19 мая, среда
Никита Сергеевич просмотрел эскизные прорисовки нового стадиона. Фурцевой досталась похвала.
– Вот это я понимаю! Молодец, Катя! Через спорт мы в сердца людей радость внесем, человек к человеку ближе станет! И правильно предусмотрела кругом волейбольные площадки, корты, городки, пусть желающие приходят, играют. Зимой на их месте катки зальем. На стадионе должна жизнь бурлить! И парк вокруг разобьем, деревьев насадим. Зимой москвичи там на лыжах пойдут, а летом – бегай себе среди зелени!
Никита Сергеевич снова раскрыл план и тыкнул пальцем:
– Как говоришь, это называется?
– Большая спортивная арена, – пояснила Екатерина Алексеевна. – А тут – Малая, ледовая. Здесь – автостоянка на триста автобусов. Синим цветом помечены кафе и столовые, торговые киоски – оранжевым. Гостиницу для спортсменов, как вы требовали, в площадях Большой спортивной арены спроектировали, там сто восемьдесят мест получается.
– Ты все доработай, Катя, до ума доведи! Стадион должен получиться на славу!
– И концерты можно будет устраивать, – подсказала Фурцева.
– Во-во, праздники те, обязательно! Всех дел, Катя, мы с тобой не переделаем, но основу Москве зададим капитальную! Человек в родном государстве должен чувствовать себя не пришлым, а как в Конституции записано – полноправным хозяином!
Дверь приоткрылась, в кабинет заглянул председатель Комитета государственной безопасности, ему было назначено на двенадцать.
– Заходи, Ванечка! – позволил Хрущев и, оглядев гостя, отметил: – Хороший на тебе костюм, где взял?
– Зингер пошил.
– Зингер и мне шьет. Мировой мастер. Фигуру сходу схватывает, пальто сделал, сидит как влитое! Значит, Ваня, ты к моим кадрам подбираешься?
– К портному подобрался, уж извините!
– Крадун! – пригрозил Никита Сергеевич. – Присядь-ка, мы через минуту закончим. Покажи, Катя, где речные трамвайчики у нас причаливают?
Екатерина Алексеевна принялась разыскивать на плане пристань.
Когда секретарь горкома ушла, Иван Александрович подсел ближе и таинственным голосом произнес:
– Облигации нашлись.
Хрущев присвистнул.
– Где?
– По соседству. На проезд Владимирова, в сберегательную кассу Совета министров, пришла женщина и предъявила к оплате выигрышную облигацию.
– О-па! – присвистнул Хрущев.
– Ей, вежливо: «Подождите, пожалуйста, тут писать много». Она села ожидать, как раз мои подскочили.
– Кто оказалась?
– Оказалась сотрудник канцелярии председателя Совета министров.
– Шутишь?! – обалдел Никита Сергеевич.
– Не шучу. Держалась уверенно, с достоинством. Мои спрашивают: «Откуда облигация?» Она протягивает служебное удостоверение: «А мне ваши покажите!»
– Вот штучка! – недоумевал Первый Секретарь.
– Старший там полковник Зарубин был, следователь по особо важным делам. Взяли они мадам под белы руки и вместе с облигацией привезли на Лубянку. На Лубянке она присмирела, раскисла, заплакала, объяснила, что получила облигацию от непосредственного начальника – руководителя канцелярии председателя Совета министров, товарища Суханова.
– От Суханова?! – еще больше удивился Хрущев.
– От Суханова. Суханов сказал, что его облигация выиграла сто тысяч рублей, и попросил поехать в банк получить за него деньги, так как ему, человеку, находящемуся на виду, это делать неудобно.
– Б…дь! Откуда у Суханова облигация?
– У Берии спер, – объяснил Иван Александрович. – Когда Берию арестовали, Суханов по поручению Маленкова при обыске присутствовал.
– Видать, Егор боялся, что у Лаврентия будет лежать всякая дрянь на него, послал Суханова подстраховать, а тот взял и облигации прикарманил!
– Видно, так было.
– Каков наглец!
– Дело житейское, – пожал плечами Серов.
– Как же коммунист может чужое взять?! – не мог успокоиться Никита Сергеевич.
– Вы точно ребенок, это же считай деньги!
– Что ты такое несешь?! – наскочил на подчиненного Первый Секретарь. – В социалистическом обществе скоро преступников не останется, кругом будут жить честнейшие люди!
– Только пока, Никита Сергеевич, у нас чаще обратное.
– За такую агитацию я тебя из партии вышибу!
– Не ругайтесь, Никита Сергеевич! – струхнул Иван Александрович. – Это я вам как сыщик поясняю, и коммунист Суханов прямое тому доказательство, что гниль у нас есть!
– Так и говори, гниль пока есть, а не греби под одну гребенку!
– Извините, неточно выразился!
– Следи за языком!
Серов умолк.
– Получается, Суханов нечист на руку! Кто бы мог предположить, что ценные бумаги из сейфа Берии принадлежат жене Булганина?
– Такое вообразить невозможно! Раз облигации лежат в бериевском сейфе, значит они бериевские, так Суханов рассудил.
– Ворюга! Не исключено, что он еще что-нибудь покрал!
– Не исключено.
– Думал, никто не узнает!
– А мы узнали.
– Вот что, Ваня, пока Маленков не в курсе, надо дома у Суханова покопаться, может, еще что обнаружим. Пусть задержанная ему позвонит и скажет, что деньги заказали, скоро привезут, велели ждать. Суханов никуда не дернется, а ты тем временем действуй!
– Мы воду в сухановском доме выключим и придем как бы водопровод чинить.
– Во-во, воду! Шумиха не нужна. Маленков, конечно, расстроится.
– Что теперь делать! – пожал плечами Серов. – Зато Николай Александрович обрадуется.
– Еще как обрадуется! Своей Елене облигации вернет. Елена Михайловна на них уже не рассчитывает, а тут – нате вам, получите! – довольно улыбнулся Хрущев. – А суку-Суханова в тюрьму!
– В лучшем виде сделаем! – пообещал генерал и доверительным голосом продолжал: – Похвастаться хотел, Никита Сергеевич!
– Чего еще?
– Вчера одного говоруна из Австрии выкрали.
– Кого?
– Треммеля, члена Народно-трудового союза. Договорился, сука!
