприняли шаги, которые могли гарантировать, что ГЮ-«вервольфы» не смогли бы нанести никакого ущерба собственным городам и поселениям. В деревне Пех (Рейнланд) региональный предводитель Фольксштурма буквально депортировал из своей округи командира ГЮ-«вервольфов», разослав в соседние деревни письма с предупреждением не давать ему убежища. В городке Бреттхайм отряд «истребителей танков», состоящий из подростков, был силой разоружен местными жителями. После этого инцидента в город было направлено подразделение СС, которое стало проводить казни. В Галле пожилая женщина разоружила двух шестнадцатилетних «вервольфов». Она отобрала у них униформу и Фаустпатроны, которые она закопала на заднем дворе своего дома. В городе Комотау (Судеты) местная полиция разогнала отряд югенд-«вервольфов», который возглавлялся двумя пьяными эсэсовцами. Были случаи, когда немецкие гражданские жители творили самосуд, если подозревали, что кто-то являлся «вервольфом», изображая из себя беженца.

Небольшие партизанские отряды действовали и в Западных Альпах. Кроме подростков, они были частично укомплектованы эсэсовцами. С этими «вервольфами» столкнулись американские бронетанковые части, когда форсировали «северные горные переходы». Эти юные фанатики запугивали гражданское население, распространяя листовки с угрозами. Но традиционной тактикой их стало неожиданное нападение. Как правило, американские солдаты, проезжая по дороге, не обращали внимания на играющих детей. Стоило им проехать вперед, как «играющие дети» открывали по ним огонь с тыла. Один американский офицер вспоминал: «Мир для этих детей из Гитлерюгенда рушился на глазах. Скоро от него ничего бы не осталось… Не имея возможности стать настоящими солдатами, носить униформы и вести борьбу в составе действующих воинских частей, дети решили показать, что все равно способны пожертвовать собой. Был один мальчик, которого нам удалось взять в плен. Его граната попала в мой танк, но не взорвалась. Я был изумлен, что этот сопляк мог подвергнуть мою жизнь опасности, я выскочил из танка, схватил его за грудки и стал орать. Когда я отпустил его, то мальчишка упал на траву и начал что-то истерично кричать. Он говорил, что должен был умереть во имя фюрера». Подобные инциденты не всегда разрешались миром. В Веллендорфе подросток, прибывший из Берлина, убил несколько французских солдат выстрелом из Фаустпатрона. Его поймали и расстреляли на месте. В местечке Шардинг (Верхняя Австрия) американцы захватили в плен отряд, состоявший из подростков. Всех их тут же перебили, а тела сбросили в реку.

В определенный момент свой кусок от партизанского пирога решили урвать кригсмарине (военно-морской флот) и Люфтваффе (военно-воздушные силы). В середине апреля 1945 года гросс-адмирал Дениц предложил фюреру использовать три тысячи молодых людей, находившихся в его распоряжении, чтобы забросить их за линию фронта, где они могли бы вести партизанскую войну. Главный упор опять же делался на уничтожение коммуникаций и топливных складов. «Во Франции главной проблемой врага являются запасы топлива. В этом его „ахиллесова пята“. Именно в это уязвимое место надо направить главный удар». Но этому плану не было суждено сбыться. Если Дениц мог поставить под ружье в северной Германии необходимое количество людей, то он не смог снабдить их нужным количеством оружия. Прежде всего, ощущался недостаток Фаустпатронов. По сути, так и не известно, предприняли ли «морские партизаны» хоть одну вылазку.

Несмотря на этот провал, идея о парашютных диверсионно-саботажных командах все еще пользовалась популярностью у руководства Люфтваффе. По крайней мере, на Восточном фронте подобная практика применялась до последних дней войны. В этих случаях излюбленным приемом было использование Фаустпатронов против резервуаров с топливом и железнодорожных цистерн. При этом нападения происходили ближе к вечеру, что позволяло использовать диверсантам длинные тени и низкий угол солнца. На выполнении подобных задач специализировались остатки отряда «немецких камикадзе», специальной команды «Эльбы». Базируясь в Альпах, в начале мая они совершили множество диверсионных вылазок в Западной Венгрии. Последний вылет, запланированный на 8 мая 1945 года, так и не состоялся. Предполагалось разрушить железнодорожный мост, располагавшийся к северу от Будапешта. Но вылазка так и не произошла — все понимали, что война была проиграна.

Все вышеперечисленные факты несмотря ни на что говорят о большом мужестве немецких солдат всех родов войск, проявленном в ближнем бою с танками. Однако из этого не следует делать неправильные выводы и переоценивать значение ближнего боя с танками. Это подтверждается резким снижением результатов борьбы с танками с января 1945 года, когда в Красной Армии начали применять новый способ защиты от истребителей танков, заключавшийся в охране своих машин в ходе боя отдельными стрелками, находящимися на расстоянии 100–200 метров от танка. В случае, если по характеру местности истребитель танков не имел благоприятных условий для укрытия, ближний бой с танками становился почти невозможным. Из этого следует, что противотанковое оружие пехоты наряду с небольшой высотой траектории и достаточной бронепробиваемостью должно обладать достаточной точностью стрельбы на дальности в 200–300 метров. Однако это не должно приводить к значительному увеличению веса оружия.

Если оценивать ситуацию в целом, то можно с уверенностью говорить о том, что знание своеобразия тактики бронетанковых войск противника составляет основу для принятия всех необходимых мер по обеспечению противотанковой обороны войск. При этом необходимо вполне сознательно отбрасывать принципы, господствующие в собственных бронетанковых войсках. Конкретно в Красной Армии танки использовались для выполнения самостоятельных задач оперативного значения в составе танковых корпусов или бригад в качестве танков непосредственной поддержки пехоты, в качестве средства, составляющего основу противотанковых рубежей, а также в качестве самоходной артиллерии.

Несмотря на то что в некоторых случаях у советских войск имело место разрозненное использование танков, они не впадали в ошибку и не распыляли свои танки. Но их методы управления крупными танковыми соединениями приблизительно до 1943 года были еще несовершенными. В управлении этими соединениями как в оперативном, так и в тактическом отношении они достигли совершенства несколько позднее: к началу крупных сражений 1945 года части Красной Армии научились вести совместные боевые действия танков с пехотой, посаженной на бронетранспортеры. Они, например, проводили совместное наступление танков и пехоты пятью последовательными эшелонами: двумя танковыми и тремя пехотными. В зависимости от обстановки пехота следовала впереди танков или же позади них. Тем самым они нашли исключительно удачный путь к достижению успеха в современном наступлении, заключающийся в наращивании силы удара из глубины и в тесном взаимодействии танков с сопровождающей их пехотой. Эта тактика была ответом на повышение (с 1944 года) эффективности немецкой противотанковой обороны, достигнутое благодаря применению новых противотанковых огневых средств Панцерфауст и Офенрор.