12
К вечеру в бывшем здании Консорциума стало тихо. Не хлопало, не стреляло. Не носились оголтелые толпы разъяренных магов, не отстреливались уступающие этаж за этажом приставы и охрана. Не хлопали двери, не топали убегающие в ужасе чиновники. Комнаты и кабинеты опустели, как под конец обычного рабочего дня. Кто-то был отпущен, кто-то убит на месте без суда. В отношении прежнего правительства Ионея была безжалостна. Впрочем, сейчас о дневном безумии напоминал разве что общий беспорядок. Выбитые окна на нижних этажах, да черные пятна гари на белоснежных мраморных стенах.
Лана, все еще перепуганная, сидела тихо, как мышь в углу огромной залы, расположившейся под самым шпилем величественного здания. Ионея обошла почти все помещения верхних этажей и, в конечном итоге, сообщила, что отныне самая высокая комната в самом высоком здании — ее кабинет. Пока Магесса улаживала другие вопросы, от кровавости которых Лану бросало в дрожь, зал под шпилем убрали и привели в порядок. Так что по возвращении к себе в кабинет новая правительница ОТК осталась довольна.
Недоволен был, пожалуй, только Бруно. Старик семенил за магессой и, когда они вошли в кабинет, бормотал ворчливо:
— … вы обещали свободу.
— Значит, надо выполнять обещание, — госпожа говорила так, словно не было за плечами безумного дня.
Даже подмигнула бодро Лане, что с ней случалось крайне редко. Она была довольна. И это жизнерадостное настроение, в соотношении с пролитой сегодня кровью, еще больше пугало Лану. Ионея прошла к столу, села, взяла гербовую бумагу и принялась писать. Бруно смотрел на магессу выжидательно. Та не обращала на него уже никакого внимания.
— Будет вам свобода, — говорила она, продолжая писать. — Всех арестованных магов из-под стражи выпустить.
Сердце Ланы застучало от радости. Значит, его выпустят. Лишь бы только не было поздно. Страх перед госпожой мгновенно ушел. Захотелось броситься к ней и расцеловать, но она сдержалась и ничем не показала радости.
Лицо старика тронул прищур. Маг улыбался, он тоже, кажется, был доволен.
Ионея писала, не заметив, как в дверях появились двое молодых магов с белобрысым мужчиной.
— Всех государственных служащих, оказавших нам сопротивление — на острова, — продолжала комментировать Ионея.
— Как? — пискнула Лана, чувствуя, как от решительности госпожи в вынесении приговоров у нее снова холодеет в груди.
— В назидание, — миролюбиво пояснила Ионея, глядя на ученицу. — Чтоб прочим неповадно было.
— Зачем?
— Чтобы другие прониклись и не думали нам перечить.
Ионея поглядела на старого мага с улыбкой, словно мать на несмышленого ребенка. Когда начала говорить, голос тоже звучал как у матери, объясняющей несмышленышу прописные истины. Рука магессы взметнулась, ставя в конце листа витееватый росчерк.
— Вот первый указ нового правительства, дорогой мой Бруно. Позже я сделаю несколько необходимых назначений. Прочее останется пока без изменений, но для понимания ситуации, чтобы лучше работалось… Вот еще.
Она снова наклонилось к листу и вписала что-то.
— Всех родственников госслужащих, оказавших сопротивление, взять под стражу и сослать на острова, — пояснила, ставя точку.
Бруно посмотрел странно. Сказать с определенностью, одобряет ли старик такое решение или, напротив, недоволен, пожалуй, было нельзя.
Правительница взяла бумагу и протянула старому магу.
— Вот. Вы знаете, что делать. Ступайте, соберите совет старших магов. И за работу. Сегодняшняя победа только первый шаг. Надо действовать быстро, пока у старой власти не нашлись преемники. Иначе все пропадет. Сейчас у нас есть шанс ограничиться переворотом и сменой власти малой кровью, но если появятся люди, которые попробуют возмутить народ… вы понимаете. Гражданская война нам не нужна. Ступайте, Бруно.
Лорд поклонился и вышел. Ионея проводила старика взглядом и уже возле дверей заметила троицу. Двое молодых парней из ее теперешней охраны и растрепанный блондин. Лицо мужчины было до ужаса знакомо. Только ссадина на виске и фингал под глазом, а также грязный костюм вместо обычной щеголеватости сбивали с толку.
— Госпожа, — подал голос один из охранников. — Этот господин утверждал, что знает вас и желал поговорить с вами.
Ионея полоснула по молодым магам холодным взглядом.
— Вас не учили, господа, спрашивать разрешения, прежде чем входить в кабинет?
— Но этот господин… — промямлил охранник.
— Оставьте его и пойдите вон, — отрезала Ионея.
Лицо ее оставалось гневным, покуда молодые маги из личной охраны не закрыли дверь с обратной стороны. Тогда госпожа улыбнулась журналисту.
— Здравствуйте, господин Санчес, — приветствовала она.
— Здравствуйте, Ива.
Журналист выглядел уставшим и истерзанным.
— Ионея, — поправила правительница. — Теперь Ионея. Тот псевдоним ушел в прошлое. Но я не забываю людей, которые были рядом, когда я была Ивой.
Она, кажется, в самом деле была рада визиту О'Гиры, а тот, напротив, был мрачен. И чем больше радости исходило от правительницы, тем мрачнее становилось лицо журналиста.
— Это хорошо, что не забываете. Я пришел к вам с просьбой.
— Вот как. Я только заняла это место, а ко мне уже идут просители.
— Я шел к другому человеку. Еще с утра он сидел в этом здании, — разозлился Санчес. — Но так получилось, что теперь я могу обратиться только к вам.
Ионея поднялась из-за стола и подошла к журналисту.
— Смело, — кивнула она. — Вы мне нравитесь, господин журналист. Вы мне еще тогда понравились. И эта ваша категоричность в определенных вопросах мне импонирует.
— Если честно, вы мне еще тогда не понравились и не нравитесь до сих пор, — сердито буркнул журналист.
— Действительно честно, — улыбнулась Ионея. — Еще очко в вашу пользу. Ладно, говорите, зачем вы явились к той, кто вам так не нравится. Явно не денег одолжить.
— Мне нужна помощь. Вернее не мне, но человеку, который помог вам добраться до столицы, когда вы были еще Ивой. Вы же, если я не ослышался, не забываете? Речь о том, кого вы соблазнили и бросили в расстроенных чувствах. Теперь я понимаю, зачем вы ему отдались. Это аморально, но…
В глазах Ионеи сверкнул металл. Но улыбка на губах была прежняя и лицо выражения не изменило.
— Что аморально?
— Торговать своим телом. Даже если цена измеряется не в деньгах, а в услугах.
Ионея напряглась. Во взгляде ее полыхали молнии. Лане на мгновение показалось, что несчастного журналиста постигнет та же участь, что постигла сегодня все правительство Консорциума и половину советников. Но магесса сдержалась.
— Мое тело лишь инструмент для достижения цели, — сказала она отстраненно. — Когда я хочу пить, и моя рука берет стакан с водой, чтобы напиться, никто не говорит мне о морали. Так почему же тогда все вспоминают про мораль, когда я хочу власти и, чтобы получить ее, беру мужчину?
Пальцы госпожи игриво пробежали по скуле журналиста, взялись за подбородок. Санчес качнул головой. Правительница улыбнулась с легкой издевкой.
— Кроме того, не вам, дорогой борзописец, говорить мне о морали и непродажности. Или, по-вашему, продавать свой ум и свое перо менее аморально?
Журналист стал еще мрачнее, хотя, казалось, больше уже некуда.
— С вашим приставом, кстати, у меня ничего не было. Он набрался до невменяемого состояния и избавил меня от необходимости. Так что вы напрасно мне грубили.
Ионея вернулась к столу. Обернулась. Каждое ее движение казалось наполненным каким-то скрытым смыслом. Лана хорошо знала эту манеру двигаться. Это была игра. И не один мужчина на ее памяти проиграл госпоже на этом поле.
Журналист, впрочем, пока держался.
— Тем не менее, — сухо произнес он. — Этот человек помог вам добиться цели. Но его предали и сейчас он оказался в тюрьме. Я прошу для него снисхождения.
Журналист смотрел на правительницу сердито. Не то сердился на себя, что приходится просить, тем более у этой женщины. Не то злился на нее, за ее игру. Не то роптал на судьбу, которая повернула ситуацию такой невероятной стороной.
Ионея улыбалась. Расчетливо. Взвешенно. Уверенно.
— Ладно, — отмахнулась она. — Поговорим о другом. Что вы сейчас пишите?
— Цикл о приставской службе отдела магического надзора, — сквозь зубы процедил Санчес.
— Хвалите их? — полюбопытствовала Ионея.
— Их не за что особенно хвалить.
— Значит, правду пишете?
— Почти правду.
— Почти правду? — протянула магесса. — А вот теперь вы можете писать просто правду. Думаю, у вас это прекрасно получится. Тем более, что вы, наверное, уже догадались, какая именно правда сейчас нужна?
Санчес смотрел на нее тяжелым взглядом.
— Вы поможете ему выйти на свободу?
Ионея улыбнулась жестко и бескомпромиссно.
— Вы слышали указ, который я подписала, — теперь она не спрашивала, а лишь говорила то, что было очевидно. — Я не стану делать исключений. Ни для кого.
Журналист дрогнул, словно получив пощечину. Кивнул хмуро и, не прощаясь, пошел к выходу. Уже в дверях повернулся, превозмогая себя, попытался еще раз:
— Он, конечно, дурак, но…
Улыбка сползла с лица Ионеи. Черты ее заострились, делая красивое лицо неприятным.
— Я сказала — нет. Вы сами назвали его дураком. А знаете, какое преступление самое страшное?
Санчес смолчал.
— Идите, и пишите правду, — подвела итог разговору Ионея, — только правильную правду, ясно?
Журналист вышел.