30 августа, воскресенье
Смеркалось, жасминовые кусты обступала тень. Только-только вспыхнувшие фонари были неяркими, расплывчатыми в бледно-сиреневых, робких сумерках. Теплый ветерок вздыхал, поглаживая пышную листву и, как шаловливый щенок, укладывался спать на крыльце, перебирая непонятно откуда взявшиеся там одинокие лепестки.
– Ну что, Нинуля, пройдемся? Смотри, небо какое красивое – словно волшебным огнем горит! – ласково обнимая жену, проговорил Никита Сергеевич.
Они стояли на террасе и смотрели на гаснущий закат.
– Лето кончается, Никитушка!
– Кончается, моя дорогая!
Нина Петровна, взяла любимого супруга под руку, и они двинулись по тропинке.
– Яблоками пахнет! – оглядывая сад, куда привела дорожка, сказал Никита Сергеевич.
Он оставил жену, подошел к ближайшему дереву и стал подбирать с земли опавшие яблоки.
– Никитушка, лучше с ветки сорви!
– Нет, Нина, эти самые зрелые, потому и упали.
Хрущев протер одно, почти прозрачное яблочко носовым платком и надкусил.
– Замечательное! Прямо мед!
Осмотревшись, он подобрал другое, тоже обтер и протянул жене.
– На-ка, попробуй!
Нина Петровна откусила.
– Разве не мед? – улыбался Никита Сергеевич.
– Мед, но лучше с дерева рвать.
Хрущев набрал с десяток крупных яблок и выложил на край дорожки.
– На обратном пути заберем, сок сделаем. У нас давилка есть?
– Есть.
– Жалко, что столько добра пропадает. Надо ребятам с охраны сказать, пусть берут.
– Да они и так за яблоками сюда приходят, – рассмеялась Нина Петровна. – Ты что, думаешь, мы им запрещаем?
– Ничего я не думаю, просто яблоки жалко. Из яблок и варенье замечательное получится, и сок, а если высушить, на компот пойдут. Никак не научимся ко всему по-хозяйски относиться! – расстраивался Никита Сергеевич.
На небе вспыхнули первые звезды. Супруги повернули к реке. Воздух звенел кузнечиками, мошками, где-то вдалеке гулко отозвалась кукушка.
– Кукует! – прислушался Никита Сергеевич.
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть… – стала считать «ку-ку» Нина Петровна.
– Не считай, – остановил муж, – что на роду написано, то и случится, никакая кукушка не исправит. Давай лучше вечер слушать. Чуешь, какая благодать?
Было чудесно. Повсюду звенела чуткая девственная тишина Подмосковья. Пара не торопясь спустилась к реке. У мостков, в мелкой, поросшей камышами заводи, покоилась одинокая лодка.
– Наша? – спросил Никита Сергеевич.
– А чья? – удивилась жена.
Он толкнул лодочку ногой. По воде побежала рябь.
– Давай уплывем, Ниночка, далеко-далеко, на край света! – с придыханием проговорил Никита Сергеевич, и смело шагнул вперед. Под его грузным весом суденышко заходило ходуном и накренилось, но Хрущев удержал равновесие.
– Иди ко мне! – позвал он жену.
Женщина заторопилась к мужу. Лодку сильно качнуло.
– Испугалась? – Никита Сергеевич бережно поддерживал любимую, пока она устраивалась на корме, сам же уселся посередке. Так они и сидели друг против друга, продолжая держаться за руки.
– Хорошо как! – сказала Нина Петровна и прислушалась.
Тысячи ночных звуков – голоса птиц, насекомых, плеск реки, шум деревьев и шелест трав, смешиваясь с запахами уходящего лета, завораживали.
– Сказочно! – прошептал супруг.
– Смотри, звезды на небе яркие-яркие, а луна какая!
Никита Сергеевич, прищурившись, посмотрел на небо.
– Глаза уже не те, Нинуля, но луну отлично вижу! – вдыхая сочный воздух заливных лугов, проговорил муж и начал читать стихи:
Скользнула в облаках Луна,
Волшебница ночная.
Я понимаю – жизнь грешна,
Она – живая.
А ты, владычица теней,
Хозяйка ночи,
Не понимаешь прелесть дней
И не захочешь
Иметь во власти синий свет —
Улыбку утра,
И не считаешь, сколько бед
Сокрыто в сутках.
Тебе, избранница теней,
Снов пестрых фея,
Известны чаянья людей,
Ты всех мудрее,
Обходишь небо, не спеша,
Тоской блистая.
Я догадался про тебя —
Ты – неживая!
– А жизнь – живая, – улыбнулась женщина.
– Да, живая, – подтвердил Никита Сергеевич. – Живая жизнь, звонкая, прекрасная. А мы это чудо топчем, деремся, завидуем, предаем друг друга! Неужели так в мире установлено? Надо ли все это насилие? Кому? Зачем? Я, Нина, думаю, как людям помочь, как лучше сделать? Помогаю, чем могу, искренне, бескорыстно, но потом часто огорчаюсь – многие портятся, испытаний не выдерживают, мельчают. Не все, конечно, далеко не все, но многие, – вполголоса добавил он. – Страшно за них, несчастных, запутанных в человеческих страстях. Как их перевоспитать?
– Как ты их перевоспитаешь, Никита? – вздохнула жена.
– Сразу не перевоспитаешь, а постепенно можно. Очень устали люди от горя, натерпелись, измучили их ломовая работа, недоедание, нищета, страх. А как человек голову приподнял, из темной ямы выбрался, огляделся, приосанился, так уже о себе мнения сложить не может. Добро и зло в человеческом сердце рядом поселились, и, если верит человек в добро, живет добром, тогда добро в сердце побеждает, а если нет – мрак кромешный! За пазухой у людей зла хватает. Почему в человеческом сознании мерзости-пакости заводятся и людское вытравляют? За добро очень бороться приходится, – говорил Никита Сергеевич. – Мы в отношениях мало стесняемся. К сожалению, поход к добру часто через зло лежит, – грустно заключил он. – Вот и у меня тоже.
– Нет, Никита, у тебя сердце доброе!
– Сердце доброе, а мысли злые! Нельзя мне быть добрым, Ниночка, съедят, растерзают.
– Нет, Никитушка, у тебя добра хватит, ты мужайся, со злом борись. Умей прощать, и тебе простится!
– Ох, Ниночка, как тяжело, как тяжко на сердце, моя родненькая!
На улице стало совсем темно, только где-то далеко-далеко, у самого горизонта, тонюсенькой полоской обозначался багровый след заката.
– Село солнышко, – огорчилась Нина Петровна.
– Се-ло! – протянул Никита Сергеевич. – Давай, милая, выбираться.
Очень осторожно, стараясь как можно меньше раскачивать суденышко, он переступил на мосток и протянул жене руку.
Нина Петровна легко, как девочка, спрыгнула на берег.
– Вот какие мы с тобой отважные!
– Нечего сказать, отважные! – рассмеялась Нина Петровна, – лягушек и комаров распугали. Пошли домой!
– Пошли.
Дорожку освещали редкие фонари. В их робком блеске идти было таинственно. Разросшиеся кусты иногда почти полностью закрывали расплывчатый свет, но его блеклые пятна так или иначе пробиралось под ноги указывая направление.
«Ку-ку, ку-ку, ку-ку», – опять закуковала кукушка…
– Илюша как? – спросил Никита Сергеевич.
– Постоянно со щенятами возится, любит зверей.
– Вот умница! – умилился отец. – Знаешь что, давай сводим детей в Уголок Дурова? Пусть зверям порадуются.
– А ты с нами пойдешь? – взглянула на мужа Нина Петровна.
– Обязательно!
Никита обнял свою Нину, и они в обнимку поднялись на крыльцо.
