Что общего между снижением минимальной цены на водку на 15,9 %, до психологически комфортных 185 руб., и отменой электричек сразу в нескольких крупных областях России (от Вологодской и Костромской до Курской, Брянской, Смоленской и т. д.), равных по размерам иным европейским странам?

То, что оба показателя – измерители отношения к человеческому капиталу в России: не надо, чтобы представитель этого самого капитала мотался по просторам административной единицы, пусть лучше сидит на печи и потребляет спиртные напитки.

До избирательной урны в трудную для руководства минуту всяко доползет.

А «сбережение народа», по Солженицыну, мы будем осуществлять благодаря тому, что трудящиеся станут хлебать относительно качественную жидкость, а не одеколон «Кармен», как раньше.

«Дед Иван, супермен, пьет по утрам одеколон “Кармен”» – так пели на мотив рок-оперы Эндрю Ллойда Уэббера «Иисус Христос – суперзвезда» в 1970-х годах, когда в СССР литраж спирта на человеко-единицу зашкаливал, половина преступлений совершалась после распития волшебного портвейна «Агдам», а по поводу импортной португальской бормотухи интеллигенция шутила, что это, мол, «пот, кровь и слезы товарища Альваро Куньяла»; что с химической точки зрения, наверное, было недалеко от правды.

Общественный договор «Водка вместо электрички» – это продолжение синонимического ряда социальных контрактов эпохи: «Скрепы вместо сыра», «Пушки вместо масла», «Паникадило вместо пятипроцентной годовой инфляции».

Проблема только в том, что этот договор, очень архаичный и не очень уважительный к человеческой особи, предлагается в то самое время, когда все остальное прогрессивное человечество вместе с ПАСЕ и НАТО входит в постиндустриальную эру инноваций и прочих композитных наноматериалов.

Не считает же наше руководство, что в связи с научно-технической революцией граждане, выпив водки, начнут себя телепортировать из райцентра в областной центр без всяких там устаревших электричек.

Признак прямоходящего политического животного – способность свободно (и трезво) передвигаться.

Взять, например, удобное, комфортное, быстрое и уважительное к человеку железнодорожное сообщение в Европе – у нас такое бывает только в бизнес-классе «Сапсана», адаптированного к природному циклу работы питерской элиты, живущей на два города.

А зачем пьяному русскому человеку электричка? Куда ему ехать? Работы все равно нигде нет. А если есть, то в секторе, который в государственной статистике принято называть «ненаблюдаемым». Невидимым людям электрички не нужны.

Кстати, о работе.

Отсутствие средств передвижения – не такая уж безобидная штука. Для населения исконно-посконных русских областей отмена электричек – это перекрытие региональной горизонтальной мобильности.

Согласно гравитационным моделям, население малых городов жмется в поисках работы и жизни к средним городам, а средних – к крупным. Иной раз работа ждет русского человека исключительно в областном центре. Ну или в Москве или Петербурге. (Исследования показывают, что в России жизнь еще теплится в Ханты-Мансийском автономном округе, но это, понятно, черное золото греет трудящихся, которые еще позволяют себе эту самую горизонтальную мобильность.)

Ввиду постепенного исчезновения иностранных мигрантов из России на их место должна была бы прийти прослойка, которая в советское время называлась «лимита».

Но как она сюда доедет, чтобы дворы мести вместо киргизского народа и оказывать услуги по уходу за домами, больными и проч. вместо народа узбекского? Ну пожалуй что доедет это колесо, как говорили гоголевские «русские мужики», до Москвы, но с трудом. А до Казани, например, не доедет.

Но российскому истеблишменту в принципе все равно, что происходит у него на глазах в европейской части России. Губернатор всегда может сказать, что средств выделяют в недостаточном количестве, а РЖД уже говорят, что это губернаторы не заказывают поезда. Тем самым первый русский проклятый вопрос – «Кто виноват?» – сам собой отменяется.

А на вопрос «Что делать?» есть проклятый русский ответ: отрегулировать цену главной отечественной валюты – бутылки водки.

Как говорил Веничка Ерофеев, «когда я ищу Кремль, я неизменно попадаю на Курский вокзал». Эта фраза сегодня наполняется новым смыслом. Хорошо еще электричку Москва – Петушки не отменили.

Жалко только, что теперь русский гений не сможет произвести ничего равного поэме «Москва – Петушки» в областном масштабе: не на чем нетрезвому человеку прокатиться по железной дороге. Да и мат, присущий Веничке Ерофееву, начальство запретило. Не для себя. Для других. Как и все остальное, впрочем.