Глава 16. Mio caro Michele: «Либретто читать надо!»

Вернувшись с гастролей в родной город, Муслим получил новое приятное известие: его, как перспективного певца, отправляют в Италию на стажировку в миланский «Ла Скала».

Ехать в Милан пришлось поездом. Пятерых стажеров, прибывших из Москвы в январе 1964 года, поместили в небольшой гостинице «Сити-отель»: пять номеров на одном этаже, и душ только в номере старосты группы Николая Кондратюка.

— После приезда нам дали отдохнуть один день, а потом устроили встречу в кафе, расположенном на первом этаже театра. Там мы познакомились с директором синьором Антонио Гиринтелли. Для меня тогда было полной неожиданностью, что у синьора директора была своя обувная фабрика и что за работу в театре он не получал ни лиры. Наоборот, в трудные времена (и у «Ла Скалы» такое бывает) помогал емуиз своих средств. Такой вот оказался хозяин-меценат. Слабостью его сердца была несравненная Мария Каллас: ее имя не сходило с его уст. Гиринтелли терпел все ее капризы, а характер у примадонны был не подарок… Я вспоминаю его с очень теплым чувством: он почему-то относился ко мне с особым вниманием, даже с симпатией, называл меня mio caro Michele (мой дорогой Микеле), потому что имя Муслим по-итальянски звучит очень похоже на Муссолини.

Муслиму предстояло пробыть за границей почти полгода: как раз один театральный сезон театра «Ла Скала». Но, как сетовал позднее маэстро, «поскольку итальянцы постоянно праздновали Дни то одного святого, то другого святого, то еще что-нибудь, да еще случались какие-то забастовки, то перерывов в занятиях было достаточно». Так что с практическими занятиями дела обстояли неважно. Зато новоприбывшим полагались бесплатные посещения спектаклей театра. А позже появился еще один существенный бонус: в награду за усердие за счет «Ла Скала» их отправят в экскурсионную поездку по городам Италии (по маршруту Генуя — Венеция — Верона).

Знаменитый «Ла Скала»

Фабрикант-меценат Гиринтелли был доволен прибывшими, он даже радостно бросил после прослушивания новичков:

— Слава богу, наконец-то прислали молодые голоса, с которыми можно поработать. А то посылают к нам «стариков», попевших как следует.

Проживание и питание советской молодежи, приехавшей в Милан по обмену (в СССР стажировались в это же время в Большом театре пять итальянских балерин), было весьма скромным. Обедали прямо в театре, что сильно экономило и гак незначительный бюджет. Стажеры получали стипендию от «Ла Скала» — сто десять тысяч лир (по тогдашним временам это сто пятьдесят рублей). Деньги не такие уж и большие, чтобы удовлетворить даже скромные аппетиты советских ребят, — а в Италии они видели множество искушений и в первую очередь тех, что были связаны с их профессиональной деятельностью. День стипендии по советской традиции стал для ребят днем складчины, когда они покупали вкусную снедь и традиционное итальянское кьянти, а после беззаботно проводили время в гостинице.

— Нас в Милане окружало столько соблазнов, одни пластинки чего стоили. У меня был любимый магазин пластинок, где меня уже знали. Продавщица сразу выкладывала веером новые записи, и я «налегал» на любимых мною Марио Ланца, Джильи, Ди Стефано, Гобби, Бекки… Я привез с собой из Италии огромное количество пластинок. Когда мы улетали из Милана, то в аэропорту Володя Атлантов даже предложил мне свою помощь. Дело в том, что я сложил все пластинки в большую спортивную сумку. Она оказалась настолько тяжелой, что было ясно: таможенник сразу все увидит. Володя, человек очень сильный, решил, что он понесет ее, при этом как бы показывая, что ничего тяжелого в сумке нет. Но таможенник все равно увидел и приказал: «На весы!» Когда мы поставили сумку на весы, у него чуть глаза на лоб не полезли — такое оказалось превышение веса. Пришлось доплачивать разницу за багаж.

В тот незабываемый год в Италии Муслим не только слушал на пластинках, но и видел вживую многих своих кумиров. А когда вернулся на родину — исполнял оперные партии на итальянском. Что, кстати, вызвало неудовольствие некоторых чиновников от культуры. Вот как описывает подобные инциденты сам «виновник» неудовольствий:

— Начальству в Министерстве культуры не нравилось, что я исполняю партии Фигаро и Скарпиа в разных театрах страны на итальянском языке. Меня вызвал к себе руководитель Управления музыкальных учреждений Завен Гевондович Вартанян. (Интересный факт: насколько хорошо ко мне относилась Екатерина Алексеевна Фурцева, настолько прохладно ее заместители.) Вартанян решил пожурить меня за то, что я пою по-итальянски. При этом ссылался на письма, которые они получали, где были жалобы:

— Трудящиеся не могут понять, о чем ты поешь.

— Зачем же вы меня посылали в Италию? Я учился у педагогов мирового класса, и они остались мною довольны. Я выучил оперные партии на том языке, на котором они написаны. Что же мне теперь, переделать все на русский? И на другой манер, и с другой фразировкой. А дух произведений?.. Тоже надо переделывать? Забыть то, чему меня учили? А если кто-то, придя в оперный театр, ничего не понял, то чем же артисты виноваты? Опера — это не кино. На оперные спектакли надо ходить подготовленными. Кроме того, в театре специальные программки продают.

— Переделывать, не переделывать. Но что-то делать надо…

— Ничего не надо делать, Завен Гевондович. Либретто читать надо, то есть делать то, что делают за границей, когда слушают нашу оперу на чужом для них русском языке. Вы можете себе представить «Бориса Годунова» на французском? А песню «Вдоль по Питерской» на английском?

— Нет. Я, например, не могу.

— Потому-то во всем мире и ставят русские оперы на русском языке. Пусть и поют на плохом русском языке, но поют, потому что исполнять того же «Бориса Годунова» на другом языке — это будет другое пение, другие нюансы. Это другая опера. Со временем и у нас придут к тому, чтобы оперы исполнять на языке оригинала. В этом и состоит одна из задач искусства.

Педагог по вокалу Дженарро Барра

«…когда стало известно, что Магомаев все-таки едет в Италию, с ним по заказу Центрального телевидения поспешно сняли музыкальный фильм «До новых встреч, Муслим».

Это не было полноценное игровое кино — просто несколько неаполитанских песен, исполненных Магомаевым в красивом антураже и объединенных несложным сюжетом о молодом певце, который из Италии посылает любимой девушке музыкальные письма. Условная возлюбленная слушала песни и видела в мечтах то Муслима верхом на лошади, то море, то прекрасную итальянскую природу, снятую на самом деле все в том же Азербайджане», — сообщает автор книги «Муслим Магомаев. Биография» Е. Мешаненкова. И действительно Муслима ожидали в стране миллионы поклонников как самого близкого и дорогого человека. Возможно, именно благодаря этой народной любви молодому исполнителю и удалюсь пережить некоторые неблагополучные моменты творческой биографии: преследование со стороны ОБХСС за завышенные гонорары, наказание невозможностью выступать на протяжении полугода и другой прессинг. Все эти неприятности посыпались на М. Магомаева практически сразу по возвращении из благополучной Италии.