Беслан мы поминали не раз. Но столь же уязвим простой человек по всей России. У него нет надежной защиты не только от террористов, но и от грабителей, хулиганов, киллеров, милиции, да и от таких же бедолаг, как он сам, но более озлобленных или более сильных.

«Страна убийц!» – кричит заголовок в «НГ». Чего больше в этом крике – ненависти, ужаса? Не столь уж важно. Цифры красноречивее слов.

На закате советской эпохи в 1987-м году в стране было зарегистрировано 10,5 тысяч убийств. В новой «демократической» России в 1992 году их число возросло более чем в два раза – до 23 тысяч. Показатель 1997-го – 29,3 тысячи. 2001-й – 33,6 тысячи. В 2003-м убито 31 630 человек («Независимая газета», 03.06.2004).

Для сравнения: в Соединенных Штатах – стране, где огнестрельное оружие есть в каждой семье, и его без раздумий пускают в ход, иной раз из-за лишней выпитой банки пива, в 2001-м зарегистрировано всего 15 980 убийств. При том, что население США в два раза больше, чем России.

По числу убийств РФ вышла на второе место в мире после ЮАР – государства, где непримиримая расовая рознь усугубляется фантастическим социальным неравенством. О неравенстве как причине разгула преступности говорят и российские эксперты: «…В России преобразования привели к обнищанию основной массы населения страны» («Независимая газета», 03.06.2004).

В то же время специалисты признают: «Более половины убийств совершается на бытовой почве» (там же). А это свидетельство неблагополучия не только в социальной, но и в духовной сфере.

Вот городское убийство: «…Мужчина на глазах посетителей торговой точки протаранил на своей «девятке» 19-летнего москвича прямо на пороге магазина. От полученных травм молодой человек скончался» («МК», 21.05.2004). Причина: убийца, респектабельный 35-летний директор фирмы, направляясь в магазин, задел плечом парня, тот огрызнулся, директор сел в машину, подождал, пока «обидчик» выйдет, и нажал на газ.

Единичный случай? Не скажите… Еще одно газетное сообщение: в райцентре Малая Пурга (Удмуртия) во время столкновения местных жителей с азербайджанцами – сотрудниками кафе, где, по утверждению горожан, торгуют наркотиками, владелец заведения Р. Аббасов «на машине въехал прямо в толпу и кого-то помял» («Независимая газета», 01.11.2004). Несмотря на то, что репортер «демократической» газеты продемонcтрировал чудеса толерантности («кого-то помял» следует понимать как политический эвфемизм), сам факт наезда озверевшего «хозяина жизни» на людей достаточно красноречив.

Вот деревенское убийство: «новый русский», построивший коттедж на природе, застрелил офицера-отставника. Повод: проходя мимо его владений, офицер и его сын «ногами топали» («МК», 21.05.2004).

В Тверской области власти раздали пистолеты врачам «скорой помощи», чтобы те могли отстреливаться, если на выезде на них будет совершено нападение, что уже не раз случалось («Сегодня». НТВ, 28.01.2004). В Красноярске бригадам медиков приданы для защиты милиционеры (там же)… Милиция сопровождает все (!) городские маршруты в Костроме после того, как автобусы с пассажирами были несколько раз обстреляны неизвестными («Независимая газета», 01.11.2004).

Но и сами блюстители порядка не застрахованы от нападений. Сообщение из Питера: «Неизвестный преступник, доставленный вечером в понедельник в пикет милиции на Дворцовой набережной у Троицкого моста, неожиданно напал на 20-летнего милиционера вневедомственной охраны Алексея Андреева и нанес ему множество ножевых ранений. Сотрудник милиции скончался на месте, после чего преступник забрал у него табельное оружие – пистолет Макарова – и две обоймы к нему и скрылся в направлении Летнего сада. Прежде чем скрыться, он поджег помещение пикета» («Независимая газета», 22.09.2004).

Для тех, кто не знаком с топографией Северной столицы, уточню: Дворцовая набережная, Троицкий мост, Летний сад – это самый центр пятимиллионного мегаполиса.

В нашей поистине сумасшедшей жизни убийство подчас превращается в своего рода экстремальный спорт. Русские бизнесмены в основном удовлетворяются симулякром: пейнтболом – стрельбой по людям шариками с красной краской. При попадании шарик обрызгивает «жертву», что создает иллюзию убийства. А вот чеченские толстосумы в поисках острых ощущений уезжают к боевикам. В дневнике арестованной террористки Заремы Мужахоевой есть выразительная запись: «Иногда в горы приезжали повоевать богатые чеченцы из Москвы. У них это называлось «охота на зайчиков»» («МК», 05.10.2004).

И все-таки самой страшной приметой новой «убойной» России стало преступление скромного слесаря из Архангельска. Помните, в начале года в этом северном городе взлетел на воздух жилой дом, погибли десятки людей.

Следователи по привычке стали искать чеченский след. Однако пришли к неожиданному открытию: «В качестве основного подозреваемого задержан некто Алексейчик, 26 лет от роду, несколько лет назад уволенный из «Горгаза». Жуткое преступление он совершил якобы из чувства мести» («МК», 24.04.2004).

Конечно, учитывая особенности работы следственных органов, можно предположить, что в данном случае имеет место самооговор. Все-таки в голове не укладывается, что из чувства обиды, тем более давней, человек может убить десятки ни в чем не повинных жителей! Но если версия подтвердится, то это будет означать, что общество столкнулось с угрозой, масштаб которой далеко превосходит чеченскую.

В самом деле, сколько террористов может поставить Чечня, если общее число боевиков в течение последних лет колеблется от нескольких сот до двух тысяч? А теперь прикиньте, сколько в России людей, имеющих основания – надуманные или самые что ни на есть реальные – считать себя обиженными. И сколько в современном быту технологий, умышленное повреждение которых может повлечь масштабные катастрофы. Сложите то и другое…

До сих пор существовал какой-то регулятор, некая незримая завеса, не позволяющая человеку, считающему, что жизнь крупно задолжала ему, открыть газовый вентиль в жилом доме, или отравить питьевую воду, или рвануть бомбу на многолюдной улице. Технически все это вполне осуществимо. Удерживало другое – психологический барьер.

Похоже, он снят. А это означает, что государство вплотную подошло к черте, за которой – распад. Не только административно-территориальный. Не только политический. Увы, приходится говорить о самой страшной разновидности распада – деградации общественных связей и самого человека. Процессе, заканчивающемся пресловутой войной всех против всех.

Здесь, собственно, можно было бы поставить точку. Но сердце, но уязвленное национальное чувство не довольствуется сухой констатацией, требует объясниться.

Это настолько очевидно – и нестерпимо! – что многие патриоты, в том числе известные политические деятели и журналисты, требуют законодательного ограничения распространения негативной информации. Идея, на мой взгляд, в корне неверная. Это позиция страуса, при виде опасности зарывающего голову в песок – чтобы не видеть. Опасность не исчезнет, а головы можно лишиться…

Тем более что призывы к «ограничению негатива» закрепляют за патриотами ярлык противников свободы слова, ретроградов, сторонников диктатуры. Выиграть соревнование за симпатии общества (а мы должны сделать это, чтобы повлиять на его развитие) с таким имиджем невозможно.

Позиция проигрышная еще и потому, что в случае ограничения свободы слова первыми пострадают как раз патриотические издания. «Демократы», с их многоголовой империей СМИ, с их зарубежными связями, найдут возможность донести до общества свою точку зрения, а патриотам заткнут рот.

Чтобы этого не случилось, нам следует отстаивать свободу информации. А вот как, во имя чего пользоваться ею, – на этот вопрос каждый отвечает по-своему. Один из ведущих авторов «МК» А. Минкин в своем открытом письме к президенту писал о событиях в Беслане фактически то же, что и я в этой статье. Но обратите внимание на ключевой момент его публикации: «Владимир Владимирович, слушая ту речь (Обращение к нации 4 сентября. – А. К.), с опасением ждал, что вы произнесете фразу о вероломном нападении. Формулу 1941 года» («МК», 08.10.2004). Журналист «Комсомольца», да и вся демпресса, а за ней и соответственно ориентированная часть общества боятся повторения «формулы 1941 года» – разумеется, не сводимой к одной лишь фразе о «вероломном нападении». А я именно этой формулы жду! Ибо она помогла бы мобилизовать народ на борьбу. И Минкин, и я критикуем Путина. Минкин – за то, что президент говорит о мобилизации, к чему его подталкивают объективные обстоятельства. А я – за то, что, говоря о мобилизации, Верховный главнокомандующий никаких реальных мер не предпринимает. Вот в чем коренное различие между критикой «демократа» и патриота.

Эту печальную главу я хочу завершить словами русского мыслителя Петра Струве из работы 1917 года (она переиздана в содержательном сборнике «Нация и империя в русской мысли начала ХХ века». М., 2004.). В тяжелые годы Первой мировой, когда Россия терпела поражения и на внешнем фронте – от германских войск, и на фронте внутреннем – от революционных смутьянов, Струве напоминал: «…Государственная жизнь и жизнь в государстве не есть… нечто техническое в человеческом существовании… В любви к государству выражается… бескорыстное, преодолевающее заботу о личном благополучии религиозное отношение к сменяющему друг друга на земном поприще бесчисленному ряду человеческих поколений, почтение к предкам, которых мы никогда не видели, и любовь к потомкам, которых мы никогда не увидим. Со всеми ними нас в государстве (а также в нации, которая всегда стремится к государственному оформлению) объединяет высшая религиозная связь, вне которой человек коснеет в сегодняшнем дне, живет без прошлого и без будущего… Идея государства поэтому имеет такое же религиозное значение, как и известным образом понимаемая идея человечества. И в той, и в другой есть аспект божественно-космический».

Вот об этом Отечестве, связующем земное с небесным, сиюминутное с вечным, самое время напомнить и сегодня при взгляде на российский развал. Велико искушение отвергнуть «путинскую» Россию, отказать государству в поддержке: т а к о е мне и даром не нужно, пусть валится! Подобные речи слышны все чаще, причем не только справа, от тех, кто уже приискивает местечко в теплой Флориде, но и слева, от тех, кому и деваться-то некуда.

И все-таки это – искушение, не более. Другой Родины, другого государства у нас нет. А за то, что есть, надо бороться. Не против государства – за него. Против тех – сверху донизу, – кто разваливает Россию.