Глава 7
Кровь стучала у Пии в висках, голова болела, но хуже всего было то, что она по-прежнему не могла согреться. У нее возникло ощущение дежавю: ее схватили за руку, связали и бросили на кровать.
– Нет, нет, пожалуйста, оставьте меня!
Яркий белый свет проникал сквозь ее закрытые глаза. Голоса. Крик ее матери. Пия знала, что у матери истерика, помутнение разума от опиума, и эта паника передавалась и ей.
Карл заорал:
– Нам надо бежать: они пришли за нами!
Пия услышала, как выдвигаются ящики, и у нее подкосились колени. Дилеры пришли взять деньги за наркотики.
– Это она виновата, черт возьми, твоя бестолковая дочь. Ни на что не способна. Она не отнесла деньги.
Нет, нет! Когда она пришла, чтобы отдать деньги, они захотели получить от нее не только выручку, и она убежала.
– Давай отведем ее к Мериси, пусть он заплатит алименты за все семнадцать лет, а мы исчезнем.
Пия замерла, прижав ухо к замочной скважине, и земля зашаталась у нее под ногами. Алименты. У нее был отец?
– К Зевсу? Нет, Карл, он убьет меня.
Голос матери дрожал. Пия пришла в ужас.
– Он не знает.
Убьет ее? Это было хуже, чем этот кошмар.
Пия стала царапаться в дверь, ломая ногти. «Не оставляй меня здесь, мама. Возьми меня с собой. Пожалуйста, я исправлюсь. Я буду хорошей – делай, что хочешь. Только, пожалуйста, возьми меня с собой».
А потом они ворвались в комнату Пии, схватили ее, а она извивалась и царапалась, пытаясь укусить руку, которая так больно вцепилась ей в плечо.
– Нет, нет, оставьте меня!
Большая рука ударила ее по щеке, но Пия продолжала царапаться и шипеть, словно разъяренная кошка, спасающая свою жизнь. И лишь когда холодная игла проткнула ее руку и леденящая жидкость проникла в кровь, Пия затихла, перестав чувствовать боль.
Она лежала на его кровати – бледная, полуобнаженная, прикрытая теплым одеялом – и говорила что-то отчаянным и отрывистым голосом. Ник понял, что ее мучают воспоминания.
Ник не мог стоять на месте. Он ходил взад-вперед по комнате, слушая ее прерывистое дыхание и крики. Ему надо было раньше найти ее. Еще один час на озере, в ледяном плену – и она бы умерла. Переохлаждение было очень сильным, и если она не успокоится и не позволит поставить себе капельницу…
Боже, Пия казалась такой беззащитной. Ник не понаслышке знал о том, что это такое – ощущение парализованности.
– Сделайте что-нибудь, ради бога!
Мужчина, назвавшийся главным из двух медиков, еще раз попытался удержать ее руку, но это ему не удалось. Пия была охвачена страхом, ее тело страшно напряглось, и вену на руке невозможно было найти.
Она плакала, вспоминая свою мать, потом заговорила о Мериси, Зевсе, – и этот кошмар был настолько личным, что Ник не мог больше это терпеть. Она не должна раскрывать свою душу в таком болезненном состоянии перед совершенно незнакомыми людьми.
– Она бредит и не понимает, что говорит и что делает.
Ник увидел серебристые капельки пота, выступившие на ее виске, когда она, совершенно обессилев, повернулась к нему и взглянула ему прямо в глаза:
– Пожалуйста, не надо… делать это со мной.
И эта душераздирающая мольба, вырвавшаяся из уст такой женщины, как Пия, была последней каплей, переполнившей чашу его терпения.
– Стоп! Остановитесь! Ее сердце может не выдержать!
– Ее надо быстрее согреть. Внутривенное вливание – самый действенный способ. Если мы не сможем найти у нее вену…
– И это все? Больше ничего нельзя сделать? – Голос Ника звучал так, будто он проглотил лезвие бритвы.
– Единственный выход – если вы ляжете вместе с ней. И крепко обнимете ее. Возможно, на это уйдет больше времени, но это поможет.
Отлично. И почему он сам не догадался об этом?
– Это надо было сделать еще десять минут назад, – проскрежетал Ник сквозь зубы. Одним резким движением он скинул с себя пиджак и бросил его на кресло.
– Мы не думали, что возникнет такая проблема, – сказала второй врач.
Высокая рыжеволосая женщина уставилась на его руки, когда он рывком расстегнул манжеты на рубашке и сорвал ее с себя. Скинув ботинки, Ник стал снимать с себя брюки, а врач не сводила глаз с его накачанных бицепсов и широкой груди.
Сдерживая дрожь, причиной которой могло быть лишь то, что он полночи провел на сорокаградусном морозе, Ник уставился на Пию, лежавшую на кровати с закрытыми глазами.
Раздеваться догола или нет?
Сейчас она ничего не осознавала, после пробуждения она может испугаться, обнаружив себя в его объятиях. Она подумает, что он воспользовался ее беспомощностью. А он совсем этого не хотел.
– Оставить ли на ней трусики и бюстгальтер?
– Они из очень тонкой ткани, поэтому не имеет значения.
– Теперь ваша помощь не нужна. Вам нечего смотреть, – прорычал Ник, грозно взглянув на врачей.
Он проводил их до двери, с досадой отметив про себя, что рыжеволосая девушка пожирает его глазами. Ну почему Пия не смотрела на него так? Тогда, возможно, она не уехала бы без него этим утром, а он не позволил бы ей подвергать опасности свою жизнь.
Закрыв за врачами дверь, Ник вернулся к кровати. Осторожно откинув одеяло, Ник залез под него. Он старался ни о чем не думать, не представлять себе ее округлых форм. Слава богу, что он оставил на ней нижнее белье, иначе ему сложнее было бы справиться с собой. Нельзя медлить ни секунды, его тепло должно проникнуть в ее тело, сохранить ее жизнь.
Внезапно Ник остановился. Что он делает? Спасает дочь человека, отнявшего жизнь у его родителей и чуть не убившего его самого. Он мог бы сделать то же самое с Зевсом, заставить его испытать такую же боль. Око за око, зуб за зуб. Но он не поступит так бесчеловечно.
Не колеблясь, Ник просунул руку под плечи Пии и крепко прижал ее к себе. Он думал, что она будет сопротивляться или хотя бы пробормочет что-то в знак протеста. Но вместо этого он услышал удовлетворенное мурлыканье. Она, как котенок, прижалась к нему, будто пытаясь проникнуть в его тело, где было тепло, уютно и безопасно. Где можно было спокойно уснуть.
Обняв ее за плечи, Ник положил ее голову к себе на грудь, ближе к шее, и нежно обхватил ее ноги своими ногами. Они превратились в единое целое. Странно, но такое ощущение близости он никогда прежде не испытывал. Оно было более интимным, чем секс.
Ник лежал рядом с Пией, крепко обнимая ее, гладя волосы, уткнувшись носом в мокрые пряди и вдыхая ее запах, наполненный нотками жасмина и гардении. Он пытался также не думать о том, как она жила до семнадцати лет. Когда он сам играл в футбол с друзьями и ходил на речку с дедом Аво, не беспокоясь ни о чем, Пия жила в настоящем аду. Ник представлял, как ее собственная мать заставляла ее принимать наркотики и подвергала насилию, и ему хотелось рычать и кусаться. И отец Олимпии, должно быть, взял ее к себе, чтобы позаботиться о ней…
Ему невыносимо было даже на секунду подумать о том, что он может испытывать благодарность к человеку, повинному в смерти его родителей. Сердце его разрывалось при мысли об этом. И все же он был рад тому, что Пия была вырвана из этой среды, иначе ей незачем было жить.
– Именно поэтому ты так стараешься для Зевса? – прошептал он, поцеловав ее волнистые волосы.
Но все-таки он потопит Олимпию вместе с ее отцом. Сердце Ника сжалось при этой мысли. Он очень долго шел к этому, чтобы сейчас сдаваться под наплывом эмоций. Она возненавидит тебя. Да, возненавидит.
Он вздрогнул, когда Пия что-то тихо пробормотала.
– Защити меня, – выдохнула она.
Что она говорит? Она работала так усердно для того, чтобы отец ее защищал?
Мысли вихрем закрутились в его голове, и Ник, зажмурив глаза, напряг свою волю, заставив себе не думать ни о чем.
Пия всхлипнула, и он крепче прижал ее к себе:
– Спи, querida. Я смогу тебя защитить.
