1 июня, понедельник

Из радиодинамика лилась звонкая песня:

Букин сидел в горкомовском спецбуфете и пил чай. Буфетчица выставила перед Андреем Ивановичем коробочку «Белочек», в плоскую мисочку высыпала баранок, на блюдечке подала пастилу.

– Пастилушка и ба-ра-ноч-ки с маком! – суетилась глазастая Нюра.

Офицер к баранкам не притронулся, он предпочитал шоколадные конфеты, бережно разворачивал их, чтобы не повредить тонюсенькую серебристую фольгу. Бумажные фантики Андрей Иванович комкал и выбрасывал, а «серебро» усердно разглаживал ногтем, а затем умело скатывал в шарик. В увесистый шарик попадала серебрушка и от следующей конфеты. Ловко у него получалось, металлический шар рос пропорционально съеденным конфетам.

Андрей Иванович пил вторую чашку.

– Обопьюсь! – потея, вздохнул майор и потянулся за очередной «Белочкой».

Нюра не жалела ни заварки, ни сахара, ни розоватой воздушной пастилы, которую у горкомовского начальства было принято подавать к чаю. Молоденькая буфетчица была чистюля, все у нее лежало на своем месте: и чашки, и ложки, и чайнички. Любая посудинка в буфете так и блистала чистотой, а банки с вареньем просто светились! Посмотришь на сладостью переливчатую пузатую банку с аккуратной этикеткой, по которой разборчиво прописывалось название ягоды, год урожая, и залюбуешься! А если сядешь пробовать – за уши не оттащишь – варенье у Нюры получалось исключительное. Из Непецинского подсобного хозяйства в буфет отборную ягоду привозили. Никита Сергеевич без варенья чай пить отказывался: «Что я, дурак!» – хитро подмигивал он. Которое вкуснее, придвигал ближе, а остальное доставалось посетителям. Малиновое, клубничное, яблочное, черничное, вишневое, крыжовенное, рябиновое, из черной смородины, из красной, даже варенье из одуванчиков Нюра готовила. Майор Букин «райские яблочки» обожал.

– Пастилушку возьмите, Андрей Иванович! – ласково проговорила работница. – А вот, черничное! – сюсюкала по уши влюбленная в офицера девушка.

Прикрепленный не понимал, почему его особе такое повышенное внимание. «Похоже, продукты тырит», – решил он.

– Говорят, Никита Сергеевич, скоро в ЦК уйдет? – скорбно проговорила буфетчица.

– Угу! – отхлебывая чай, отозвался Букин.

Нюра уселась напротив и подперла подбородок руками.

– Не разгонят нас, а?

Букин поднял на нее свои серые глаза.

– Ну кто вас разгонит?!

– Не знаю, боязно!

– Фурцева не разгонит, – усердно дуя в стакан, успокоил Андрей Иванович и потянулся за черничным вареньем.

По входной двери застучали.

– Открывай! – послышался хриплый голос.

– Иду, иду! – засуетилась буфетчица. – Это Тимофей с товаром, – объяснила она.

Тимофей, отдуваясь, заволок в помещение ящики с продуктами.

– Принимай, Нюрка! Вот накладная, – протягивая мелко исписанную бумагу, пробасил водитель пикапа и, сняв затасканную кепку, с протяжным вздохом опустился напротив Букина:

– Здравствуйте-пожалуйста, господа хорошие!

– Здорово! – миролюбиво отозвался офицер.

– Тоже, что ль, чаю испить? – вымолвил водитель. – Позволите, Андрей Иванович? – и, не дожидаясь ответа, огромной ручищей заграбастал сразу две «Белочки», развернул, и одним мигом затолкал в рот.

– Неи-е-ежрал ни-чи-го! – невразумительно, из-за набитого рта, мычал Тимофей. – Га-олодный!

– Сделать бутербродик? – предложила Нюра.

– Наделай, с собой заберу. Мне еще за водкой рулить, заказов понаписали пропасть! – показав глазами наверх, подразумевая начальство, сообщил Тимофей. – Кручусь как белка, туды-сюды!

– Водки совсем нет! – озабочено вздохнула Нюра.

– Привезу беленькую, привезу! – пообещал снабженец. – Хочу домой пораньше сбежать, у малого день рожденья, – обращаясь к Андрею Ивановичу, продолжал водитель.

– Сделал дело, гуляй смело! – отозвался Букин. Последнее время он стал повторять за Никитой Сергеевичем пословицы и поговорки.

– Во-во, именно! Десять ящиков «Нарзана» в боковой каптерке запер, – отчитывался Тимофей, – «Боржом» при входе в подсобку засунул. Слышь, Нюр?

Открыв собственным ключом дверь, в буфет забежала Лида.

– Здрасьте!

– Наши-то, динамовцы, киевлянам продули, – прихлебывая чай, продолжал Тимофей.

– Продули, – с сожалением подтвердил Букин.

– Спеклись, гады!

– Это потому, что в Киеве играли, – предположил прикрепленный.

– Игра вышла сильная. Жаль, что наших вышибли!

– Мазилы! – накладывая варенья, отозвался Андрей Иванович.

– Играли, как олухи. Бьют – мимо! Бьют – мимо! Бегут и мяча догнать не могут, кони! А Бесков, козел! Ни разу по воротам не попал. Все время в штангу шарашил! Насыпь-ка и мне, Нюрка, вареньица! – попросил Тимофей, показывая глазами на батарею банок на подоконнике.

– Не насыпь, а положи! – поправила буфетчица.

– Ладно, ладно, учительница, положи! Во, во! И ложечку дай, не есть же руками. Спасибочки! – принимая ложку, поблагодарил экспедитор. – Мне из крыжовников давай, от черники язык страшный будет, жена перепугается!

– Оно вкуснее! – приподнимая банку с черникой, объявила Нюра.

– Да хер с ним, с языком, клади! – ругнулся Тимофей.

– А у меня язык не черный? – забеспокоился Букин.

– Вы с чайком, Андрей Иванович, с чайком! – заулыбалась буфетчица.

– И представь, Иваныч, – продолжал рассуждать водитель пикапа, – этого недоделанного Виньковатого киевляне на семидесятой минуте на поле выпустили, а он взял и залепил нам в девятку! Просто срам! Это все судьи подстроили. Там два судьи хохляцких бегало, только третий был наш, ленинградец, и то офсайд профукал, шляпа!

– Кто?

– Из Питера судья, Шляпин, что ли, или Шляпа.

– Шляпин, как раз киевлянин, а наш – Белов, – поправил Букин. Он посмотрел на часы, бережно положил увесистый шарик из фольги на полочку и собрался уходить.

– Да, наш Белов! – вспомнил Тимофей. – Словом, продули мы киевлянам. Я от расстройства с ума сошел! После матча с ребятами по пиву врезали, а потом водочкой полирнули, – признался болельщик. – Сегодня не голова у меня, а чурбан на плечах. Еле за баранку сел. Такие вот дела, Иваныч!

– Отыграемся, – пообещал Букин. – Девятого им с командой Московского военного округа играть.

– МВО не московское «Динамо»! – сожалением произнес Тимофей. – Жаль, Иваныч, что динамовцы из чемпионата вылетели! Ну, Белов, предатель, офсайд не засчитал!

Снабженец утер вафельным полотенцем рот:

– Пошел, за товаром гнать надо. Лидка, пока! – Тимофей лукаво подмигнул толстой официантке.

– Пока! – недовольно зажмурилась Лидия.

Водитель ушел, сильно хлопнув дверью.

– Сломаешь, медведь! – вдогонку крикнула Лида. – Ну что с ним делать, Андрей Иванович, он скоро все разнесет!

– И я пошел, – не обращая на ее слова внимания, выговорил прикрепленный.

– Андрей Иванович! – сюсюкала Нюра. – Если вам что понадобится, вы звоните, я мигом!

Букин скрылся за дверью.

– Не нужна ты ему! – обращаясь к подруге, фыркнула Лида. – Выбрось дурь из головы!

– Не могу! – счастливо заулыбалась Нюра. – Он такой ладушка, Андрюша, соколик, особенный! Всегда буду его любить!

Убрав со стола чашки да плошки, Лида принялась протирать клеенку. Нюра заворожено смотрела на дверь, за которой скрылся возлюбленный.

– Газету читала, цены понизили, – скосившись на «Известия», проговорила Лида. – И на молоко, и на мясо, и на одежду – на все!

– Сталин народу обещал, – отозвалась буфетчица. – А тепереча, нету его, благодетеля!

– А мне, хоть Сталин, хоть кто, лишь бы хуже не было!

– Нельзя так про начальство! – строго заметила Нюра. – Забыла, где работаешь?

Подавальщица перепугалась.

– Никто не слышал? – спохватилась она, и, приоткрыв дверь, боязливо выглянула в коридор. – Пусто! – с облегчением вздохнула Лида.

За подобную работу, обеими руками держались.

– Садись, дуреха, чай пить будем, – проговорила Нюра. – Ну как, вчера в гости сходила?

– Сходила.

– Рассказывай!