На следующий вечер Радха отыскала девчонка, отправленная в помощницы к Фатхе.

– Дядюшка Радх, – выпалила она, с трудом переводя дух после бега, – Линялая просила тебя присмотреть за Кваснёвым.

– Кто? – не понял Радх.

– Линялая, – нетерпеливо повторила Лейхо, тряхнув длинными косами. – Мадама с набелённым лицом в блёклом платье.

Радх хмыкнул, попытавшись представить себе, как указанная «мадама» отреагировала бы на подобное описание.

– А теперь ещё раз и помедленнее, – велел Радх, – что она просила передать.

Известие явно было важным, если мадам Клара снарядила гонца.

– Она просила, чтобы ты присмотрел за Кваснёвым, когда он придёт сюда. Сказала, что ты сам всё увидишь.

И Радх увидел. Такое было сложно не увидеть и не заметить. Штабс-ротмистр, заказав отдельный кабинет, чего обычно не позволял себе, пил рюмку за рюмкой, не хмелея. А на дне его глаз плескалось такое безнадежное отчаянье, что Радху стало не по себе, а Другой насторожился, словно охотничья собака, учуявшая дичь.

– Спой, томалэ, – попросил Кваснёв, бросив Радху «красненькую». – Спой «Берега разлук».

Пальцы Радха привычно коснулись струн.

Гитара рыдала, тоскуя о том, что не сбудется, и штабс-ротмистр тосковал вместе с ней.

– Выпей со мной, томалэ, – сказал он, когда песня закончилась. – Выпей со мной в последний раз.

– Отчего же в последний, Петр Андреевич? – ласково спросил Радх, подсаживаясь к Кваснёву. – Вам, драгоценный, ещё жить да жить. Или слово кто молвил недоброе? Или сон приснился дурной?

– Дурнее некуда, – буркнул штабс-ротмистр, и тут же потянулся к стоявшему перед ним штофу, чтобы снова наполнить свою рюмку.

– Так и от снов дурных есть средство, – всё так же ласково сказал Радх. Кваснёв замер, не донеся наполненную рюмку до рта. Рука его заметно дрожала.

– Мне прежде снились дурные сны, – томалэ рассказывал так, словно речь шла о сущей безделице, чувствуя, как Другой его голосом успокаивает, убаюкивает несчастного гостя. – И тогда я купил у одной знающей этот науз…

Он показал на браслет из узелков, обвивавший его запястье.

– И с тех пор я позабыл о дурных снах, – продолжал томалэ.

– Продай мне его, – взмолился штабс-ротмистр, в глазах которого вспыхнул проблеск надежды.

– Как так продать, Петр Андреевич? – искренне изумился Радх.

– Сколько ты за него хочешь? – срывающимся голосом произнёс Кваснёв.

– Сколько?

– За щедрость вашу, барин, за слова добрые, – томалэ замялся, делая вид, что мучительно борется с собой, – за «радужную» уступлю вам. Кваснёв, не раздумывая, вытащил из кошелька требуемую ассигнацию и протянул её Радху.

– Держи!

Радх, отложив гитару, бережно снял науз со своей руки и навязал на трясущуюся руку штабс-ротмистра. Пара причудливых узлов, которыми Радх под руководством Другого закрепил браслет, превратила заурядный оберег в хранителя снов. Слабенького хранителя, серьёзный требовал куда больше времени и усилий, но и этого пока был довольно.

Той ночью Радх уснул быстро. Донёс голову до подушки и всё, провалился в сон.

Полная луна заливала холодным, мертвенным светом редкие сучковатые стволы высохших деревьев, белёсые, словно отполированные безымянным мастером. Отвратное местечко. Но Другой, в теле которого Радх оказался гостем, чьими глазами смотрел на мёртвый мир, чувствовал себя, здесь как дома.

Зато штабс-ротмистр, стоявший меж стволов, был заметно напуган. И не мертвым лесом, заставлявшим его чувствовать себя неуютно, но тварью, возникшей перед ним. Тонкие длинные щупальца, увенчанные где присосками, где изогнутыми когтями, потянулись к штабс-ротмистру, замершему неподвижно. Другой, а вместе с ним и Радх, знал, что это Жаждущий, питающийся ужасом своих жертв. Чтобы сполна насладиться их страхом, Жаждущий лишает жертвы способности двигаться. Бедняги могут только беспомощно смотреть на приближающуюся тварь, будучи не в силах даже пошевельнуться.

Другой, не замеченный ни Жаждущим, ни штабс-ротмистром, с досадой наблюдал за этой сценой. Всё происходящее являлось результатом его упущения, которое необходимо было немедленно исправить. Другой мысленно потянулся к наузу на руке штабс-ротмистра и оберег засиял холодным голубоватым светом. Кваснёв неуверенно, едва заметно шевельнул пальцами, затем взмахнул рукой и… в лунном свете тускло сверкнул палаш. Штабс-ротмистр сделал шаг вперёд, взмахнул палашом. И чёрная кровь хлынула из разрубленного щупальца. Жаждущий тоненько взвизгнул и, жалобно заскулив, отдёрнул обрубок. Штабс-ротмистр сделал ещё шаг вперёд и тварь в страхе попятилась. В руках Другого возник лук. Пальцы легли на тетиву так же уверенно, как пальцы томалэ на струны. Каждый из них творил свою музыку. И если музыка Радх заставляла сердца тосковать или ликовать, тетива Другого молчала. Её музыкой был последний крик жертвы, ибо Другой никогда не промахивался. Вот и сейчас он выстрелил, практически не целясь. Огненная стрела, коротко свистнув, вонзилась в Жаждущего. Тот издал короткий оглушительный вопль, вспыхнул и сгорел прежде, чем Радх успел досчитать до трех. Штабс-ротмистр покинул кошмарный сон без особых эффектов, просто исчез, словно его и не было. Другой был удовлетворен: тварь уничтожена, жертва избавлена от дурных снов. Теперь можно было заняться и чем-нибудь более интересным.

В прошлый раз Радха к дому княгини Улитиной гнала тревога, в этот раз нетерпение. Он шёл, не оглядываясь, не боясь, что кто-нибудь увидит и остановит его: висевший на шее железный кругляш – подарок старого Тринха – исправно отводил глаза наблюдателям, зато сам томалэ мог прекрасно видеть в темноте. Вот только Радх не видел ничего вокруг себя. Каждый пройденный шаг приближал его к Тали, и томалэ мысленно уже сжимал в объятьях гибкое, податливое тело. И если дорога в этот раз заняла больше времени, Радх этого попросту не заметил. Как на крыльях, взлетел он на ветку старой яблони, подобравшуюся к заветному окну.

Чуть отодвинув занавеску, он заглянул в комнату и замер, любуясь открывшейся ему картиной. Лунный луч, воспользовавшись отодвинутой занавеской, пробрался в комнату и упал на постель рядом со сбившимся одеялом. Хозяйка спальни безмятежно спала, свернувшись клубочком, и тонкая рубашка соблазнительно обтягивала её тело. Широкий рукав смялся, до локтя обнажив правую руку, на которой красовался изящный шёлковый науз. Другой недовольно встрепенулся при виде науза, но Радх не обратил на это никакого внимания. Томалэ испугал всплеск собственных эмоций. Он не впервые забирался в окно чужой спальни, но никогда ещё он не испытывал такой радости, такой щемящей нежности как сейчас.

– Тали, – тихонько позвал он.

Тали вздохнула, перевернулась на спину, потянулась и, не открывая глаза, предвкушающе улыбнулась.

– Радх, – прошептала она.

Томалэ распахнул окно и шагнул с ветки прямо в комнату.

– Тали!

Но тут девушка открыла глаза, потёрла их руками, и, убедившись, что это не сон, удивлённо спросила:

– Радх? Что ты тут делаешь?

– Поговорить пришёл, – сказал томалэ, и, вспомнив о том, чем закончилось их предыдущее «поговорить», не удержался от улыбки.

– Поговорить? – лукаво спросила Тали, вспомнив о том же. – Но неловко как-то разговаривать, если ты одет, а я в одной рубашке. Погоди, – попросила она, приподнявшись на локте, – я оденусь.

От этого движения шёлк натянулся, обрисовав высокую грудь, и дыхание Радха сбилось.

– Нет уж, – воскликнул он севшим голосом, – лучше уж я разденусь. Для удобства разговора.

– И о чём же мы будем так удобно разговаривать? – с деланым любопытством спросила Тали, приподнимаясь на локте ему навстречу.

– О чём? – хрипло переспросил Радх. На самом деле разговаривать сейчас ему меньше всего хотелось. Почти все мысли разлетелись, оставив только желание, а внутри бушевал Другой, требовавший не тратить время попусту.

Радх тыльной стороной пальцев коснулся девичьего лица, провёл от щеки к подбородку, наслаждаясь нежностью кожи, потом кончиками пальцев скользнул от подбородка вверх по щеке и дальше, за ушко, к затылку.

– Тебе виднее, – лукаво улыбнулась Тали и облизнула пересохшие губы. От этого почти невинного жеста последняя мысль томалэ куда-то умчалась, послав ему на прощание воздушный поцелуй.

– Кажется о том, – прошептал он, склоняясь к самому ушку девушки, – что я потерял голову.

Она тихонько засмеялась, запуская пальцы в его волосы. Радх легко поцеловал ушко Тали, провёл губами по её шее, нежно поцеловал уголок рта, затем поймал губами её нижнюю губку… Одна рука его скользнула под спину девушки, приподнимая и прижимая её к напряжённому мужскому телу, другая властно легла на упругую грудь.

– Радх… Погоди…

Она коснулась перстня с опалом и прошептала несколько слов. В прошлый раз томалэ счёл их ругательствами, но Другой подсказал, что Тали «разбудила» исказитель звука. Теперь из комнаты не донесётся ни звука, кроме мерного дыхания спящей.

– Радх…

От короткого нежного полустона, с которым было произнесено его имя, у томалэ перехватило дыхание.

– Счастье моё, – прошептал он…

В прошлый раз и Радх, и Тали были захвачены врасплох жгучей, яростной страстью, вспыхнувшей после первого поцелуя, сейчас же Тали была сонно-покорной, и томалэ старался не торопиться, а растянуть удовольствие.

И ночь длилась, тянулась, до третьих петухов полнилась пылом и негой. Лишь когда пропели третьи петухи, и заря забрезжила за окном, Радх нехотя разомкнул объятья и отстранился от возлюбленной.

Взяв руку Тали, томалэ поднёс её к губам.

– Благодарю за восхитительную ночь, ата ашала [“счастье моё” Перевод с тарского] – произнёс он, целуя тонкие пальцы. Радх почувствовал, что Другой полностью завладел телом, но не стал противиться. А Другой продолжал:

– Я вспомнил, о чём хотел с тобой поговорить.

– О чём? – сонно спросила Тали. Меньше всего сейчас ей хотелось разговаривать.

– О твоей вчерашней просьбе.

– О Кваснёве? Что с ним? – спросила Тали, изо всех сил пытаясь не дать глазам закрыться.

– С ним всё хорошо, – ответил Аэрт, вставая с постели. – Разве что он вчера просадил «У томалэ» своё месячное жалованье, так это не беда, с господами офицерами это случается.

– А тварь, которую Роза вызвала в Этот свет? – спросила Тали.

– Её больше нет, – самодовольно ответил Аэрт.

– Значит, штабс-ротмистр сможет спокойно спать? – спросила девушка, чувствуя, что глаза её совсем закрываются.

– О кошмарах он может забыть, – самодовольно усмехнулся Аэрт. – Не зря же он у меня науз купил.

– Замечательно, – пробормотала Тали.

Быстро одевшись, мужчина вновь присел на край постели.

– Зачем штабс-ротмистру науз, я понимаю. А вот зачем он тебе? – спросил он, вновь беря Тали за руку и внимательно рассматривая вязь узлов: «Покой», «Защита», ещё раз «Защита»…

– Затем же, – сонно откликнулась Тали. – Чтобы забыть о кошмарах.

– И что же за кошмары тебя мучают? – насторожился Аэрт.

– Два весьма навязчивых кошмара, – ответила девушка. – Один с крыльями и огненным палашом, другой… Другого ты и сам знаешь. Она зевнула, прикрыв рот рукой и продолжила.

– И оба хотят, чтобы я сделала свой выбор. Я хочу во сне спокойно спать, – сказала она, ещё раз зевнув, – а не выбирать.

– Тут и нечего выбирать, – гневно воскликнул Аэрт. – Ра ата! Ата! [“Ты моя! Моя!” Перевод с тарского]

Бесцеремонно схватив Тали за руку, он одним движением извлечённого из сапога ножа, того самого, Тринхового, разрезал науз и засунул его обрывки себе в карман.

Сон слетел с Тали. Она приподнялась на локте и, глядя в глаза Аэрту, холодно произнесла:

– Науз навязать дело нехитрое. Я к завтрашней ночи ещё сделаю.

– Не вздумай, – гневно сказал Аэрт. – Я завтра приду и проверю.

– Завтра ночью меня уже здесь не будет, – Тали горько улыбнулась.

И Радх подумал, что хотел бы видеть на её устах совсем другую улыбку адресованной ему. Хуже этой улыбки были только слова.

– Как это не будет? – переспросил Аэрт, а Радх содрогнулся, не в силах поверить услышанному. Он-то надеялся, что у них впереди ещё не одна ночь. Дальше томалэ не загадывал, но расстаться вот так…

– Я уеду завтра вечером, – бесстрастно ответила Тали. – У меня пока нет сил на личину. Если задержаться, возникнут проблемы с посетителями.

– А когда вернёшься? – спросил Радх напряжённо, перехватив у Аэрта власть над телом.

– В Версаново? – удивлённо спросила девушка. – Надеюсь, никогда.

– И где тебя искать? – спросил томалэ.

– А зачем? – тихо спросила Тали. – Зачем меня искать?

– Ты – моя, – коротко ответил томалэ и за себя, и за Другого.

– Нет, – категорично ответила Тали. – Об этом даже не может быть речи.

– Почему? – спросил Аэрт, вновь завладевший телом. Радх уступил. Он знал ответ, знал, что не ровня благородной, но у Другого было другое мнение.

– Почему? – с горечью воскликнула Тали. – Почему? Потому что я – женщина.

– Женщина, – согласился Аэрт, вместе с Радхом недоумевая, каким образом это может помешать им быть вместе.

– Будь я мужчиной, – продолжала Тали, – я могла бы завести содержанку-томалэ. И никто бы мне и слова не сказал.

– Если бы ты была мужчиной, – хмуро сказал Аэрт, – я бы не стал с тобой целоваться.

– О, целуешь ты меня охотно, – воскликнула Тали, – но, если о нашей связи узнают, меня сочтут падшей женщиной. И передо мной закроются все двери, кроме дверей обители Кающихся грешниц. А если у нас будет ребёнок? Что ждёт его? Пожизненное клеймо незаконнорожденного, оставленного родительским попечением?

– Позволь мне позаботиться об этом, – сказал Аэрт. Радху на мгновение стало не по себе от ощущения силы того, кто сейчас говорил его голосом. Но на Тали это не подействовало. Она лишь хмыкнула.

– Ты мне не веришь? – гневно спросил Аэрт, но ответом ему была ещё одна горькая улыбка.

– Я верю, что ты можешь добиться многого, – сказала Тали, – даже женить томалэ на княгине.

Радх оторопел. Княгиня? Жениться? Жениться на чужачке? О таком и помыслить было странно.

– Но зачем? Зачем сажать соловья в золотую клетку? – продолжала Тали.

– Зачем лишать его свободы, втискивая в вицмундир, навешивая на него оковы этикета?

При упоминании этикета Радх поморщился, да и воодушевление Аэрта подутихло. Одно дело убить ради женщины злейшую из тварей, и совсем другое – заучивать бесконечные «можно» и «нельзя».

– Ах, Радх, – промурлыкала Тали, – хотела бы я каждый день тешить душу свою твоими песнями, а тело твоими ласками. Но, увы, долг мой требует иного.

– И чего же требует твой долг? – спросил Аэрт.

– Мой долг, – вздохнула Тали, – требует выйти замуж и родить оДарённого наследника.

– И как скоро? – спросил Аэрт.

– Меня начнут сватать сразу по возвращению в столицу.

При мысли, что Тали окажется в объятиях другого мужчины, ярость захлестнула Радха, а Другой почти прорычал:

– У тебя не будет другого мужа на Этом свете!

– И как ты этого добьёшься? – спросила Тали.

– Вот как! – проревел Аэрт, занося над ней руку с ножом.

– Нет, Аэрт, нет! – закричал Радх, пытаясь отнять у Другого контроль за телом. Сильнейшая боль пронзила тело томалэ, разрываемое двумя противоборствующими волями. Мгновение растянулось в бесконечность, каждый миг которой приближал нож, не знающий промаха, к сердцу Тали.