Глава 24

К столице бригантов подошли спустя три дня, ближе к сумеркам. Изуриум когда-то был крепостью на возвышенности, и рвы там по-прежнему опоясывали вершину крутобокого холма, выходящего на речную долину. А над вершиной виднелись соломенные крыши множества хижин различной величины. И наконец, венчал все это огромный бревенчатый сруб, господствующий на самой высокой точке холма. Через рвы и палисады петляло узкое подобие дороги и вело вниз, где у подножия возвышенности располагалось большое поселение. В долине тут и там пятнышками пестрели мелкие хозяйства.

К той поре как римская колонна остановилась в полумиле от ведущей в Изуриум дороги, от предметов уже вытягивались предвечерние тени. Отряд бригантов, все это время неотлучно шедший следом, двинулся дальше в поселок, а конники взъехали на холм и скрылись из виду среди земляных укреплений, защищающих вход в крепость. Как только колонна остановилась, солдаты занялись привычным для себя делом. Со всех сторон были выставлены заслоны для обороны площадки, где люди уже сгрузили тюки и, достав заступы, стали копать ров и возводить вал, поверх которого ставился палисад.

По мере того как тени удлинялись, стены росли, а от поселения осторожно сходились десятки здешних обитателей – самые бесстрашные – поглядеть на невиданных прежде римлян, которые, по слухам, подмяли под себя все земли к югу. Держась на безопасном расстоянии, эти люди смотрели, как на их глазах словно из ниоткуда вырастает из земли лагерь. Еще не угас свет дня, когда на месте уже был возведен палисад, а сверху на каждом углу укрепления виднелось по баллисте.

– С утра чтобы были воротные башни, – распорядился трибун Отон, осматривая лагерь в компании старших офицеров. – Здесь мы, возможно, пробудем несколько дней. А то и дольше, если положение для нас как-то осложнится. – Он повернулся к центуриону Статиллу. – Оборонительные рубежи укрепить максимально. Заграждений от конницы у нас нет, так что придется обходиться кольями и чем-нибудь еще, что можно пустить в дело. Займитесь.

– Слушаюсь, господин трибун.

Они стояли на стене, ближней к Изуриуму, и перед ними мрачно вырисовался темный высокий холм. Огромный сруб на его верху был освещен жаровнями, стоящими на безопасной дистанции от соломенных крыш. В воспаленно-красном свете огней сооружение казалось еще более крупным, чем при естественном освещении. Все офицеры безмолвно смотрели в одну и ту же сторону. Префект Гораций, кашлянув, нарушил молчание:

– Когда они вообще собираются нас принять?

Со времени прибытия колонны встречать, а уж тем более приветствовать римлян не вышел никто – ни королева, ни кто-либо из ее доверенных лиц. Все это выглядело как минимум странно, если не сказать зловеще.

Гораций посмотрел на Веллоката:

– Это ведь твои сородичи. Отчего, по-твоему, королева никого не выслала нас поприветствовать?

– Не знаю, – откровенно признался Веллокат. – Но если вы отпустите меня туда, в город, я могу разузнать и доложиться вам.

Отон покачал головой.

– Нет уж. Ты нужен мне здесь, на случай если кто-нибудь прибудет в лагерь с посланием. Если к утру ничего не выяснится, я отправлю с тобой небольшой отряд, послать приветствие от полководца Остория. Тогда и оценим настрой королевы. И ее двора.

– Но я могу сделать это нынче же, господин трибун. Этим самым вечером, стоит вам только молвить слово.

Отон, немного подумав, снова покачал головой.

– Слишком темно. Покидать лагерь может оказаться опасным. Подождем до рассвета. Я бы не хотел подвергать тебя риску.

– Риску? – проницательно усмехнулся бригант. – Не проще ли сказать, что вы просто хотите удержать меня в заложниках?

Секунду-другую Катон был уверен, что трибун кинется возражать, но Отон как ни в чем не бывало кивнул:

– Разумеется. Ведь ты, возможно, ведешь нас в ловушку. Сам ты, может, того и не ведаешь, но это к делу не относится. Если твоя королева, или кто у вас там нынче верховодит, ценит твою жизнь, то мы сможем хоть как-то поторговаться. Если же нет, и бриганты нарушили наше доверие, то ты будешь первым из твоих сородичей, кто за это заплатит. А потому тебе лучше молить своих богов, чтобы обещание Картимандуи пропустить мою колонну осталось в силе. Так что пока ты остаешься при мне. А если попытаешься дать из лагеря деру, то я сочту это изменой и велю тебя казнить. Понял меня?

Свою угрозу Отон произнес с непоколебимой уверенностью, и бриганту оставалось только кивнуть. От такой беспощадности, открывшейся в молодом трибуне, Катон невольно приподнял брови.

– Так, – Отон обернулся к остальным офицерам. – Очень хорошо. На каждую вахту выставлять по одной когорте. Половина людей дежурит на укреплении, половина отдыхает внизу на земле и в случае тревоги незамедлительно занимает палисад. – Чувствуя, что офицеры встречают такое распоряжение без энтузиазма, он пояснил свое решение: – Я знаю, люди устали. Но я лучше перестрахуюсь, чем стану жертвой собственной неосторожности и позволю застать нас врасплох. Напоминаю, господа: от границы мы ушли очень далеко и находимся в сердце вражеской территории. Хотя этот народ и считается нашим союзником, мы уже успели заметить, какой любовью к Риму пылают здешние воины, особенно некоторые из них. Так что на каждую вахту заступает полная когорта. Таково мое решение. Подлинное положение раскроется утром. К добру или к худу. Все свободны.

Все обменялись салютами, после чего Отон ушел вместе со штабистами, Веллокатом и своей личной стражей. Остальные дождались, когда начальство отдалится за пределы слышимости, и после этого негромко меж собой заговорили.

– Не нравится мне все это, – пробормотал центурион Ацер. – Если у нас с бригантами все еще мир, то почему они не вышли нас встречать?

– Причин сколько угодно, – заметил Катон.

– Это какие же? – обернулся Ацер.

– А вот какие, господин центурион, – чуть язвительно отозвался префект, напоминая о необходимости обращаться к себе по званию. Подождав, когда это отложится, он продолжил: – Возможно, королева хочет соблюсти формальности. Для долженствующего церемониала встречи мы прибыли слишком поздно. Если она собирается его устроить, то лучше сделать это средь бела дня, перед всем своим народом. В этом нет ничего зазорного и уж тем более зловещего.

– Будем исходить из того, что вы правы, господин префект.

– Ну, а если нет, то вскоре это выяснится, – «успокоил» Макрон.

Гонец прибыл на рассвете. У ворот лагеря загарцевал всадник с посланием от правительницы бригантов. Картимандуя просила явиться к себе предводителя римской колонны вместе с небольшим отрядом из офицеров и стражников, если гости чувствуют нужду в такой защите. В послании королева давала слово, что никакого вреда гостям из Рима, покуда те пользуются гостеприимством ее народа, нанесено не будет. Встречу своим гостям она назначила в полдень, в королевских покоях горной крепости. Едва заручившись согласием римского трибуна, гонец ускакал из лагеря.

– А стоит ли ей доверять, господа? – оглядел Отон офицеров в штабной палатке. – Может, настоять, чтобы она сама пришла сюда к нам?

– Лично мне все это не нравится, – поделился во всеуслышание Гораций. – Если подняться туда, а там окажется ловушка, то у них в руках окажутся заложники.

– Но у нас самих один уже есть, – указал Катон. – Веллокат.

– Что дает нам некоторое преимущество. А если они возьмут кого-нибудь из наших, то преимущество мы потеряем.

– Вот почему я считаю, что удерживать здесь Веллоката неосмотрительно, – кашлянув, вставил свое слово Катон. – Если бриганты сочтут, что мы удерживаем одного из их придворных против его воли, это может подтолкнуть их сделать при случае то же самое. Надо дать ему покинуть лагерь. Или, по крайней мере, взять его с собой, когда вы, господин трибун, отправитесь на встречу с Картимандуей.

– Если я отправлюсь, – приподнял бровь Отон.

– Очень хотелось бы, господин трибун, чтобы вы это сделали.

– А почему, префект?

– По двум причинам, – пояснил Катон. – Во-первых, бриганты пристально наблюдают за нами. Это первая военная колонна римлян, пришедшая походом в их цитадель. Хотим мы того или нет, но они наблюдают – и выносят нам оценку. Если вы отвергнете приглашение королевы, это вызовет у них недовольство и неприятие. Хуже того, это уронит ее авторитет перед собственным народом, что лишь сыграет на руку сторонникам Венуция и его друга Каратака. – Катон сделал паузу. – Но есть и еще один момент. Если заметят нашу нервозность – покидать или нет стены лагеря, входить или нет в столицу племени, – то Венуций может обвинить нас в трусости. И эту линию он непременно использует при попытке набрать перевес в поддержку войны с Римом.

Отон, взвешивая сказанное, задумчиво кивнул.

– В таком случае у меня, похоже, нет иного выбора.

– Выбор есть, господин трибун, – заерепенился Гораций. – Мы – римляне, и не подчиняемся приказам варваров. Это ей и надо сказать. Прикажите ей явиться к нам. Это покажет им, кто здесь главный. К тому же и наш риск сойдет на нет.

Отон тонко улыбнулся.

– Гораций, Гораций… Для дипломата ты слишком хороший солдат. И в этом твой изъян. Мы здесь для того, чтобы заполучить Каратака, причем по просьбе королевы Картимандуи, нашей союзницы. Нехорошо обращаться с союзниками столь неподобающим образом, даже если они, как ты говоришь, варвары. По этой причине я оставляю тебя здесь командовать лагерем, а сам пойду на встречу с Картимандуей. Даю тебе строгий приказ: до моего возвращения оставаться за этим частоколом.

Безусловно, задетый таким отпором, Гораций строптиво поджал губы, а затем промолвил:

– Если только вы оттуда вернетесь, господин трибун.

– Если я не вернусь к ночи или не пришлю известие, что со мною все в порядке, то для тебя это будет означать, что я и те, кто со мной, взяты в заложники. В таком случае в переговоры о нашей выдаче не вступать. А потребовать ее со всей строгостью. Если из этого ничего не выйдет, то тогда срочно отрядить гонца к легату Квинтату. Колонна должна оставаться здесь, пока не последует иных указаний. Понятно?

– Понятно, господин трибун, – с нарочитой неохотой отозвался Гораций.

– Вот и хорошо. – Отон оглядел свое небольшое собрание. – С собой я возьму префекта Катона – мне нужен человек с быстрой сметкой. А еще вас, центурион Макрон: на случай заварухи нам не помешает хороший мечник. Также Веллоката и пару моих телохранителей. А еще жену.

– Жену? – поднял брови Макрон. – Прошу прощения, господин трибун: вы думаете взять жену?

– Почему бы нет? Как указал префект Катон, нельзя показывать этим людям, что мы нервничаем. К тому же это создаст у местных благоприятное расположение духа. Сомневаюсь, чтобы даже варвар имел бесстыдство напасть на безоружную женщину.

– Но господин трибун, – упорствовал Макрон, – их ведь не зря зовут варварами.

– Вздор и чепуха! – отмахнулся Отон нетерпеливым взмахом руки. – Решение принято. Вам, префекту и моим стражам следует одеться как на смотр: хочу, чтобы первое впечатление этих людей о нас было самое приятное. Гораций?

– Господин трибун?

– Указания вам перед моим уходом будут поданы письменно. Исполнять буква в букву.

– Слушаю.

– Это всё, господа. Можно расходиться.

– Что он такое творит? – возмущался Макрон на обратном пути к палаткам. – Это просто безумие: тащить с собою жену… Как он додумался до такого? Это же ему не пирушка какая-нибудь, язви ее, на лоне природы в Тоскане!

– А по мне, так он прав, – возразил Катон. – Это показывает, что трибун доверяет Картимандуе. А если он заблуждается и что-нибудь произойдет, то вряд ли Поппее Сабине в лагере будет так уж безопасно. Перед общим скопищем бригантов колонна долго не продержится.

Макрон, глядя куда-то на сторону, указал другу:

– О, глянь. Кто-то уже успевает делать ноги, пока может.

Катон проследил взглядом за его рукой: невдалеке от ворот, выходящих на Изуриум, стояла повозка виноторговца, а рядом с нею – тележка, запряженная мышастым осликом. На нее сейчас взваливал большущую амфору Септимий. Управившись, он остановился, чтобы отдышаться и утереть пот со лба. При виде двоих офицеров на его лице мелькнуло беспокойство, но когда они приблизились, на них уже со всегдашним лукавым прищуром поглядывал виноторговец Гиппарх.

– Это еще что? – мрачно осведомился Макрон. – Никак, ты нас уже покидаешь?

– Не дождетесь, мой дорогой центурион, – беспечно парировал тот. – Таких хороших заказчиков я не покину ни за что. А вот поторговать с местными не мешало бы. Вино за меха, а еще лучше за серебро с золотишком…

Беглого взгляда на телегу оказалось достаточно, чтобы разглядеть там несколько пузатых амфор и с два десятка сосудов поменьше, каждый с названием сорта.

– Я вижу, ты им в основном дешевку везешь? – спросил Катон.

– Ну а как же! Где еще сбагрить дрянцу, на какую римлянин в здравом уме не польстится? – Септимий проворно огляделся: не подслушивает ли кто. – Я тут видел, в лагерь приезжал гонец… Что там деется?

Макрон еле заметно ткнул пальцем в сторону штаба:

– Их владычица послала за трибуном. Он собирается туда к полудню. Берет нас с Катоном, нескольких человек стражи и свою жену.

– Жену? – Септимий округлил глаза. – Однако…

– И не спрашивай, – досадливо махнул рукой Макрон. – Некоторые говорят, мысль хорошая.

– Ну, а ты что тут затеваешь? – осведомился Катон.

– Вы ведь знаете, какие отношения у кельтов с вином. Если что и развязывает им языки, так это оно, родимое, – он любовно пошлепал по округлому боку одной из амфор. – Испробую-ка я его на приближенных их владычицы. Если повезет, то глядишь, выведаю что-нибудь полезное, хотя бы крупицу… А то за тем лазутчиком след чего-то подостыл.

– Если что-нибудь услышишь, обязательно поделись с нами, – наказал Катон.

– То же самое и вас касается.

– Неужели ты нам не доверяешь? – притворно ужаснулся Макрон.

– Просто напоминаю, центурион, что мы с вами на одной стороне. Помнишь, ты же сам просил…

– Правда? Я уж в этих сторонах и запутался, которая где. Ты вон горбатишься на Нарцисса, лазутчик – на Палласа… А теперь добавляются еще и Каратак с Венуцием. Да еще Веллокат с его королевой. – Макрон театрально развел руками: – Столько сторон, что впору запутаться.

Имперский агент посмотрел холодно и отстраненно:

– Стороны есть только две: та, что служит подлинным интересам Рима, и та, что им противостоит. Такова простая и ясная реальность, центурион.

Макрон, подавшись вперед, зловеще пропел:

– Там, где маячит твой папаша, друг мой, простой и ясной реальности не бывает.

Септимий ответил лютым взглядом, а затем улыбнулся:

– Береги спину, Макрон. И ты тоже, префект.

С этими словами он повернулся и пошел к повозке за очередным кувшином.

Центурион стиснул кулаки и, судя по знакомому поджатию челюсти, боролся с соблазном отвесить выжиге как минимум тумака. Все это Катон разгадал довольно быстро и решительно повел друга прочь.

– Идем, идем. Не время сейчас. Шлемы надо драить, нагрудники, чтобы перед королевой смотреться во всем великолепии…

Макрон, с рычанием вздохнув, хрустнул зубами.

– Ладно. Пока сдержусь. Но в другой раз, если этот выродок тявкнет что-нибудь насчет наших спин, уж я его…

– Конечно-конечно, – утешительно сказал Катон, за что получил взгляд такой грозный, что не удержался от смеха. – Вот это дух! Прибереги-ка его для врага, хорошо?