Сейчас очень сложно установить, в какой степени штурмовики по всей стране поддержали Вальтера Штеннеса. Можно было найти упоминания о восьми и даже десяти тысячах членов СА, которые в основном базировались в Берлине, Шлезвиг-Гольштейне, Померании. Как показал список исключенных из партии, который был опубликован Гитлером 4 апреля, среди мятежников оказалась фактически вся верхушка северогерманских СА. Самому Штеннесу удалось контролировать издание «Ангрифа» и берлинскую штаб-квартиру только до 3 апреля. Во второй половине этого дня редакционное здание по просьбе мюнхенского руководства было захвачено полицией. Атаке сил правопорядка подверглись все казармы и штабы восставших штурмовиков. После очистки от мятежников они были переданы в распоряжение СС, которые были усилены отрядами, присланными из Баварии. 4 апреля «Ангриф» вновь перешел под контроль Геббельса, сообщая о поражении Штеннеса.

В первом же выпуске этой газеты Геббельс пытался успокоить взволнованную публику, существенно занижая размеры бунта и его последствий. В многочисленных статьях и заметках он пытался доказать, что путч подавлен и мюнхенское руководство полностью контролирует ситуацию в партии. Эти публикации можно было бы условно разделить на две группы: первые были посвящены описанию тех, кто был исключен из партии. Там же обрисовывались меры, которые предпринимались для наведения порядка. Вторые являлись простодушными заявлениями рядовых членов партии, которые говорили о лояльности к Гитлеру. Как правило, в них Штеннес получал самые уничижительные характеристики. Единственной целью подобных публикаций было принизить значение мятежа, который пытались представить как заговор честолюбивых офицеров либо действия предателей. Большинство заявлений о преданности должны были привести читателя к мысли, что партия наконец-то избавилась от группки очень опасных экстремистов, которые не верила в жизненную силу партии.

7 апреля «Ангриф» продолжил эту работу. Газета одновременно информировала о смене лидеров СА и назначении Геринга комиссаром над всеми восточными гау, куда входил и Берлин. «Ангриф» доводил до сведения читателей, что первое мероприятие, самостоятельно организованное Штеннесом и его соратниками, закончилось полным провалом. Тема мятежа Штеннеса не сошла со страниц нацистской прессы и 8 апреля. В те дни национальная пресса обвинила Геббельса в сотрудничестве с мятежниками. Сам Геббельс назвал эти сведения «ударом буржуазии» и призвал национал-социалистов не верить «измышлениям еврейских листков». Казалось, что к середине апреля обстановка в партии стабилизировалась, раскол был ликвидирован, а угроза запрета НСДАП прошла стороной.

Но раскол берлинских СА оказался в центре внимания не только немецкой, но и международной прессы. Журналисты придавали этому событию очень большое значение. Когда на процессе по делу рейхсвера Гитлер провозгласил, что его партия пойдет легальным путем, и провел чистку партии, у демократических партий появилась слабая надежда, что Гитлер станет соблюдать не только конституцию, но и правила парламентской игры. Эти надежды еще больше усилились, когда Гитлер подал изгнание Штеннеса и его штурмовиков из партии как избавление от опасных экстремистов. Но куда больше прессу интересовало будущее этих «диссидентов из СА». «Нижнесаксонская газета», например, писала: «Только недальновидный человек может испытывать ущербную радость от скоротечной дворцовой революции у национал-социалистов. Ни в коем случае нельзя делать вывод, что национал-социалистическая партия исчезла из политической жизни. НСДАП продолжила свое существование, а осколки взрыва последних дней не опрокинули ее. Так что рано радоваться, что ее радикализм пошел на спад. Это всего лишь значит, что экстремисты перетекут туда, где они нужнее, например, к тем же коммунистам». «Кёльнская газета» испуганно била во все колокола: «Когда НСДАП раскололась, она перестала представлять угрозу спокойствию страны. Принимая во внимание национальное покрывало нынешнего коммунизма, национал-социалистические изгнанники наверняка примкнут к КПГ, что породит другую чудовищную опасность». Обзоры, размещаемые в левой прессе, еще раз подтверждали возможность перехода недовольных штурмовиков в коммунистический лагерь. «Восточный экспресс» цитировал статью из «Правды», которая произвела эффект разорвавшей бомбы: «Пролетарские элементы из НСДАП решили повернуться спиной к национал-социализму и придерживаться левых ориентиров, что является единственной дорогой к народным массам. Они перешли в ватагу Штеннеса, принимая во внимание возможный союз с борющимся пролетариатом».

Возможность тактического союза революционных СА и КПГ опять же подтверждалась примером обер-лейтенанта Рихарда Шерингера, который во время своего заключения в тюремной крепости Голлнов примкнул к коммунистам. Мятеж в СА стал удобным поводом для того, чтобы он еще раз обратился к национал-социалистам с призывом вступать в Коммунистическую партию Германии. В своем призыве он подробно перечислял многочисленные случаи, когда Гитлер и Геббельс предавали национал-социалистические идеалы. Он призвал штурмовиков вместе с пролетариатом готовить народную революцию, которая «должна была положить конец еврейской эксплуатации». Возникает вопрос, использовал ли Шерингер антисемитскую агитацию только для привлечения в КПГ штурмовиков, либо для агитации всего националистического лагеря?

Скорее всего призыв остался безответным. Не стоило забывать, что большинство штурмовиков были идейными антикоммунистами. Они не были в состоянии увидеть в «красных» потенциальных союзников. Коммунисты были врагами, против которых они сражались в рядах добровольческих корпусов при ликвидации Баварской Советской республики и спартаковского восстания. С ним они устраивали кровопролитные стычки на улицах немецких городов.

«Боевое содружество» возлагало большие надежды на первый мятеж штурмовиков, который произошел в сентябре 1930 года. Когда ожидания оказались тщетными, руководство штрассерианцев предпочло видеть в революционных штурмовиках «завтрашних товарищей», которые пока не могли открыто заявить о своих симпатиях к революционному национал-социализму. «Боевое содружество» не уставало закидывать СА призывами, на которые обычно не следовало никакой ответной реакции. Казалось бы, сближение между этими двумя группировками было невозможно. Тем более что сам Штеннес и не собирался присоединяться к КГРНС, которое называл «салоном Штрассера». Но все начало меняться, когда 5 апреля весь номер «Немецкой революции» был посвящен расколу в НСДАП. Штрассер занял правильную позицию. В многочисленных заметках и комментариях нельзя было найти даже намека на нападки в адрес Штеннеса. Во всем был виноват Гитлер и его окружение. В статье «Гитлеровский удар по СА» раскол в НСДАП объяснялся «конфликтом между социалистическими чувствами революционных штурмовиков и реакционным поведением буржуазного руководства гитлеровской партии», которое не только отказалось от осуществления 25 пунктов партийной программы, но и предало трудящихся, пойдя на союз с реакционерами в Тюрингии и Саксонии.

Как мы видим, революционные национал-социалисты пытались объяснить поведение мятежных штурмовиков теми же причинами, что и собственное летом 1930 года. Но Штрассер совершенно упустил такие факторы, как финансовая проблема, вопрос о месте С А в партии, личные склоки, споры о репутации Рёма. А ведь именно они сыграли решающую роль в провоцировании бунта.

Твердо уверенные, что штурмовики придерживаются тех же воззрений, что и лидеры «Боевого содружества» и группы «Верврльф», штрассерианцы заявляли: «СА должны ясно осознать свои революционно-социалистические чувства, должны в полном объеме сформировать свои задачи и стать солдатами революции» (а себе, как мы помним, штрассерианцы отводили роль унтер-офицеров революции). В огромной статье, адресованной «старой гвардии СА», еще раз подчеркивалось, что сейчас необходимо действовать смело и решительно. «Когда вы сами убедитесь, что в НСДАП невозможно осуществить прорыв национального социализма, тогда вы предоставите свои силы в распоряжение идей революционной формации. Вы так часто голодали, так часто проливали кровь, что мы не рискнем еще раз направить вас по ложному пути. Штурмовики! Прислушайтесь к голосу вашей революционной совести!»

Вышедшая 12 апреля «Немецкая революция» стала отправной точкой в новой пропагандистской стратегии «Боевого содружества». Теперь Штрассер стал ориентироваться исключительно на интересы СА. Не давая конкретных оценок Штеннесу, подчас даже намеренно увязывая его имя с социалистическими идеями, исполком КГРНС хотел, чтобы штурмовики сосредоточили свое внимание на общих для обеих группировок революционных идеях.

Но вскоре Штрассеру пришлось констатировать, что СА не были политической организацией. По крайней мере, штурмовики не очень охотно интересовались чисто политическими проблемами. Что это значило? А то, что лидерам «Боевого сообщества» приходилось отбросить в сторону вопросы программных требований и всячески подчеркивать революционный характер КГРНС.

Чтобы продемонстрировать свою революционность, Штрассер решил предоставить на страницах своих газет слово обер-лейтенанту Вендту. Это был своего рода «мученик национальной революции». Он, подобно Шерингеру, был одним из обвиняемых по делу рейхсвера. Но в отличие от Шерингера Вендт примкнул не к коммунистам, а к штрассерианцам. Вендт подготовил два обращения, которые одно за другим были опубликованы в «Немецкой революции». Оба призыва содержали беспощадную критику Гитлера — «нового ландскнехта Брюнинга». Он призывал решительно бороться с реформистской линией мюнхенского руководства. «С горечью я смотрю из тюремной камеры, как руководство НСДАП все увереннее идет в фарватере буржуазной реакции, как фюрер „рабочей“ партии превращается в бонзу и предает саму идею освобождения от пут Версальского договора, плана Юнга и когтей капиталистических эксплуататоров. Приказ Гитлера смириться с чрезвычайными декретами фашистского диктатора Брюнинга ясно указывает, куда ведет гитлеровский путь. Не Гитлер, не „коричневый дом“, а мы, рабочие, крестьяне и солдаты, являемся будущим немецкого народа. В Мюнхене же сидят предатели. Они называют нас путчистами, так как мы обладаем революционной энергией. Я, как и мой товарищ Рихард Шерингер, отвергаем Гитлера. Я верю, что Штеннес и его революционные СА пойдут одним путем с трудящимся народом и выступят против реакции и контрреволюции. Да здравствует Немецкая народная революция!»

От себя исполнительный комитет «Боевого содружества» добавлял: «Летом 1930 года авангард революционных и социалистических сил покинул буржуазно-капиталистическую партию Гитлера. Сплотившись в „Боевом содружестве революционных национал-социалистов“, эти люди отстаивают идею национального социализма во всей ее глубине и чистоте. Так и революционные СА должны сейчас проявить последовательность, продолжив этот процесс под лозунгом „Министерские кресла или Немецкая революция“».

Раскол теперь трактовался Штрассером как конфликт между революционной волей СА и буржуазной практикой Мюнхена. Сейчас это было следствие заговора, составленного против Вальтера Штеннеса. Лидер КГРНС, не жалея красок, передавал подробности заговора. Оказывается, Штеннес был принесен в жертву во имя складывания буржуазной коалиции, которая должна была начать интервенционную войну против России. В состав этой мифической коалиции должны были войти НСДАП, Немецкая народная партия, Немецкая народно-национальная партия и партии центра. «Далее, — писала „Немецкая революция“, — Рём при поддержке генерала Хаммерштайна должен был провести вооруженную акцию против Штеннеса».

Штрассер решил во чтобы то ни стало перетянуть штурмовиков на свою сторону. Он даже пообещал Штеннесу всяческую поддержку, если тот задумает создавать свою организацию. Это выражение солидарности было не совсем бескорыстным. Штрассер очень опасался, что Штеннес составит ему конкуренцию. А потому решил, что в лице лидера мятежных штурмовиков лучше иметь союзника, а не конкурента. Даже если бы эта инициатива провалилась, то в КГРНС тешили бы себя мыслью, что на некоторое время штурмовики прекратят одно из своих любимых занятий — охоту на революционных национал-социалистов.

Но распространить этот номер «Немецкой революции» среди штурмовиков оказалось не так уж просто. Штрассер продолжал настаивать на союзе с СА, даже когда распространители газеты подверглись оскорблениям и насилию со стороны штурмовиков. «Товарищи штурмовики! Вы стоите перед принципиальным выбором. Вы хотите назад, в реакционную гитлеровскую партию? Или вы жаждете продолжить борьбу за свободную национал-социалистическую Германию? Для честных бойцов существует лишь один путь. Вступайте в КГРНС!»

Штрассер благоразумно предположил, что гипотетический союз может быть выгоден только при условии, если он будет сформирован на идеологических принципах, предложенных им самим. И дабы этот призыв был воспринят более дружественно, журналисты «Немецкой революции» подробно осветили первые мероприятия, которые Штеннес провел уже вне НСДАП. Они не жалели красочных эпитетов: «С пламенными революционными речами выступали Фридрих фон Макер и правая рука Штеннеса, „Свобода“ (Swoboda)». Естественно, эти мероприятия оценивались как первый позитивный шаг. И само собой разумеется, следующий должен был заключаться во вступлении в «Боевое содружество».

В других статьях не менее льстиво утверждалось, что Штеннес являл собой тот тип офицера, который олицетворял дух 1914 года. И именно он должен был занять место Гитлера! Штеннес должен был осознать, что он являлся революционером и отныне должен был примыкать только к революционному лагерю. Чтобы еще раз попробовать перетянуть на свою сторону штурмовиков, Штрассер решил использовать Отто Хорна.

Отто Хорн некоторое время был высокопоставленным штурмовиком в гау Берлин-Бранденбург. Проведя семь лет в России, он стал «крупнейшим» специалистом по «русскому вопросу». Позже он вышел из НСДАП. Но на самом деле его разрыв с Геббельсом не имел никакого отношения к мятежу штурмовиков.

Но ни призыв Вендта, ни обращение Отто Хорна не изменили ситуацию. 26 апреля «Немецкая революция» попыталась еще раз повлиять на штурмовиков. Но на этот раз можно было услышать резко раздраженные нотки. После этого наступило затишье. В мае 1931 года «Немецкая революция» всего лишь два раза вскользь упомянула о Вальтера Штеннесе. Да и то это были крохотные заметки, которые описывали ситуацию с возможным объединением двух группировок. «Внутреннее развитие штурмовиков необходимо, но для этого требуется время. Яростное подстрекательство, которое вела против нас как „соломоно-большевиков“ гитлеровская партия, привело к определенным психологическим трудностям, которые должны быть устранены не сегодня-завтра». Лидерам «Боевого содружества» ничего не оставалось, как сидеть и ждать, когда штурмовики созреют.

Как ни странно, но сближение двух национал-социалистических группировок обеспечила третья сторона. Ею оказался капитан Эрхардт. Капитан Эрхардт родился в 1881 году в городке Дибурге. Морской офицер, в 1919 году он создал собственный добровольческий корпус, который получил название «Бригада Эрхардта». В марте 1920 года был одним из организаторов капповского путча. Позже создал тайную организацию «Консул», которая базировалась в Мюнхене. Ее члены предприняли не одно громкое политическое преступление, в том числе и убийство Ратенау. Эрхардт принимал участие в «пивном путче», но в 1925 году занял антигитлеровскую позицию. С подчиненными людьми (ориентировочно 2000 человек) хотел начать вооруженную борьбу против национал-социалистов. Планировал даже создание Единого фронта сопротивления Гитлеру, в который должны были войти сторонники Грегора Штрассера, революционные национал-социалисты, революционное крыло СА и другие парамилитаристские организации. В принципе во имя борьбы с Гитлером Эрхардт был готов пойти на союз с вооруженными союзами левых партий. В 1933 году «Бригада Эрхардта» была введена в состав СС. Многие из ее членов вступили в консервативное сопротивление. После покушения на Гитлера, которое произошло в 1944 году, многие из них были казнены, а сам Эрхардт оказался в концентрационном лагере. О послевоенной судьбе его ничего не известно.

Но вернемся в 1931 год. После успеха Гитлера на выборах в рейхстаг в сентябре 1930 года Эрхардт стал считать его главной угрозой для всей Германии. Он пытался собрать воедино все национал-революционные силы, чтобы организовать борьбу на два фронта: против НСДАП и против Веймарской республики. Эрхардт был свято уверен, что подобную революцию можно было осуществить лишь при наличии вооруженной организации, которую бы негласно поддерживал рейхсвер. Главными лозунгами этого нового политического формирования должны были стать «Национальная революция» и «Объединенный национальный фронт».

Эту революцию по Эрхардту, которую национал-большевики именовали не иначе как путч на манер Каппа, должны были осуществить различные организации. «Объединенный национальный фронт», о котором мечтал Эрхардт, должен был охватить все партии правого спектра, «фёлькише»-группировки и военизированные организации. Предполагалось, что новое политическое формирование должно было завоевать доверие не только у населения, но и у государственного аппарата.

Еще в 1926 году Эрхардт установил контакты со Штреземаном. С этого момента он стал пользоваться поддержкой представителей тяжелой индустрии, которые отчисляли ему деньги якобы на борьбу с большевизмом. Уже тогда капитан проявлял интерес к Штеннесу, чей антикоммунизм был хорошо известен по всей Германии. Эрхардт верил, что лидер СА при его революционной увлеченности станет прекрасным инструментом для реализации его планов. Неизвестно, когда состоялась первая встреча этих людей. Известно лишь, что Эрхардт был готов оказывать Штеннесу и материальную, и финансовую поддержку. Но после раскола НСДАП в 1931 году Штеннес оказался не в состоянии создать новую боеспособную организацию. Теперь не могло быть и речи, чтобы мятежные СА стали основой для «Объединенного национального фронта». Если вначале Штеннеса поддерживали 10 тысяч штурмовиков, то постепенно многие из них, официально не исключенные из партии, предпочли остаться в НСДАП. В то время денег у Штеннеса было настолько мало, что их хватило только лишь на печать единственного выпуска небольшой газетенки, чье содержание было не менее убогим, чем оформление.

Чтобы предотвратить возврат штурмовиков обратно в партию, Эрхард предложил Штеннесу финансирование газеты, которая бы выходила 10-тысячным тиражом. Откуда взялись деньги у капитана, никто не знал. Новый печатный орган получил название «Национал-социалистическая понедельничная газета». Кроме этого капитан Эрхардт был готов платить жалованье руководителям революционных штурмовиков и оплачивать организацию некоторых мероприятий. Неизвестно каким способом Эрхардт убедил Штеннеса заключить пакт с революционными национал-социалистами Штрассера. Может быть, припугнул, что лишит финансирования. А может, как-то по-другому. Но факт остается фактом: в 1931 году «Объединенный национальный фронт» начал обретать вполне зримые политические очертания. Кроме группировки Штеннеса и «Боевого содружества» в него вошли «Стальной шлем», союз «Оберланд» и, конечно, сама «Бригада Эрхардта».

В начале мая 1931 года Штеннес согласился на подобный союз. Чтобы привлечь на свою сторону Отто Штрассера, Эрхардт прибегнул к другой уловке. Штрассер тоже нуждался в деньгах, но капитан решил сыграть на его честолюбии. Он пообещал Отто, что тот встанет во главе широкого революционного фронта, который станет непримиримой оппозицией не только Гитлеру, но и самой Веймарской республике. Более того, Эрхардт посулил, что попытается перетянуть в свой стан остатки левого крыла НСДАП во главе в Грегором Штрассером и Ревентловом. Деньги, политические амбиции и родственные чувства сделали свое дело — Отто Штрассер согласился на союз со «Стальным шлемом».

Первая организационная встреча будущего руководства «Объединенного национального фронта» проходила тайно. Она состоялась 28 мая 1931 года в Мюнхене. Кроме Эрхардта, Штрассера и Штеннеса на ней присутствовали лидер «вервольфов» Клопке и майор Пабст. Чтобы подготовить своих сторонников к столь неожиданному альянсу, Штрассер 29 апреля 1931 года опубликовал в «Немецкой революции» статью Эрхардта, где тот якобы выражал солидарность с идеями революционного национал-социализма. Вообще вся эта история опутана значительным количеством недомолвок и тайн. После войны Отто Штрассер категорически отрицал, что получал от Эрхардта деньги. Возможно, такое поведение было связано с тем, что были обнародованы документы, в которых значилось, что значительное финансирование на создание «объединенного национального фронта» шло от правительства, которое было готово поддержать любую силу, направленную против Гитлера.

Официально пакт между Штрассером и Штеннесом был заключено 7 июня 1931 года. В тот день, как сообщала «Немецкая революция», Вальтер Штеннес, Отто Штрассер, Герберт Бланк и Эрнст Бухрукер поставили свои подписи под декларацией о создании «Национал-социалистического боевого объединения Германии» (НСКД). Новая организация состояла из двух ветвей. На одной стороне находились гражданские политические союзы, студенческие группы, производственные ячейки, рядовые члены «Боевого содружества». На другой — военизированные формирования, служба безопасности Штрассера и все штурмовики. Сам Отто Штрассер был назначен политическим лидером «Боевого объединения», а Вальтер Штеннес главой его военного крыла. Политическое бюро, определявшее политический курс организации, состояло в основном из известных национал-социалистических «диссидентов»: Яна, Кюблера, Бланка, Бухрукера и др.

Центральным печатным органом НСКД решено было сделать «Немецкую революцию», которую продолжил редактировать лично Штрассер. Техническим редактором был назначен Ульрих Ольденбург (позже ему предстоит сыграть не последнюю роль в этой организации). В качестве приложения к «Немецкой революции» выходил вестник «Рабочий, крестьянин и солдат», который был ориентирован исключительно на штурмовиков. Собственно говоря, его официальное название звучало несколько по-иному: «Рабочий кулак — крестьяне немецкой земли — солдаты освободительной борьбы». Словно издеваясь над геббельсовским «Ангрифом» («Наступление»), выпускался небольшой листок «Отступление». Продолжала выходить «Национал-социалистическая понедельничная газета», которая позже стала причиной первого внутреннего конфликта в новой организации.

Все ранее существовавшие молодежные организации были распущены, а вместо них создана «Революционная рабоче-крестьянская молодежь». Штрассер сочинил для нее не только Устав, но и боевой гимн. Уже при создании молодежного отделения «Боевого объединения» стало видно, насколько различными были взгляды на политику двух лидеров нового политического союза. Штрассер хотел заложить в Устав демократическую процедуру избрания руководителей нижнего и среднего звена, но Штеннес, руководствовавшийся фюрер-принципом, решительно воспротивился этому. Он хотел, чтобы их назначало политбюро. В итоге Штеннес решил отдать «Рабоче-крестьянскую молодежь» Штрассеру, тем более что она почти на три четверти состояла из его сторонников. Определенного успеха удалось достигнуть в студенческой среде. Созданная при молодежной организации студенческая секция почти сразу же получила место в так называемом «студенческом парламенте». Следуя по уже наработанной схеме, были созданы «Национал-социалистические производственные ячейки», которые возглавил берлинский рабочий Хакер. По инициативе Штеннеса появилось на свет еще одно структурное подразделение НСКД. Оно не имело четкого названия. В руках бывшего полицейского капитана. Ганса Митте были сосредоточены все полномочия по сбору помощи заключенным. Он должен был нанимать на собранные деньги адвокатов, чтобы те защищали арестованных во время стычек штурмовиков, покупать заключенным провизию и сигареты.

Как видим, союз был формальным — две группировки фактически продолжали свое самостоятельное существование. На местном уровне различия между штурмовиками и революционными национал-социалистами оказались еще более значительными. Политический сектор подразделялся на ячейки, опорные пункты, боевые группы и боевые округа. Штурмовики оставили позаимствованную у НСДАП структуру деления на гау и округа. Молодежные и студенческие группы также объединялись в гау, которые географически должны были соответствовать боевым группам. Производственные ячейки не имели четкой структуры и находились под непосредственным контролем берлинских функционеров. Вся структура организации рухнула при первом же кризисе.

В июле 1931 года начальник штаба «Боевого объединения» Кюблер вместе со Штеннесом и Яном выработал четкую схему управления НСКД. Вся Германия была разбита на 12 боевых округов. Чисто теоретически СА должны были входить в боевые группы. Но это лишь теоретически. В Берлине, Бранденбурге, Померании штурмовики даже и не думали сотрудничать с политической организацией.

Как же выглядела «вертикаль власти» в «Боевом объединении»? Во главе каждого боевого округа стоял политический лидер, избираемый руководителями боевых групп. Гауляйтеры СА, напротив, назначались лично Штеннесом и Яном. Национальное руководство организации состояло из всех гауляйтеров СА, окружных политических лидеров, молодежного руководства и представителей производственных ячеек. Над ними стояло политбюро и некий тайный совет, функции которого не пояснялись. Так все выглядело на бумаге. Но на самом деле всеми делами в НСКД заправлял Фридрих Грабовски, политический советник Эрхардта. В свое время этот человек успел побывать пресс-секретарем правительства Каппа.

Пожалуй, начало лета 1931 года можно было бы назвать самым успешным периодом в истории «Национал-социалистического боевого объединения Германии». В мае 1931 года, то есть накануне объединения двух группировок, «Боевое содружество» насчитывало около 6 тысяч членов, а Вальтер Штеннес контролировал 2 тысячи штурмовиков, большинство из которых находились в Берлине и Померании. Объединившись, они смогли привлечь на свою сторону многих сомневающихся членов НСДАП.

Но, как ни крути, от этого альянса в первую очередь выиграл Отто Штрассер. Теперь его позиции стали разделять многие, даже те, кто не решался ссориться с Гитлером. Большинство уже не страшила эта ссора. Хлопнув дверью, из НСДАП стали выходить многие известные деятели.

К августу 1931 года «Боевое объединение» насчитывало 9–10 тысяч человек, которые были неравномерно раскиданы по всей Германии. По сути, можно выделить три основные формы филиалов НСКД. К первой можно отнести Берлин и Бранденбург, где уже давно существовала сильная организация, большинство в которой составляли штурмовики. Были еще филиалы, возникшие буквально накануне объединения «Боевого содружества» в Померании и Рейнской области. Третьей формой были традиционные форпосты революционных национал-социалистов: Саксония, Силезия, Мекленбург. Сильные позиции в этих районах были предопределены не только деятельностью «Кампф-Ферлага» братьев Штрассер, но и существованием боевых групп «Вервольфа», который традиционно поддерживал революционных националистов. Быстро растущее число членов нового национал-социалистического союза в Силезии можно было объяснить двумя факторами: «польской угрозой» и имевшими там до сих пор место фрайкорами, которые охраняли границы от «польских бандитов». Существование стольких разнородных местных организаций ставило под угрозу саму структуру «Боевого объединения». В Политбюро НСКД это прекрасно понимали, а потому пытались преодолеть данные трудности при помощи «политических учебных вечеров» и других мероприятий.

Отто Штрассер специально для СА разработал курс обучения, образцом для которого послужили «учебные вечера» «Боевого содружества». В 1931 году образовательный курс СА включал всего лишь три темы: «Что отличает нас от НСДАП?», «Что отличает нас от коммунистов?», «Что может фронт рабочих, крестьян и солдат?». В качестве теоретической основы для этих курсов были взяты все те же «14 тезисов Немецкой революции», а также работа «Мы ищем Германию» и новая экономическая программа, опубликованная в брошюре «Построение немецкого социализма».

Учебные материалы для штурмовиков были разработаны Штрассером еще в мае 1931 года. В них он специально выгораживал свой антикоммунизм, так как знал отношение штурмовиков к КПГ. Хотя политика их мало интересовала, они всегда отдавали предпочтение спорту и уличным потасовкам. В лекции «Что нас отличает от коммунистов?» он сосредоточился на классовой борьбе, которую характеризовал как контрреволюционное и прокапиталистическое явление. Он яростно критиковал интернациональный и материалистский характер марксизма, который был одним из главных врагов народного сообщества.

Чтобы подчеркнуть единство и сплоченность организации, которых на самом деле никогда не было, Отто Штрассер предпринял демонстративный ход.

14 июня 1931 года на Бранденбургском слете членов «Боевого объединения» черное знамя с мечом и молотом превратилось в символ революционных СА. Этот слет должен был продемонстрировать всей стране мощь новой организации. Поэтому денег на него не жалели. «Гражданские» и штурмовики со всех уголков Германии доставлялись тремя пароходами. Делегатов слета встречал оркестр и многочисленные ораторы. На церемонии передачи знамени Штеннес произнес пламенную речь. Штрассеру пришлось выступать два раза. Один раз утром, когда он подводил итоги политической деятельности начиная с июля 1930 года. Второй раз после обеда, рассказывая о задачах «Национал-социалистического боевого объединения Германии».

В слете принимали участие не только члены берлинской и бранденбургской организаций. Участники прибыли из Ганновера, Померании, многих других городов. Кроме собственно штурмовиков и революционных национал-социалистов, на слете присутствовали представители революционного движения «Ландсфольк», «Вервольфа» и союза «Танненберг». Слухи о том, что «Боевое объединение» должно сблизиться с «реакционными» организациями вроде «Танненберга» или «Стального шлема», вызвали недовольство в национал-большевистском крыле штрассерианцев.

Мероприятие, которое должно было показать единство и силу «Боевого объединения», на самом деле стало демонстрацией отсутствия какого-либо взаимопонимания. СА предпочитали держаться особняком, приехав на слет на отдельном пароходе. Они отказались посещать политическую часть слета, проведя время на стадионе и в тире. Вели себя заносчиво, проходили в тир вне очереди, иногда отказывались платить. Штурмовики считали выше своего достоинства знакомиться с «гражданскими».

Такое случалось уже не первый раз. Политическое крыло недовольно роптало. Возмущение стало нарастать после гамбургского собрания, проходившего 18 июля 1931 года. Во время манифестации, которая должна была рассказать населению о целях «Боевого объединения», на колонну напали гитлеровские штурмовики. Завязалась схватка. Тем временем охрана демонстрации, состоявшая из нескольких штурмовиков Штеннеса, предпочла не вмешиваться, так как основные силы штурмовиков задержались в пути. И это в тех условиях, когда местные представители НСКД сообщили в Берлин, что им стало известно о намерении гамбургских нацистов расправиться со штрассерианцами! Позже выяснилось, что Штеннес со своей охранной группой не просто задержался в пути, а вообще отказался выезжать в Гамбург!

Чтобы провести другое собрание, Штрассеру пришлось вновь обратиться к АНТИФА. И что в итоге получилось? На собрание пришло около тысячи человек, из них только 80 (!!!) были штрассерианцами. Судя по полицейским отчетам, коммунисты не просто приняли участие в митинге, который охранялся их же силами. Они даже оплатили зал, напечатали плакаты, призывающие прийти на это мероприятие. В итоге весь политический успех достался КПГ, что было в принципе логично. Полицейский комиссар писал об этом следующее: «Успеха достигла только компартия, коммунисты обращались со Штрассером как со своим дворником». А 19 июля «Народная газета» вышла под заголовком «Нокаут Штрассеру».

Как оказалось, Штеннес не был в состоянии обеспечить охрану мероприятий НСКД и безопасность собственных же людей. За примерами не приходилось ходить далеко. Тогда же, 19 июля, в Шарлоттенбурге были зверски избиты 15 членов «Революционной рабоче-крестьянской молодежи». В Гамбурге роптание стало перерастать в открытое недовольство: там не могли понять позицию берлинского руководства. Зачем было поднимать антикоммунистические лозунги, если от штурмовиков Штеннеса не было никакого прока? Эту критику активно поддержало левое крыло штрассерианцев. Даже сам Штрассер сожалел, что ему пришлось отказаться от просоветской, восточной ориентации.

Частичный отказ от просоветской ориентации поставил Штрассера перед необходимостью вести борьбу на два фронта: против реакции, с одной стороны, и против интернационального коммунизма — с другой. Подобные политические установки натолкнули лидера революционных национал-социалистов на мысль о создании проекта «Черный фронт», основные контуры которого начали вырисовываться уже в июне 1931 года. Непонятно, как на подобные изменения тактики и стратегии прореагировало национал-большевистское крыло «Боевого объединения». Оно традиционно ориентировалось на СССР. Но в то время Сталин отказался от тактики сближения двух «отверженных в Европе»: России и Германии.

Иосиф Виссарионович начал сближение с Польшей и Францией, которые считались злейшими врагами Германии.

В те дни Штрассер взял на вооружение идеи о реакции, либерализме и социализме, изложенные Артуром Мёллером ван ден Бруком в книге «Третий рейх». Штрассер решил модернизировать их. В политической жизни страны он выделял четыре блока: черно-бело-красный (консервативная реакция), черно-красно-золотой (либеральная реакция), красный (либеральная, революция) и черный (консервативная революция). Штрассер считал вполне естественной склонность обоих революционных блоков бороться между собой. Теперь он был убежден, что надо беспощадно сражаться с интернациональными, материалистическими силами и практикой «безбожного марксизма», в котором стал видеть страшнейшую опасность для народных сил. Консервативная революция должна была бороться на три фронта. Для этого ему необходимо было привлечь на свою сторону «революционно-политических солдат», таких, как члены союзов «Вервольф», «Оберланд», «Викинр», «Танненберр». Но костяк фронта консервативной революции, естественно, должны были составить штрассерианцы и революционные штурмовики. Эти первые наброски «Черного фронта» принципиально отличались от тех, что были приняты на Втором имперском съезде. Тогда он полагал, что «Боевое объединение», «Вервольф» и «Бригада Эрхардта» были в состоянии не только создать движение, которое бы привлекло на свою сторону многочисленные «фёлькише»-группировки, но и сыграли бы решающую военную роль в дальнейшем развитии революционных событий. В то время Штрассер мечтал о вооруженной революции, и это объясняло, почему ему сделали упрек, что он вместе с Эрхардтом стремился организовать новый капповский путч.

Штрассер уже планировал издание газеты «Черный фронт», когда «Национал-социалистическое боевое объединение Германии» было буквально разорвано внутренними противоречиями. На наполеоновских планах Штрассера поставили крест его внутренние «враги», которые явно недооценили его энергию и силу. Кстати, критика в адрес Штрассера стала звучать в том числе потому, что он собирался пустить деньги, предназначенные газете «Немецкая революция», на выпуск первых номеров «Черного фронта».

Первые признаки кризиса в только что создавшемся «Боевом объединении» проявились 29 июня 1931 года. Именно тогда гамбургские революционные национал-социалисты опубликовали открытое письмо, в котором характеризовали Эрхардта и Штеннеса как реакционных националистов, не имевших никакого отношения к Немецкой революции. 30 июня политическое руководство организации отправило в Гамбург ответ, состоявший из голословных утверждений, которые к тому же оказались наглой ложью: «Мы приняли во внимание ваши высказывания. Замечаем, что капитан Эрхардт не имеет никакого влияния на политику „Боевого объединения“. У него нет финансового контроля над выпуском „Немецкой революции“ и над подразделениями нашего движения. Смеем заметить, что „Национал-социалистическая понедельничная газета“ — это частное предприятие Вальтера Штеннеса. По нашему убеждению, именно сюда инвестирует свои деньги капитан Эрхардт. Наш лидер Отто Штрассер отрицает, что капитан принимает участие в издании „Немецкой революции“. Вам должно быть понятно, что присоединение к нам группы Штеннеса произошло, когда штурмовики согласились с нашими идеологическими установками». Под этой политической липой стояли подписи Штрассера и Кюблера.

Гамбургские революционные национал-социалисты, может, и поверили бы этой отписке, но в начале 1931 года вся немецкая пресса хором заговорила об «операциях капитана Эрхардта» и его тайных спонсорах. Рисковал разгореться громкий политический скандал. 18 июля гамбургские революционные национал-социалисты провели общее собрание. На нем они пришли в выводу, что, по меньшей мере, нелогично провозглашать антикоммунистические лозунги, если постоянно приходилось прибегать к помощи КПГ, дабы обезопасить себя от нападок НСДАП. Но Штрассер был непреклонен — лидеры северогерманских коммунистов высказывались против национально-освободительной борьбы, а потому с КПГ надо было вести безжалостную идеологическую войну. Избежать взрыва недовольства было невозможно.

3 августа 1931 года гамбургская группа вышла из состава «Боевого объединения». Ее лидеры заявляли: «Политическое бюро „Боевого объединения“ отрицало, что ведет какие-либо дела с Эрхардтом. Штрассер утверждал, что капитан финансирует лишь В. Штеннеса. Но нам стало известно, что группа Штрассера, подобно гитлеровской партии, сейчас следует в опасном политическом фарватере, ставя знак равенства между Немецкой революцией и капповским путчем. Одного этого факта достаточно, чтобы отказать движению Штрассера в революционной воле и заявить, что его можно рассматривать как эксперимент антинародных сил и финансовых воротил, который призван оттянуть революционные силы от борьбы с планом Юнга. За немецкое свободное социалистическое Отечество рабочих, крестьян и солдат! За Немецкую революцию!»

После своего разрыва отношений со Штрассером гамбургская группа присоединилась к коммунистам. Нацистский «Ангриф» проявил повышенный интерес к этому конфликту, так как Геббельс увидел в нем начало процесса распада «Боевого объединения». Наблюдение абсолютно справедливое — многие старые революционные национал-социалисты перестали доверять своего руководству и Отто Штрассеру. Примечательно, что от Штрассера отвернулись наиболее преданные ему соратники: братья Решке, Вильгельм Корн. Именно их; подписи стояли под воззванием 2 июля 1930 года.

Штрассер попытался замять конфликт и в своей статье изобразил его как небольшое недоразумение, в результате которого движение покинуло всего лишь 8 человек. Но все было тщетно, вслед за гамбургской группой из движения один за другим стали выходить многие приверженцы идей «Немецкой революции». Ситуация накалилась до предала, когда Штрассер убрал Ульриха Ольденбурга, редактора «Немецкой революции», Повод был придуман самый что ни на есть дурацкий. Ольденбург, оказывается, «вредил и ослаблял боевые группы, способствуя их исчезновению». Этот очередной национал-большевистский кризис вылился в конфликт между Штрассером и Штеннесом.

Разделение «Боевого объединения» на политическое крыло и военизированное крыло теоретически обосновывалось различными задачами, которые стояли перед этими подразделениями. Но на практике это было лишь нежеланием двух лидеров выпускать из рук контроль над своими сторонниками. В принципе лидер организации обязан обладать врожденными качествами. Он должен был сдерживать центробежные силы в организации и благодаря своему авторитету проводить в жизнь принятые решения. Здесь мы могли наблюдать совершенно иную картину. Штеннес упрекал Штрассера в излишней демократичности, так как тот позволял рядовым членам организации выбирать руководителей. Кроме того, Штеннес был недоволен тем, что Штрассер зависим от исполнительного комитета и Политбюро, подразумевая прежде всего Бухрукера и Бланка. Сам лидер революционных СА был, как уже говорилось, убежденным сторонником фюрер-принципа. А это означало, что он сам хотел назначать политических функционеров и самолично решать все дела.

Эти высказывания наглядно демонстрировали принципиальные различия между лидером штурмовиков и Штрассером, который был свято убежден, что именно политические способности делают его лидером организации. Он не разделял взглядов Штеннеса на роль вождя. Личное соперничество дополнялось политическими несостыковками. Штеннес бредил государственным переворотом, не являясь по сути революционером. Идеология и мировоззренческое обучение играли для него второстепенную роль, а сами «гражданские» структуры не имели ничего общего с истинным национал-социалистическим движением. Штеннес верил в возможность реорганизации государства через коалицию со всеми националистами, которые, сформировав широкий фронт, должны были прийти к власти вооруженным путем. Но Штрассер не был готов назвать любой переворот Немецкой революцией. Смущало его и то, что, формально выступая за освободительную борьбу, Штеннес под влиянием Эрхардта стал ориентироваться на сближение с Францией.

Политические различия между штурмовиками и бывшими членами «Боевого содружества революционных национал-социалистов» становились все значительнее. Штрассерианцы обладали более высокой политической сознательностью, были лучше образованны, нежели СА, которые делали ставку на грубую силу. Те предпочитали заниматься спортом, а не сидеть на политических занятиях. Почти все статьи о штурмовиках, опубликованные в «Немецкой революции», были посвящены спорту, стрельбам, дружеским встречам ветеранов СА, «борьбе с силами природы». Активные штрассерианцы с трудом мирились с аполитичностью штурмовиков, которые не только критиковали возможность сближения с КПГ, но и наотрез отказывались контактировать с — «гражданскими». В группе Штрассера стало вновь разгораться пламя старого конфликта.

Нет никакого сомнения, что именно Эрхардт убедил Штеннеса покинуть 29 августа 1931 года ряды «Боевого объединения». Циничность ситуации заключалось в том, что накануне капитан встречался со Штрассером и оба высказали «единодушное» мнение, что оба крыла «Боевого объединения» надо преобразовать в «Черный фронт». Так или иначе, но 12 сентября обе группы национал-социалистических «диссидентов» разорвали отношения. Штеннес решил пойти своим путем — он учредил «Независимое национал-социалистическое боевое сообщество Германии».

После очередного раскола было поставлено под угрозу само существование «Национал-социалистического боевого объединения Германии». Выход из НСКД братьев Решке ослабил позиции Штрассера в Берлине и Бранденбурге. После исключения Ольденбурга началось брожение в Ганновере, Шпандау, Брауншвейге и Саксонии, Но сильнее всего раскол ударил по гамбургской группе: ее покинуло более 500 человек. Как правило, это были сторонники национал-большевистского курса. На правом фланге в раскол ушли штурмовики Штеннеса, что фактически ставило крест на боевых группах в Померании. Вместе со Штеннесом НСКД покинуло около 3 тысяч человек, которые не могли простить Штрассеру «заигрывания с большевиками». По сути, прекратила свое существование молодежная организация, часть членов которой последовали за Ольденбургом, а часть — за Штеннесом.

Организационные неурядицы, многочисленные расколы, газеты, прекратившие выходить, окончательно обескуражили тех, кто предпочел остаться в организации.

Один из сотрудников Штрассера, Ганс Дёрнер, в интервью утверждал, что руководство «Боевого содружества» возлагало большие надежды на бунт Штеннеса. Многим казалось, что из НСДАП вышла наиболее сознательная часть штурмовиков, что эти СА правильно понимают национал-социалистический активизм. Но на самом деле революционные штурмовики оказались аполитичными субъектами. Их политической школой были баррикады, потасовки и перестрелки. Штрассер оказался не в состоянии изменить менталитет штурмовиков, которые руководствовались скорее темпераментом, нежели политическими талантами. Разработав для своей организации теорию борьбы на три фронта (против Веймара, коммунистов, реакционного Гитлера), Штрассер переоценил собственные силы. Идеология организации оказалась набором малосвязанных между собой политических максим. Из идеологического багажа НСДАП Штрассер позаимствовал антилегальную и антимарксистскую направленность, но, с другой стороны, национал-большевистское крыло постоянно сотрудничало с КПГ.

Пытаясь опередить экономический и политический кризис, охвативший Германию, группа Штрассера старалась представлять самые различные тенденции. Это вконец запутало штрассерианцев, которые никогда не были чем-то единым. В подобной обстановке кризисы и расколы были просто неизбежны.