12 февраля, пятница

На завтрак Никита Сергеевич без удовольствия ел сырники. Сырники не удались. Тоня, пожилая повариха, много лет проработавшая у Хрущевых, заболела, а на подмену ей вышла молоденькая Зина. Сырники у нее получались без корочки, не румяные, разнобокие и, главное, вот-вот расползутся. В одном, например, было много изюма, а в другом его почти не было.

– Зачем ешь? – посмотрев на недовольного мужа, всплеснула руками Нина Петровна. – Сказал бы, что не годятся, я бы переделала!

– Съем как-нибудь! – буркнул Хрущев. – Не проси у Зины больше сырников, – потянувшись за сметаной, проговорил он.

Нина Петровна пододвинула мужу чашку с какао. Огненный фарфор обжигал пальцы. Никита Сергеевич, сощурившись, точно ребенок, усердно дул на напиток. Часы в углу глухо пробили девять.

– Рада встречается с молодым человеком, – тихо проговорила Нина Петровна.

Хрущев отодвинул от себя какао и сверх очков – завтракая, он обычно просматривал газеты, – растерянно посмотрел на жену:

– Какая Рада? Про кого говоришь?

– Наша Рада, дочь! – повысила голос Нина Петровна.

До отца наконец дошло.

– Не выдумывай, Нина! Она ж в институте учится. На… – Никита Сергеевич замялся.

– На последнем курсе.

– Да, на последнем, – подавленно промямлил супруг.

– Рада мне все рассказывает. Сначала и я думала, что несерьезно, что скоро пройдет, но, смотрю, не проходит.

– Не проходит! – глава семейства всплеснул руками.

– Они любят друг друга, пойми!

– Они же дети, какая любовь?!

– Ей будет двадцать один, ему – двадцать шесть.

– Не хочу ничего знать! – запротестовал отец.

– Сиди! – громко сказала Нина Петровна. – Я тебе про дочь толкую!

Никита Сергеевич опустил руки и, открыв рот, замолк. Любимая дочь встречается с молодым человеком! У него в голове такое не укладывалось. Вихрем неслись воспоминания: тот день, когда Радочка родилась и ее, малюсенькую, закутанную сначала в пеленки, затем в шерстяные платки, а уж потом прикрытую одеяльцем, на руках внесли домой. Вспоминал жуткий кашель – коклюш, как Нина с дочкой лежали в Морозовской больнице – это было, когда Никита Сергеевич работал уже в Москве, в тридцать шестом. Потом радин первый класс, дочка стоит, заслонившись от окружающего мира тремя ярко-оранжевыми гладиолусами, а папа и мама отступили назад, выставляя напоказ ученицу-первоклассницу. Перед глазами возник выпускной вечер, катание выпускников на речном трамвайчике, пляски, хохот! Никита Сергеевич припомнил и вступительные в университет, улыбчивых студенток, студентов. Пришло на память, как радин курс ехал на сельхозработы в подмосковное Назарьево, отец тогда организовал автобусы, и вот – появился жених! У Никиты Сергеевича помутилось сознание, он никак не хотел понять, что дочка выросла, что у нее скоро начнется собственная, взрослая жизнь.

– Я, Нина, не готов обсуждать, давай не сейчас!

– Ты должен знать. Нам надо об этом серьезно поговорить, хочешь завтра, хочешь послезавтра.

– По-го-во-рим, – удрученно отозвался Никита Сергеевич.

– Они любят друг друга, как ты не поймешь! – не унималась Нина Петровна. – Любовь в жизни – самое важное!

– Выросла! – пробормотал Хрущев, поднялся из-за стола и, отвернувшись от супруги, вышел из комнаты.

Весь этот день разговор с женой не шел из головы. Никита Сергеевич велел отложить несколько важных встреч, и даже Булганин не смог до него достучаться. Вечером, когда Первый Секретарь вернулся домой и устроился на диване, пытаясь читать прихваченные с работы документы, не удержался и спросил сидящую рядом супругу:

– Кто этот парень?

– Окончил МГУ, отделение журналистики.

– Где они познакомились?

– В университетской столовой. Он случайно облил Раду компотом, платье испачкал. Оступился, не удержал поднос. На следующий день пришел извиняться, принес букет полевых цветов, в парке нарвал. Так и познакомились. Потом в драмкружке вместе оказались, репетировали «Вечера на хуторе близ Диканьки». Бросив драмкружок, пошли заниматься бальными танцами. Полгода танцевали в паре, потом переключились на коньки. Еще Алексей помогал ей с английским, подтянул.

– Подтянул, так подтянул! – горько усмехнулся Никита Сергеевич.

Нина Петровна ничего не ответила, лишь строго посмотрела на мужа.

– В начале зимы ты попросила купить коньки: Раде, Сереже, Ирочке и еще одни, мужские, получается, для этого проныры?

– Зачем ты так! А коньки были для него. Рада подарила их Леше на день рождения.

– Неужели дети выросли! – пробормотал Хрущев.

– Дня не проходит, чтобы они не были вместе.

– Кто его родители?

– Мама шьет, отец живет в Одессе, много лет назад ушел из семьи.

– Час от часу не легче! Радочка что, всерьез замуж собралась?

– Позавчера Леша сделал ей предложение, сказал, что будет ждать сколько угодно.

– Предложение! – оторопел Никита Сергеевич.

– Надо с ним встретиться, поговорить. Тебе поговорить, – настаивала Нина Петровна.

– Не буду я! – отпирался супруг.

– Первый раз сама могу повстречаться, – предложила Нина Петровна. – Но лучше вместе.

– У них что, так далеко зашло? Может, Рада уже беременна? – Хрущева точно жаром обдало.

– Встречаться надо! – строго сказала жена.

– Не вынесу! – глухо простонал Никита Сергеевич. Ему было душно, он встал и открыл форточку. Оттуда потянуло февральским студеным воздухом.

– Закрой, всех простудишь! – велела Нина Петровна.

Хрущев хлопнул форточкой и возвратился на место.

– Дочь весной оканчивает институт, – продолжала супруга. – У нее есть любимый человек, этот человек ее любит. Почему мы с тобой должны мешать? По отзывам Алексей – воспитанный, образованный, Раду обожает. Что тебе еще?

– Да ничего! – сдался Никита Сергеевич и развернулся к жене. – У меня поджилки трясутся, когда подумаю, что Рада из дома уйдет! Никогда такого со мной не случалось, даже на фронте, даже в кабинете у Сталина! Душа она моя! Я всех детей обожаю, так и думаю, что одной дружной семьей до скончания века проживем, в голове у меня такое сложилось! Ты, Нина, я, наши детки, одной дружной семьей, поэтому распереживался!

Нина Петровна ласково взяла мужа за руку.

– Зови Танечку, пусть давление измерит, – хватаясь за сердце, попросил Никита Сергеевич. – Не засну сегодня!

Нина Петровна сняла трубку и пригласила врача.

– Ты, Никитушка, не нервничай, все хорошо складывается! А представляешь, полюбила бы пьяницу, или иностранца, какого-нибудь англичанина.

– Что ты, что ты! – замахал руками Никита Сергеевич. – Этого только не хватало!

– А Алексей – комсомолец, интеллигентный, с высшим образованием, скоро вступит в партию.

– Можно? – из-за двери раздался голос лечащего врача.

– Заходи, Танечка! Что-то Никита Сергеевич разволновался, проверь, давление не подскочило?

Доктор вошла в гостиную.

– Сейчас посмотрим. Голова не кружится, Никита Сергеевич?

– Все кружится! – ответил Хрущев, пробуя считать пульс. – И пульса нет. Сдох! – выпалил он.

– Не шутите так, Никита Сергеевич, вам еще жить да жить! – строго сказала врач.