Глава первая. Мертвый лес
Коробки, ящики, ветошь. Из-за металлической бочки выглядывали длинные девичьи ноги. Наташка о своих достоинствах знала не хуже окружающих и подчеркивала их всегда и везде, даже там, где не нужно. Вот и сейчас натянула на себя коротенькие джинсовые шорты. Вернее, не шорты даже, а джинсы с отрезанными штанинами.
Сверху, подчиняясь моде, шортики едва покрывали копчик, и то лишь когда Наташка стояла. А снизу… В общем, штанины были срезаны под корень, в напоминание о них остались лишь разлохмаченные края. Но даже этих лохмушек Ворожцов не видел: ноги уходили за бочку и оставляли простор для фантазии.
Ворожцов дорисовал продолжение и почувствовал, как вспыхнули уши. Все-таки что ни говори, а Наташка красивая, хоть и глупая. Впрочем, сама-то она себя глупой не считает и ведет себя соответственно. Этакая доступно-неприступная красавица. Доступная для всех, если верить тому, что болтают. Неприступная для Ворожцова.
Наташка с первого дня смотрела на него сверху. Дескать, ты мальчик еще, ничего не понимаешь в жизни, и ничего тебе со мной не светит. Ворожцов и не претендовал. Ему нравилась Леся, а вовсе не Наташка. Именно об этом он сейчас себе и напоминал, глядя на Наташкины ноги и наступая на хвост собственным фантазиям.
Грузовик тряхнуло. Зазевавшийся Ворожцов треснулся головой о бочку. В бочке и в голове от удара загудело — кажется, на одной ноте. Зато все мысли о Наташке, Лесе, ногах и других частях тела вышибло враз.
Машину швыряло на ухабах. Дорога если и была, то давно уже кончилась, превратившись в подобие стиральной доски. Ладно, если верить брату и его маршруту, то трястись осталось всего ничего.
Словно подтверждая его мысли, грузовик начал притормаживать. Тормозил долго, но остановка вышла неожиданно резкой. Ворожцова мотнуло в другую сторону, и он уже мысленно приготовился к тому, что бочка на него сейчас повалится.
Опасения не оправдались. Бочка устояла.
Заглох мотор. В наступившей тишине щелкнул замок. Едва уловимо качнуло машину. Хлопнула дверца. Водитель вылез из кабины. Хорошо. Теперь главное — дождаться подходящего момента. Главное — не торопиться.
По ту сторону кузова послышались шаги, скрипнула раз-другой зажигалка. Ворожцов притих, стараясь не издавать ни звука. Снова чиркнул кремень, по всей вероятности, бесполезно, потому как следом послышалась короткая по форме, но могучая по содержанию фраза. Голос водителя был хриплый, будто он с вечера нализался холодного пива.
— Андрюха! — позвал все тот же хриплый голос. — Прикурить есть?
— Есть, — ответил другой, пободрей и помоложе.
Ворожцов припомнил посадку. Они долго присматривались к машинам, а затем одним стремительным броском махнули в два замыкающих колонну грузовика.
По всему выходило, что Андрюхой мог быть только водила последней машины, в кузов которой нырнули Леся, Тимур и Мазила.
— Ты покурить-то успеешь? — полюбопытствовал невидимый водитель Андрюха.
— Салага, — рассмеялся в ответ хриплый. — На этом посту отродясь меньше получаса не стояли. Тем более сегодня Лехницкий дежурный, а он дотошный. Пока все накладные и грузы не проверит лично, хрен пропустит.
При поминании о личном досмотре грузов Ворожцов прижался к бочке с такой силой, что в глазах потемнело. Что будет, если сейчас кто-то залезет в кузов и найдет их там, он даже представить себе не мог. В любом случае — пряниками не накормят. Здесь они уже не десятиклассники на каникулах, а малолетние преступники.
На глаза снова попались Наташкины ноги. Дура, чего она их на проход-то выложила!
— Так что кури, Андрюха, — подытожил хриплый голос. — Пока нам зеленый свет дадут, ты не только покурить — выпить и протрезветь успеешь.
Какое-то время ничего не происходило, и Ворожцову начало казаться, что водилы обо всем догадались, что разговор этот — отвлекающий маневр, а сами они сейчас вломятся в кузов и схватят их.
Но время шло, а вламываться никто, кажется, не собирался.
— Дорога — говно, — подал голос Андрюха, затягиваясь. — Думал, машина развалится на хрен.
— Эта не развалится, — благоговейно протянул хриплый. — Отечественный автопром.
— Отечественный автопром — тоже говно, — упаднически подметил Андрюха.
— Зато наш автопром к нашим дорогам приспособлен. И кончай ворчать.
— Я не ворчу, — проворчал Андрюха. — Только ты подумай, а если от этих колдобин груз побьется, придет в негодность, виноват кто будет?
— Не побьется.
— Откуда такая уверенность?
— Никогда не бился. Почему сейчас должен?
— Все когда-то бывает в первый раз, — продолжал нудеть Андрюха. — Вот ты залезь, проверь.
Ворожцов снова сжался. Гулко стучало сердце. Звук сердцебиения, казалось, разлетался по всему грузовику и множился, гулким эхом отскакивая от стенок.
— Сам залезь и проверь, — обозлился хриплый. — Чего ты мне на уши приседаешь?
На мгновение сердце остановилось. Кровь прилила к голове, зашумела в ушах. Страх липким потом заструился по спине.
Послышались шаги. Замершее сердце заколотилось с невероятной скоростью, вновь заполняя стуком все пространство кузова.
— Эй, спорщики, — перекрыл этот дикий стук третий голос, — хорош бодаться, давай сюда с накладными.
— Вот сейчас тебе Лехницкий все и проверит, — пообещал, удаляясь, хриплый голос.
Снова открылась и захлопнулась дверца кабины. Затем три пары ног затопали в сторону блокпоста.
Ворожцов выдохнул с невероятным облегчением. Еще немного подождать, и…
— Чего расселись?
От страшного шепота он дернулся, задним числом соображая, что это всего лишь Сергуня. Физиономия блондинчика вынырнула из-за ящиков вслед за шепотом.
— Чего орешь? — шепнул в ответ Ворожцов.
— Ничего не ору. Хватай Казарезову, и на выход, пока они сюда не сунулись.
С прохода тотчас исчезли Наташкины ноги, и появилось недовольное лицо.
— Я тебе ухвачу, — чуть ли не громче Сергуни предостерегающе зашептала она. Причем смотрела при этом почему-то на Ворожцова, который ни хватать, ни щупать никого не собирался. — Ты, Ворожцов, руки при себе держи.
Сергуня хихикнул.
Ворожцов не стал ничего говорить: не место и не время, — только подхватил за лямку рюкзак и пополз к борту. Там замер, прислушиваясь к происходящему снаружи, и, не услышав ничего подозрительного, аккуратно оттянул край брезента.
Вдаль уходила раздолбанная, некогда асфальтированная дорога. По обе ее стороны тянулся лес — густой настолько, что даже обочины заросли кустами. Это удобно. Если, конечно, кусты не ядовитые.
Перед кузовом их грузовика стоял другой, замыкающий колонну. Видимо, того самого Андрюхи. Кабина машины покрылась грязью и пылью. Сквозь изъеложенное облезлыми «дворниками» лобовое стекло был виден подвешенный в кабине выцветший динамовский вымпел.
— Чего замер, Ворожа? — пропыхтел в самое ухо Сергуня.
— Погоди, — еле слышно огрызнулся Ворожцов.
Из последнего грузовика на обочину шлепнулся рюкзак. За ним второй. Из-за кузова высунулось лицо Тимура. Снова исчезло. Потом к кустам метнулась, пригибаясь, Леся. Дальше Ворожцов смотреть не стал.
Откинув брезентовый полог, он осторожно, стараясь не шуметь, опустил на разбитый асфальт рюкзак и, перемахнув через борт, ловко спрыгнул следом. Тут же, подхватив рюкзак за лямки, отскочил к углу кузова, выглянул и мгновенно отпрянул.
Вперед до самого блокпоста тянулась вереница грузовиков. На кузове того, что остановился перед ними, стояла на заднем борту обшарпанная маркировка «Люди». Брезент был откинут, обнажая нутро кузова, а там, опершись на борт, сидели мрачные парни лет двадцати пяти на вид.
За спиной, гулко топнув, спрыгнул с борта Сергуня. Ворожцов обернулся: следом спускалась Наташка.
— Там военные, — кивнул в начало колонны Ворожцов. — Много. Так что за мной, по одному, до кустов и дальше в лес. И быстро.
— Ты, Ворожа, покомандуй еще. Дуй в кусты и не крякай. Тут и без сопливых скользко.
Ворожцов подавил желание дать Сергуне по его блондинистой голове и, подтянув лямки рюкзака, снова подошел к углу кузова. Кусты торчали совсем рядом, но тем не менее до них оставалось метра три открытого пространства. А в кузове переднего грузовика сидели человек двадцать, не меньше.
Он качнулся было вперед, но в последний момент побоялся, отшатнулся обратно. Мысленно отругал себя за нерешительность и рывком, на полусогнутых, метнулся к кустам.
Не оборачиваться! Не отвлекаться на грузовики, на военных, на водил… Ворожцов на несколько секунд убедил себя в том, что не существует ничего, кроме кустов. Он видел покачивающиеся на ветру мутно-зеленые листья, видел ветки.
Кусты встретили, немилосердно отхлестав по бокам. Чувствуя, что опасное открытое место позади, Ворожцов на бегу повернул голову. Все пронеслось перед глазами мгновенно, как упавшая на пол пачка фотографий…
Улепетывающий к обочине от последнего грузовика Мазила…
Замешкавшийся Сергуня, почему-то стоящий спиной к кустам…
Испуганная Наташка, зацепившаяся чем-то за борт грузовика…
Следующий грузовик. Ободранная надпись «Люди». Хмурые лица военных в кузове. Глаза одного из них, который заметил Ворожцова…
Они схлестнулись взглядами лишь на секунду. Тот парень в военной форме не закричал, не выстрелил, не поднял шум. Он только улыбнулся криво, уголком рта. И было в этой корявой улыбке одновременно столько понимания, грусти, боли, зависти, что Ворожцов вздрогнул, словно его ударило током.
Ветка немилосердно врезала по щеке, едва не угодив в глаз. Он поспешно отвернулся и бросился сквозь кусты в лес. Перед глазами все еще стоял борт грузовика с надписью «Люди» и взгляд военного. На какую-то секунду Ворожцову показалось даже, что незнакомый солдат, которого он видел первый и скорее всего последний раз в жизни, знал про него все. И прошлое, и настоящее, и будущее, и причины, по которым он с приятелями оказался здесь и сейчас.
Кусты остались позади. Замелькали стволы деревьев. Погони вроде бы не было. Да и зачем кому-то за ними гнаться? Ворожцов притормозил и обернулся. Никого. Неужели Сергуню с Наташкой поймали? Против того, чтобы поймали Сергуню, он ничего не имел. Надменный блондинчик с замашками гламурного подонка раздражал.
Павел, старший брат Ворожцова, видел Сергуню всего один раз и тут же выдал в его адрес весьма едкое замечание: дескать, мальчик насмотрелся Паши Воли по телевизору и решил подражать, но таланта, наглости, опыта и элементарной взрослости не хватило.
Ворожцов тогда заступился за одноклассника, но про себя подумал, что брат прав.
Брат вообще часто говорил разумные вещи, до самостоятельного понимания которых Ворожцову не хватало какой-то малости.
К брату он относился с уважением. К словам его прислушивался всегда. Особенно прежде. После того, как Павел вернулся из Зоны, пропасть между ними увеличилась. Брат стал чаще говорить о вещах совсем уж туманных. Причем Ворожцов чувствовал за его словами силу, уверенность и понимание, но сам уразуметь то, о чем говорил брат, не мог. Это угнетало.
С треском разошлись в стороны кусты. Между деревьев появилась Наташка. За ней следом бежал Сергуня.
— Где вы столько времени пропадали? — мрачно поинтересовался Ворожцов, поворачиваясь к лесу и прибавляя шаг. — А еще говорил, не командовать.
— Это все Казарезова, — на ходу огрызнулся Сергуня.
— Иди ты, — проныла в ответ Наташка. — Я и так любимые шорты порвала.
— Сама дура, — фыркнул Сергуня. — Вот поймали бы нас там, порвали бы тебе не только любимые шорты.
Сказано это было с таким превосходством, что Наташка потеряла дар речи. А спустя полминуты охота спорить прошла у всех. Ворожцов перешел на бег, Сергуня с Наташкой были вынуждены поддержать заданный темп. И хотя бежали они не очень быстро, при наличии рюкзаков за плечами желание болтать как-то пропало.
Какое-то время был слышен только топот и сдавленное сопение. Первой выдохлась Наташка: просто перешла на шаг и окликнула негромко:
— Не бегите, а.
— Тормози, Ворожа, — прохрипел Сергуня, и по голосу стало ясно, что он тоже выдохся. — А то Казарезова скопытится.
— Не дождешься, — отозвалась Наташка.
Ворожцов сбавил темп, тем более что пробежка далась ему также тяжело, зашагал не спеша. В общем, торопиться уже было некуда — за ними никто не гнался.
— Прикинь, — у Сергуни прорезался голос, — я уж бежать собрался, а Казарезова карманом за борт зацепилась и ни туда, ни сюда. Я уж думал — хана.
— Как можно карманом зацепиться? — не понял Ворожцов.
— У меня там была бабочка пришита прикольная, — с тоской в голосе поведала Наташка. — Теперь ни бабочки, ни кармана. И дырка на ползадницы. А все ты! — набросилась она на Сергуню. — Не мог осторожнее снимать, да?
— А ты бы еще вечернее платье в лес надела, — окрысился блондинчик.
— А ты и поскакал, как сайгак, меня бросил, — укорила Наташка. — А меня, между прочим, заметили. Там в кузове сидел такой и смотрел прямо на меня. Но тебе-то все равно, только о себе и думаешь.
— Кончайте орать на весь лес, — тихо сказал Ворожцов, которому уже надоела эта перепалка.
Он ожидал услышать в ответ новые наезды, но Наташка с Сергуней не только не полезли на рожон, но и неожиданно притихли.
Лес здесь был совсем дикий. Нечищеный и нехоженый. Ворожцов шел осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, приглядываясь к каждому кусту, ловя любое движение. Ничего страшного и необычного пока не наблюдалось. Но лес был какой-то неживой.
— Дрянной лес, — пробормотал он.
— Лес как лес, — тут же отозвался Сергуня. — Ты лучше скажи, далеко еще топать?
Место встречи было обозначено заранее на тот случай, если две группы разминутся. Так и вышло. Наладонников с навигаторами и картами тоже было только два. По одному на группу. Один достался Ворожцову, другой Тимуру. На ворожцовский претендовал Сергуня, но так как Ворожцов добыл его лично, тиснув у брата, вопрос, кому достанется ПДА, даже не обсуждался.
Координаты места встречи заложили заранее в оба навигатора, и сейчас оставалось только тупо шагать в нужном направлении. Ворожцов поглядел на экран наладонника, забрал вправо.
— Метров триста еще.
Через пару сотен метров вдалеке послышались приглушенные голоса. Тимур со своей группой, как и следовало ожидать, вышел к месту первым. Конечно, у него-то все дисциплинированно. Леся спорить не станет, Мазила — тем более: он маленький.
На самом деле Мазила был младше всего на полгода, но полгода эти оказались критичными. Если остальные окончили десять классов, то Мазила только перешел в десятый. Это формально делало его младше уже на год, а год — это ощутимо. Как-никак пятнадцатая часть жизни.
Об этом Ворожцов тоже не думал, пока тема не всплыла в разговоре с Павлом. Брат и разъяснил, откуда чего берется чисто психологически.
Голоса впереди смолкли. Вероятно, там за деревьями услышали их шаги.
— Стой! Кто идет? — донесся напряженный голос Тимура. — Стрелять буду.
— Свои, — бодро отозвался Ворожцов, мысленно улыбаясь угрозе. Стрелять он будет. Из чего? Из гаубицы карманной?
Еще десяток шагов, и он увидел всех троих. Тимур явно расслабился, поняв, что в самом деле идут свои. Леся была спокойна, кажется, немного устала. Мазила дернулся вперед с щенячьей радостью. Он даже похож был сейчас на дурную лохматую собаку дворянской породы.
— Приветствую в Зоне, сталкеры, — радостно сообщил малец.
И все-таки он мелкий, подумалось Ворожцову. Не ростом. Ростом-то Мазила на полголовы его выше. А так — мальчишка еще. Все играет. А тут серьезней надо.
— Сталкер нашелся, — брезгливо фыркнул Сергуня.
— Мы еще не в Зоне, — ответил Ворожцов. — И если будем на месте стоять, то и завтра до нее не доберемся.
— Передохнем и пойдем, — решил за всех Тимур.
Ворожцов поглядел на Тимура. Высокий, темноволосый. Он выглядел старше других. В отличие от сверстников в нем уже проявлялось больше мужского, чем подросткового. Во всяком случае, внешне.
— Вы чего так долго? — спросил Тимур. Не у него спросил, у Сергуни. И Ворожцов почувствовал укол самолюбия.
— Это все Казарезова, — поделился Сергуня.
— Иди в баню, — фыркнула Наташка и повернулась к Лесе. — Леська, они меня достали. Мне с тобой пошептаться надо.
И Наташка двинулась к ближайшим кустам. Леся спокойно пошла следом.
— Эй, вы куда? — окликнул Сергуня.
— Куда надо, — огрызнулась Наташка. — За нами не ходить.
— Сейчас вернемся, — мягко добавила Леся.
Голос ее прозвучал настолько уверенно, что никто из парней спорить не решился. Девочки исчезли в кустах.
— Она что, думает, что здесь как в школе? Пошла в женский тубзик пошептаться и сигаретку выкурить? — пробурчал уязвленный Сергуня. — А вдруг там кровосос?
— Нет там кровососа, — уверенно заявил Тимур. — Мы еще не в Зоне.
Он со значением посмотрел на часы и добавил:
— Пять минут на отдых — и вперед. Нам сегодня до реки дойти надо.
Ворожцов скинул рюкзак, достал фляжку и сделал пару глотков. Пить хотелось жутко. В грузовике укачало, после — нервная встряска, и в глотке теперь было сухо, как на пороховом складе. Но много пить он не стал. Впереди еще марш-бросок. Так что заливать в себя лишнюю жидкость незачем, только потеть от выпитого сильнее будешь.
Через несколько минут из кустов вышли Леся с Наташкой. Наташка сменила порванные шорты на потертые джинсы. Видимо, здравый смысл перевесил желание быть соблазнительной всегда и везде.
— Девчонки, вы все-таки одни не ходите, — попросил Ворожцов, ловя себя на том, что в голосе звучат какие-то по-родительски заботливые нотки. — Мало ли что.
— Ага! Может, мне тебя еще в туалет с собой брать? — фыркнула Наташка. — А если темно, то с фонариком, чтоб тебе видней было. Нахал ты, Ворожцов.
Сергуня мерзко хихикнул. Даже Тимур улыбнулся. Поднялся, закинул на плечи рюкзак и поглядел на остальных уже серьезно.
— Готовы? Тогда Ворожцов, Мазила и девчонки за мной. Сергуня замыкает.
Ворожцов подтянул лямки. Рюкзак был старый, и правый ремень все время сползал. За Тимуром потопал безропотно, но с долей обиды. Это ведь он предложил выбраться в Зону. Он обозначил цель. Он все спланировал. Разве что компанию собрал Тимур. А теперь Сергуня в арьергарде, а Ворожцов посередине с девчонками и мелким. И где справедливость?
Да и компания… Зачем надо было тащить с собой Сергуню, который никого, кроме себя, не слышит? Зачем нужны были девчонки? Наташка увязалась следом за Лесей, Леся одна бы не пошла. Оно и понятно — ни одна девчонка в компании парней без подружки в такую авантюру не ввяжется.
Против Леси Ворожцов ничего не имел. Она ему нравилась настолько, что вопреки здравому смыслу рад был бы увидеть ее где угодно, хоть в аду, лишь бы рядом. Хотя здравый смысл иногда задирал голову и орал, что девчонке тут не место, что тут может быть опасно, что лучше бы она осталась дома.
А Мазилу Ворожцов пригласил сам. Вернее, не пригласил — мелкий напросился. Неизвестно, откуда он узнал об их походе — или экспедиции, как больше нравилось называть Ворожцову авантюру, — но узнал и прицепился. И не отстал, пока не взяли.
Мазиле, по большому счету, здесь тоже было нечего делать. Тянуло его в Зону, кажется, исключительно потому, что он коллекционировал истории про сталкеров, мутантов, артефакты и фанател от тридцатипятикилометрового в диаметре куска земли. Теперь он имел возможность называть себя сталкером. А если еще какой артефакт по дороге прихватит, так вообще нос задерет, не иначе.
Интересно, кстати, а зачем они все согласились идти в Зону? Глупая тяга к приключениям? Желание обогатиться? Зачем он сам туда идет и почему все это затеял, Ворожцов знал, но в истинной причине не признавался даже себе, хотя она была много раз озвучена, и о ней знали все.
А вот, скажем, Сергуня. Ворожцов оглянулся на шагающего позади всех блондинчика. Ему ведь место на дискотеке или в ночном клубе. В шикарной машине с девками, даром, что ли, сынок богатого папаши. Но здесь ему уж точно не место. Однако ж вон, топает.
С другой стороны, и Ворожцову здесь делать нечего. Хотя по лесам он ходил, и не единожды. Палатку ставил за десять минут в темноте, костер под дождем разводил, на местности ориентировался на раз-два. Но лес лесу рознь.
Добравшись до этой мысли, он огляделся по сторонам. Лес был мертвым. Зелень имела мутноватый оттенок, словно выгорела на солнце или покрылась слоем пыли, а то и еще чего похуже. Насекомых не было вовсе. Даже комаров.
Живности, которая в обычном лесу кишмя кишит и в траве, и на деревьях, тоже не было слышно. Только поскрипывали на ветру деревья. Так бывает на болоте или где-то у дороги, где всю жизнь вытравили глупые туристы, загадив все кострищами, банками от пива и прочим мусором. Вот только ни болота, ни следов туристической активности тут не наблюдалось. А лес стоял — мертвый и жуткий. И чего ждать от него, Ворожцов не знал.
Он поглядел на спутников. Тимур пер впереди, как танк. Энергичный, подтянутый, боевой. Уверенный в себе. Девчонки о чем-то весело переговаривались на ходу. Сергуня время от времени пытался над ними подтрунивать. Мазила восторженно вертел башкой по сторонам. Опасности для них, кажется, не существовало вовсе. То есть они знали о ней с чужих слов, как каждому известно, что нельзя заплывать за буйки. Опасно. И мышцы может свести. И тонут чаще те, кто хорошо плавает, а не те, кто не плавает вовсе. Но когда и кого это останавливало?
Лес сгустился, но жизни в нем не прибавилось. Затем впереди наметился просвет. Ворожцов глянул на экран наладонника, сверяясь с навигатором. Там впереди, за деревьями, текла Припять.
— Пришли. — Тимур остановился и тоже поглядел в свой ПДА. — Ночевать будем здесь.
— А может, на ту сторону махнем, пока светло? — бодро предложил Сергуня.
— С той стороны Зона, — напомнил Ворожцов. Залихватский настрой попутчиков ему не нравился. Не понимают они, что ли, куда идут?
— И чего?
— Заночуем уже в Зоне, — поддакнул Мазила.
— Мелкий, притухни, — осадил Сергуня.
— Вот именно, что заночуем в Зоне, — терпеливо повторил Ворожцов. — Брат говорил, что каждая ночь в Зоне — испытание. Может, правильнее сделать так, чтобы этих испытаний было поменьше? Мы там еще успеем заночевать.
Тимур посмотрел на Ворожцова с улыбкой, с какой половозрелый дядя смотрит на ребенка, боящегося темноты.
— Что, очко заиграло? — усмехнулся он, но, повернувшись к Сергуне, добавил уже серьезно: — Ночевать будем здесь. Скоро стемнеет. Даже если переправиться успеем, потом по темноте лагерь ставить не круто.
— Ну, вы ставьте палатки, мальчики, — обрадовалась Наташка, — а мы…
— А вам тоже найдем, чем заняться, — твердо оборвал ее Тимур.
Дело нашлось всем. Мазилу с девчонками отрядили за дровами. Тимур с Сергуней взялись ставить палатку. В дугах и колышках Тимур разбирался не очень, потому все время сверялся с затертой инструкцией. Но к процессу подошел с энтузиазмом. Сергуня, судя по выражению лица, в инструкции не понял ничегошеньки, да и на практике устройство палатки оказалось для него делом еще более темным, чем лес вокруг. Однако признаваться он в этом не спешил, потому занял позицию человека, который все знает, но мешать не станет, потому просто постоит на подхвате. А чтобы не выглядеть чурбаном, Сергуня суетливо вертелся вокруг Тимура и без умолку чесал языком.
Ворожцов поглядывал на них, внутренне улыбаясь. Он не спешил, но вторую палатку в одиночку поставил быстрее, чем Тимур с Сергуней первую вдвоем.
Передохнуть ему не дали. Стоило только бросить рюкзак в тамбур и застегнуть тент, как тут же оживился Сергуня.
— Эй, Ворожа, ты чего там тунеядствуешь? Раньше за тунеядство, говорят, срок давали.
— Сделал дело — гуляй смело, — отозвался Ворожцов.
— Сделал дело — помоги товарищу, — настоял на своей версии Сергуня. — Иди сюда, помогай. А то взял себе палатку, которая легче собирается, и думаешь откосить? Не выйдет.
— Все палатки собираются одинаково. — Ворожцов перехватил у Тимура тент, который тот вертел уже пять минут.
— Ничего подобного, — потряс инструкцией Тимур. — У меня по-другому. У твоей один выход, а у моей два.
— Принцип одинаковый. — Ворожцов взял край тента, перекинул через купол палатки и пошел на другую сторону. — Мы с братом…
— Да плевать на твоего брата, — перебил блондинчик. — Ты дело делай, а не языком метель.
Ворожцов зло стиснул зубы. Уж кому-кому, а не Сергуне на эту тему рот открывать. Молча подошел к блондинчику, ткнул ему в руки край тента, потребовал сердито:
— Держи.
— Опять командуешь? — набычился Сергуня.
— Не командую, — холодно произнес Ворожцов. — Но предупреждаю: отпустишь — будешь сам собирать.
— Напугал ежа, — пробурчал под нос Сергуня, скорее из природной вредности, чем от желания поспорить, но край не отпустил.
Через пять минут палатка была готова. Спустя еще пару минут появились девчонки и Мазила.
Мелкий пер здоровенное бревно, Леся несла охапку крупных веток. Наташка тащила довольно жидкий пучок хворостинок. Свою ношу она бросила первой.
— Не женское дело ходить за дровами, — заявила сходу. — Мы с Леськой готовить будем, а костром пусть Мазила занимается. Или он, — кивнула она на сидящего у свежесобранной палатки Ворожцова. — Ему все равно делать нечего. А я с вашими дровами ноготь сломала.
— Какая трагедия, — съязвил Мазила, швыряя бревно.
Ствол гулко хлопнулся о землю у ног Наташки, та испуганно шарахнулась в сторону.
— Ты чего, мелочь, офиндел?
— Я ж по ногтю не попал, — пожал плечами Мазила.
Фраза вышла явно издевательской, но выглядел Мазила при этом виновато, и в голосе не было ни тени издевки. Так и не решив, изгаляется мелкий или просто дурак, Наташка развернулась и гордо прошествовала к рюкзакам. Принялась копаться, пытаясь найти котелок, чай и продукты.
Бревно, что приволок Мазила, оказалось сырым. Пока набрали нормальных дров, пока разложили костер, почти стемнело. Потому чай и макароны готовили уже в сумерках.
Ужин смели в один присест. В магазине, когда запасались продуктами, Сергуня разнылся, что не станет жрать это дерьмо. Сейчас же умял макароны с тушенкой чуть ли не первым, выскоблил миску и в отсутствие добавки с сожалением смотрел на жующих приятелей.
— Подъем в семь утра, — предупредил Тимур.
— Чего так рано? — возмутилась Наташка.
— Да, — поддержала Леся, — можно бы и поспать. Мы ж не в школу идем.
— Вот именно, — отрезал Тимур. — Кто рано встает… В общем, подъем в семь.
— Тогда мы спать, — поднялась Леся. — Спокойной ночи.
И она пошла к ворожцовской палатке. В груди екнуло. При мысли, что будет спать с ней рядом, сердце зашлось радостно.
Наташка встала следом.
— Спокойной ночи.
Третьим подскочил Мазила.
— Мне тоже спать охота, — бросил он и устремился за Наташкой.
— Эй, мелкий, — цыкнул Сергуня. — Ты куда?
Мазила обернулся, на роже возникло непонимание.
— Туда, — кивнул он на палатку, под пологом которой возилась разувающаяся Наташка.
— Тебе-то туда зачем, мелочь?
— Как зачем? — искренне удивился Мазила. — Спать.
Пожав плечами, он скрылся в палатке.
— Вот зараза, — сердито бросил Сергуня. — Кайф обломил.
— Да тебе бы и так ничего не обломилось, — фыркнул Тимур.
— Это ему ничего не обломится, — пробурчал Сергуня. — Во мне не сомневайся. Наоми я бы кэмпбел. А теперь мне вашими носками всю ночь пыхтеть.
Ворожцов сидел и слушал все это с мрачной миной. Единственное, что его утешало: в палатке Мазила, который в самом деле пошел спать. А не Тимур или, того хуже, Сергуня.
Хотя брат говорил, что такие, как Сергуня, которые громче всех орут о своих постельных подвигах, на самом деле никаких подвигов на этой ниве не совершали. И вообще вопли на тему от комплексов.
— Кто караулить будет? — спросил Ворожцов. — Брат говорил…
— Да плевать, что твой брат говорил, — оборвал блондинчик. — Твой брат зануда. И ты такой же.
В отблесках костра Сергуня выглядел распаленным, диким, и в глазах сверкала не мысль, а отблеск, как от зеркала. Словно костер сдернул с быдловатого, глуповатого и диковатого мальчишки маску взрослости и налет гламура, высвечивая подноготную.
— Мой брат там был, — рассудительно заметил Ворожцов. — Ты — нет. И…
— И что? — снова перебил Сергуня. — Твой братец и в Зону-то не ходил. Так, прошелся по самому краю. И то обгадился.
— Это была научная экспедиция, — пояснил Ворожцов, снова ловя себя на желании стукнуть Сергуню по балде.
— Не, — поддержал Тимур блондинчика, — это лоховство — в Зону и без оружия. Тем более со старыми ботанами.
— Они ученые, — заступился Ворожцов.
— Лохи они. И брат твой — лох, — радостно подытожил Сергуня. — И ты такой же. Настоящие пацаны в Зону без оружия не ходят.
— Ты, что ли, с оружием?! — не выдержал Ворожцов. — Пацан нашелся.
Сергуня поглядел на него с таким превосходством, что был бы на месте Ворожцова кто другой, закомплексовал, осознав свою ничтожность.
Медленно, как в старинном кино про ковбоев, блондинчик запустил руку за пазуху и выудил оттуда угловатый пистолет. Крутанул напряженным и явно долго тренированным движением, протянул Ворожцову. Тот осторожно взял оружие в руки.
Ствол был теплый, напитался от человеческого тела и не успел еще остыть. Весил, наверное, с килограмм. Выглядел нескладным. Не было в нем плавности линий: даже рукоять торчала едва ли не под прямым углом. На черной щечке красовалась обведенная в круг пятиконечная звезда. Ворожцов в оружии не разбирался, но символика не оставляла сомнений в том, что пистолет был выпущен в прошлом веке, в стране, которая давно уже не существует.
Сергуня с гордостью забрал пистолет.
— Так вот, — заявил он, передавая ствол Тимуру.
— Откуда взял?
— У отца. Он коллекционирует всякое такое. У него много. Один пропадет на пару дней, он и не заметит.
— ТТ, — сказал Тимур.
— Он самый, — подтвердил Сергуня. — И целая обойма.
Тимур отдал пистолет хозяину, небрежно подтянул рюкзак. Щелкнули запоры, пальцы Тимура быстро распустили тесемку, и из-под клапана вынырнул куцый ствол крупного калибра. Вскоре обрез оказался на свежем воздухе во всей красе, также к нему была изъята неполная коробка патронов.
— А без оружия в Зону ходят только лохи, — радостно заключил Сергуня. — Так что, Ворожа, ты карауль, а нам бояться нечего. Тем более что мы и не в Зоне еще. Здесь, кроме нас, вообще никого нет.
И блондинчик отправился к палатке.
После ухода Сергуни Тимур больше не подначивал. Но было видно, что он солидарен скорее с блондинистым, чем с Ворожцовым.
Впрочем, вскоре и он отправился спать.
Ворожцов остался один. Встал, прошелся от палатки к палатке, разминаясь. Вернувшись, сел спиной к костру. В какой-то книжке он читал, что нельзя смотреть на огонь, потому что глаза привыкают к свету, и ты становишься слепым. А враги в лесу на огонь не смотрят и прекрасно видят в темноте. У кого преимущество в такой ситуации, объяснять не надо.
К костру он поворачивался разве что боком, чтоб подкинуть веток. На пляшущие языки пламени старался не глядеть вовсе.
Через пару часов стало совсем холодно. Ворожцов придвинулся как мог близко к костру, съежился — но помогло это слабо. Из палатки, где осталось одно место и для него, доносился безмятежный храп. Было в нем что-то домашнее и даже уютное.
Ворожцову стало казаться, что он в самом деле не прав и перестраховывается. Здесь ведь еще не Зона. Чего бояться? И зачем сидеть, когда можно идти спать? Тем более он тоже не безоружен: у него нож охотничий есть. Правда, для Тимура и тем более Сергуни это не аргумент, только повод для шуток, но ему-то что.
Костер тихонько потрескивал. Несмотря на озноб, начало клонить в сон.
Он почувствовал, что проваливается. Выдергивал себя из дремотного состояния и снова летел во тьму, где зарождаются сновидения.
Кажется, он все-таки заснул…
Резко взвизгнуло на высокой ноте.
Ворожцов подпрыгнул, чувствуя, что подпустил врага ближе, чем надо было, и теперь все они погибнут по его вине.
Костер тлел красными головешками, по недогоревшей деревяшке лениво ползал синеватый затухающий огонек.
Лес молчал.
Он огляделся, прислушался. Тихо.
Приснилось, что ли?
На автопилоте подцепил несколько веток, бросил в костер. Огонек принялся расходиться. В костре затрещало, словно голодному кинули кость.
Ворожцов почти успокоился. Видимо, и вправду приснилось. Но стоило только страху улечься, как над лесом снова прокатился дикий, истошный, душераздирающий крик. Голос был высоким и нечеловеческим. Так могла кричать женщина или ребенок, которого живьем резали на части. Так мог кричать мужчина, которого кастрировали без наркоза.
Кто так мог кричать в Зоне, он боялся даже предположить.
Вопль затих. Через секунду вжикнула молния, и из-под тента показалась заспанная рожа Сергуни.
— Чего орешь, Ворожа? Напугать вздумал? Не выйдет.
Из соседней палатки выглянула напуганная Наташка.
— Вы сдурели?
— Это не я, — огрызнулся Ворожцов, не обращая на Наташку никакого внимания.
— Ну да, это старина Витас горланит.
— Имбецилы, — обозлилась Наташка.
— Ты, Казарезова, доктор, что ли, чтобы диагноз ставить?
Сергуня вылез на улицу и принялся шнуровать кроссовки. Следом за блондинчиком высунулся Тимур.
— Чего там?
— Ворожейкин прикалывается. Ща я ему нос вправлю, и все.
Ответить Ворожцов не успел. Истошный вопль раздался в третий раз. Сергуня замер, так и не дошнуровав кроссовок.
Наташка переменилась в лице. Даже в полумраке было видно, насколько она побледнела.
— Это что?
— Не знаю, — тихо сказал Ворожцов.
Тимур нырнул в палатку. Когда показался снова, в руке был обрез. Не дожидаясь, когда Сергуня закончит со своими шнурками, пихнул его в бок и принялся поспешно натягивать ботинки.
— Далеко кричит, — определил Ворожцов. Страх понемногу отступал, уступая место здравому смыслу. — Скорее всего, за рекой.
— Кто кричит? — осипшим вдруг голосом спросила Наташка.
— Казарезова, изыди. — Сергуня поднялся на ноги и достал ТТ. — Мужчины разберутся.
Наташка молниеносно растворилась за пологом. Из недр палатки раздался ее недовольный голос.
— Мелкий, вставай, хорош спать. Там кричит кто-то.
Мазила проворчал что-то в ответ, но через минуту вылез, протирая кулаками заспанные глаза.
— Кто у вас тут кричит? — спросил вяло, но стоило только ему увидать пистолет в руке блондинчика, как от сонливости не осталось и следа.
Глаза загорелись азартом.
— Ух, ты! — выпалил он. — Настоящий? Дай заценить, а?
— Перебьешься, — отмахнулся Сергуня и убрал ТТ.
Вокруг снова было тихо. Никто не кричал. Ворожцов слушал лес, но тот был по-прежнему мертв.
— Может, птица какая? — предположил Тимур.
— Ты здесь видел птиц? — вопросом ответил Ворожцов.
Тимур поиграл желваками, не ответил.
— Ладно, — признал он наконец. — Будем караулить по очереди. Сперва Серый, потом я. А ты ложись спать — свое уже отдежурил.
— А я? — захлопал длинными ресницами Мазила.
— Без сопливых скользко, — отмахнулся от него Сергуня.
Ворожцов поднялся и пошел к палатке. На полдороге повернулся к блондинчику.
— На костер не смотри.
— Это тебе брат сказал? — ядовито ухмыльнулся Сергуня. — Топай баиньки, сам разберусь.
Спорить Ворожцов не стал. Первый испуг отступил, адреналин улегся, и ему снова хотелось спать. Не говоря больше ни слова, он откинул полог, стянул ботинки и нырнул в тепло палатки.
