Глава седьмая
Рэндалл, выйдя из кабинета вслед за своей теткой Гертрудой, не проследовал за нею в библиотеку, откуда уже слышались ее гневные тирады в его адрес, а вместо этого повернул к лестнице. Быстро окинув взглядом пустой холл, он стал подниматься наверх, довольно быстро, но стараясь не производить шума. На верхней площадке никого не было. Первая дверь слева вела в спальню Грегори Мэтьюса и была незапертой. Рэндалл осторожно повернул ручку и вошел, тихонько прикрыв за собой дверь.
В комнате было сумрачно от обилия мебели красного дерева и казалось, здесь давно уже никто не жил… Кровать была аккуратно застелена покрывалом, окна плотно закрыты. Ни на каминной полке, ни на письменном столе не осталось никаких личных вещей покойного, ни одной мелочи, все было безлико и чисто, как в гостиничном номере.
Рэндалл огляделся и подошел к массивному гардеробу, занимавшему собой почти всю стену. Там были аккуратно разложены и развешаны вещи Грегори Мэтьюса, но Рэндалла явно интересовали не они. После быстрого осмотра он закрыл гардероб, подошел к трюмо и исследовал содержимое ящиков. Увы, они оказались практически пусты, если не считать часов на цепочке и шкатулки со скрепками для скоросшивателя.
Рэндалл несколько обескураженно пожал плечами и вошел в смежную с комнатой ванную. Здесь все тоже было пусто и голо. Ни единая мелочь, хотя бы кисточка для бритья, не напоминала о том, что еще несколько дней назад дядя пользовался этой ванной… Рэндалл раскрыл ящичек с медикаментами, но там тоже ничего не было. Он повернулся и быстро пошел к выходу на лестничную площадку. Рэндалл как раз прикрывал за собой дверь в спальню Грегори, когда поднимавшаяся снизу Стелла увидела его и обомлела.
— Доброе утро, моя милая, — несколько натянуто улыбнулся ей Рэндалл, закрыв дверь.
Стелла стояла не шелохнувшись, рука ее все еще лежала на массивных полированных перилах лестницы.
— Что ты там делал? — наконец выдавила девушка.
— Вот, только что имел честь осмотреть наконец место преступления, — отвечал он, вытаскивая из кармана свой портсигар. — Угостись сигареткой, милая.
— Нет, спасибо. А что же ты там искал, у дяди?
Он поднял брови:
— А разве я сказал, что ИСКАЛ там что-нибудь?
— Да это же и младенцу понятно!
— Как бы там ни было, я просто обескуражен тем, что увидел. Там же все убрано! Кто об этом позаботился?
— Тетя Гарриет там все вверх дном перевернула в тот же день, как умер дядя, — ответила Стелла.
Рэндалл закурил и задумчиво заметил:
— Я всегда гадаю, неужели тетя Гарриет на самом деле такая непроходимая дура или только прикидывается?
— Бог мой, ты в самом деле считаешь, что она могла сделать это для того, чтобы избавиться от улик?! — воскликнула Стелла.
— Я пока не могу еще сказать что-нибудь определенное на этот счет, — проговорил Рэндалл. — А вот любопытно, что могла забрать из дядиной аптечки тетя Гарриет?
— Откуда мне знать! Все, что угодно. Пластырь, йод, гель для ванны…
— И конечно же, тоник? — усмехнулся Рэндалл, внимательно наблюдая за вьющейся струйкой дыма от своей сигареты.
— Нет, бутылочку с тоником просто разбили. Случайно. Она была не откупорена.
— Ага, так, значит, она была разбита… Так кто же разбил ее так удачно, милая кузина?
— Никто. Дядя оставил ее стоять на тазике для умывания, она и свалилась оттуда. От ветра, вероятно, когда распахнули окна в спальне.
— А кто-нибудь задавал по этому поводу какие-либо вопросы? — осведомился Рэндалл.
— Ты имеешь в виду полицейских? Ну да, думаю, что да. Меня саму об этом не спрашивали.
— Трудно сказать, кого больше беспокоит нездоровая активность тети Гертруды, — задумчиво произнес Рэндалл. — Полицию или родственников усопшего? Может быть, все-таки родственников?
— Не знаю, но все-таки зачем ты ее так обидел? Она кричала, что се еще никогда в жизни так не оскорбляли.
— Вероятно, — кивнул Рэндалл.
— Так что же ты ей такого сказал? — с любопытством спросила девушка.
— Всего лишь то, что если бы я был на ней женат, то непременно имел бы нескольких любовниц, — ответил Рэндалл.
Стелла не сумела сдержать короткого смешка, но сказала:
— Ну, это уж слишком. Есть же какие-то границы, что можно, а что нельзя говорить людям! Грубее, наверное, ничего и не придумаешь!
— Во всяком случае я в тот момент не мог придумать ничего грубее, увы. Но и этого оказалось достаточно, чтобы избавиться от нее хоть на время.
— Неужели ты можешь быть груб с людьми только затем, чтобы избавиться от них?
— Могу.
— Ты ужасный человек! — воскликнула Стелла.
— Ты уже многократно сообщала мне эту нетленную истину, — небрежно сказал Рэндалл, загадочно улыбаясь. — Что же я сделал дурного, милая Стелла?
— Ничего. Но ты ходишь и на всех брызжешь своим ядом, а яда у тебя под языком предостаточно! Я помню, как ненавидела тебя в детстве, когда впервые приехала в этот дом!
— Да, ты была такой капризной, дурно воспитанной девчушкой… — пробормотал Рэндалл. — Я помню, помню…
— Ничего подобного!
— Жестокой, требовательной, неуклюжей и невежественной…
Она покраснела:
— Ну, в конечном счете, в этом возрасте все девочки таковы!
— Вполне возможно, только я не вижу причин, почему я должен со всеми ними быть мил и обходителен.
— Куда уж там! Разве ты хоть с кем-нибудь мил? Ты отвратительно ведешь себя с Гаем…
— Ну что ж, ничто человеческое мне не чуждо, и если он нападает на меня, то что же он надеется получить в ответ?
— Ты, наверное, в детстве отрывал крылышки у бабочек, — сердито сказала Стелла.
— Как ты догадалась? Конечно, это было мое любимое занятие!
— И еще… еще… Я категорически возражаю против твоих гнусных намеков в адрес моей матери!
— О! Ты о моей любимой тете Зау? Ты меня неправильно понимаешь, милая! Напротив, я ее верный поклонник!
— Да уж, с тобой все ясно.
Он в удивлении поднял брови.
— Ну ладно, а что же я могу найти сказать о твоем друге, так сказать, гипотетическом женихе?
— Ради Христа, оставь Дерека в покое! Ты же знаешь, что мы обязательно поженимся!
— А, это все еще в силе? — чуть усмехнулся Рэндалл.
Она смешалась, чуть покраснела и торопливо заговорила:
— Ты меня, наверное, хочешь вывести из себя, Рэндалл, только напрасно. Просто ты услышал от кого-то грязную историю про Дерека и Фостеров… С тебя станется разнести ее по всей округе… Это правда, что на танцах у Хоупсов он был с Мэйзи Фостер, поскольку я не могла в тот день поехать туда, но ведь он знаком с Мэйзи очень давно, ровно столько же, сколько со мной… И… И мне было бы просто глупо ревновать его…
Улыбка Рэндалла стала шире:
— Кажется, я получил от тебя гораздо больше пищи для размышлений, чем рассчитывал!
Она прикусила язык.
— На что ты намекаешь?
— Да так, пустяки, — отмахнулся Рэндалл. — А скажи-ка мне, где проживает эта краля? Кто она такая?
— Во-первых, это вовсе не краля. А живет она на Парк-Террас.
— Очень заманчиво звучит. Это район богатых семейств. Она, конечно же, единственный ребенок в семье?
Но Стелла посчитала ответ на этот вопрос необязательным, поскольку из своей комнаты вышел Гай и зашагал прямо к ним. Рэндалл сразу повернулся к нему и спросил, с безыскусственным любопытством в голосе:
— О, кого я вижу! Ты дома — в середине рабочего дня! Так ты теперь как, Гай, в отпуске или фирма "Брук и Мэтьюс" просто самоликвидировалась?
Гай, который был явно не в духе, зарычал:
— Нет, она не ликвидировалась! И ты не единственный, кто имеет право присутствовать в этом доме днем!
— Кажется, ты чем-то здорово расстроен, дорогой кузен? — промурлыкал Рэндалл. — Не в форме сегодня, а?
— Трудно себе представить человека, кто был бы в форме, пока над нами висит это гадкое дело, — угрюмо отвечал Гай.
— Ну что ж, тогда возьми сигаретку — очень успокаивает нервную систему, — посоветовал Рэндалл, протягивая ему портсигар.
Гай машинально взял сигарету и стал крутить ее в пальцах, словно не зная, что с ней делать дальше, пока Рэндалл с чуть удивленной усмешкой не поднес ему огонек зажигалки.
— А-а, спасибо, — рассеянно протянул Гай, прикуривая. — А они там внизу, в кабинете, закончили?
— Ты о полиции? — переспросил Рэндалл. — Ну иначе разве я ушел бы оттуда?
Гай метнул на него тревожный взгляд:
— Ну и? Они что-нибудь там обнаружили? Да там и нечего было искать!
Рэндалл молчал.
— Ты можешь мне ответить? — повысил голос Гай.
— Но ведь ты же сам сказал, что там искать было нечего, — вальяжно повел плечами Рэндалл.
— Да ну тебя к черту! Я же не имел в виду дядиных бумаг!
— Послушай, Гай, не будь ослом, ты же видишь, что он просто пытается поиграть у тебя на нервах! — вмешалась Стелла.
— Ну и что же, какая мне разница! — деланно рассмеялся Гай и тут же серьезно спросил: — А какую они заняли позицию? Куда они гнут?
— Мой милый, неужели ты думаешь, что я успел втереться к ним в доверие?
— Думаю, ты что-нибудь да заметил. Они растеряны? Ведь нет никаких указаний на то, кто бы мог это сделать. Как они намерены вести расследование?
— Не имею ни малейшего представления, — отвечал Рэндалл. — Им сейчас важнее всего определить, куда был подмешан никотин, но, похоже, они еще не выяснили этого. Возможно, рассчитывают на завтрашнее судебное расследование. Надеюсь, ты хорошо вызубрил свою роль?
— А, черт, ты опять про это треклятое виски! — взвился Гай. — Подумай, как бы я стал подливать туда никотин в присутствии всей семьи?
— Этого я не знаю, но думаю, что я бы вполне справился с этой задачей, — заметил Рэндалл невозмутимо.
— Ты! Ты-то, конечно, мог! И наверняка сделал бы, если бы тебе только представился случай!
Рэндалл мягко рассмеялся:
— Ах, милый кузен, как тебе хочется, чтобы у меня БЫЛ случай! Но его у меня не было, как ты сам прекрасно понимаешь. Меня самого здесь не было, и боюсь, тебе придется вывести меня из списка подозреваемых. Жаль, конечно, но придется.
— Господи, да когда же вы наконец заткнетесь! — застонала Стелла. — Какой смысл в этих бесконечных словесах? От этого все становится еще хуже, а жизнь у нас теперь и без того не особенно приятна. Я не понимаю, чего ты беспокоишься, Гай?! Ведь все мы прекрасно знаем, что ты этого не делал, а что до полиции, то им вряд ли вообще удастся что-нибудь выяснить в этом деле. Ведь стакан, из которого дядя что-то пил перед смертью, уже давно вымыт…
— Но Гай беспокоится вовсе не из-за этого, — сказал Рэндалл, прищурившись. — Ведь, вполне вероятно, яд был не в виски…
Гай скривился, как от тошноты:
— Ну конечно, не в виски! И я не тревожусь ни о чем, только вот атмосфера этой всеобщей подозрительности мне ужасно действует на нервы. Мое личное мнение — что все дело лопнет как мыльный пузырь. Ведь, в конце концов, у полиции есть свой срок для расследования каждого убийства — не станут же его расследовать вечно?
— Какая жалость, что тетя Гертруда заварила всю эту кашу! — вздохнула Стелла.
— Это точно! В первый момент я готов был задушить ее, задушить! — вдруг взорвался Гай, но, натолкнувшись на удивленные взгляды Стеллы и Рэндалла, попытался рассмеяться. — Ладно, ладно, пойду-ка посмотрю, чем они там занимаются…
Он сбежал по лестнице вниз.
Рэндалл глянул ему вослед, аккуратно загасил сигарету в пепельнице и снова повернулся к Стелле.
— Бог ты мой, какие страсти…
— Да, в нашем положении у всякого могут разыграться нервы! — сказала Стелла вызывающе. — А ты тут не живешь, и потому всего этого тебе не понять.
— Я не хочу вмешиваться не в свое дело, — с преувеличенной деликатностью заметил Рэндалл, — но на месте сестры милого Гая я посоветовал бы ходить ему каждый день на работу, как обычно, это вызовет меньше подозрений.
— Он не может. Я ему уже говорила и просила даже мистера Рамболда надавить на него, но ничего не получается. Он просто выбит из колеи. У него слишком чувствительное воображение, в этом вся беда.
— Будучи немного знаком с Гаем, я назвал бы его воображение не столько чувствительным, сколько болезненным! — проронил Рэндалл.
Стелла, которой и самой было противно от этих нервических дерганий Гая, не стала возражать, а просто сказала, что тоже, пожалуй, сойдет вниз, в холл.
— И если полиция спросит меня, я не смогу скрыть, Рэндалл, что видела тебя выходящим из спальни дяди, — добавила Стелла со значением.
— Роскошная идея! — кивнул Рэндалл. — Попробуй организовать частное сыскное бюро — у тебя здорово получится. Ладно, ты скажи, что видела меня у спальни Грегори, а я передам замечания Гая насчет удушения несчастной тетки Гертруды. Идет?
— Ты, однако, гадюка! — не выдержала Стелла.
Он улыбнулся:
— А ты, милая, хотела бы видеть меня паинькой, конечно?
Она оглянулась на него, постояла с мгновение, держась за поручень и явно намереваясь что-то ему ответить, но потом повернулась и сбежала по лестнице. Рэндалл следил за ней, все еще улыбаясь…
Миссис Лаптон не стала утруждать себя ожиданием мужа и, высказав окружающим в подробностях свое мнение о возмутительном поведении и испорченной нравственности Рэндалла, уехала в местное благотворительное общество.
Наконец Генри Лаптон вышел из кабинета, где его допрашивал Ханнасайд, и как раз столкнулся с Рэндаллом.
— Я хочу поговорить с вами, — негромко обратился он к Рэндаллу, боязливо трогая его за рукав.
— Неужели? — взглянул на него сверху вниз Рэндалл.
— Да!.. Я… — Лаптон оглянулся, чтобы убедиться, что в холле они одни, и зашептал возмущенно: — Я хочу знать, что вы имели в виду, когда бросали эти… эти безобразные оскорбления своей тете в лицо!
— Видите ли, постоянное желание людей услышать от меня то, что они и так знают, вызывает мое крайнее удивление, — не меняясь в лице, отвечал Рэндалл. — И тем не менее я готов ответить на ваш вопрос, если вы уверены, что хотите этого.
Генри Лаптон осекся, а потом спросил:
— Что вам говорил Грегори обо мне? Вот и все, что я хочу знать. Он ведь беседовал с вами у себя в кабинете за пару дней до того, как умер. Думаю, он вам что-то рассказал!
— Думайте что угодно, — кивнул Рэндалл. — Конечно, дядя вполне мог рассказать мне о ваших… гм!.. забавах. Например, с целью рассмешить меня.
— Не сомневаюсь! — простонал Лаптон.
— Значит, мы закончили это небольшое интервью? — осведомился Рэндалл сухо.
— Нет. Я хочу знать… Я настаиваю! Что вы намерены делать?
— Что я намерен делать? — переспросил Рэндалл. — А вы что, вообразили себе, что я стану интересоваться делами, которые мне вовсе не интересны? В частности, вашим любовным романом?
Лаптон покраснел, как мальчишка, но немного успокоился.
— Не знаю… От членов вашей семейки всего можно ожидать. А уж вы сами обязательно навредите там, где только можно навредить человеку…
— Раз уж вы заговорили в таком тоне, то я со своей стороны позволю себе подольше задержаться на том обидном для меня факте, что моя родная тетка была обманута супругом и…
— Но ведь она вовсе не страдала от этого!
— Да, и это тоже по-своему обидно! — с саркастической усмешкой кивнул Рэндалл.
Тут дверь в холл открылась и появилась мисс Гарриет Мэтьюс.
— Генри, Гертруда уже уехала! — сообщила она. — А тебе, Рэндалл, я скажу: что бы ты ни сказал там Гертруде, ты сделал это напрасно. А если уж ты намеревался остаться у нас на ленч, то ты мог бы предупредить меня, потому что, каковы бы ни были принципы ведения дома у вашей любимой тети Зау, у меня они совершенно иные, и я не намерена каждый раз кормить целую ораву…
— К моему счастью, у меня нет ни малейшего желания оставаться на ленч, — поклонился Рэндалл.
— Нет, пойми меня правильно, я не хочу показаться негостеприимной, но должна сказать, что рада это слышать. У нас тут и без того много народу, а кухарка только одна. Я уже дала понять Зау, что если она и в дальнейшем намерена принимать у себя бесчисленных гостей, то со мной это не пройдет! Я положу этому конец! Дом, в конце концов, настолько же мой, насколько и ее! И если она может брать на полдня машину, даже не спросив моего согласия, то… Да, Зау, я говорю о тебе, и мне все равно, слышишь ты меня или нет!
Дело в том, что в холл в этот момент выглянула миссис Мэтьюс, очевидно, привлеченная воплями своей золовки. Но она сдержалась и сказала вполне мирно:
— Ну конечно, дорогая, вы можете говорить обо мне, сколько вам заблагорассудится!
— Да, и даже хочу, чтобы вы услышали то, что я только что говорила!
— Но увы, я не слышала, — тонко улыбнулась миссис Мэтьюс. — Я только пришла сказать вам, что сегодня днем я возьму машину, если, конечно, вас это не стеснит…
— А меня это как раз стеснит! — с плохо скрытым восторгом заявила Гарриет. Она начала входить во вкус положения. — Точнее, машины нет. Паллен отвез ее в мастерскую — на ней нарос слой грязи и не включается правая фара!
Улыбка миссис Мэтьюс погасла стремительно. Но она снова сдержалась и заметила ровным голосом:
— Дорогая Гарриет, вы ведь знали, что сегодня днем я уговорилась со своим парикмахером? Я прекрасно помню, как говорила вам об этом. Неужели нельзя было помыть машину в другой день?
— Паллен сказал, что это совершенно необходимо, — вздернула нос мисс Гарриет.
Миссис Мэтьюс плотно сжала губы. Глаза ее нехорошо заблестели, но она снова произнесла вполне мирно:
— Я уверена, Гарриет, что вы это сделали из лучших побуждений, но на будущее не будет ли лучше, если мы станем все-таки советоваться друг с другом по таким вопросам? Вы согласны?
— Нет, не согласна! — победительно бросила Гарриет и гордо удалилась в свою спальню.
— Ах, милая тетя Зау, как с ней трудно, не правда ли? — участливо обратился к миссис Мэтьюс Рэндалл, наблюдавший всю сцену.
Она повернулась к нему:
— Нет, Рэндалл, в моем возрасте приучаешься не судить людей строго. Я очень, очень хорошо отношусь к Гарриет, а вся и всяческая нетерпимость — о, это только для молодых людей вроде вас. Всегда надо пытаться заглянуть поглубже, чтобы понять, что люди, поступая неблаговидно, часто руководствуются вполне лучшими побуждениями…
— Ваше христианское смирение меня просто покорило! — поклонился ей Рэндалл.
— М-да, ваша тетя Зау — приятная женщина, — заметил Генри Лаптон, который, видимо, из-за отсутствия супруги еще не вышел из, роли донжуана и соблазнителя одиноких женщин. — Я просто обожаю ее.
— Я тоже, — сказал Рэндалл.
— Тогда почему же вы над ней подтруниваете?
— Бог мой, уже второй раз за этот день меня упрекают в том, что я подтруниваю над умницей тетей Зау! Никоим образом, поверьте мне. Напротив, мое обожание становится просто неприличным! Такое самообладание!
Лаптон посмотрел на него с подозрением, но Рэндалл не стал продолжать, а прошел к столику в прихожей, чтобы надеть шляпу и перчатки.
— Вы будете завтра в следственном присутствии? — спросил его Лаптон напоследок.
— Не-а, — зевнул Рэндалл. — Тащиться в такую скучищу в такую рань… Передайте мои нежнейшие приветы тетушке Гертруде.
Действительно, вопреки ожиданиям своей родни, Рэндалл так и не появился в судебном присутствии на следующее утро. Это способствовало временному альянсу всех трех теток против него. Миссис Лаптон считала, что Рэндалл постыдился появляться у нее на глазах после вчерашнего гнусного оскорбления; мисс Гарриет усмотрела в его отсутствии наглое неуважение к памяти умершего; мягкая миссис Мэтьюс определила это как необъяснимый сдвиг в его сознании, свойственный, впрочем, молодости.
Все остальные члены семейства на заседании присутствовали. Агнес, дочь Гертруды, притащила даже своего мужа Оуэна, который откровенно тяготился этим дурацким сборищем в казенном учреждении.
— Все-таки никак не могу понять, каким боком это дело касается нас с тобой, — ворчал Оуэн, которого супруга оторвала от дел.
— А вы не допускаете, что для Агнес может быть небезразлична смерть ее дяди? — величественно заметила зятю миссис Лаптон.
Оуэн, который страшился вступать в прямые противоречия с тещей, только вполголоса пробормотал:
— Мне только странно, отчего я должен терять на это целое утро…
Когда Оуэн обнаружил, что Рэндалл отсутствует, он только крякнул: "Вот мудрый человек!", отчего заслужил испепеляющий взгляд со стороны оскорбленной тещи…
Миссис Рамболд, которой досталось место рядом с Оуэном, наклонилась к нему и сказала в светской манере:
— Не правда ли, в этом расследовании есть нечто ужасное? Я имею в виду, ведь все знали, как крут был мистер Мэтьюс, ну и как к нему относились…
Оуэн глянул на нее, не узнавая, и только отчужденно проронил:
— Пожалуй.
Миссис Рамболд рассмеялась.
— Вы, кажется, меня не узнали? Ну конечно, откуда бы вы меня знали! Меня зовут миссис Рамболд. Мы соседи с Мэтьюсами и очень дружили всегда…
Оуэн встрепенулся и пожал руку миссис Рамболд:
— Ах, да-да, теперь вспоминаю! Как поживаете? Как мило с вашей стороны, что нашли время прийти сюда!
— Ах, знаете, нам было так не по себе, и Эд — это мой муж, — решил, что нам надо обязательно поприсутствовать. Эти две несчастные старушки так хотели видеть Эда. Хотя мы и не думаем, что это судебное расследование что-нибудь даст.
Оуэн подумал вскользь, что «старушки», особенно элегантная миссис Мэтьюс, не были бы польщены таким отзывом о них.
— Но мы не единственные соседи, кто встревожен этим случаем, — продолжала миссис Рамболд. — Весь Гринли Хит взбудоражен, ходят слухи… А, вот и доктор Филдинг! Он совсем не волнуется, если судить по его виду…
— С чего бы ему волноваться? — спросил Оуэн, чтобы поддержать беседу.
— Ну, видите ли… — миссис Рамболд замялась. — Мне кажется, что он не сумел распознать отравление, когда осматривал… тело мистера Мэтьюса, и ему это может быть не очень-то приятно вспоминать на суде. Все-таки он доктор. А раз он доктор, он должен разбираться в таких делах, не так ли?
— Правду сказать, я почти ничего не понимаю в этих вопросах, — сказал Оуэн и поспешил к своему тестю, Генри Лаптону, чтобы перемолвиться с ним словечком.
В этот самый момент в судебное присутствие вошел коронер, и заседание началось.
Сперва вызвали Бичера, дворецкого, и он долго и нудно описывал, когда и в каком состоянии обнаружил тело своего хозяина.
Затем давал показания Филдинг, и заседание стало живее. Многие дамы нашли, что Филдинг выглядит очень интересным молодым человеком, при этом все сошлись во мнении, что он холоден, как собачий нос.
Филдинг и впрямь владел собой великолепно. Он высказался очень кратко, после чего стал отвечать на вопросы, так же лаконично и ясно. Он признал, что не сумел выявить отравления сразу, думая, что смерть наступила от сердечного приступа. Он пояснил это медицинскими терминами, которые вызвали к нему определенное уважение в зале, ибо никто ничего не понял в этих мудреных названиях. Когда его спросили, что же заставило его обратиться за официальным расследованием к коронеру, доктор ответил ровным, спокойным голосом:
— Настойчивые требования одного из членов семьи.
Это заявление породило возбужденное шевеление в зале, полном соседями Мэтьюсов. Казалось, что сейчас станут известны пикантные подробности внутренней жизни этого семейства, из-за чего у кого-то возникли подозрения в убийстве… Это обещало быть громким, захватывающе интересным скандалом.
Однако миссис Гертруда Лаптон, давшая показания вслед за доктором, ничего скандального не высказала и не назвала причин, по которым решила, что ее брата могли отравить. Она просто инстинктивно почувствовала, что это могло быть так, вот и все. У нее было просто неясное ощущение, ничего более.
Напряжение в зале сразу спало, и многие разочарованно вздохнули…
— Ну, что я вам говорил насчет женской психологии? — прошептал сержант Хемингуэй на ухо Ханнасайду.
Итак, миссис Лаптон садилась на свое место уже на фоне уныния зала, обманутого в своем предвкушении смачного скандала. Публика осматривала остальных Мэтьюсов, прикидывая, кого же вызовут следующим. Но Ханнасайд поманил к себе судебного клерка, что-то шепнул ему, клерк прошелестел к коронеру, склонился к его уху, и коронер, звякнув стеклянной крышкой графинчика с водой, объявил, что в интересах следствия слушание дела переносится.
С этим уж ничего нельзя было поделать, и разочарованная публика потянулась по домам, утешая себя лишь тем, что этот спектакль был для них бесплатным.
Оуэн Крю, спеша наружу под руку с Агнес, прошептал ей на ухо:
— Я же говорил тебе, что мы только зря потеряем время…
Оказавшись на улице, он твердо заявил, что не намерен дольше задерживаться и немедленно возвращается в город, ловко освободился от локтя супруги и двинулся к своей машине. Агнес, конечно же, безумно хотелось обсудить ход заседания со своей матерью, но она придерживалась по жизни твердого правила, что жена должна следовать за мужем, как нитка за иголкой, и потому, горестно вздохнув, она наскоро попрощалась со своими, пробормотала слова извинения и села в машину к Оуэну.
Мисс Гарриет Мэтьюс, пришедшая в судебное присутствие, вооруженная объемистой хозяйственной сумкой, устремилась в поход по продуктовым магазинам.
Миссис Мэтьюс, томно опираясь на руку Гая и приветливо кивая знакомым, промурлыкала:
— После всего этого кошмара мне нужно хоть немного отдохнуть душой, дети… Стелла, не видишь ли ты, где припарковался Паллен?
— Он ждет на той стороне площади, — сумрачно отвечала ей дочь.
— Милая, пойди к нему и попроси, чтобы он подъехал сюда… А, вот уже он нас увидел!
Миссис Мэтьюс помахала шоферу рукой и обратилась к Эдуарду Рамболду:
— О, я чуть не забыла поблагодарить вас за то, что вы пришли! Ах, такая морока, такой кошмар — все эти суды, коронеры, следователи…
— Постарайтесь не принимать это близко к сердцу, — посоветовал Рамболд. — Мы все, я и, супруга, очень вам сочувствуем, но надеемся, что все кончится благополучно…
— Я не хочу сейчас говорить об этом, — слабо улыбнулась она. — Мне надо собрать свои мысли, все взвесить… Вы зайдете к нам чуть позже, когда у меня все уляжется, не правда ли? Например, к пяти часам на чай…
— Конечно, если хотите, я обязательно приду, — начал мистер Рамболд, но Стелла вдруг прервала его с едким сарказмом в голосе:
— Да, да! Ведь так ужасно, когда в доме нет никого, кроме родственников! Мама права — вынести такой пытки просто невозможно!
Рамболд рассмеялся:
— Ну, после такого любезного приглашения не прийти будет просто свинством, право слово!
— Я не имела в виду ничего против вас, — смутилась Стелла. — Приходите, конечно… Надеюсь, вы возьмете с собой миссис Рамболд?
— Естественно…
Но Рамболд не привез жену в «Тополя». Он объяснил это тем, что она еще раньше якобы получила другое приглашение, зная, что миссис Рамболд здесь, мягко сказать, недолюбливают.
На полпути к «Тополям» он встретил Стеллу, которая рассказала ему, что ее мать уже успела побеседовать с одним из репортеров, осаждавших дом…
— Бог знает, зачем она вообще заговорила с ними, и неизвестно, что она им могла сказать, — раздраженно заметила Стелла. — Впрочем, боюсь, мы узнаем это все из завтрашних газет.
— Ничего, Стелла, все это сущая ерунда, не расстраивайте себя заранее, — утешил ее Рамболд.
— Ничего не могу с собой поделать, — поникла головой девушка. — Это на меня страшно действует. Но хотя я не извиняю маму, не могу одобрить и того, как с нею обращается тетя Гарриет. Тетя пытается насолить маме, как только может, и стоит маме сдвинуть стул на два дюйма от его привычного места, как та сразу же закатывает жуткий скандал и орет, что перед этим надо было с ней посоветоваться! Представляете?
Эдуард Рамболд погладил ее по руке и повторил:
— И все же не расстраивайтесь понапрасну, Стелла. В сущности, по-человечески понятно, отчего ваша матушка на ножах с мисс Гарриет — ведь они обе обозлены тем, что дом оставлен им в СОВМЕСТНОЕ владение, верно?
Стелла встретила его все понимающий взгляд.
— Ну да, — сказала она убито. — У них теперь начнется веселенькая жизнь!
— Ничего, надо дать им время, и страсти поулягутся, — обнадежил ее Рамболд. — Уже очень скоро вы сами будете удивляться, как здорово они ладят.
— Остается только надеяться! — хмыкнула Стелла. — Но я для себя решила — в этом доме я не останусь жить. Тетя Гарриет с Гаем ничего, а ко мне придирается каждую секунду. Что бы я ни сделала — все плохо. Я вчера уже сказала маме, что больше не могу этого выносить.
Он взглянул на нее встревоженно, но голос его был все тот же, спокойный, утешающий:
— А когда вы собираетесь замуж? Ведь это уже как бы решено?
Она ответила не сразу, а когда ответила, то ее тон был нарочито уверенным:
— О нет, мы решили подождать еще годик! Нам надо подождать, пока закончится вся эта бодяга с судом и так далее, и, кроме того, мне надо выдержать траур, не так ли?
Рамболд взял ее за руку.
— Послушайте, Стелла, милое дитя, у вас что-нибудь не так с Филдингом?
— Да нет же, Господи, нет! — несколько взвинчен но отвечала Стелла. — Просто у меня возникла мысль, что нам следует немного подождать со свадьбой, вот и все! Я просто настаивала на этом, потому что надо иметь в виду и интересы практики Дерека, а его практика может здорово пострадать, если… А если в нашей семье обнаружится убийца, то… то ему, конечно, следует хорошенько подумать, прежде чем входить в такую семью…
— Но, если он порядочный молодой человек, то…
— Нет, нет! — Стелла покраснела. — Он вовсе не говорил мне об этом. Я сама его убедила, и он наконец согласился со мной, что нам надо… отложить свадьбу. Я буду снимать квартирку на пару с одной знакомой девчонкой, она немного шьет и разбирается в моде, и я думаю, что тоже смогу быстро этому научиться, так что мы с ней станем работать на пару. По крайней мере, я сойду как манекен, как вы считаете?
Рамболд осторожно кашлянул.
— А что говорит ваша матушка?
— Ну, естественно, она против. Но она свыкнется с этим, будьте покойны. Она ведь понимает, как у нас в доме страшно жить теперь, хотя и вечно стонет, что ей тяжелее, чем нам с Гаем.
На крыльцо дома вышла мисс Гарриет и восторженно приветствовала Рамболда. Она сразу же ухватилась за его руку и повлекла в гостиную, надеясь посудачить с ним всласть… Однако там выяснилось, что в гостиной уже уютно устроилась миссис Мэтьюс. Она сидела в глубоком кресле и вязала, а перед нею в пепельнице дымилась сигарета.
Мисс Гарриет, сразу же воспылав гневом, вскричала, что в комнате можно топор вешать, и кинулась открывать окна. Поднявшийся сквозняк незамедлительно повалил на пол вазу с цветами, а витражное стекло в двери спас только дворецкий, который вовремя бросился придержать дверь… Эти печальные последствия любви к свежему воздуху заставили мисс Мэтьюс закрыть окна обратно, что только усилило накопившееся у нее раздражение. Это озлобление старуха уже готова была сорвать даже на любимом Гае, который вошел в гостиную с вопросом, кого убивают на сей раз и почему теперь это делается так шумно, но…
Дверь снова раскрылась, и на пороге гостиной показался Рэндалл, как всегда элегантный, весь как симфония в пастельных тонах. Он, светясь улыбкой, отвесил общий поклон и вальяжно прошествовал в комнату.
