Журнал «Тат» («Действие») приобрел феноменальную популярность у немецких интеллектуалов. Именно в нем печатались все главные политические публикации временем Веймарской республики. Сама редакция журнала считала, что «он являлся единственным изданием, которое с непреклонным стремлением к правде вникало в суть вопросов сегодняшней политической и духовной жизни». Как точно отметил один исследователь: «Журнал держал руку на пульсе истории». «Действие» было создано братьями Хорнеффер и, собственно говоря, до октября 1929 года не играло никакой роли в духовной жизни Германии. Под руководством издателя Ойгена Дидерика журнал постепенно превратился в «антилиберальное, антигуманистическое, антицивилизаторское и антизападное издание». Он выступал за специфическое немецкое народное государство, за идею народного сообщества. Его новая редакция жаждала увидеть демократические идеи, дополненные аристократическим отношением. Но вместе с тем журнал выступал против расистской предубежденности, являя собой попытку философского поиска новой духовности. «Действие» хотело создать миф, который, возможно, привел бы к перевороту в системе общественных ценностей, тем самым подготовив наступление новой эпохи. Итак, в октябре 1929 года «Действие» опубликовало программу, подготовленную Гансом Церером, которая устанавливала новый курс журнала.

В то время Ганс Церер был членом редакции «Фоссишен цайтунг» и принадлежал к группе консервативных интеллектуалов. Кроме самого Церера в группу входили Фердинанд Фрид, Эрнст Вильгельм Эшман, Гислер Вирзинг.

Фердинанд Фрид — псевдоним Фридриха Циммермана, родившегося 14 августа 1898 года во Фриденвальде-на-Одере. Он был экономическим редактором «Фоссишен цайтунг». В период с 1923-го по 1933 год являлся редактором «Берлинер Моргенпост» («Берлинской утренней почты»). С 1929 года — сотрудник журнала «Действие». После прихода к власти нацистов Фрид был журналистом «Берлинской газеты». В 1934 году вступил в СС и работал в главном управлении СС по вопросам расы и поселений. После войны редактор «Зоннтагсблата», а в 1953-м возглавил журнал «Вельт». Умер в 1967 году.

Эрнст Вильгельм Эшман — псевдоним Леопольда Дингреве. Родился в 1904 году в Берлине, защитил у Альфреда Вебера диссертацию в Хайдельберге, семь лет был доцентом в Высшей школе политики в Берлине. В 1944 году Эшман стал руководителем Немецкого института в Марселе, в 1960-м — профессором социологии в Мюнстерском университете.

По большому счету кружок «Действие» не был оформившейся организацией. Первоначально это был редакционный совет одноименного журнала, к которому позднее стали примыкать спонтанно возникающие в различных городах клубы читателей «Действия». Благодаря журналистскому таланту Ганса Церера за два года тираж журнала удалось поднять с 800 до 30 тысяч экземпляров. Сам же Ганс Церер имел много общего с Отто Штрассером. Так же, как и Штрассер, ушел в 16 лет добровольцем на фронт. Как и многие молодые люди, противопоставлял свой фронтовой опыт буржуазному мироощущению. Как и многие немцы, перенес много страданий, жил в крайней нужде. После возвращения с фронта учил медицину и психологию, затем историю, социологию и национальную экономику. Его учителем был всемирно известный Вернер Зомбарт. Из-за финансовых проблем Церер не смог довести обучение до конца. Но тем не менее он совмещал работу в «Фоссишен цайтунг» с проведением частных исторических и социологических изысканий.

На Ганса Церера оказал неизгладимое впечатление Освальд Шпенглер. Но восхищен Церер был отнюдь не его работой «Закат Европы», а другим произведением — «Пруссачество и социализм». Также Церер проявлял неподдельный интерес к Карлу Манхейму, Вильгельму Парето, Жоржу Сорелю. Он поддерживал теории Карла Шмидта, который пришел к выводу, что время парламентаризма уходит и наступает время авторитарных государств. В «Действии» Г. Церер развивал взгляды, на которые оказали влияние подобные политические теории. Каждый сотрудник «Действия» имел свою четкую спецификацию: Фрид занимался политэкономией, изложив собственное видение проблемы в работах «Конец капитализма» и «Автаркия»; Эшман отвечал за систематизацию и анализ программ плановой экономики; Грюнберг «приближал читателя к картине нового государства» и развивал национальную педагогическую концепцию. Главной мыслью журнала было убеждение, что связи между правыми и левыми на самом деле минуют стадию демократического республиканизма. При национальном переломе существующего общества правые и левые позиции должны были сплавиться во что-то общее, новую единую позицию.

Церер предрекал читателям хаос, который надо было пережить, так как это было единственным средством для того, чтобы произвести очистку Германии. В октябре 1929 года, когда на Германию уже обрушился мировой экономический кризис, Церер говорил о нем как о благодатном избавлении. В горниле экономического хаоса должно было возникнуть новое немецкое государство, обладавшее новым экономическим и общественным порядком, в котором сомкнутся национальный и социальный полюса. При поддержке Фрида, который предсказывал смерть капитализму, Церер утверждал, что у Веймарской республики больше не осталось времени и ее ждет подобная же судьба. Накануне революции требовался творческий синтез: «По мере того как приближается хаос и старые точки зрения все больше разлагаются, идет созревание новых позиций. Но момент их действия еще не пришел. Надо дождаться окончания процесса разложения старого».

Это выжидательное отношение «Действия» все-таки не мешало Цереру искать в Германии, охваченной кризисом, те социальные группы, которые бы смогли переориентировать нацию. «Действие» разделяло все немецкое общество на три заинтересованные группы. На одной стороне находились капитал и богатеи. На другой — массы, которые не были четкой политической группой, обладавшей собственными экономическими интересами. Массы состояли из рабочего класса, его организаций, служащих, мелких и средних ремесленников. Но была и третья группа, некий резерв недовольства, или, как их называл Церер, «бактерии», так как они проникали между трудом и капиталом. Этот социальный винегрет должен быть не просто взрывчатым, а сносящим все на своем пути. Задача журналистов «Действия» состояла в том, чтобы предвидеть развитие ситуации и познать ход развития событий. Церер придерживался теории Парето о круговороте элит, а потому возвещал, что все социальные движения поначалу создавались высокообразованным меньшинством, новой немецкой элитой, вырвавшейся из средних слоев. Эти интеллектуалы не стремились к политическому признанию, они были заинтересованы лишь в разрушении старого мира: «Речь идет не о тех людях, которые потрясают воздух пустыми словами, призывая к борьбе за собственное существование. Мы говорим о тех, кто готов полностью уничтожить само это существование». После хаоса и времени ожидания должен был наступить «час нового человека»: «Придет момент построить новый мир с новыми людьми и новыми идеями».

«В нашем положении придерживаться сейчас какого-либо абсолюта, партийного догматизма означает существенно ограничить проблематику исследований, так как они зашоривают взгляд на существующие феномены. Когда кризис начнет расширяться и углубляться, сомневающиеся поставят вопрос: какова природа этого процесса? Но следить за ним можно только глазами независимого исследователя». Впрочем, Церер прекрасно понимал, насколько трудно сохранять чисто созерцательное отношение, взгляд стороннего наблюдателя: «Мы увидим, как наши идеи, наши аргументы и наши требования будут позаимствованы и как их подобно мячу будут гонять по политическому полю. Наши знамена будут истрепаны и изорваны, переходя из рук в руки в виде лоскутов. Но лучшие из нас с отвращением отвернутся от напыщенности и скроются в скромных кабинетах, чтобы испытывать новые формулы, обдумывать новые аргументы. Грядущие беспорядки поставят вопрос: участвовать ли в них или остаться в стороне?»

Церер предугадывал, что в средних слоях, находившихся между трудом и капиталом, будет неуклонно нарастать недовольство. Именно они, эти средние слои, должны были стать оплотом будущей революции, сплавом национального и социального, на что не были способны ни КПГ, ни НСДАП. «Будущий путь ведет туда, где правые объединяюутся с левыми; где, создав новое сообщество, люди сольются под знаменем мифа о новой нации». Это был, по мнению деятелей «Действия», единственный путь, когда народ станет единым целым, преобразуется в новый органический порядок, в новое общество. «Сегодня порядок, который пытается навязать нам либерализм, — тупое рабство, которое выдается за свободу. Но именно новый строй способен дать ответы на вопросы: „Почему? Для чего? Зачем?“»

В 1932 году Церер решил значительно расширить свой анализ и включить в него ряд консервативных идей. «Действие» решительно отказывалось от всего, что как-либо было связано с либерализмом. Например, члены «Действия» отвергали рассудительность, отдавая предпочтение чувствам, так как «наше время и то, что оно несет в себе, вряд ли можно осмыслить человеческим умом».

Кризис для Церера был не просто средством, которое должно было вызвать долгожданный хаос. Кризис был прелюдией революции, которую поддержат те, кто начал изменение реальности в многочисленных молодежных движениях, кто являлся носителем новой духовности 1914 года, кому «по наследству» достались фронтовые переживания. Антикапиталистическая аргументация Фрида, представления Грюнберга о национальной диктатуре, восточная ориентация Вирзинга всячески поддерживали мечту Церера о новой Германии. В ней должны были оказаться все немцы Европы. Экономика новой державы должна была оказаться самодостаточной. Ее политика будет определяться диктаторской элитой. Общественный строй новой Германии будет непоколебим.

Между воззрениями Штрассера и Церера было много общего. В «Действии» очень позитивно восприняли раскол гитлеровской партии в августе 1930 года. Но до февраля 1931 года между этими двумя лидерами не было никаких серьезных контактов. С января по март 1931 года «Немецкая революция» напечатала пару апологетических статей, в которых «Действию» отводилось первое место среди всех существовавших в то время в Германии политических журналов. Революционные национал-социалисты превозносили мужество редакции этого журнала, восхищались упорной борьбой с капитализмом и реакцией, которую вела редколлегия «Действия». Позже «Немецкая революция» упоминала о статье, появившейся в журнале Церера. В этой публикации под названием «Кризис национал-социализма» автор весьма похвально отзывался о группе Отто Штрассера.

В марте 1931 года «Действие» перепечатало отрывок из книги Герберта Бланка, которая называлась «Адольф Гитлер — Вильгельм III», снабдив его позитивной рецензией. Это указывало на то, что где-то в феврале 1931 года обе группировки все-таки познакомились поближе. Дружба между Штрассером и Церером продолжалась с июня 1931 года по март 1932 года. Она носила далеко не формальный характер. Это подтверждала и статья Церера «Левые или правые?». На страницах же «Действия» стала периодически появляться реклама штрассеровской «Немецкой революции». В октябре 1931 года Церер принял участие во Втором имперском конгрессе революционных национал-социалистов, где открыто поддержал создание «Черного фронта». Статья же «Левые или правые?» была перепечатана Рихардом Шапке как доказательство того, что идеи «Действия» и «Черного фронта» абсолютно совпадали.

Неудачи «Черного фронта», постепенный упадок «Боевого содружества революционных национал-социалистов» дали Цереру повод отречься от деятельности Штрассера. Редактор «Действия» решил посвятить себя разработке гипотетического «третьего пути», пролегающего между коммунистами и нацистами. Весь апрель 1932 года он корпел над теоретическими выкладками и политическими формулировками. Третий путь должен был проложить сильный человек, по мнению Церера, им был канцлер Шляйхер. Именно он, как писало «Действие» в октябре 1932 года, «отрицал все коррумпированные и неспособные к действию партии и парламент». Третий путь также должен был отвергать однопартийный фашистский эксперимент. Он не только неизбежно вел к гражданской войне, но был недостаточно романтичным, чтобы предполагать подлинную революцию. Значит, оставался один путь — осуществить революцию сверху. Это могли сделать только те, кто уже обладал властью, те, кто был готов к решительным поступкам. Таковыми могли быть рейхсвер и рейхспрезидент Гинденбург.

Сотрудничество с Шляйхером принесло Цереру ежемесячную поддержку в 15 тысяч марок и должность тайного советника рейхсканцлера. Кроме этого, он получил пост главного редактора одной из крупнейших берлинских газет — «Берлинского обозрения», которое финансировалось из денег «немецких националов» и контролировалось лично Шляйхером. Штрассер не смог одобрить подобную позицию своего бывшего союзника и с августа 1932 года начал периодически делать выпады в адрес «Действия». Первая критика прозвучала по поводу статьи Церера «Реформы или революция?». Штрассер изрек, что лозунг «Реформация вместо реставрации и революции» противоречит духу революционного национал-социализма, который отвергает полумеры и полуреформы, отдавая должное только тотальной революции.

В то же время была опубликована статья Геббельса, посвященная проблеме реформ. Это дало Штрассеру удачный повод, чтобы поставить знак равенства между «Ангрифом» и «Действием». Не зная о том, что Церер переменил политические убеждения, он пытался простить другу «столь неудачную формулировку». Но, на всякий случай, он напомнил о заявлении руководства «Боевого содружества», которое было напечатано 3 июля 1932 года в «Черном знамени». В нем исполком «Содружества» выступал против «правительства Шляйхера, Грегора Штрассера и Брюнинга». Там же подчеркивалось, что революционные национал-социалисты отклоняют любые умеренные тактические соображения. Штрассерианцы были намерены бороться против соглашательской политики с правительством.

Но в то время Штрассер еще не был готов к кардинальному разрыву отношений с Церером, так как «для нас и для широкой общественности „Действие“ продолжало числиться в „Черном фронте“». Но ответ Церера развеял последние надежды. Он разрывал отношения с «верховным лидером» «Черного фронта», так как 4 сентября 1932 года тот позволил себе непростительно хамскую критику в передовице своей газеты. В той злополучной статье говорилось, что штрассерианцы с тревогой следят за сближением Церера с Брюнингом. Еще больше их настораживало, что «Действие» превращалось в поставщика идей «ко двору Шляйхера». Цереру делался упрек, что, придерживаясь реформистских лозунгов, он вступил в партию правительственной политики. По мнению Штрассера, Церер переоценивал роль рейхсвера, а само «Действие» играло в правительстве роль «политического поэта». Журналу инкриминировалось, что он стал защитником капиталистической системы. В определенной мере обвинение справедливое — в то время Церер даже не думал задевать буржуазные законы и частную собственность.

В итоге «Боевое содружество революционных национал-социалистов» отказывалось поддерживать правительство Шляйхера, взяв курс на борьбу с его «профсоюзно-милитаристским кабинетом», главной целью которого было изгнать молодые силы из всех социалистических организаций.

В ответ на реплику Фердинанда Фрида, помещенную в «Ежедневном обозрении», Штрассер напечатал в «Черном фронте» выдержку из брошюры «Построение немецкого социализма», в которой противопоставлял государственно-бюрократический социализм сталинского типа программе корпоративного социализма. Чтобы продемонстрировать своим сторонникам абсурдность планов Шляйхера, Штрассер привел обстоятельную статью Теодора Лайперта, члена правительства и председателя «Всегерманского союза немецких профсоюзов». В ней Лайперт поддерживал экономические идеи Штрассера, а именно идею ограничения частной собственности и введения определенных корпоративно-государственных форм. Лайперт даже соглашался включиться («насколько это было возможно») в дискуссию об отдельных экономических требованиях Отто Штрассера. Но в ответ лидер «Черного фронта» лишь парировал, что профсоюзы не воодушевятся планами Шляйхера, а потому обречены на провал.

В декабре 1932 года Церер начал острую полемику с КПГ и НСДАП. В своей статье «Прогнозы для Германии» он утверждал, что видит растущую большевистскую угрозу, которая выражалась в значительном росте количества депутатов-коммунистов. Церер абсолютно правильно замечал, что государство было больше не в состоянии править 14 миллионами избирателей, которые только и желали его крушения. Опасность ему казалась настолько большой, что он всерьез опасался раскола НСДАП. В таких условиях радикальная часть национал-социалистов (пролетариат и революционные СА) могли примкнуть к коммунистам. Штрассер писал по этому поводу: «Коммунизм в своей марксистско-большевистской форме после 1923 года не имеет никаких шансов на завоевание власти». Для него не было важно, КПГ или НСДАП проведут в рейхстаг 230 депутатов, так как это зависело от «ясности предложенного пути и силы воли вождя».

Противоречия между Штрассером и Церером достигли своего пика в конце декабря 1933 года. Тогда «Черный фронт» вышел под заголовком: «ЛИБЕРАЛЬНЫЙ НАЕМНИК. Буржуа Церер замахивается томагавком войны на Немецкую революцию». Это было оскорбительной репликой на статью Церера «Революционные сектанты». В ней тайный советник рейхсканцлера задавался вопросом: «Что вы, собственно, хотите и к какой цели стремитесь?» Статья должна была подтолкнуть к выводу, что штрассерианцы не были способны к какой-либо конструктивной созидательной деятельности. «Их воля продиктована чувствами, не имеющими ничего общего с реальностью, ибо они не представляют собственных возможностей; воля к работе, к кропотливой, ежедневной деятельности у них заменена высокопарными романтическими представлениями об „империи“, „немецком социализме“ и „революции“». По мнению Церера, на революцию как неотвратимый исторический процесс требовалось время, дабы она созрела. Просто беспорядки были исключительно опасным явлением. В качестве примера Церер приводил того же Ленина, который, скрываясь от охранки, 12 лет прожил в Швейцарии.

Разрыв между «Действием» и «Боевым содружеством» был предопределен теоретическим догматизмом Штрассера (извечная проблема мертворожденных «немецких революций») и различными путями развития консервативных кругов. Но даже политический дилетантизм Церера, не столь очевидный, как у Штрассера, привел этого журналиста к конкретной попытке спасения страны от гитлеровской угрозы. И пусть «курс Шляйхера» был нереальным, но это был открытый искренний шаг. В то же время Штрассер, ослепленный иррациональной верой в свою миссию, всего лишь наблюдал за развитием событий. В итоге ему пришлось просто констатировать, что власть оказалась в руках у Гитлера.

Сейчас сложно ответить на вопрос, правда ли состояло «Действие» в «Черном фронте»? Если Церер некоторое время был дружен со Штрассером, то ни Фрид, ни другие сотрудники журнала никогда не говорили о своем союзе с революционными национал-социалистами. Со своей стороны Штрассер не раз повторял, что восторгается экономической теорией Фрида. Но это не мешало Отто запретить членам своего кружка изучение в «кадровой школе» «Боевого содружества» каких-то других экономических теорий кроме собственного «Построения немецкого социализма». Глупо было бы отрицать, что «Действие» через своих лидеров поддерживало связи с «Черным фронтом». Но надо отметить: слово Церера имело гораздо больший вес, нежели весь «Черный фронт» Отто Штрассера.

Оба эти деятеля могли только на время заключить между собой союз. Но ни одна из сторон не имела достаточно сил предотвратить немецкую катастрофу, как позже назовут приход Гитлера к власти. И Штрассер, и Церер верили, что им предназначена особая участь, что именно они принесут на немецкую землю факел нового социального порядка. Но «новый порядок» стал словосочетанием из гитлеровского арсенала, в него фюрер вложил совершенно другой смысл.

Если мы попытаемся рассмотреть «Черный фронт» с точки зрения идеологической тактики, не принимая во внимание организационные альянсы, то его границы окажутся чересчур тесными, чтобы воплотить мечты Штрассера в жизнь. «Боевое содружество» как костяк «Черного фронта» поддерживало постоянно контакты только с «вервольфами» и штурмовиками Штеннеса. Первые позволили установить связь с «Сопротивлением» Э. Никиша и «Оберландом». Революционные СА можно относить к «Черному фронту» с гигантской натяжкой. Весьма обширные связи Штрассера позволили ему наладить также контакты с некоторыми представителями «Стального шлема» и «Младогерманского ордена». При этом остается непонятным, как долго они продолжались и какой характер носили. То же можно сказать и про молодежные «бюндише»-организации. В многочисленной литературе о «бюндише»-молодежи нет ни одного упоминания о ее связях с «Черным фронтом». Если Штрассер уделял ей внимание в своей газете, то из этого вовсе не следовало, что молодежные организации были союзниками революционных национал-социалистов. Эти сообщения привели в «Черный фронт» всего несколько человек. Сам же фронт, созданный Штрассером, не являлся организацией, представлявшей серьезную угрозу для гитлеровской партии. Он мог быть таковым, если бы Штрассер сплотил воедино все национал-большевистские и национал-революционные организации. Но это было ему не под силу. Штрассер предпочел выдумать миф о своей могущественности. Он развил его до невероятных размеров во время канадской эмиграции. После войны даже не счел нужным избавиться от него. Почти все мемуары Отто Штрассера наполовину являются выдумкой, плодом честолюбивых фантазий.