23 февраля, вторник

Над бильярдным столом висел зеленый абажур с махровыми висюльками. Мягкий свет равномерно освещал костяные шары.

– Восьмой налево в угол, – произнес Никита Сергеевич и с силой ударил. Шар стремительно полетел вперед.

– Мимо! – отозвался Булганин, он играл против Хрущева.

– Тише бы бил – попал, – почесал подбородок маршал Жуков, – а то долбанул со всей дури.

– Рука дрогнула, – натирая кончик кия мелком, оправдывался Никита Сергеевич.

– Играю дуплет, – сообщил Булганин и, приняв устойчивое положение, замер около стола. Он сосредоточенно целился в полосатый шар, который, отскочив от борта, должен был пойти обратно и упасть к себе в середину.

– Туза к себе! – объявил министр.

– Посмотрим, посмотрим!

– Вынимайте! – отозвался Николай Александрович и ударил.

Полосатый, как задумывалось, отскочил от борта и, откатившись на противоположную сторону, тыкнулся рядом со средней лузой.

– Ми-ма! – радостно воскликнул Хрущев. – Мазила ты, Коля, сначала прямые бить научись, а потом будешь дуплетами командовать. А я в угол бабахну! – и он прицелился в двенадцатый.

Отслеживая движение шара, Никита Сергеевич приподнялся на цыпочки. Шар с резким хлопком поразил цель.

– Ать-два, сто чертей! – сиял Первый Секретарь. – Теперь пятый, налево.

– Не разменивайся на мелочь! – советовал маршал Жуков.

– Мелочь тоже сгодится! Ловите! – шар покатился и снова попал.

– Упал! – радовался Хрущев, обходя стол и выискивая, что бить.

Булганин вынул забитую пятерку и поставил на полку.

– Девяточка на середку вышла. Туда ее! – Хрущев нежно, как былинку, толкнул шар, который на медленном ходу коснулся девятого так, что тот, хоть и стоял под неудобным углом, покатился, покатился и нежно съехал под стол.

– Вынимайте! – раскраснелся от азарта Никита Сергеевич.

– Прорвало! – с досадой выговорил Булганин.

Хрущев положил кий на плечо и оглядел поле, но на этот раз бить было нечего.

– Значит, дуплета исполню, четырнадцатого на себя!

Но четырнадцатый ушел совершенно в другую сторону, в правый дальний угол, и встал точно перед лузой.

– Тьфу ты, подставил! – расстроился Никита Сергеевич.

– Ножки свесил! – подкрадываясь к подставке, как кот к сметане, улюлюкал Булганин. – Люблю подставочки. Сколько раз учить – в бильярде главное – не подставить! Заруби себе на носу!

Один за другим Булганин закатил в угол четырнадцатый, пятнадцатый и седьмой. После каждого удара шар которым он бил, застывал аккурат в воротах лузы.

– Игра, дорогой! – забив очередную подставку, объявил Николай Александрович.

– Вылетел, товарищ Хрущев! Теперь моя очередь, – выступая вперед, заявил Жуков.

– Эх, продул! – расстроенно воскликнул Никита Сергеевич и недовольно завалился в кресло.

– Не надо было подставлять, – отозвался победитель.

– Ладно, продул – значит продул!

– Расставляй, Георгий Константинович, я разбиваю!

Жуков заправски выставил пирамиду. Николай Александрович тихим ударом разбил.

– Разбил, нечего сказать! – разглядывал раскат маршал. – Что бить-то? Этот замазан, – приседая и закрыв один глаз, чтобы точно проследить траекторию удара, примерялся он, – этот – тоже! Ну, артист!

Хрущев с недовольным видом сидел в кресле.

– Может, семерку катнешь? – предложил он.

Удар получился смазанным, шар ушел в сторону.

– Катнул, да не туда!

Министр Вооруженных Сил прицелился в туза, и коротким ударом, подкрутив своего, чтобы он возвратился в исходную точку, положил шар.

– Во прет! – присвистнул Жуков.

Вторым ударом Булганин убрал одиннадцатый.

– Я один за вас работаю. Ты б мне, Никита, хоть коньяку плеснул.

Следующие несколько ударов не принесли успеха.

На середину встал шестой. Жуков прицелился. Удар!

– Есть! – воскликнул Хрущев.

Теперь Булганин шел вынимать. Следом Жуков забил три подряд – десятый, второй и тринадцатый. Министр Вооруженных Сил насупился, прицельно бить у него больше не получалось.

– Враг сломлен! – громко объявил Георгий Константинович, но тут Булганин забил дурака. После каждого удара он прикладывался к рюмке.

– Когда, наконец, Маленкова приструним? – сделав очередной неудачный удар, произнес Николай Александрович. – Ведь ничего, подлец, не делает!

– Я бы всех чудиков скопом арестовал, как Берия планировал, не философствовал! – менторским тоном высказался Жуков.

– Нельзя, – возразил Хрущев. – Сегодня время другое, не поарестовываешь, как раньше.

– Чем оно другое?! – скривил брови Жуков. – Роту морпехов на умников, никто и не пикнет. Милиционеры от одного вида моих головорезов разбегутся. Почему не хочешь?

– Мы, ребята, не варвары. Мы строим цивилизованное государство, а не новую тюрьму.

– Денег армии Маленков не дает, госбезопасности бюджет урезал, оборонная промышленность буксует! Мало аргументов? – не унимался Жуков. – Здесь уже на вредительство тянет!

Заложив кий за спину, маршал подошел к Хрущеву.

– С тобой, Никита Сергеевич, нам гораздо спокойнее будет, и нам, и стране. А то сидят гнилой кучкой и воняют!

– Не совсем так, не совсем! – не соглашался Хрущев. – Когда дело Берии касалось, то да, того без сожаления сцапали. А эти не разбойники, они сбоку стояли.

– Как это – сбоку?!

– Сбоку.

– Каганович сбоку?! – возмутился Булганин.

– Есть основные виновники, а есть второстепенные. А если по существу разбираться, то и мы недалеко ушли. Нужно двигаться в демократическом русле, как Ленин хотел. Микоян с нами, Ворошилов к нашей компании тяготеет. Тяжело будет святой троице удержаться. Молотов, Каганович и Маленков скоро себя окончательно дискредитируют. Как они повод дадут, мы их, по-человечьи нагоним, как во всем цивилизованном мире принято, а не по-людоедски. Тем более с Молотовым мы теперь друзья-товарищи, а значит и Каганович друг.

– Добрейшей души человек – наш Никита Сергеевич! – воскликнул Булганин.

– Горячие вы, неосторожные, – отозвался Хрущев. – Ветер в голове шумит. Я вам вот что скажу, – и он удобнее развалился в кресле. – Вы, ребята, великие люди. Ты, Георгий Константинович, живая икона, точно Георгий Победоносец, а Николай Александрович – такой светлый, благородный и государственный человек, что разочаровывать вы никого не имеете права, ни единой души! Берегите, ребята, свой авторитет, не позорьтесь. Ты, Коля, и ты, Георгий, звезды на небосклоне! Не стоит низостью мараться! Сделаем дело красиво. В этом году по-любому надо Маленкова сковырнуть, а на его место – Николая, – показал на Булганина Никита Сергеевич, – мы так договаривались. А Георгия – на Колино место!

– Тактик! – похвалил Булганин.

Подойдя к хрущевскому креслу, он наклонился и, схватив Никиту Сергеевича за шею, притянув к себе, чмокнул, то ли в губы, то ли в щеку – целовать сидящего было неудобно.

– Как я тебя люблю, Никита! – вымолвил министр Вооруженных Сил. Булганин уже представлял себя в премьерском кресле. Министр вернулся к столу и мощным, через весь стол, ударом, с прихлопом, загнал в угол десятый.

– Нате! – Но следующий пробил плохо, и тут Георгий Константинович виртуозно положил дуплет.

– Кра-со-ти-ща! – подпрыгнул Хрущев. Он никак не ожидал, что Жуков забьет дуплет.

Георгий Константинович покраснел от удовольствия.

– Поздравляем, поздравляем! – восклицал Никита Сергеевич. – Давненько такого шедевра не видел, давненько!

– Ну-ка, Никита Сергеевич, налей маршалу за такой удар! – велел Булганин.

Все приподняли за героического маршала Жукова, который сам был вне себя от восторга, он отставил кий и взял предложенную рюмку.

– Будь здоров, Георгий Константинович, за тебя, наш героический полководец!

– И мне довелось с Георгием Константиновичем повоевать, я был членом Военного совета фронта, когда Жуков Московской обороной командовал, – похвастался Булганин.

– А Сталин за всю войну, лишь раз на фронт выехал, когда наступление немцев под Москвой провалилось, – вспомнил Жуков. – Вызвал меня и говорит: «Едем на передовую». Я стал его отговаривать, ведь немец противник опасный. Сталин – нет, хочу в войсках побывать! Никогда этот случай не забуду, – наморщил лоб маршал. – Едем по Можайской дороге в сторону деревни Перхушково. Смеркается, на горизонте всполохи от артобстрела. Только Перхушково миновали – стоп! – велено остановиться. Вышел он из своего бронированного «Паккарда», шинель задрал, прямо на обочине сел на корточки и нужду справил. Мороз был нешуточный. Штаны натянул, в машину забрался и назад поехали. Такой получился фронт. В сорок пятом году, после Ялтинской конференции, Сталин вдруг этот случай вспомнил. «Помнишь, – говорит, – как я немцам зад показал?»

– Что не говорите, а выдающееся была личность! – высказался Булганин.

– Величие, Коля, тоже разное бывает. А то, что он железобетонный был, с этим спорить не стану. Но время сталинское прошло, сейчас наше время настало! Разве Георгий у нас не великий? – продолжал Хрущев. – Великий. И все это понимают. Только надо ли величие напоказ выставлять? Зачем самолюбованием заниматься? Мы коммунисты, мы строим счастливое общество, самое замечательное на земле, и не для себя – для людей строим! А чтобы такое благополучное общество построить, чтобы с пути не сбиться, надо огромную волю воспитать, да так, чтобы медные трубы в сторону не унесли, как со Сталиным случилось. Только кристальный человек может за собой народы увлечь. А Сталин кого увлек? В начале войны сдрейфил, не смог даже к народу обратиться, Молотов первое слово говорил. Вот когда немца погнали, осанку героическую принял.

– Верно! – подтвердил Булганин.

– Цель у нас самая светлая – социализм на земле, вселенское счастье! А у товарища Сталина палочное счастье выходило, и социализм палочный, а социализм из-под палки не рождается.

– Вот ты лекцию прочел! – пробасил Николай Александрович. Он залпом допил коньяк. – А жены без мужей не заскучали? – вспомнив о своей Лене, забеспокоился военный министр.

Женщины уже два часа как сидели в гостиной.

– Да не-е-е! – протянул Никита Сергеевич. – Они там с Лобановым, а тот известный оратор, мертвого заговорит.

Павел Павлович Лобанов имел великий дар убежденья, как шаман, гипнотизировал окружающих.

– Что ты в нем нашел? Болтают, что у Лобанова, как и у Лысенко, сплошная показуха, – проговорил Булганин. – Генетиков, говорят, напрасно они разогнали.

– Твой Лобанов ни одного путного открытия не сделал, – добавил Жуков.

– Да кого вы слушаете?! – возмутился Никита Сергеевич. – Кто это говорит?!

– Люди говорят, – пожал плечами Николай Александрович.

– Пусть не пи…дят! – отмахнулся Никита Сергеевич. – Попи…деть мы и сами горазды. Если мне не веришь, поезжай в Сельхозакадемию, у Лобанова с Лысенко помидоры, что мой кулак! А Лысенко тот просто гений, академик Вавилов его лично выдвигал!

– Поговаривают, что и к аресту Вавилова он руку приложил, чтоб его место занять, – не унимался Булганин.

– Я и сам раньше так думал, – ответил Хрущев. – Через Серова перепроверил, не причем Лысенко. Вавилов, это Сталинских рук дело! – недовольно сопел Хрущев. – Одного Вавилова Сталин посадил, а другого, брата родного, президентом Академии наук поставил, а тот, изувер, ни разу судьбой несчастного брата не поинтересовался! Вот где подлость!

– Ладно, проехали! – потянулся за кием Булганин.

– А при Лобанове в Министерстве сельского хозяйства уже сейчас сдвиги заметны. Вы аграриев не марайте, занимайтесь лучше своими делами, с сельским хозяйством как-нибудь без вас разберемся!

– Да, успокойся, кусачий! – махнул рукой Жуков. – Я чай попью и домой поеду.

Георгий Константинович уже с год открыто жил не с женой, а с другой женщиной. С ней он появлялся повсюду, но к Хрущеву с новой сожительницей ехать стеснялся, не знал, как Нина Петровна отреагирует.

– Галя заждалась! – глядя на зама, заулыбался Булганин.

– Я жениться на Гале хочу, – признался Жуков и вопросительно посмотрел на Хрущева. – Что скажешь?

– Если любишь, женись, – ответил тот. – Партия в личные дела коммунистов не вмешивается.

На самом же деле развестись члену партии было практически невозможно. Пуританские нравы насаждались в государстве – раз женился, вот и живи с женой, и смотри – ни-ни на сторону!

Какой ты коммунист, если по девкам лазаешь? Карали за это беспощадно, хотя властная верхушка себе вольности позволяла, не очень-то законы наверху срабатывали.

Жуков обрадовался и крепко пожал хрущевскую руку.

– Вчера Молотов позвонил, – заговорил Никита Сергеевич, – предложил мне вместо Маленкова вести заседания Президиума Центрального Комитета.

– Да ну?! – воскликнул Булганин.

– Подвел к тому, что я Первый Секретарь, а. значит, и заседания Президиума должен вести.

– А ты что?

– Что, что? Согласился!