Глава 4. ЗАБОТЫ
Боуррик покачал головой.
— Что тебя тревожит? — спросил Эрланд.
— Меня беспокоит дядя Джимми, — вздохнул Боуррик.
Эрланд на ходу повернулся, чтобы взглянуть на брата.
— Обычно ты ни о ком не беспокоишься, особенно о дяде Джимми.
Вечернее небо приобретало темный, чернильный оттенок; средняя луна еще не взошла. Вечер обещал развлечения страждущим, а именно за развлечениями и направлялись сейчас братья к переправе.
— Нет никого глупее мужчины, испытывающего эрекцию, говаривал нам дядя Джимми, верно? — произнес Боуррик остановившись.
Эрланд рассмеялся.
— Кроме дяди Локи. Он от этого только хитрее становится.
— Только когда стоит вопрос, куда поместить его большой меч. В остальных случаях он такой же, как и все.
— Исключая дядю Джимми.
— Верно, — согласился Боуррик. — У него всегда был выбор, уж мы-то с тобой знаем, но раньше он не терял головы и не давал глупых обещаний. А теперь — встретил эту женщину и… — Он замолчал, не находя слов.
— Колдовство…
— Вот именно! — воскликнул Боуррик. — А где еще найти колдовство, как не на острове чародеев!
— Ты думаешь, его околдовали? Навели чары?
— Да, чары весьма определенного свойства, — произнес из темноты скрипучий голос.
Братья, обернувшись, увидели грузного человека на бревне неподалеку от них. Он сидел неподвижно, и поэтому юноши не заметили его, пока он не заговорил. Подойдя поближе, принцы увидели, что это старый чародей Кулган.
— Что ты хочешь сказать? — с подозрением спросил Боуррик.
Кулгаи рассмеялся и протянул юношам морщинистую руку.
— Помогите старику подняться.
Эрланд помог ему, и старик встал, опираясь одной рукой на плечо юноши, а другой — на большой деревянный посох.
— Пойду пройдусь с вами до парома. Я так понял, вы поехали искать на свои головы приключений. Юнцы вашего возраста только этим и занимаются.
— Ты говорил про чары, — нетерпеливо напомнил Боуррик.
Старик опять засмеялся.
— Когда ваш дед был немного старше вас, он был так же нетерпелив. Все ответы ему нужны были немедленно. Не один год потребовался ему, чтобы научиться терпению. И у отца вашего есть тот же недостаток, только он очень хорошо его скрывает. Да и вообще, Арута лучше всех знает, как держать себя в руках.
— Да, — согласился Эрланд, — но не с нами.
Кулган мрачно посмотрел на братьев.
— Да что вы об этом знаете! Может быть, вы то и дело машете мечами, но что вам, избалованным детям, знать о самообладании? О том, что можно и чего нельзя? Только положив все силы на решение трудной задачи и все же не решив ее, вы поймете, о чем я вам говорю.
— Ты шутил, когда говорил о чарах, наведенных на Джимми? — не отступал от волновавшей его темы Боуррик.
— Чары, о которых я говорил, нельзя познать. Это не то колдовство, которым человек может воспользоваться по желанию. Это волшебство боги дают только немногим счастливым мужчинам и женщинам. Это волшебство любви столь глубокой, что, раз познав ее, никто уже не захочет от нее отказаться. — Кулган посмотрел вдаль и продолжал:
— Я так стар, что с трудом могу вспомнить, что мне снилось сегодня ночью. Но временами детские воспоминания приходят с такой яркостью, словно все происходило вчера. — Кулган взглянул на Боуррика, будто искал в его лице чьи-то черты. — Твой дед был страстным человеком. Да и дядя твой подвержен страстям. И отец — хотя, посмотрев на него, ни за что об этом не догадаешься
— был очарован вашей матерью с первого мгновения их встречи, но сам тогда не понимал этого. А твоя тетя Каролина через несколько дней знакомства с дядей Лори уже знала, что выйдет за него замуж. Дело в том, что, становясь старше, вы ощутите новые потребности — и бродяжничество по тавернам в обнимку с дочерьми рыбаков не удовлетворит вас, как бы ни были прелестны сии юные девы, да и шелковые простыни придворных дам тоже потеряют свою привлекательность.
— Думаю, это наступит нескоро, — заметил Эр-ланд, переглянувшись с Боурриком.
— Не перебивай, — погрозил ему посохом Кулган. — Мне мало дела — принц ты или не принц. Случалось мне пороть людей и повыше вас званием. Ваш дядя, король, был неважным учеником и не раз испробовал на себе мою ладонь, — он вздохнул. — Ну так на чем я остановился? Ах да, истинная любовь. С возрастом вы обнаружите, что в душе растет потребность найти настоящего, искренне преданного тебе партнера, друга на всю жизнь, Ваш отец нашел такого друга, и ваш дядя Мартин, и Каролина. А король не нашел.
— А я уверен, что он любит королеву, — произнес Боуррик.
— Ну да, конечно, по-своему любит. Она замечательная женщина, и ничего другого о ней я никогда не слышал, но есть любовь, а есть то, что открылось вашему барону Джеймсу. Он переменился. Смотри и учись. Если тебе повезет, ты обнаружишь то, чего тебе лучше и не знать.
Боуррик вздохнул.
— Потому что мне предстоит стать королем?
Кулган кивнул.
— Вот именно. Ты не такой простофиля, как я привык о тебе думать. Ты женишься на благо страны. Конечно, у тебя будет множество возможностей удовлетворить порывы с любой дамой, я в этом не сомневаюсь. Как мне известно, ваш дядя произвел на свет не меньше десятка отпрысков, но не совсем королевских кровей. Некоторые из них, без сомнения, займут в свое время весьма высокие посты при дворе. Но дело не в атом. Джеймс нашел душу, рядом с которой его жизнь обрела гармонию. Не сомневайтесь — это рука судьбы, как я не сомневаюсь в том, что он это предчувствовал. То, что вам кажется весьма поспешным и безрассудным поступком, на самом деле проявление чувства столь глубокого, что только тот, кто пережил подобное, может его понять. Вы все поняли?
— Что, нам нечего беспокоиться о нем?
— Истинно, — ответил Кулган. Взглянув на принцев, он улыбнулся. — Все же вы совсем не те уличные забияки, которых так напоминаете. Кровь, я уверен, возьмет свое. А нынче, думаю, вы забудете все, о чем я тут вам говорил, как только найдете подходящий кабак, где играют в карты, а смазливые служанки только и ждут случая, чтобы получить богатый подарок от дворянина. Но, надеюсь, придет нужное время, и вы вспомните мои слова. Они помогут сделать вам правильный выбор, выбор на благо страны.
— Кажется, последние две недели все только и делают, что напоминают нам о нашем долге, — пожал плечами Боуррик.
— Так и должно быть. Ты высоко вознесен, Боуррик. А ты, Эрланд, только на одну ступень ниже. Власть дается тебе не для развлечений и удовольствий. Она приходит после изрядных жертв. Их приносил и ваш дед, и ваш дядя, да и ваш отец. Его ночи тревожат души людей, павших в битвах под его началом. И хотя каждый из них с радостью отдал свою жизнь за короля и страну, все же их смерть — тяжкое бремя на душе Аруты. Таков уж ваш отец. Став старше, вы научитесь лучше понимать его.
Братья ничего не сказали. Кулган повернулся лицом к зданию Академии.
— Похолодало. Пора мне к огню. А вы идите, ищите забав. Да будьте осторожнее с нашими рыбаками. Если станете вольничать с их женщинами, они вытащат ножи прежде, чем вспомнят о вашем высоком происхождении. — Посмотрев на братьев, он повторил:
— Будьте осторожны, мальчики.
Боуррик и Эрланд, проводив взглядами старика, пошли дальше. Эрланд спросил:
— Ну, что ты думаешь?
— У старика странные идеи, — ответил Боуррик. Эрланд кивнул в ответ и махнул рукой паромщику, чтобы он перевез их к манящим огням городка на берегу.
***
Дул легкий ветер, вечерело; Джеймс и Гамина прогуливались по берегу. Джеймс ощущая восторг и усталость. Он не привык раскрывать душу ни перед кем и считал откровенность невозможной для себя, но оказалось, что Гамина с легкостью может преодолеть все препоны, которые он воздвиг на пути к тайникам своей души. Нет, не препоны, поправил он себя, — нашлась дверь, которую она одна могла открыть.
Ветер доносил до них ароматы цветущих в Долине Грез садов и полей. На востоке взошла средняя луна. Джеймс повернулся к своей невесте. Он любовался ее светлыми волосами, облаком окутавшими ее голову и плечи. Она посмотрела на него и улыбнулась.
— Я люблю тебя, — сказала она.
— И я люблю тебя, — сказал он ей, не веря своему счастью. — Но должен тебя покинуть.
Она отвернулась и стала смотреть на луну.
— Нет, любимый. Время моей жизни здесь истекло. Я поеду в Кеш вместе с тобой.
Джеймс обнял ее.
— Но это очень опасно. Даже с твоим даром. Мне будет спокойнее, если ты останешься здесь.
— Да? Почему же… — Сделав шаг назад, она вглядывалась в его лицо. — Я боюсь, что ты можешь отступить, Джимми, и через некоторое время начнешь убеждать себя, что мы ошиблись, и преграды на пути любви и сострадание в твоей душе станут еще выше и крепче. Ты найдешь повод отправиться в Крондор другим путем, а потом найдешь причины отложить приезд в Звездную Пристань. Некоторое время тебе будет казаться, что ты сможешь приехать ко мне, как только закончишь все дела, но будут находиться все новые и новые заботы, и ты не приедешь. И всегда будет причина, по которой ты не сможешь привезти меня в Крондор. И наконец, наступит время, когда ты просто забудешь обо мне.
Джеймс был очень удивлен. Сейчас, не защищенный своим безразличием, он был похож на мальчика, каким никогда не был, — так его смутили и встревожили слова его любимой.
— Ты так плохо обо мне думаешь?
Она, погладив его по щеке, улыбнулась, и тепло ее взгляда растопило страх, как это бывало уже десяток раз за сегодняшний день.
— Нет, любовь моя. Ноя не забываю и о страхе. Я не обладаю такими талантами, как мои сотоварищи на этом острове. Мне даны силы лечить сердца и души. Я могу слышать сны. И я видела, что может сделать страх. Ты боишься быть брошенным, как был брошен матерью.
Джеймс знал, что она права. На него нахлынули воспоминания — он убежал из каморки матери по липкому от крови полу; ему было лет шесть; ничего, кроме заброшенности, он тогда не чувствовал. К глазам подступили слезы.
— Ты больше никогда не будешь одинок, — мысленно сказала она, обнимая его.
Он стоял неподвижно, держась за нее, словно она одна привязывала его к этой жизни. Как и раньше, боль отступила, оставив тепло и спокойствие. Душевные раны залечатся, но не сразу.
— Ведь и я тоже боюсь. Сомнения делают нас ранимыми, — продолжала она.
— У меня нет сомнений, — ответил он. Она улыбнулась и еще крепче обняла его.
Шаги и нарочито громкое покашливание возвестили о прибытии Локлира.
— Прости, что вмешиваюсь, Джеймс, но Паг хотел бы тебя видеть. — Он смущенно улыбнулся. — Гамина, а твоя мать хотела бы, чтобы ты помогла ей на кухне.
— Спасибо, — ответила Гамина. Она наградила Локлира теплой улыбкой и поцеловала Джеймса в щеку. — Увидимся за ужином.
Джеймс и Локлир направились к кабинету Пага. Локлир кашлянул громко, даже как-то угрожающе.
— Ты что-то задумал, — сказал Джеймс. — Давай говори.
— Послушай, мы знаем друг друга почти двадцать два года, — торопливо начал Локлир. — За это время я ни разу не замечал, чтобы ты проявлял хоть какой-нибудь интерес к женитьбе. А теперь ты вдруг входишь и заявляешь, что собираешься жениться! Я хочу сказать: конечно, она красавица, у нее такие чудесные волосы и все такое, но ты ведь знал…
— Я не знал никого, похожего на Гамину, — перебил его Джимми. — Не знаю, поймешь ты меня или нет, но она видит все, что делается в моей душе. И плохое, и хорошее, и то, что я сделал, и то, о чем только подумал, и все равно любит меня, несмотря на это. — Он вздохнул. — Тебе никогда этого не понять.
— Почему ты решил, что я тебя не пойму? — спросил Локлир.
Джеймс остановился.
— Послушай, ты — мой лучший друг. Может быть, единственный настоящий друг, но, когда дело доходит до женщин… ты особо не рассуждаешь. Ты обаятельный, внимательный, настойчивый, а когда интересовавшая тебя дама просыпается в твоей постели, тебя уже нет. И почему еще ничей брат или отец не проткнул тебя мечом… Когда дело доходит до женщин, Локи, ты не очень-то постоянен.
— А ты?
— А я теперь — как вода, бегущая вниз по склону холма, — ответил Джеймс.
— Посмотрим, что скажет Арута, — произнес Локлир. — Ведь нам, придворным баронам, нужно позволение принца, чтобы жениться, ты не забыл?
— Помню.
— Ну иди беседовать с чародеем, — сказал Локлир, когда они подошли к двери здания Академии. — Думаю, у него тоже найдется что сказать по поводу твоей женитьбы на его дочери. — И Локлир оставил Джеймса у дверей одного.
Джеймс вошел в здание и пошел по коридору в сторону основания башни, на верху которой размещался кабинет Пага. Поднявшись по винтовой лестнице, Джимми оказался перед дверью и только собрался постучать, как дверь сама распахнулась перед ним. Паг в кабинете был один, и довольно далеко от двери, но Джимми не удивился. Он вошел, и дверь за его спиной закрылась сама.
— Нам надо поговорить, — произнес Паг. Он поднялся и поманил Джеймса к большому окну. Выглянув в окно, он указал на крохотные огоньки, усеявшие дальний берег озера. — Люди, — произнес он.
Джеймс пожал плечами — он понимал, что чародей позвал его вовсе не для того, чтобы обсуждать очевидное.
— Когда двадцать лет назад мы приехали на этот остров, он представлял собой клочок голой земли посреди пустынного озера. Берега были, может быть, более гостеприимны, но вся долина тогда служила местом постоянных боевых действий между Королевством и Империей, между мятежными дворянами или разными бандами. Фермеры не знали мирной жизни. Теперь же люди живут здесь весьма спокойно. Конечно, бывают и неприятности, но в целом стало гораздо тише. И в чем же причина таких перемен?
— Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться — эти перемены произошли благодаря твоему появлению здесь, — ответил Джеймс.
Паг отвернулся от окна.
— Джимми, когда мы впервые встретились с то-бой, я был молод, а ты был совсем мальчишкой. Но за прошедшее с тех пор время я пережил столько, сколько людям не доведется пережить и за десяток жизней. — Взмахнув рукой, он сотворил в центре комнаты небольшое облако. Оно замерцало, и в его середине появилось отверстие, сквозь которое Джеймс увидел какой-то зал. Зал словно висел в сером пространстве; вдоль его стен располагались многочисленные двери. Серое пространство было таким пустынным, что даже тьма ночи по сравнению с ним казалась наполненной жизнью. — Это Зал Миров, — произнес Паг. — Этим путем я попадал в миры, где ни один смертный никогда не бывал и вряд ли когда-нибудь побывает. Мне доводилось бывать на руинах древних цивилизаций и видеть зарождение новых миров. Я пересчитал звезды и песчинки в пустынях и узнал, что вселенная так огромна, что никому, даже богам, не под силу постичь ее. — Паг взмахнул рукой еще раз, и облако исчезло. — Легко считать заботы живущих в этой долине людей мелкими и не стоящими внимания.
— Они действительно мелкие, если сравнивать их со всей вселенной, — заметил Джимми.
— Но не для тех, кто здесь живет, — покачал головой Паг.
— Я чувствую, что ты к чему-то клонишь, Паг, — сказал Джимми, садясь в кресло.
— Да, — ответил Паг, — возвращаясь к своему столу. — Кейтала умирает.
Эта новость потрясла Джимми.
— Я подумал, что она не очень хорошо выглядит, но умирает…
— Мы многое можем сделать, Джеймс, многое, но не все. Ни одна магия, заклинание или молитва не смогут сделать для моей жены больше, чем было сделано. Скоро она отправится через рифт домой, в горы Турил на Келеване. Она почти тридцать лет не видела своих сородичей. Она вернется домой, чтобы умереть.
Джеймс покачал головой, зная, что ничего не сможет сказать. Наконец он спросил:
— А Гамина?
— Я видел, как жена моя состарилась раньше меня, Джеймс, хотя, не порази ее этот недуг, я бы рано или поздно все равно с этим столкнулся. Ты видишь, что годы надо мной не властны. За всю твою жизнь ты не найдешь во мне перемен. Может быть, я не бессмертен, но мое могущество дает мне долгую жизнь. Мне бы не хотелось видеть, как мои дети и внуки будут стариться и дряхлеть. Я покину Звездную Пристань вскоре после того, как уедет Кейтала. Уильям хорошо исполняет свое солдатское ремесло, даже потеряв магический дар. Мне жаль, что это так, но, подобно большинству отцов, я готов признать, что мечты моего сына совсем не должны совпадать с моими мечтами. Талант Гамины не столько магического свойства, сколько проистекает из особенностей ее мышления. Ее мысленная речь — это и волшебное, и вполне естественное явление, но истинный ее дар — это отзывчивая, чистая, чуткая душа.
Джеймс кивнул.
— Не могу с этим спорить. Она просто чудо.
— Да, — согласился Паг. — Я изучал ее дар очень внимательно и теперь даже лучше ее знаю, как далеко простираются ее таланты и где их предел. Не будь тебя, она осталась бы здесь и приняла бы на себя те обязанности, что исполняла ее мать: почти все время, что мы здесь живем, Кейтала была руководителем нашей общины. Гамину мне бы хотелось избавить от этого. В детстве ей досталось немало горя и боли — похоже, как и тебе.
— Да, у нас много общего, — согласился Джеймс.
— Не сомневаюсь, — ответил с едва заметной улыбкой Паг. — Но так и должно быть у хороших друзей, у мужей и жен. Я многого лишусь, когда уедет Кейтала, гораздо большего, чем она думает. — В этот миг Джеймс увидел перед собой человека, отделенного от всех остальных непостижимым бременем ответственности, человека, который вот-вот лишится одной из немногих родственных ему душ, способной хоть на время облегчить его ношу, согреть его теплом любви. На мгновение душевные муки отразились на лице Пага, но вот он снова овладел собой. — Когда она уедет, я займусь большими делами, оставив «мелкие» проблемы Звездной Пристани, Долины Грез да и всего Королевства. Но тем, кого я люблю, мне бы хотелось пожелать того, чего желают всем близким,
— мирного дома, чудесных детишек, жизни, которую не тревожат раздоры и войны. Я хочу, чтобы они были по возможности счастливы. Гамина открыла мне свое и твое сердце. И я хочу благословить вас.
Джеймс вздохнул с облегчением.
— Надеюсь, и Арута поймет меня. Мне ведь нужно его позволение для женитьбы.
— Это нетрудно, — поведя руками, Паг сотворил шар сероватого тумана. Внутри шара стали появляться какие-то предметы, и вдруг Джеймс обнаружил, что смотрит на Аруту, сидящего за столом у себя в кабинете в Крондоре, словно между двумя комнатами, разделенными стеной, появилось окно. Арута поднял взгляд и, привстав от удивления, произнес:
— Паг?
— Да, ваше высочество, — ответил Паг. — Прости, что прерываю тебя, но мне нужно попросить тебя кое о чем.
Арута сел в кресло, отложил в сторону перо и спросил:
— Что я могу для тебя сделать?
— Ты помнишь мою дочь Гамину?
— Конечно помню, — ответил Арута.
— Мне бы хотелось выдать ее за человека… весьма высокопоставленного. За одного из твоих придворных баронов.
Арута увидел Джеймса за плечом Пага и улыбнулся.
— Похоже, нам придется устраивать придворную свадьбу. Ты имеешь кого-то в виду, Паг?
— Мне кажется, барон Джеймс — весьма подходящая партия.
Улыбка Аруты стала шире.
— Очень и очень подходящая, — произнес он с преувеличенной серьезностью.
— Когда-нибудь он станет герцогом, если только не погибнет из-за своей непоседливости раньше. Жена могла бы сыграть положительную роль. Я уж думал, он никогда не женится, и очень рад, что ошибался. В его возрасте я был женат уже десять лет. Ну, если он согласен, считайте, что получили мое позволение.
— Он согласен, не беспокойся, — улыбнулся Паг. — И он, и моя дочь совершенно согласны в этом вопросе.
Арута сел, откинувшись в кресле и улыбаясь своей однобокой улыбкой.
— Хорошо. Как только он вернется из Кеша, устроим пышную свадьбу.
— Вообще-то я думал о менее пышной, но более скорой церемонии. Она хочет сопровождать его в поездке.
Арута помрачнел.
— Боюсь, этого я не могу одобрить. Джеймс, наверное, рассказал тебе об опасностях…
— Я хорошо представляю грозящие опасности, Арута, — перебил его Паг. — Но, наверное, ты не знаешь о том, каким даром обладает моя дочь. Мне известно многое из того, что происходит в Кеше. Она поможет твоим сыновьям и послу, если что-нибудь случится.
Арута, немного подумав, кивнул..
— Да, если ты ее отец, думаю, она обладает некоторыми способностями, которые могут помочь в трудные времена. Хорошо. Так и сделаем. Пусть поженятся, когда сочтешь подходящим, а по возвращении в Крондор устроим пышную свадьбу. Ни жена, ни дочь мне не простят, если из-за меня упустят возможность пощеголять в новых нарядах.
— Свадьба при дворе? — удивился Джеймс. Арута выразительно кивнул.
— Ты, наверное, забыл, что Гамина — родственница королевской семьи, как и все семейство Пага. Наш кузен Уилли будет герцогом Звездной Пристани. Так что, женившись, ты войдешь в нашу семью, — и, притворно вздохнув, принц добавил:
— хотя эта мысль меня и не очень радует.
— Спасибо, Арута, — произнес Паг.
— Всегда рад помочь тебе, Паг. И тебе, Джимми, — ответил принц с искренней улыбкой. — Будь так же счастлив в браке, как и я.
Джеймс кивнул. Очень немногие, кроме него, знали, как горячо любит принц Крондора свою принцессу.
— Надеюсь, что так и будет.
— Тогда я сделаю вам свадебный подарок. — Выдвинув один из ящиков письменного стола, Арута достал небольшой свиток. — Когда ты вернешься, я вручу тебе…
— Я могу передать его прямо сейчас, если ты, Арута, хочешь, — вмешался Паг.
Может быть, принц и был удивлен, но ничем не выдал этого. Он ответил:
— Если тебя не затруднит…
Паг повел рукой, закрыл глаза — и свиток, исчезнув из руки Аруты, оказался в его руке. Арута смотрел на чародея широко раскрытыми глазами. Паг вручил пергамент Джеймсу:
— Это тебе.
Джеймс, не веря себе, прочитал документ и сказал:
— Это грамота на графский титул. И должность королевского министра.
— Я собирался вручить ее тебе, когда ты вернешься. Ты заслужил эту награду, Джеймс. А когда Гардан отойдет от дел, ты станешь канцлером Западных земель.
Джеймс усмехнулся, а Паг и Арута вспомнили мальчишку-вора, которого встретили много лет назад.
— Благодарю, ваше высочество.
— Ну а теперь мне пора вернуться к работе, — сказал Арута.
— Желаю доброго вечера вашему высочеству, — произнес Паг.
— И вам того же, господа мои милорд и граф.
Паг взмахнул рукой, и шар исчез.
— Вот это да, — произнес Джеймс, глядя на свиток в своей руке.
— А мы должны обсудить и еще кое-какие дела помимо твоей свадьбы, Джеймс.
— Паг пригласил Джеймса к столику, на котором стоял графин с крепким красным вином и два бокала. Они сели, налили себе вина, и Паг начал:
— Звездная Пристань никогда не будет ничьим оружием. И я знаю, как это сделать. Мой сын не унаследует титул герцога Звездной Пристани. Мне кажется, он предпочитает военную карьеру. Уэйтум и Керш, которых ты видел, когда приехал сюда, после моего отъезда станут управлять островом, а потом будет выбран еще один человек, чтобы создать триумвират чародеев — они и будут вершить дела на благо жителей острова. Совет может быть увеличен, если это им покажется необходимым. Но Лиам не всегда будет сидеть на троне Королевства Островов, а я бы не хотел, чтобы власть над Звездной Пристанью оказалась в руках человека, подобного безумному королю Родрику. Я знал его, и, если бы ему удалось собрать чародеев, как мы собрали их в Звездной Пристани, мир бы дрогнул. Я помню, какой хаос воцарился на Келеване, когда во время Войны Врат часть чародеев примкнула к Имперскому Стратегу. Нет, Звездная Пристань должна навсегда остаться вне политики.
— Как дворянин королевства я не могу не признать, что ты близок к измене,
— произнес Джеймс вставая. Он подошел к открытому окну. Посмотрев на ночной остров, он улыбнулся. — Но как человек, который рано выучился думать самостоятельно, я не могу не оценить твою мудрость.
— Тогда ты поймешь, почему я верю, что ты всегда останешься голосом разума в Совете лордов.
— Пусть мой голос там не очень громкий, — ответил Джеймс, — зато я рискну говорить от твоего лица. Но ты ведь понимаешь, что многие могут решить: раз ты не абсолютно лоялен по отношению к Королевству, значит, ты — враг?
Наг кивнул.
— Ну а теперь о других делах. Пригласим священника из берегового города. У нас на острове нет храмов — наши отношения с теми, кто практикует религиозную магию, не очень… м-м-м сердечные.
— Вы вторгаетесь в их владения, — улыбнулся Джеймс.
— Так многие думают, — вздохнул Паг. — Ты знаешь, те немногие жрецы, которых я уважаю, либо уже умерли, либо находятся далеко отсюда. Боюсь, с ростом нашего могущества растут подозрения среди жрецов самых влиятельных храмов Рилланона и Кеша. Но отец Мариас, который служит в маленьком храме Килиан в деревне, кажется, достаточно приятный человек. — Паг просветлел лицом. — Он согласится провести свадебную церемонию. И, посерьезнев, Паг добавил:
— Может быть, ты не поймешь того, что я сейчас тебе скажу. Но, если когда-нибудь тебе придется выступать от моего имени, скажи: «Если говорить правду, магии здесь никакой нет».
— Не понимаю, — сказал Джеймс.
— Я так и думал. Ничего страшного. Если бы ты понимал, то не ехал бы сейчас в Кеш — я бы убедил Аруту оставить тебя здесь. Просто запомни мои слова. А теперь пойди разыщи мою дочь и скажи ей, что церемония состоится послезавтра. Можно не ждать еще четыре дня, пока наступит следующий день отдыха, — мы и так нарушаем много традиций.
Джеймс, улыбаясь, вышел из комнаты. Когда на лестнице затихли его шаги, Паг повернулся, чтобы взглянуть в окно, и, ни к кому не обращаясь, тихо сказал:
— Нам всем не мешает повеселиться. Слишком много мрачных дней впереди.
***
Все жители Звездной Пристани, а также множество обитателей города на берегу озера — те, кто смогли переправиться на остров, — столпились вокруг осанистого священника. Отец Мариас улыбнулся и поманил к себе Джеймса и Гамину. Жрец был похож на большого розовощекого ребенка — словно так и не повзрослев, он уже начал седеть и лысеть. Его зеленая ряса и шитая золотом накидка были потертыми и ветхими, но он носил их с достоинством аристократа. Отец Мариас был счастлив, что ему довелось проводить свадебную церемонию. Его паства состояла в основном из рыбаков и фермеров и очень часто ему приходилось исполнять скорбный долг, проводя обряды погребения. Поэтому его всегда очень радовали свадьбы и посвящения новорожденных Богине Всего Живого.
— Идите сюда, дети мои, — произнес он. Гамина и Джеймс медленно приблизились к нему. Джеймс был облачен в то платье, в котором ему предстояло представляться императрице: в белую тунику, темно-синие штаны в обтяжку и черные сапоги. Поверх была накинута белая куртка, вышитая золотой нитью. На голове красовался берет — последний крик моды — такой большой, что, надетый набекрень, свисал почти до левого плеча; берет украшали серебряная пряжка и перо белой совы.
Рядом с Джеймсом стоял Локлир, одетый примерно так же, но с тем отличием, что золотой и серебряной вышивки на его платье было больше. Он оглядывался, убежденный, что новая мода здесь может показаться смешной и странной, но, кажется, никто так не считал. Все взгляды были устремлены на невесту.
Гамина была одета в простое платье цвета лаванды; на грудь девушки спускалась единственная нитка изумительно красивых жемчугов. Платье в талии было перехвачено широким поясом с серебряной пряжкой, тоже усаженной жемчугом, а чело украшал венок из цветов — традиционный «венец невесты».
— Итак, — произнес Мариас голосом, в котором слышался мелодичный акцент уроженца южного берега Моря Королевства, — вы явились ко мне, чтобы заявить о своем намерении вступить в брак; позвольте же мне сначала сказать вам несколько слов. Килиан, богиня, которой я служу, взглянула на мужчину и женщину, когда их создал Ишап, Тот, Что Превыше Всех, и увидела, что они живут порознь. Услышав их и пожалев. Богиня Зеленого Молчания сказала: «Вы не должны жить порознь». Тогда она и придумала брак, чтобы связать мужчину и женщину священными узами. Брак — это сплав душ, рассудков и сердец. Брак — это когда двое становятся единым целым. Понимаете ли вы меня? — Он взглянул жениху и невесте в глаза. И Гамина и Джеймс кивнули. Обращаясь к собравшейся толпе, Мариас сказал:
— Джеймс Крондорский, граф двора принца, и Га-мина, дочь герцога Пага и герцогини Кейталы, пришли сюда, чтобы дать друг другу клятву, а мы станем свидетелями их клятвы. Если есть здесь кто-нибудь, кто считает, что им не следует жениться, пусть выйдет вперед и скажет или же никогда об этом не говорит. — Если и были какие-то возражения, Мариас не стал их дожидаться. Он продолжал:
— Джеймс и Га-мина, знайте, что с этого момента и на всю жизнь каждый из вас — только часть другого. Теперь вы — одна семья. Джеймс, эта женщина хочет провести с тобой всю жизнь. Берешь ли ты ее себе в жены, зная, что она теперь — единственная для тебя женщина до самой смерти?
— Да, — ответил Джеймс и надел на безымянный палец левой руки Гамины золотое кольцо.
— Гамина, этот человек хочет провести с тобой всю жизнь. Берешь ли ты его себе в мужья, зная, что теперь он — единственный для тебя мужчина до самой смерти?
— Да, — ответила Гамина, улыбаясь, и надела обручальное кольцо на палец Джеймса.
— Мы свидетельствуем здесь, что Джеймс и Га-мина перед лицом людей и богов поклялись принадлежать друг другу.
— Свидетельствуем, — подхватил хор собравшихся.
— Ну вот, — улыбаясь, произнес румяный священник. — Церемония завершена. Вы — муж и жена.
— Все? — Джеймс огляделся.
Мариас рассмеялся.
— У нас, господин мой, все просто. А теперь поцелуй свою жену, и давайте праздновать.
Джеймс засмеялся, обнял Гамину и поцеловал ее. Толпа радостно закричала; в воздух полетели шапки.
***
С краю в толпе стояли два человека, которых свадебное торжество нисколько не трогало. Худой угловатый мужчина с трехдневной щетиной на щеках взял другого за локоть и отвел подальше. На них была одежда, которую можно было бы описать как потертую и рваную, и пахло от них так, что вряд ли бы кто остался доволен, встань они поближе. Оглянувшись, чтобы убедиться, что их не подслушивают, тощий сказал:
— Граф Джеймс Крондорский. Барон Локлир. Это значит, что вон те два рыжих драчуна — сыновья Аруты.
Второй мужчина, толстый и низенький, но широкий в плечах, был явно удивлен наблюдательностью приятеля.
— Не так уж часто тут встречаются принцы. А, Лейф? — спросил он простодушно.
— Ты дурак, Риз, — ответил тощий сердито. — Есть люди, которые хорошо заплатят за эту новость. Поезжай в таверну «Двенадцать Стульев» на краю пустыни — принцы, скорее всего, выберут именно эту дорогу. Ты знаешь, кого там спросить. Передай нашим кешианским друзьям, что принцы Крондора и их эскорт едут из Звездной Пристани, и не парадной колонной, а потихоньку. Их немного. И дождись меня. Да не пропей все деньги, которые получишь, не то я выпущу тебе кишки!
Риз посмотрел на приятеля так, словно и помыслить о подобном не мог. Лейф продолжал:
— Я поеду за ними и, если они свернут, дам тебе знать. Они, конечно, везут золото и ценные подарки ко дню рождения императрицы. Взять всего двадцать человек — и мы будем богачами всю оставшуюся жизнь, — пусть только бандиты перережут им глотки и отдадут нам нашу долю.
Оглядев пустынный берег, мужчина по имени Риз спросил:
— Но как я попаду туда, Лейф? Все перевозчики веселятся на свадьбе.
— Укради лодку, болван, — прошипел Лейф сквозь стиснутые гнилые зубы.
Риз обрадовался.
— Тогда я прихвачу немного еды…
— Нет, ты поедешь сейчас же! — приказал ему Лейф, толкая его к берегу, где стояли никем не охраняемые лодки. — Украдешь что-нибудь в городе. Все здесь, так что это будет нетрудно. Но кое-кто, наверное, остался, так что будь поосторожнее.
Риз побежал вдоль берега, переваливаясь с боку на бок. Он высматривал лодку поменьше, чтобы можно было управиться с ней одному.
***
Принцы тихо сидели за обеденным столом, равнодушно глядя на радость новобрачных. Оба брата сгорали от нетерпения — так им хотелось поскорее отправиться в путь. Джеймс не сказал им, когда они уезжают, но Локлир обмолвился, что надолго они здесь не останутся, несмотря на неожиданные события последних двух дней.
Братья были очень удивлены тем, как внезапно влюбился их наставник, и в равной степени нисколько не удивились быстро полученному разрешению Аруты и скорой свадьбе.
Принцы выросли в мире, полном неожиданностей, где спокойная жизнь в любой момент могла быть прервана несчастьем. Войны, природные катастрофы, болезни были обычным явлением в их жизни, большую часть которой братья провели во дворце, видя, как их отец чуть ли не ежедневно сталкивается с этими проблемами.
Они наблюдали за отцом со стороны, не испытывая никаких сильных чувств, да и сейчас наблюдали за свадьбой, не разделяя всеобщего веселья. Им, скорее, было скучно.
Боуррик отпил простого зля из кружки и спросил:
— И это все, что у них есть?
Эрланд кивнул.
— Похоже. Судя по тому, что я вижу, тут и элем не особенно интересуются. Может быть, в деревне получше. — Братья встали со скамьи, поклонились графу и новой графине, а те кивнули принцам, покидающим стол.
— Куда? — спросил Боуррик брата.
— Не знаю, — ответил Эрланд. — Куда-нибудь. Где-то тут должны быть дочки рыбаков. Смотри — вон какие прехорошенькие лица! Не могут же все они быть замужем!
Кажется, Боуррик помрачнел, а не повеселел.
— Я больше всего хочу выбраться из этого гнезда колдунов и отправиться в путь.
Эрланд положил руку на плечо брата, соглашаясь с ним. Им постоянно напоминали об ответственности, но принцы чувствовали, что их опекают со всех сторон, а обоим очень хотелось действия, движения. Пока же жизнь была слишком пресной на их вкус.