Если вам вздумается отыскать среди Меловых холмов Сассекса Литтл Фитлдин, то вы обнаружите его между Мидхерстом и Брайтелмстоуном в укромном уединении двух гряд холмов. Вокруг этой деревушки поселились три джентльмена. Один из них обосновался примерно с милю на север, прямо на склоне холма. Его звали мистер Винтон. весьма скучный вдовец с двумя детьми: Джеймсом и Дженнифер. Другой построил себе дом к западу от деревни, рядом с дорогой на Лондон и Грейт Фитлдином. Звали этого господина сэр Томас Жеттан. Он тщательно выбрал место для строительства дома, чтобы рядом был лес; вокруг разбил сад на голландский манер. В конце прошлого века, когда страной правил король Чарлз Второй, дом Жеттана сверкал ослепительной белизной, надменно выделяясь на фоне лесного ландшафта. Теперь, спустя семьдесят лет, этот дом несколько поблек, основательно зарос плющом и обрел вид добротного, не страшащегося времени английского строения. Жеттан очень гордился своим домом. Не проходило и дня. чтобы он не рассматривал дом с самых неожиданных ракурсов. Для уже не молодой четы Жеттанов в их доме заключался весь смысл жизни. Он был им вроде собственного ребенка. Не могло идти речи о его продаже, дом должен был переходить от отца к сыну, от сына к внуку, и так - на протяжении столетий. Старый Том также не допускал мысли, что дом мог перейти в руки наследницы, кем бы она ему ни доводилась, главное, чтобы дом всегда был связан с именем Жеттанов. Старый Том обсуждал проблему своего завещания со всей округой. Всем друзьям и знакомым он показывал белый дом и рассказывал длинные истории про бывшие пороки его владельца и нынешнюю добродетель, которая, как он уверял, заключалась именно во владении столь великолепной собственностью. Все достижения его предков казались Тому сродни суетливому порханию мотылька по сравнению с этим домом, который на склоне лет стал его единственным пристанищем. Том требовал от двух своих сыновей относиться к дому с должным почтением, возможно, это было данью традиции рода Жеттанов, все представители которого начинали свой путь с горячим сердцем, которое впоследствии неизбежно и безнадежно разбивалось. Соседи за глаза посмеивались над ребячеством старого Тома. Они даже окрестили его дом "Гордость Тома", но в их судачествах не было и тени неприязни к соседу. Том Жеттан и сам долго придумывал подходящее название для своего дома, когда до него дошли слухи о прозвище, которое на сей счет уже существовало в округе. Несмотря на тщеславие, ему не чуждо было чувство юмора: услышав, как соседи именовали его жилище, он принял это название с удовольствием. Не прошло и месяца, как соседи с ужасом увидели, что на его кованых железных воротах в замысловатых геральдических вензелях красовалась, подобно эпитафии, надпись: "Гордость Жеттанов". Понятно, радости это особой не вызвало. Еще бы! Тайная шутка была раскрыта и даже использована, и гости Тома испытывали вначале смущение. Том же был далек от того, чтобы обижаться за это на своих соседей. Вскоре всем стало ясно, что он благодарен им за столь удачное название.

Сыновья, однако, не оправдали пророческих надежд Тома: старший сын, Моррис, делал все, чтобы показать свое нежелание укорениться в "Гордости Тома". Другой сын, Томас, просто не выказывал особой любви к дому. Когда старый Том умер, он оставил завещание, в котором говорилось, что если Моррис к пятидесяти годам не соизволит обосноваться в "Гордости Тома", то наследство переходит к его брату и его наследникам. Томас советовал Моррису жениться и обзавестись детьми.

- Делай это, милый! Старик свихнулся, если думал, что Жеттаны станут жить в этой дыре! Моррис, ты старший брат и тебе надлежит нести тяжкое бремя семейных традиций! - при этом он ехидно хихикал.

- Конечно, почему бы и не пожить здесь, - отвечал Моррис. - Три месяца здесь, а девять месяцев где-нибудь еще.

- А это не противоречит завещанию? - спросил Том с сомнением.

- И не запрещает. К тому же, я заведу себе жену. Том прыснул, но тут же подавился, увидев неодобрительный взгляд брата.

- Да спасет Господь нас и нашего старика, всего три дня назад нас покинувшего. Я не хотел его обидеть, ты же знаешь. Но клянусь: он решил напоследок позабавиться! - он снова прыснул и пожал плечами. - У тебя не хватит денег, чтобы все это содержать, Морри. Забудь про жену.

Моррис поправил очки и нахмурился.

- Наш отец оставил даже больше, чем я мог ожидать.

- Ну-ну!. Этого хватит всего на неделю! Прости меня. Господи, ты собрался жениться на этом доме?

- Нет. выберу я себе женщину, а уж все остальное предоставлю ей.

Том уставился на брата круглыми глазами.

- Разрази меня гром, я начинаю верить, что это место превращает тебя в нашего старика! Морри, Морри, распрями спину, очнись!

Моррис улыбнулся.

- Я добьюсь гораздо большего до того, как "Гордость Тома" успеет меня изменить, понимаешь, Том? Местечко, на самом деле, слишком неплохое, чтобы его продавать или просто забросить.

- Если бы у меня было две тысячи гиней, - возразил Том, - то я послал бы эту "Гордость" ко всем чертям. Моррис взглянул на брата.

- Успокойся, Том, ты прекрасно знаешь, что свое получишь! Выбирай, как хочешь: тысячу, две или двадцать?

- Благодарю тебя, Морри, но я не собираюсь сесть тебе на шею! И не уговаривай меня. Лучше расскажи поподробнее про свою будущую жену. Кто у тебя на примете?

- Я пока еще не решил, - ответил Моррис и сладко зевнул. - Их кругом такое множество, бери не хочу!

- И то правда, ты ведь у нас просто красавчик. Бьюсь об заклад, что это Люси Фармер? Морриса передернуло.

- Нет уж, увольте, скорее, Марианна Темпест.

- Дочка старого Катлхилла? Да она прибьет тебя в первый же месяц.

- Но за ней дают приличное приданое.

- Ты все же подумай, Морри! За такую мегеру и двадцати тысяч приданого мало!

- А что скажешь о Джейн Баттерфилд? Томас в задумчивости вытянул нижнюю губу.

- Я, конечно, ничего не имею против нее, но, Морри, Господи, ты сам-то сможешь ее терпеть?

- Я еще не пробовал, - парировал Моррис.

- И не успеешь, женитьба - это полный конец всем прелестям жизни. Ты ведь не можешь сначала пожить с ней вместе месячишко-другой, а потом уже принимать решение. Да и девушка вряд ли на это согласится.

- Даже если бы и согласилась, то ее потом все равно замуж бы не взяли, заметил Моррис. - Жаль. Хотя я все равно в любом случае не смог бы жить с Джейн.

Томас уселся на стул.

- Дело в том, Морри, что мы, Жеттаны, можем жениться только по любви. Никто из нас не женился без любви, причем неважно, был ли брак по расчету или нет.

- Это старомодно, - возразил Моррис. - Женятся для удобства и комфорта, а при этой можно влюбляться хоть пятьдесят раз!

- Как, одновременно? Я полагаю, Морри, что это как раз и окажется не очень удобно. О Боже! Могу себе представить: пятьдесят раз влюбляться, дьявол тебя побери! Тут и с тремя можно с ума сойти, разрази меня гром!

Моррис сжал свои и без того тонкие губы.

- Брось чушь молоть! Пятьдесят возлюбленных распределяются на протяжении всей жизни, и ты не связан обязательствами ни с одной из них. Это блаженство!

Томас повертел указательным пальцем у виска, при этом его пухлое добродушное лицо вдруг сделалось серьезным'.

- И ни одна из этих возлюбленных не будет настоящей, Морри. Если бы ты встретил свою судьбу, то никогда бы не стал зачислять ее в этот отряд! Послушай совета, приятель, давай не нарушать семейную традицию! Помнишь пословицу из наших родовых старинных преданий, где говорится: "В молодости все Жеттаны - шалуны. Но женятся по любви, и в результате у них счастливая старость и покой. Не знаю, правда ли насчет степенной старости, но, может, только те люди, которые женятся по любви, приобретают добродетель? Ты ведь не будешь ломать традиции?

- Да ну, - улыбнулся Моррис, - а что же мне мешает жениться не по любви?

Томас вскочил со стула и сжал руку брата.

- Что мешает? Я! Устрою в церкви суматоху и похищу невесту. Вот будет весело! Увести невесту у своего же брата прямо из-под его надменного носа. Ее заберет дьявол, а ты останешься с носом!

- Черт побери. Том, шутки в сторону. Или тебе доставляет удовольствие потешаться надо мной?

Моррис подождал, пока веселость брата поутихла.

- Том, очень мило с твоей стороны давать мне советы, чтобы я не женился без любви! Но мне пора и нужно жениться! И у нас должны быть наследники! Итак, что будем делать, хотел бы я тебя спросить серьезно?

- Не торопись, приятель, ты ведь еще не так стар, чтобы немного обождать...

- Том, мне уже тридцать пять лет!

- Тогда тебе можно потерпеть еще пятнадцать лет, до того, как обоснуешься в доме. Послушай моего совета: подожди!

В конце концов вышло так, что Моррису пришлось подождать. Четыре года он мотался по Европе, предаваясь обычным забавам для джентльменов того времени. Но в 1729 году он написал своему брату в Лондон длинное письмо из Парижа. В

письме он признался, что безумно влюблен. Предмет его любви был, разумеется, настоящим ангелом во плоти, олицетворением доброты, красоты и очарования! Это послание было столь пространным, что Том читал его, то зевая, то хихикая. Леди звали Марией Моршан. Брак с ней сулил солидное приданое и безмятежную жизнь. Том сразу написал Моррису ответ, в котором сердечно поздравлял брата и выражал свое одобрение его выбору. Он надеялся, что его старый Морри прекратит, наконец, скитаться и вернется домой к своему любящему брату Тому.

В постскриптуме он добавил, что накануне продул в кости пятьсот гиней в Ньюмаркете, надеясь выиграть полторы тысячи, и что если бы ему не сопутствовала неудача в пари с Гарри Бешамом, то сегодня он стал бы беззаботнейшим из смертных и не был изнуренным и измученным созданием, ежечасно содрогающимся от страха, что за ним придет судебный пристав.

После этого случая переписка прервалась: оба брата считали, что писать больше не о чем, и им негоже терять время на сочинение писем. Томас предполагал, что свадьба состоится в Англии спустя несколько месяцев; но, может быть, Моррис вдруг надумает вернуться сразу, как предлагал ему брат. Тем временем сделать Том ничего не мог и отложил письмо брата, а сам вернулся к своим обыденным занятиям. Он жил на Хафмун-стрит. В его доме всем заправляла кухарка, жена его слуги Могтата. Она также вертела, как хотела, и своим безропотным мужем. Тот в свою очередь не упускал случая отыграться на своем общительном хозяине. Можно было с уверенностью сказать, что истинной хозяйкой в доме была миссис Моггат. Так как Том оставался в полном неведении по поводу данного факта, то это его никоим образом не волновало.

Спустя месяц после того, как он написал ответ брату. Тома бесцеремонно оторвали от утреннего горячего шоколада, доложив, что некий джентльмен хочет его видеть. Том был у себя в спальне, облаченный в шелковый халат удивительной белизны. Он еще не снял ночной колпак, его парик лежал на туалетном столике. Худой и долговязый Моггат долго скребся в дверь, открыть которую ему всегда удавалось с невероятными усилиями; затем он произнес "гм" прямо за спиной у своего хозяина. В это самое время Том был чрезвычайно занят шоколадом, из-за чего не мог услышать приближение Моггата, и неожиданные назойливые утробные звуки прямо над ухом удивили Тома; он поперхнулся. Участливый Моггат принялся хлопать господина по спине, пока кашель не прекратился. Том повернулся на вертящемся стуле, чтобы быть к вошедшему лицом.

- Какого черта, Моггат! Что это значит? Вламываешься в комнату, наделав столько шума, когда я пью шоколад. Именно в такой момент! Гореть тебе в аду! Ты меня слушаешь? Гореть тебе в аду!

Моггат слушал его, храня почтительное молчание. Когда Том остановился, чтобы перевести дыхание, слуга поклонился и поспешно заговорил.

- Там внизу джентльмен, сэр, он хочет поговорить с вами, сэр.

- Какой джентльмен? А тебе известно, ослиная твоя башка, что джентльмен не станет ломиться в дом в столь ранний час? Ступай и принеси мне еще шоколаду!

- Да, сэр. Сию минуту, сэр, но там джентльмен, сэр...

- Я тебе уже сказал, что ни один джентльмен не будет беспокоить другого джентльмена в это время. Моггат, марш за шоколадом!

- Я уже сказал джентльмену, сэр, что мой хозяин еще не оделся и, значит, не может никого принять! А он мне говорит, что будет признателен вам, если вы позволите ему подняться, сэр, тогда я...

- К чертям этого бессовестного! - взревел Том. - Как его зовут?

- Сэр, когда я спросил его имя, чтобы доложить вам, он дал мне понять, что это не важно.

- Быть ему в аду! Пойди прогони его, Моггат! Может, он один из этих хитрецов - судебных приставов? Почему же ты, дурак, посмел впустить его в дом?

Моггат сохранял терпеливую смиренность.

- С вашего позволения, сэр, этот джентльмен не судебный пристав.

- Хорошо, а кто же он, по-твоему?

- Сожалею, сэр, но я не могу этого знать.

- Ну и дурак же ты! Как этот парень хоть выглядит?

- Джентльмен. - Моггат слегка выделил это слово. - Высокий, сэр, и стройный, сэр. А глаза и брови темные, а одет он, с вашего позволения, чрезвычайно модно. У него остроконечная шляпа, красно-коричневый, с большими складками, камзол, сэр, с кружевами, на французский манер, с...

Том стянул с головы ночной колпак и запустил им в Моггата.

- Олух! Ты думаешь, я намерен выслушивать про весь его гардероб? Прогони его прочь, безмозглая скотина! Прочь! Прочь!

Моггат подобрал колпак и с грустью его погладил.

- Джентльмен, кажется, очень хочет видеть вас, сэр.

- О-о-о!!! Шакал хочет получить с меня долги! Я знаю! Разбушевался небось там внизу от нетерпения!

- Нет, сэр, - уверенно сказал Моггат, - я вовсе не утверждаю что этот джентльмен разбушевался. В самом деле, сэр, если вы позволите, я думаю, что это скорее тихий и уравновешенный джентльмен. Говорит, сэр, очень вежливо и обходительно, сэр!

- Выгони его! - заорал Том. - Я тебе уже говорил, что не терплю, когда мне надоедают в это время! А если бы я спал, черт возьми! Иди и скажи этому парню, чтобы он пришел в более удобное время, а не на рассвете! И не спорь, Моггат! Говорю тебе, даже если бы он оказался моим братом, то я все равно не желаю его принять!

Моггат еще раз поклонился.

- Я передам джентльмену ваши слова, сэр. Когда дверь за Моггатом закрылась. Том откинулся на стуле и извлек одно из своих писем. Не прошло и пяти минут, как дверь снова заскрипела. Том полуобернулся, чтобы на этот раз Моггат не смог застать его врасплох.

- Ну, что ему надо?

- Если позволите, сэр, тот джентльмен говорит, как будто бы он и есть ваш брат, - вежливо ответил Моггат. Том подскочил, словно ужаленный.

- Что? Мой брат? Кого ты имеешь в виду?

- Сэра Морриса, сэр.

Том вихрем летал по комнате, на ходу натягивая на голову парик.

- Гром и молния! Морри! Ты приехал, деревянная твоя башка! А ты, мерзкая скотина, как посмел держать моего брата внизу? Я тебя спрашиваю?

Он потуже затянул на себе халат и рванулся к Моррису. Сэр Моррис стоял у окна в библиотеке и барабанил пальцами по подоконнику. Услышав грохот, сопровождавший появление брата, он обернулся и отвесил поклон.

- Приятную встречу ты мне устроил Том! "Скажи ему, чтобы пришел в более удобное время! Я не желаю его принять, даже если это мой брат!"

Томас, пританцовывая, пересек комнату и сжал своими пухлыми и неуклюжими руками тонкие и длинные кисти рук Морриса.

- Морри! Дорогой! Дружище! Я и предположить не мог, что это ты! Когда ты приехал в Англию?

- Неделю назад. Я уже побывал в нашей "Гордости".

- Неделю? Так какого лешего ты не мог объявиться пораньше?

Он силой усадил Морриса на стул, а сам водрузился напротив, весь сияя от радости. Моррис устало опрокинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу. Улыбка пробежала по его губам, но глаза оставались серьезными:

- Сначала я должен был проследить, чтобы моя жена устроилась в своем новом доме.

Какое-то мгновение Том непонимающе пялился на брата.

- Жена? Я смотрю, ты не терял времени даром! Когда и где ты женился на этой леди?

- Три недели назад, в Париже. Теперь вернулся домой, чтобы полностью исполнить завет Жеттанов.

- Боже милостивый! - выпалил Томас. - Надеюсь, не для того, чтобы встретить здесь степенную и обеспеченную старость?

- Что-то вроде того, - кивнул Моррис. - Подожди, ты еще не видел мою жену!

- Я уже сгораю от нетерпения, - ответил Том. - Что теперь будешь делать? Станешь сквайром, обзаведешься полудюжиной детей?

Серые глаза моргнули.

- Том, я буду благодарен, если ты перестанешь грубить.

- Я грубиян? Бог с тобой, Моррис, что это на тебя нашло?

- Я теперь женатый человек, - отвечал Моррис. - И потому мне приходится сдерживать свой язык. Моя жена...

- Морри, не мог бы ты называть леди просто по имени? - умоляюще спросил Том. - Я не могу так часто слышать эти слова, как бы ты ими ни гордился.

Моррис слегка покраснел и улыбнулся.

- Хорошо, тогда просто Мария. Она очень милая, деликатная леди.

- Боже праведный! Морри! А я-то уж думал, что ты женился на наглой, сварливой девке, смахивающей на свинью!

- Господи, этого мне только не хватало! Моя же... Мария очень нежная и кроткая и...

- Ай-ай, Морри, я ничуть не сомневаюсь в этом! - нетерпеливо перебил его Томас. - Но я должен скорее увидеть ее собственными глазами, дай мне самому оценить ее, пожалуйста! Кстати, ты уже завтракал? Нет? Тогда пошли наверх. Где этот шакал Моггат? Моггат! Моггат! Ах, вот ты где! Беги и приготовь завтрак, да поживее! И принеси в мою комнату еще шоколада.

Он снова подтянул пояс на своем безразмерном халате и, цепко стиснув руку брата, потащил его к лестнице.

Моррис Жеттан все-таки привел в дом свою новобрачную. Это была утонченная леди, милая в общении; она обожала своего симпатичного супруга и в срок подарила ему сына, которого назвали Филиппом. Когда Том увидел племянника, то сразу же признал в нем настоящего Жеттана, вобравшего в себя все характерные черты своих предков. Отец ребенка, напротив, не видел в нем сходства ни с самим собой, ни с кем-либо еще, но тем не менее замечания брата вселяли в него чувство признательности. Том был необычайно доволен и предрекал что юный Филипп проявит себя в жизни, как истинный Жеттан. Он даже намекнул на то, что молодое поколение должно превосходить смышленостью своих отцов, на что Моррис улыбнулся, гордо разглядывая красное, сморщенное личико малыша.

- Самое главное, - Том подвел черту под своими разглагольствованиями, - у него будет отец, который сможет давать ему советы по всем вопросам моды. Как, Моррис, покажешь ему мир моды? Тебе не следует здесь закисать. Не стоит отрываться от общества.

Моррис продолжал улыбаться своему отпрыску.

- Согласен Том. Ребенку я понадоблюсь чуть позднее.

Пять лет Моррис потратил на поиски своего места в лондонском обществе, пока не обнаружил, что страсть к волнующей и праздной светской жизни начала в нем затухать. Смерть Марии нанесла этой страсти последний удар. Едва оправившись от тяжелой утраты, Моррис уехал со своим маленьким сыном в "Гордость Тома". С тех пор он стал редко посещать Лондон, за исключением визитов к брату и портному. Постепенно к нему вернулась прежняя неугомонность и он стал проводить больше времени у Тома. Шаг за шагом он вновь окунулся в мир, когда-то брошенный им, хотя уже не мог наслаждаться этим миром как раньше. Морриса тянуло домой, да и маленький Филипп удерживал его. Так он и разрывался между Лондоном и "Гордостью Тома". Когда у него был подъем сил, он быстро паковал чемоданы и устремлялся либо в Лондон, либо в Париж; с наступлением депрессии он возвращался домой, где проводил два-три спокойных месяца.

Когда Филиппу исполнилось восемнадцать лет, Моррис впервые вывез его в Лондон. На Филиппа большой город нагнал смертельную тоску. Сэр Моррис сделал вывод, что тот еще слишком молод, чтобы посещать общество, и отослал сына обратно в деревню. Он решил, что годика через три парню там изрядно поднадоест и он сам будет стремиться оттуда сбежать.

Но годы шли, а Филипп не проявлял желания следовать по стопам отца. Он даже не захотел отправиться в большое путешествие по Европе; его ничуть не интересовали манеры и модная светская одежда; он презирал жизнь королевских дворов. Всему этому он предпочитал размеренный деревенский быт, в значительной мере исполняя обязанности своего Отца в качестве помещика-сквайра. Ему было теперь двадцать три года; высокий, с приятной внешностью, но, как говорил отец его дяде: "неотесанный парень".

Когда я говорила о трех джентльменах, осевших в округе Литтл Фитлдин, то одному я посвятила несколько строк; другому - целую главу. Теперь настало время рассказать о третьем джентльмене, который выбрал место для своего дома на самой окраине деревни, в двух милях на восток от "Гордости Тома". Чтобы попасть туда, нужно было идти по главной дороге, пока коттеджи не начинали редеть и булыжная мостовая не исчезала вместе с тротуаром. Дорога шла между двух стен плотной изгороди из деревьев да густой травы, обрамляющих ее с обеих сторон. Нужно было пройти еще совсем немного и тогда можно было увидеть заросшую мхом крышу Шарлихауза. Сам дом был скрыт от посторонних глаз за глухим и высоким кустарником.

Здесь и жил мистер Шартери, как до него жили его отец и дед. Он был счастлив со своими женой и дочерью. Но нас прежде всего интересует именно дочь.

Ее звали Клеона, и она была весьма недурна собой. У нее были густые золотистые волосы, на фоне которых словно васильки во ржи выделялись большие голубые глаза. Алые губки выглядели одинаково очаровательно, когда девушка улыбалась или обиженно надувала их. Ей только что исполнилось восемнадцать на радость и к отчаянию всех женихов в округе. В особенности, к отчаянию мистера Филиппа Жеттана.

Филипп был по уши влюблен в Клеону, с первого раза, как увидел ее по возвращении из монастыря, где она получила скромное образование. До отъезда туда они вместе с Филиппом и с Джеймсом и Дженнифер Винтонами постоянно играли, ссорились, начиная с того момента, как только смогли самостоятельно ходить. Когда Клеона покинула их компанию, чтобы поднабраться лоску, мальчики редко ее вспоминали, зато когда она вернулась обратно, все их мысли были только о ней. Время подружки по детским забавам ушло навсегда, ее место заняло волнующее Видение. Филипп и Джеймс стали с подозрением поглядывать друг на друга.

Клеона была рада подобному обороту событий и использовала свой природный дар с величием королевы. Она играла с одним молодым человеком, чтобы досадить другому. И наоборот. Но прошло немного времени, и она поняла, что мистер Жеттан волнует ее гораздо больше, чем того требуют правила приличия. Девушка все время думала о Филиппе, а когда он приходил навестить их, ее сердце начинало биться чаще и временами даже было готово выпрыгнуть из груди.

Но Клеона была строга к самой себе, тем более, что в мистере Жеттане было много такого, что она не одобряла. Пускай он мог ей казаться властным и привлекательным - а этого у него было не отнять, но он чаете бывал безнадежно неотесанным. До возвращения в Шарлихауз, Клеона успела провести несколько месяцев у своей тетки, жившей в городе. Тамошние мужчины очень элегантно ухаживали за Клеоной, осыпая ее комплиментами. Она могла игнорировать любого из них, но их обращение с ней оставалось столь же обворожительным. Речь же Филиппа была простой и незатейливой, а его комплименты почти всегда были не к месту, да и внешний вид оставлял желать лучшего. У Клеоны было хорошо развито чувство цвета и стиля; ей нравилось, чтобы ее кавалеры выглядели модно. Сэр Мэтью Грелони, например, поражал своими чудесными чулками со стрелками, украшенными бабочками; Фредерик Кинг носил безукоризненно подогнанный по фигуре камзол, говорили, что влезть в него ему помогали сразу три человека. Платье Филиппа было сработано практично, но и только, а чулки Мэтью он просто презирал. Филипп даже отказывался купить себе парик, так и ходил, зачесав каштановые волосы назад и перевязав их сзади черной тесемкой в косичку. Никакой пудры, локонов, неухоженные ногти и ненапудренное лицо. Фу! Клеона думала, что, нарисуй он себе всего лишь одну крохотную мушку, и девушки/ сходили бы по нему с ума. Тем не менее Клеона не любила плакать. Во-первых, от слез ее глазки становились красными. Во-вторых, это было совершенно бесполезное занятие. Но она твердо решила, что Филиппа нужно исправить, так как она... ну ладно, скажем, так как он был ей не неприятен. Филипп как раз приехал из города, куда его посылал отец под предлогом решить кое-какие дела, связанные с недвижимостью. На самом деле Моррис надеялся, что город развлечет сына, изменит его старомодные мысли. Филиппу был невдомек этот тайный умысел, но Клеона была в него посвящена. Ей очень нравился сэр Моррис, как, впрочем, и она ему. Когда сэр Моррис увидел, что Филипп выбирает себе жену, то это его порадовало, хотя он считал, что Жеттаны должны стремиться повыше. Но будучи верным старинной пословице, сэр Моррис вполне довольствовался нынешним развитием событий. Единственное, что его беспокоило, - это очевидное упрямство сына в первой части пророчества, а именно - любви... Он любил Филиппа и не хотел его терять; они были прекрасными компаньонами, но...

"Ей-богу, сэр, вы начинаете рассуждать, как старая скучная собака!" подумал сэр Моррис вслух.

Прямые брови Филиппа уже почти совсем срослись у переносицы и разъединялись только в улыбке.

- Ничего, сэр, я держу в доме двух веселых собак и думаю, что этого достаточно.

Губы у сэра Морриса слегка дрожали.

- Ты что, Филипп? Осуждаешь меня?

- Ничуть, сэр. Вы это вы, а я - это я.

- Все правильно, - сказал отец. - Ты по собственной воле влюбился в это чертовски хорошенькое создание; но при этом ты скорее всего останешься у разбитого корыта.

Филипп немного покраснел при упоминании о Клеоне. Последняя фраза заставила его нахмуриться.

- Что вы хотели сказать, сэр?

Такие же, как и у сэра Морриса проницательные серые глаза, теперь смотрели жалобно.

- Маленькая госпожа Клеона не пойдет ни за кого из вас и ты не сможешь ничего исправить, сын. Ты не задумывался об этом? Что общего может быть у этой утонченной крошки с невоспитанным увальнем вроде тебя?

Филипп тихо ответил:

- Если госпожа Клеона одарит меня своей любовью, то такого, какой я есть, а не напудренного и напомаженного красавца.

- Филипп, черт побери, послушай меня, мой мальчик, поезжай в город к своему дяде и купи себе парик!

- Спасибо, сэр. Я думаю, что прекрасно обойдусь и без парика.

Сэр Моррис с раздражением стукнул тростью об пол.

- Тысяча чертей! Сейчас же отправляйся в город, негодный мальчишка! Там заверши дела с этим негодяем Дженкинсом.

Филипп кивнул.

- Это я сделаю с удовольствием, сэр, раз вы этого хотите.

- Ну и ладно! - отвечал ему отец.

А сейчас Филипп вернулся, все дела были должным образом доведены до конца, но парик себе он не привез. Сэр Моррис был очень рад его снова увидеть, даже более рад, чем предполагал. Он выслушал рассказ сына о своем брате Томе, забыв при этом выведать свежие светские сплетни, и оставил Филиппа в покое.

Через полчаса Филиппа можно было видеть у ворот Шарлихауза. Он прямо сидел в седле, хотя в горле у него пересохло в предвкушении долгожданного свидания. Клеона увидела, как он подъезжал. Она сидела в гостиной напротив окна, утомленная скучной вышивкой. По правде говоря, ей успело изрядно поднадоесть одиночество, и она была совсем не прочь встретиться с Филиппом. В тот момент, когда он проследовал мимо, она даже немного высунулась из окна и улыбнулась ему. Филипп тоже ее увидел; на самом деле он уже успел внимательно осмотреть все окна уютного красного дома в надежде увидеть девушку у одного из них. Он придержал лошадь, снял шляпу и раскланялся.

Клеона распахнула окно пошире и свесилась, при этом ее золотистые локоны рассыпались вокруг чепчика.

- Как, сэр, вы уже вернулись? - спросила она с нарочитым ехидством, и на ее щеках заиграли ямочки.

- Да, - ответил Филипп. - Кажется, что отсутствовал целую вечность! Не меньше десяти лет, Клеона!

- Мне показалось, десять дней, и ни минутой больше!

- И только-то? - спросил он. Щеки Клеоны слегка порозовели.

- А что еще? - смутилась девушка. - Больше ничего. Глаза Филиппа победно заблестели.

- Ага! Значит, вы считали, Клеона!

Озорной взор девушки сразу потух, она надменно надулась.

- Как это... Как это чудовищно!

- Что "чудовищно", дорогая Клеона?

- Как это дерзко, бесстыдно, - закончила она. - Я больше видеть вас не хочу!

Чтобы придать последней фразе еще большую убедительность, она захлопнула створки окна и скрылась в глубине комнаты. Конечно, она тут же смягчилась и поскакала по лестнице вниз в гостиную, где вновь обнаружила мистера Жеттана, раскланивавшегося перед ее матерью.

Девушка сделала реверанс и позволила молодому человеку слегка прикоснуться губами к кончикам своих пальцев. Затем она уселась в кресло рядом с мадам Шартери. Мать погладила дочь по руке.

- Видишь, детка, Филипп вернулся из города и даже ни словом не обмолвился, как он там развлекался! Клеона подняла глаза и уставилась на Филиппа.

- Мама, вы же знаете, он никогда ничего не рассказывает. Филипп у нас такой правильный и положительный.

- Ну же, - сказала матушка, - Филипп, давай-ка, расскажи нам все! Неужели тебе не повстречалась красавица, которая свела тебя с ума?

- Нет, мадам, - ответил Филипп. - Я совершенно равнодушен к размалеванным светским дамочкам. - Он не переставал пожирать глазами Клеону.

- Я полагаю, что вы еще не слышали новость? - спросила Клеона, так как пауза немного затянулась. - Разве сэр Моррис вам ничего не говорил?

- Нет. Что это за новость? Хорошая?

- Кому как, - ответила Клеона. - Мистер Банкрофт возвращается! Что скажете? Филипп напрягся.

- Банкрофт? Сын сэра Гарольда?

- Да, его зовут Генри. Разве это не мило? Подумать только, его не было почти целых восемь лет! Ему уже наверное, - она стала считать, загибая свои пальчики с розовыми ноготками, - двадцать шесть, нет, наверное, двадцать семь лет. О, как мне любопытно посмотреть на него!

- Гм! - закашлялся Филипп, в его голосе не было ни малейшего энтузиазма. А что он здесь забыл? Клеона прикрыла глаза длинными ресницами, чтобы скрыть мелькнувшую в них смешинку.

- Конечно же, посмотреть, как поживает папа. Ведь столько времени прошло!

Филипп издал звук, напоминающий лошадиный храп.

- Держу пари, есть более веские причины! А то с какой стати ему приезжать сюда сейчас?

- В том-то и дело, я вам сейчас расскажу. Папа два дня назад ездил в Грейт Фитлдин и видел сэра Гарольда. Тот был очень весел, да, мама?

Мадам Шартери еле кивнула, она явно была не прочь уйти от этой темы.

- Да-да, кажется. Генри...

- Кто? - Филипп поднялся со стула.

- Мистер Банкрофт, - уточнила Клеона. На губах у нее играла улыбка. Кажется, мистер Банкрофт дрался на дуэли. Разве это не ужасно?

Филипп внутренне согласился с ней, причем с гораздо большим участием, чем это можно было предположить по его внешнему виду.

- Не понимаю, почему джентльмены должны драться на дуэлях! Я думаю, что это очень нехорошо. Но, конечно, с другой стороны - это ужасно романтично и волнующе. Бедный мистер Банкрофт! Ему пришлось на время покинуть Лондон. Говорят, что одна очень важная персона рассердилась на него. Папа не рассказывал, кто был тот джентльмен, с которым он дрался, но сэр Гарольд был очень весел.

Клеона бросила беглый взгляд на Филиппа, тот сидел, презрительно насупившись.

- О, Филипп, вы уже знаете о дуэли?

- Тот, кто был последнюю неделю в городе, при всем желании не мог этого не знать, - резко сказал Филипп.

Затем он совершенно неожиданно сменил тему разговора.

Филипп вернулся в "Гордость Тома" как раз к обеду. Он поднялся наверх переодеться, ибо в этом вопросе сэр Моррис был непреклонен. Он не мог допустить костюма из замши и сапог для верховой езды у себя за столом. Сам он был в этом отношении невероятно привередлив. Каждый день к обеду на столе была бархатная скатерть и чистые бокалы; его худое лицо припудрено, нарумянено и подкрашено, а парик закреплен с особой тщательностью. Тогда он уже пользовался тростью, но его походка была прямой и величественной. Филипп говорил, что трость была больше для красоты. Сначала Филипп молчал, но когда лакеи покинули комнату, а сэр Моррис пододвинул к нему графин с портвейном, он неожиданно разговорился, будто слова до этого копились у него на языке.

- Отец, вы слышали, что Банкрофт возвращается?

Сэр Моррис взял орех со стоявшего перед ним блюда и раздавил его своими тонкими белыми пальцами.

- Помнится, кто-то мне уже об этом говорил. Что из того?

- Вы мне ничего про это не говорили.

Серые глаза уставились на Филиппа. - А разве он твой приятель? Я об этом не знал. - Приятель! - Филипп стукнул бокалом о стол. - Едва ли, сэр!

- Тогда о чем речь? - спросил отец. - К чему столько негодования?

- Сэр, да если бы вы только слышали, что о нем говорят!

- Не сомневаюсь, мне это будет чертовски забавно услышать, - произнес сэр Моррис. - Так в чем дело?

- Парень по уши впутался в мерзкую историю. На этот раз речь идет о леди Маршан. Тьфу!

- Леди Маршан? Это не та ли Долли Маршан?

- Наверное, та. Сэр, так вы ее знаете?

- Я знавал ее мать. Расскажи мне, она действительно так хороша собой, чтобы из-за нее можно было драться на дуэли?

- Не знаю я ни леди Маршан, ни ее матери...

Сэр Моррис кивнул.

- Нет, конечно нет, продолжай.

- Это очень грязная история. Лорд Маршан и Банкрофт дрались в Ипсвиче. Банкрофт пробил тому легкое; говорят, что он не выживет.

- Неприятно, - заметил сэр Моррис. - Так этот самый Банкрофт, значит, потом смылся?

- Сам принц Уэльский вне себя от ярости. Теперь этот Банкрофт будет здесь мутить воду.

Легкая усмешка мелькнула по губам сэра Морриса.

- А праведный мистер Жеттан преисполнен справедливого негодования. Из чего я заключаю, что некая госпожа Клеона готовится приветствовать этого убийцу с распростертыми объятиями. Купил бы ты себе лучше парик, Филипп. Филипп рассмеялся, сам того не желая.

- Сэр, вы неисправимы!

- Могу я тебя спросить, где же ты откопал всю эту... все эти низкие и убогие сплетни, мой праведный сын?

- У Тома, конечно. Он вообще больше ни о чем не мог говорить.

- Понятно, этот святоша вновь забрался на свой пьедестал. Я думаю, тебе эту историю рассказали превратно. Филипп, ты выводишь меня из себя.

Отец поднял глаза и встретил изумленный взгляд Филиппа.

- Да, сын, я просто вне себя от ярости. Подай мне вино. Филипп пододвинул к нему графин, растерянно моргая.

- Клянусь, что до тебя еще никто так не выводил из себя своего родителя!

- Я слышал, что если кто-то и лишал своих сыновей наследства, то разве что за дурное поведение. Вы же словно собираетесь лишить меня наследства за безупречное поведение.

- Пикантная ситуация, - согласился отец. - Но я не стану лишать тебя наследства.

- Нет?

- Какой смысл? Без денег у тебя нет надежды на... для... чтобы пойти по моим стопам, хотя, я думаю, что пора бы отвадить тебя от дома.

- В то же время, сэр, вы радуетесь моей неподмоченной репутации.

- Неужели?.. -сэр Моррис слегка проявил интерес. - Я об этом не догадывался.

- Сэр, стоит мне убежать из дома и стать светским мотыльком, как это вам хочется, вы будете громче всех возражать против этого.

- Сын, ты все путаешь, пытаешься представить, будто бы я хочу, чтобы ты шел не по моим стопам, а... ну, скажем, по стопам этого Банкрофта. Ничто не могло возмутить меня так сильно.

- А! - Филипп легко подался вперед. - Вы сами это признаете?

Сэр Моррис отпил вина.

- Безусловно. Я не признаю неуклюжести, в делах сердечных в особенности. Они требуют особой тонкости. Жеттан должен всегда иметь в виду, что у него может быть только одна любовь; другие, - он помахал рукой, - с другими следует обращаться настолько деликатно, насколько они этого заслуживают. Более того, романы должны заканчиваться легко. У меня нет на примете женщины, достойной тебя, но я хочу,

чтобы ты лучше узнал женщин, как и весь этот мир. Ты должен на себе испытать все прелести и неудобства высшего света; я хочу, чтобы ты почувствовал вкус и радость риска, торжество своей шпаги над шпагой пораженного тобой противника; я хочу, чтобы ты испытывал сомнения по поводу выбора или покроя жилета; я хочу, чтобы ты узнал, как сделать удачный комплимент и сказать остроумную фразу; но больше всего я хочу, чтобы ты узнал самого себя, своих друзей и мир.

Он замолчал, внимательно изучая своего сына. Потом улыбнулся:

- Ну, что ты мне на это ответишь? Филипп ответил просто и с восхищением.

- Сэр, я ошеломлен скоростью вашей речи. На самом деле, отец, у вас блестяще поставлен голос.

- Ба! - щелкнул пальцами сэр Моррис.

Спустя пять или шесть дней после возвращения мистера Жеттана из Лондона выдалось удивительно солнечное утро. Главная улица Литтл Фитлдина казалась еще светлее от некого явления. Это Явление было облачено в камзол из ткани светло-абрикосового цвета, жилет из тонкой парчи, украшенный цветами. На ногах у него были красные туфли с каблуками, а чулки украшены золотистыми ажурными кружевами. В руках он держал трость, инкрустированную янтарем, и табакерку. Он то и дело подносил к носу платок и сморкался. Явление продефилировало в направлении рыночной площади, провожаемое изумленными взглядами местных жителей. Обитатели деревни никогда не видели ничего более прекрасного, чем этот пышно разукрашенный джентльмен. Они с замиранием сердца следили, как цокали его каблуки по мостовой, и с изумлением изучали детали его необычного одеяния. Ватага ребятишек даже перестала играть и уставилась на него, пораскрывав рты. Явление никого не замечало, возможно, и не догадываясь о существовании зрителей. Даже когда тонкий и писклявый голосок позвал какого-то Джона посмотреть на его туфли, джентльмен ухом не повел, словно в деревне, кроме него, никого не было. От него веяло скукой и безразличием ко всему окружающему. Ниже по улице некий джентльмен придержал свою лошадь, чтобы что-то сказать даме, делающей ему реверанс; она смущенно уставилась на свой передник, но почему-то бросала косые взгляды куда-то в сторону и хихикала. Наверное, джентльмен тоже услышал стук каблуков, обернулся и увидел Явление.

Не думайте, что Явление обратило внимание на этого джентльмена. Оно продолжало свой путь, вертело тростью и сладко позевывало. Сэр Моррис повернулся в седле, чтобы получше рассмотреть Явление. Его лошадь вопросительно вздернула уши и захрипела.

- Черт меня побери! - сказал мистер Моррис, переводя дыхание. - Щенок явился!

Мистер Банкрофт вальяжно продолжал свой путь по направлению к площади. Ему было очень, очень скучно: он шел пешком от Грейт Фитлдина и уже совсем потерял надежду на то, чтобы найти что-нибудь достойное его внимания в этой дыре. Он было совсем отчаялся, но судьба ему улыбнулась.

С другой стороны площадь пересекала госпожа Клеона с корзинкой в руках. На ней была милая шляпка, которая шла к ее кудряшкам. Она беззаботно шествовала в одиночестве, ее щечки покрывал румянец, а большие глазки сияли ярче, чем обычно. Мистер Банкрофт мгновенно утратил частицу своей былой тоски; можно сказать, его глаза даже оживились. Клеона шла прямо на него. Мистер Банкрофт остановился и сделал вид, что заинтересовался кошкой, которая оказалась слева от него. Клеона же, щурясь от солнца, больше смотрела в корзину, мистера Банкрофта она заметила только, когда столкнулась с ним. Девушка испуганно вскрикнула, отпрянула назад и вытаращила глаза.

Мистер Банкрофт рассыпался в многочисленных извинениях, снял шляпу и опустил ее почти до самой земли, все ниже и ниже приседая на левое колено.

- Ой! - с трудом выдавила из себя Клеона, похорошев от смущения. Милостивый государь, так вы, наверное, и есть мистер Банкрофт?

Мистер Банкрофт ответил, что это вне всякого сомнения он и поспешил окрестить себя неотесанным болваном, имевшим несчастье причинить беспокойство юной леди. Клеона улыбнулась, сделала ему реверанс и собралась следовать дальше. Однако этого мистер Банкрофт решительно не хотел допускать. Он принялся настаивать, чтобы помочь ей донести корзину, которая, по его мнению, была невероятно тяжелой для ее нежных ручек.

Клеона посмотрела на него не без кокетства.

- Сэр, простите, но ведь мы с вами совсем незнакомы!

- Незнакомы? Но, госпожа, разве мыслимо, единожды увидев ваше прелестное личико, позабыть его? - воскликнул мистер Банкрофт. - Ваши голубые глазки оставили неизгладимый след в моей душе, а эти мягкие, пухлые губки...

- Но, - перебила его Клеона, изрядно покраснев, - едва ли мое имя оставило столь же сильный отпечаток в вашей памяти. Сознайтесь, мистер Банкрофт, разве я не права?

Мистер Банкрофт эффектно взмахнул своим носовым платком.

- Что такое имя, когда ваш облик всегда со мной. Действительно, у меня плохая память на имена. Да разве можно придумать такое имя, чтобы оно хоть немного соответствовало столь очаровательному образу? - он почтительно склонил голову. - Ваше имя не иначе как Венера, сударыня.

- Сэр! - произнесла Клеона с негодованием. - Я Клеона Шартери, мистер Банкрофт! Тот нисколько не смутился.

- Дорогая, - ласково произнес он. - вы думаете, что я это забыл?

Клеона кивнула.

- Вы об этом позабыли, чем неслыханно меня задели и обидели.

- Я мог вас забыть? - иронично возразил мистер Банкрофт. - Чтобы я позабыл крохотную нимфу, которая постоянно мучила меня в детстве? Да Бог с вами, сударыня! - Как вам не стыдно говорить такое! Это вы всегда начинали ссоры! Вы ведь помните, как мы играли? Вы с Дженнифер, а я с Филиппом... и Джеймсом. Как играли, я прекрасно помню, - ответил Банкрофт. - Дженнифер не помню, а кто такие Филипп и Джеймс?

- У вас слишком короткая память, - с осуждением заметила Клеона. - Не прикидывайтесь, будто вы не помните Филиппа Жеттана!

- Как я могу помнить кого-нибудь, кроме вас? - запротестовал он. Замечать их в вашем присутствии?

Клеона захихикала. Она находила слова мистера Банкрофта забавными. - Не смешите меня, сэр. Кстати, вот я уже и дома.

- Боже! - вздохнул мистер Банкрофт. - Жаль, я надеялся, что ваш дом должен быть дальше по крайней мере еще на милю. Он открыл ворота перед Клеоной и с учтивым поклоном пропустил ее во двор.

- Мне будет дозволено засвидетельствовать свое почтение мадам Шартери?

- Если вам так будет угодно, сэр, - сказала Клеона и опустила глаза.

Мадам Шартери разговаривала в холле с одним из слуг.

Увидев блестящего мистера Банкрофта, она очень удивилась и даже отступила на шаг назад.

Банкрофт пошел ей навстречу, держа в руках шляпу.

- Не смею надеяться, что вы меня узнали, мадам, - начал он с неизменным поклоном. - Генри Банкрофт умоляет позволить ему поцеловать вам руку.

Мадам Шартери грациозно протянула ему руку.

- Генри Банкрофт? Боже милостивый, неужели это вы? Банкрофт поцеловал кончики ее пальцев.

- Я встретил госпожу Клеону на рыночной площади, - сказал он. - Я восхищен мадам, просто восхищен!

- В самом деле! - запнулась мадам, - на рыночной площади, случится же такое...

- Мистер Банкрофт был настолько любезен, что помог мне донести корзину, уточнила дочь. - Он притворился, что не забыл меня, мама! Но меня нельзя провести.

- Я и не пытался провести вас, госпожа Клеона. Я совершенно искренне утверждаю, что ваш образ никогда не покидал меня.

- Сходите с гостем в сад, Клеона, - взмолилась мадам. - Ему наверняка хочется увидеть твоего папу.

Это не входило в планы мистера Банкрофта, но он сделал вид, что приглашение привело его в полный восторг.

- Ведите меня, госпожа Клеона! - он поклонился и протянул ей руку.

Клеона взяла ее кончиками пальцев.

- Непременно, сэр. Я полагаю, что мы найдем папу в розарии.

Они двинулись к двери.

- Розы! Какое подходящее место для вашей красоты, дорогая Клеона, проворковал мистер Банкрофт. Клеона прыснула.

- Это подходящее место для папы, но не для меня. Спустя двадцать минут в розарии появился сэр Моррис, который сразу увидел Банкрофта с Клеоной, сидящих в тенистой беседке и увлечено разговаривающих. Мистер Шартери был поглощен удалением увядших лепестков. Он приветственно помахал гостю большими ножницами.

- Добрый день, сэр Моррис! Сегодня выдался хороший и теплый денек! Вы к нам приехали верхом?

Ответное приветствие сэра Морриса немного обескуражило его.

- Я встретил эту... эту "радугу" в деревне. Что он здесь делает?

На круглом и румяном лице мистера Шартери появилась лукавая улыбка.

- Вы когда-либо видывали нечто подобное? - спросил он. - Это - молодой Банкрофт в изгнании.

- Бедняга. Непорочная душа не понята и изгнана из общества. Щенок!

Мистер Шартери примирительно поднял руки.

- О, сэр Моррис! Я уверяю вас, он очень почтительный молодой человек, настоящий джентльмен!

- Настоящий прохвост и хлыщ! Надо положить конец его бесстыдству!

Он повернулся и направился к беседке. Клеона поднялась навстречу.

- Сэр Моррис! Я вас не заметила!

Сэр Моррис поднес ее руки к своим губам.

- Вы, вероятно, были очень заняты, дорогая моя. Вы представите мне вашего кавалера? Клеона нахмурилась.

- Сэр Моррис! Это мистер Банкрофт, сэр. Мистер Банкрофт, сэр Моррис Жеттан.

Шляпа мистера Банкрофта замахала по земле, поднимая тучу пыли. Его напудренная голова склонилась. Сэр Моррис в ответ лишь слегка наклонил голову. - Я наслышан, что вы намереваетесь осчастливить Литтл Фитлдин своим присутствием на пару недель? - спросил он. Его душил внутренний смех. - Вы должны встретиться с моим сыном Филиппом.

Банкрофт заверил старика, что ничто не доставит ему большей радости.

- Непременно сделаю это в самое ближайшее время. Я всегда очень рад встретиться со старыми друзьями и увидеть, что они, - он адресовал свой поклон Клеоне, - не забыли меня.

Сэр Моррис хмыкнул и неожиданно улыбнулся молодому человеку.

- Я приехал, чтобы просить мистера Шартери отобедать у меня в среду...

- Очень рад, очень рад! - закивал Шартери, присоединившись к разговаривающим.

- ...с мадам и Клеоной. Вы ведь придете, дорогая? Я уже говорил об этом с вашей мамой.

- Это очень мило с вашей стороны, сэр Моррис. Я вам очень благодарна.,

Сэр Моррис потрепал ее по руке, затем снова обратил свое внимание на мистера Банкрофта.

- Я полагаю, что вы также окажете нам честь, сэр?

- Это очень любезно с вашей стороны, сэр. Я спешу дать свое согласие. Вы, кажется, сказали - в среду? Я от всей души принимаю ваше приглашение!

- Клеона, вы не будете столь любезны проводить меня к тому розовому кусту? Я бы хотел, чтобы вы сами выбрали мне бутон. Благодарю вас, Шартери, но я хочу, чтобы она это сделала сама!

Сэр Моррис увел девушку в другой конец сада, оставив Банкрофта в одиночестве. Когда они удалились на достаточно приличное расстояние, чтобы их нельзя было услышать, он посмотрел в ее проказливые голубые глаза и произнес:

- Дорогая, вы просто шалунья!

Клеона в ответ кокетливо улыбнулась; став еще очаровательнее.

- Я не понимаю, почему вы так говорите, сэр?

- Конечно же, это шутка, - согласился сэр Моррис. - Но к чему вы затеяли эту игру? Хотите, чтобы Филипп стал вас ревновать?

- Сэр! Как вы можете?

- Милая моя, я все о вас знаю, потому что я уже старый человек. Я вижу, что вы хотите любым путем заставить его ревновать.

- Я уверена, что никогда...

- Я все знаю, но полагаю, что это мог бы быть очень неплохой план. Мальчик такой упрямый и самоуверенный!

- Действительно, самоуверенный, как... петух!

- Так что если вам удастся встряхнуть Филиппа, то вы обязательно получите благословение от его отца. Клеона пыталась сдержать дрожь губ.

- Сэр, вы... вы интриган и заговорщик.

- Прекрасно, на этом давайте остановимся, - сказал сэр Моррис. - А теперь выберите мне розу, но не очень большую. Боже, будь я лет на десять помоложе, я бы сам заставив Филиппа помучиться от ревности!

Клеона встала на цыпочки и положила руки старику на плечи.

- Вы очень, очень безнравственны, - сказала она замогильным голосом, на что сэр Моррис тут же поцеловал ее.

- Как и вы, кокетка. Поэтому я так хочу вас в дочери. Мы "очень хорошо подходим друг другу.

Клеона густо покраснела и спрятала свое личико в складках его камзола.

Сэр Моррис возвращался домой в глубокой задумчивости. Однако увидев Филиппа, снова принял свой обычный торжественный и степенный вид. Филипп вошел в библиотеку, держа в руке стек. Все утро он проскакал по полям, о чем сэр Моррис догадался по плачевному состоянию его сапог. Филипп устало плюхнулся в кресло.

- Два больших луга уже скошены, сэр. Надеюсь, что на следующей неделе мы все закончим. - Он беспокойно посмотрел в окно. - Дождя бы только не было...

- Дождь будет, - заверил его отец.

- Я в этом не уверен. Вы... ездили в деревню?

- Конечно.

- А заезжали в... в Шарлихауз?

- Угу.

- Ну и как? Они приняли приглашение? - от волнения Филипп нервно поигрывал стеком.

- Приняли. Да, я видел этого парня, как его там, Банкрофта.

- Вот как! Где же?

- В розарии, в беседке, - сказал сэр Моррис, сладко зевая. Филипп с силой бросил стек на пол.

- Что? В розарии? В чьем розарии?

- В Шарлихаузе, где же еще.

- Где он... что он там делал?

- Я же сказал, сидел в беседке, разговаривал с Клеоной.

- Я так и знал, - произнес Филипп, словно оправдывалась его самые нехорошие предчувствия. - Каков он из себя?

Сэр Моррис пристально посмотрел на сына. - По-моему, он твоего роста, ну, может, немного повыше. Мне показалось, что он приятный собеседник, у него хорошие манеры.

- Понятно, - произнес Филипп с мрачной усмешкой.

- Они с Клеоной вспоминали про старую дружбу.

- Неужели? Про старую дружбу? Да мы никогда с ним не дружили!

- Очень может быть, - сказал как бы невзначай сэр Моррис. - Он ведь, кажется, старше тебя лет на шесть или семь?

- На пять! - резко уточнил Филипп.

- И только-то? А выглядит намного представительнее, хотя немало видел в своей жизни, что нельзя не учитывать.

На это Филипп предпочел промолчать, однако на отца он посмотрел с некоторым подозрением. Сэр Моррис затянул паузу на две-три минуты, затем вновь продолжил разговор.

- Между прочим, Филипп, Банкрофт будет у нас в среду. Филипп вскочил на ноги в величайшем раздражении.

- Как это понимать, сэр? Надеюсь, не вы пригласили его к нам на обед?

- Пригласил, а почему бы и нет? - лениво ответил ему сэр Моррис.

- "Почему бы и нет!" Что он у нас забыл?

- Мне показалось, - сэр Моррис подавил улыбку, - Банкрофт будет счастлив встретиться с тобой.

Филипп издал звук, представлявший нечто среднее между ржанием лошади и хрюканьем.

- А особенно он будет счастлив продолжить свое знакомство с Кл... госпожой Клеоной.

- Ну и что, она для него неплохая партия, - возразил отец.

Филипп мрачно уставился на отца.

- Если я только увижу, что он будет надоедать Клеоне своими паршивыми любезностями, то я... я...

- О, я совсем не думаю, что он ей надоедает, - сказал сэр Моррис.

В ответ Филипп решительно покинул комнату; он был вне себя от подобного непонимания и бесстыдства отца.

В среду к половине шестого вечера мистер Генри Банкрофт появился в "Гордости Тома". Он прибыл последним, как того и хотел. Сэр Моррис и мистер Шартери стояли около незажженного камина и разговаривали; мадам и Клеона сидели на диване, Филипп рядом с ними. Когда объявили о приезде мистера Банкрофта, все встрепенулись, а Филипп даже поднялся, первый раз ощущая неловкость по поводу своей одежды и ненапудренных волос.

Мистер Банкрофт был неизменно великолепен. "Он выглядит, словно приглашен на бал", - подумала Клеона. Его костюм и бант украшали рубины и бриллианты; на ленте парика красовалась изумительная бриллиантовая брошь. Франт вышел на середину комнаты и всем галантно поклонился, держа при этом руку у сердца; на всех пальцах были перстни. Навстречу ему вышел сэр Моррис во всем черном с пятнами пурпурных вкраплений.

- О, мистер Банкрофт, я думаю, нет нужды представлять вас нашим дамам. Он выдержал короткую паузу, чтобы Банкрофт смог осчастливить сидящих на диване своим томным взглядом. - Полагаю, что с моим сыном вы также знакомы?

Банкрофт повернулся на каблуках к Филиппу и вежливо поклонился, не забыв при этом помахать своим платком.

- Рад приветствовать приятеля по детским забавам, - пробормотал он. - Вы ничуть не изменились, мистер Жеттан. Филипп в ответ неловко поклонился.

- Я тоже очень рад видеть вас снова, сэр. - Он старался быть предельно вежливым с этим особенно неприятным для него гостем. - Вы к нам надолго?

В ответ Банкрофт неопределенно пожал плечами.

- Трудно сказать, сэр, я прежде не думал об этом, но теперь... - Он посмотрел в сторону Клеоны. - Теперь, я думаю, скорее да! - Он улыбнулся, окинув Филиппа коротким, но пристальным взглядом. - Сэр, мне кажется, что, к сожалению, мы с вами мало общались?

Тут в разговор вмешалась Клеона.

- Конечно, ведь вы были много старше Филиппа, Джеймса и меня, мистер Банкрофт!

Тот моментально обернулся к ней.

- Благодарю вас за то, что вы употребили прошедшее время, госпожа Клеона. Теперь вы видите, что мне не так уж много лет!

- Сэр, а где же вы потеряли эти годы? - невинно поинтересовалась девушка.

- Рядом с вами, увы, сударыня. Вы мне не верите?

- О, сэр, я безумно польщена! - Клеона распахнула веер и прикрыла им лицо.

- Я не льщу, а просто даю верную оценку.

- Ну и ну! - воскликнула мадам Шартери. - Мистер Банкрофт, разве можно говорить такое юной леди? Вы испортите мне дочь. У нее и так предостаточно самомнения!

- Мадам, тщеславие и ослепительная красота вашей дочери вряд ли могут ужиться друг с другом, - возразил Генри.

Он посмотрел на растерянного Филиппа, при виде которого его лукавая душонка веселилась. Потом сэр Моррис чем-то привлек внимание всех к себе и Банкрофт замолчал.

Филипп приблизился к дивану и встал сзади него, облокотившись на спинку. С видом собственника он склонился к Клеоне и прошептал ей на ухо:

- Никчемный актеришко!

- Сэр, а разве вы с ним не согласны по поводу моей внешности? - прервала его Клеона, при этом улыбка на ее лице сменилась выражением неодобрения. Неужели, сэр, мне следует понимать ваши слова как намек на то, что я не заслуживаю его комплиментов?

Филипп покраснел, согнулся еще ниже и заговорил едва слышно.

- Клеона, вы же знаете, что я о вас думаю. Но мой язык не может передать мои чувства... в таких изящных фразах.

- А почему бы вам не попробовать, Филипп? - спросила Клеона. Выражение упрека в ее глазах сменилось незнакомым Филиппу нежным блеском.

- Что, прямо здесь! Только не я! Я не из тех, кто будет петь вам дифирамбы на публике. - Он выдавил из себя неестественный смешок. - Или вам без этого никак нельзя?

- Нет, сэр, теперь я хочу, чтобы вы не придвигались ко мне так близко. Мне неудобно. - Нежный огонёк в ее глазах потух.

Филипп сразу выпрямился, но остался стоять подле девушки. Банкрофт перехватил его взгляд и увидел за гневным вызовом беспомощность своего соперника. Он улыбнулся и посмотрел на молодых людей в лорнет.

Когда пригласили отобедать, Банкрофт уже беседовал с Клеоной и совершенно естественно предложил ей свою руку, чтобы проследовать к столу, но Филипп расценил этот жест вежливости, как личное оскорбление. Сэр Моррис сопровождал мадам Шартери в столовую, мистер Шартери вместе с Филиппом замыкали шествие.

По мнению Филиппа, еда была приготовлена из рук вон плохо. Клеона и Генри сидели рядом и вели оживленную беседу. Филипп сидел во главе стола, мистер Банкрофт - справа от него, а слева восседал мистер Шартери. G последним он вяло беседовал. Временами Банкрофт пытался вовлечь и его в дискуссию, пару раз к нему обращались сэр Моррис и мадам Шартери. Единственной, кто, казалось, не замечала его, была Клеона. Она была очень весела; ее глаза жизнерадостно сверкали, на щеках играл румянец. Девушка реагировала на тирады мистера Банкрофта восхитительным смехом и аплодисментами. На протяжении всего обеда Филипп более, чем когда-либо, ощущал свои недостатки. Глядя на белые руки мистера Банкрофта, украшенные множеством перстней и с безукоризненно отполированными ногтями, он невольно сравнивал их со своими крепкими руками, коричневыми от загара и загрубевшими. Ненароком он старался внимательно рассмотреть свои руки: они казались ему несравненно лучше, чем у этого щеголя, но ногти... Ох! Только хлыщи, вроде этого щенка, полируют себе ногти!

На сиреневой ткани камзола мистера Банкрофта отражались блики горящих свечей. Камзол сидел как влитой. Как же щедро он был разукрашен кружевами и оборками! Филипп невольно оценивал ширину плеч его хозяина. А эти пенящиеся кружева... они уместнее выглядели бы на женщине, чем на мужчине! Вся эта мишура... одним словом - бесполезная показуха! Эти драгоценности... рисоваться ими в деревне! Напудренная и размалеванная, убого скулящая собачонка! Как только Клеона может сидеть рядом с ним, смотреть на его пухлые бабьи ручонки? Как ее до сих пор не стошнило от его липкого зловония?!

Генри увлеченно рассказывал про свои приключения в городе, хвастая именами знаменитостей. А Клеона доверчиво проглатывала всю эту глупую болтовню!.. Теперь он делает недвусмысленные намеки на свои амурные победы - пытаясь изобразить себя эдаким неотразимым сердцеедом. Обезьяна!.. Трусливая разодетая обезьяна! Филиппу вдруг страшно захотелось запустить в него бокалом, но он сумел совладать с этим нелепым порывом и принялся слушать мистера Шартери.

Когда все снова собрались в каминном зале, стало еще хуже. Сэр Моррис попросил Клеону спеть что-нибудь, и она села за клавесин. Банкрофт оказался тут как тут. Он помогал ей, переворачивал ноты, пялился с откровенным обожанием. Черт его побери! Ну, черт его побери!

Наконец вечеринка подошла к концу; Филипп с отцом остались одни. Сэр Моррис оперся подбородком о ладонь и наблюдал за сыном. Филипп долгое время молчал, но, наконец, отвел взгляд от окна и посмотрел на отца.

- Этого вы от меня хотите? - с горечью произнес он. - Чтобы я походил на этого размалеванного щенка, виляющего хвостом у ног каждой женщины, которая попадается у него на пути!

- Совсем нет, - сказал сэр Моррис, доставая свою табакерку и открывая ее. - Этого мне хотелось бы меньше всего на свете.

- Но вы же сами говорили...

- Я говорил, что хочу, чтобы мой сын стал безукоризненным джентльменом, знающим мир и умеющим в нем ориентироваться.

- И что же?

- Может быть, ты считаешь, что мистер Банкрофт безукоризненный джентльмен?

- Мне кажется, что как раз не я, а именно вы так считаете...

Сэр Моррис поднял одну руку, как бы защищаясь.

- Прошу меня простить, но, по-моему, это ты вбил себе в голову, что я так считаю. Мистер Банкрофт, как ты совершенно справедливо заметил, как раз и является размалеванным щенком. Но он из кожи лезет вон, насколько это ему дано, чтобы походить на то, что я подразумеваю под понятием безукоризненный джентльмен, которым я и хочу, чтобы ты стал. Ты неотесанный деревенщина, милый мой; он же только изнеженная кукла. Выбери золотую середину.

- Я скорее останусь таким, какой есть!

- То есть самодовольным дурачком.

- Сэр!

Сэр Моррис поднялся и оперся на свою трость.

- Оставайся тем, кто ты есть, сын мой, но при этом хорошенько подумай, кого предпочтет Клеона? Его, который ее предупредительно обхаживает и услаждает слух сладкими словами, или тебя, безразличного к своей внешности и обращающегося с ней не как с молодой и прелестной девушкой, а как с собственностью?

Филипп не заставил ждать ответа.

- Сэр, Клеона может... Клеона вольна выбирать, кого ей вздумается, но она не из тех, кто станет вешаться на шею всяким штучкам, вроде этого Банкрофта!

- Но и не из тех, кто смирится быть прикованной к человеку, которому она нужна лишь для ведения хозяйства и для постели, - миролюбиво возразил сэр Моррис.

Их серые глаза встретились, у Филиппа они выражали явную обиду.

- Отец, так, значит, я эгоист и лишь потому, что не хочу принимать то, что презираю?

- К тому же весьма ограниченный, потому что ты презираешь то, о чем не имеешь ни малейшего представления.

- Благодарю вас, сэр! - в его голосе звучала горечь. - Мне нужно нарядиться, как попугаю! Повторяю вам, сэр, Клеона должна принимать меня таким, какой я есть.

- Или бросить тебя таким, какой ты есть, - осторожно предположил сэр Моррис.

- Это угроза, сэр?

- Просто совет. А тебе уж самому решать, сынок... Пойду-ка, пожалуй, я спать, - старик замолчал, глядя на сына. Филипп подошел к нему.

- Доброй вам ночи, сэр.

Сэр Моррис улыбнулся и протянул ему руку. Тот ее поцеловал.

- Доброй ночи, сын мой.

Неделя закончилась мелкими, но досадными неприятностями. Мистер Банкрофт зачастил в Литтл Фитлдин, где проводил больше времени, чем у себя дома. Но еще более частым гостем он был в Шарлихаузе. Там он не однажды заставал Филиппа, который всегда выглядел недружелюбно и мрачно. Генри ему мягко улыбался и пытался вовлечь в словесное состязание, но Филипп оказывался скуп на язык. Поэтому мистер Банкрофт ограничивался отдельными тонкими замечаниями в его адрес и тотчас переводил свое внимание на Клеону.

Клеона же пребывала в состоянии непонятного смятения.

Многое в мистере Банкрофте было ей неприятно; я не думаю, чтобы ей хоть раз пришла мысль о возможности брака с ним, что, вероятно, следует считать благоприятным обстоятельством, так как мистера Банкрофта подобные мысли не посещали и вовсе. Но женщины не могут оставаться равнодушными, видя повышенное внимание к своей персоне, в особенности когда речь идет о совсем молодых особах, для которых страсть в форме пылких словесных излияний выглядит намного привлекательнее физической близости. Она продолжала забавляться с мистером Банкрофтом, но при этом не переставала думать о Филиппе. Он, напротив, делал все возможное, чтобы вызывать ее раздражение. Его притязания, взгляды с оттенком осуждения и даже злости разжигали в бедняжке дух противоречия. Ощущение господства над собой, с одной стороны, ее возбуждало, с другой стороны, господство, при котором берут все и ничего не дают взамен, вызывало чувство досады. Она прекрасно знала, что Филипп безумно ее любит; но при этом ждет от нее безоговорочного подчинения всем своим желаниям. От него трудно ожидать каких-либо изменений, напротив, это ей придется приспосабливаться к его прихотям. Филипп будет оставаться таким, каков он есть: преданным, но наводящим тоску. Она же хотела иметь все то, что было ему неприемлемо: жизнь, развлечения, общество и даже дозволенные приличием фривольности. Она тщательно обдумывала все "за" и "против", причем делала это слишком уж педантично для влюбленной особы. Она хотела Филиппа и не хотела его. Эти два чувства уживались в ней одновременно. Скорее, он был ей все же неприятен в своем нынешнем обличий; но в том обличий, в котором она хотела его видеть, он, вероятно, смог бы ее заполучить. Сейчас же, пока она не принадлежит ни одному мужчине, никто не имеет права бранить ее. Филипп делал ошибку, когда своими наставлениями проявлял деспотичность. Отрицая любые компромиссы, он неустанно прокладывал себе дорогу к поражению.

Несмотря на все недостатки мистера Банкрофта, его отточенные фразы и элегантность оставляли Филиппа далеко в тени. Тот мог легко позволить себе посмеиваться и подтрунивать над Филиппом, который не сомневался в своем триумфе; Филипп же, храня молчание, только способствовал блистательному шествию Банкрофта к победе на фоне собственного безмолвия. Мужчина, за которого Клеона решится выйти замуж, должен в равной мере умело владеть как словом, так и мечом. Она продолжала одаривать мистера Банкрофта улыбками.

В самом конце недели неприятности вплотную подошли к кульминации. В глубине сада Шарлихауза мистер Банкрофт рассыпался перед Клеоной в особенно утонченном глумлении над Филиппом. Он продолжал язвить на тему неотесанности молодого человека, сохраняя при этом вид изысканного светского джентльмена и не переставая мило улыбаться. Клеона заметила в глазах Филиппа недобрый блеск, немного испугалась и, поспешив замять щекотливый разговор, пригласила всех в дом. По пути Филипп задержал Банкрофта.

- Минуточку, сэр, нам надо поговорить.

Банкрофт обернулся, вопросительно поднял брови и растянул губы в высокомерной и насмешливой ухмылке. Филипп стоял прямо, широко расправив плечи.

- Сэр, вам, видимо, очень нравится надо мной потешаться?

- Мне? - апатично прервал его Банкрофт. - Дорогой сэр?

- И я возмущен. В ваших манерах мне кое-что не нравится, но...

Банкрофт поднял брови еще выше.

- Что... же... это... такое...? - с расстановкой спросил он.

- Надеюсь, что я ясно выражаюсь? - огрызнулся Филипп.

Банкрофт поднял лорнет и внимательно оглядел Филиппа с ног до головы.

- Насколько я могу догадываться, юноше не терпится получить удовлетворение? - растягивая слова, произнес Банкрофт.

- Более того, я на этом настаиваю! Он снова подвергся снисходительному осмотру со стороны Банкрофта, улыбка которого стала еще ехидней.

- Но я обычно не дерусь со школярами, - ответил он. Кровь хлынула в голову Филиппа.

- Может, вы просто боитесь? - быстро проговорил он. пытаясь держать себя в руках.

- Возможно, - холодно заметил Банкрофт. - Но я еще не приобрел репутации отъявленного негодяя и хладнокровного убийцы.

Филипп набросился на него, словно ястреб.

- Насколько я наслышан, вы приобрели репутацию развратника!

- Прошу меня простить? - настала очередь Банкрофта залиться румянцем.

- Если вам угодно! - отчеканил Филипп, впервые за много дней довольный собой.

- Вы неосторожны, молодой человек! - распалялся Банкрофт.

- Лучше быть таким, чем осторожной размалеванной куклой!

Краска столь густо покрыла лицо Банкрофта, что ее не могла скрыть даже пудра.

- Хорошо, вы получите удовлетворение, мистер Жеттан. Я встречусь с вами, где и когда вы пожелаете.

Филипп похлопал по своим ножнам. Банкрофт впервые заметил, что у того была шпага.

- Я заметил, мистер Банкрофт, что вы не расстаетесь со своей шпагой. Поэтому я тоже стал носить свою из предосторожности. Драться будем сейчас! Вон там! - он указал на живую изгородь, где начинался орешник. Жест показался ему настолько эффектным, что даже самому понравился.

Банкрофт снова усмехнулся.

- Да, мистер Жеттан, еще одна деревенская несуразность... Вы соблаговолите пренебречь такой пустячной формальностью, как секунданты?

- Я полагаю, что мы можем доверять друг другу, - ответил Филипп.

- Тогда да храни нас Господь, - вежливо поклонился Банкрофт.

Далее все шло не совсем гладко. Банкрофт был искусным дуэлянтом, Филипп же никогда раньше не дрался на дуэлях. Фехтование его не интересовало, и сэр Моррис с трудом сумел научить его всего лишь нескольким приемам. Однако в нем кипели злость и безрассудство, тогда как Банкрофт намеревался лишь позабавиться с ним. Филипп наседал настолько стремительно и внезапно, что Банкрофт прозевал легкий удар по руке. После этого он стал фехтовать осторожнее и вскоре сумел достаточно артистично и аккуратно выбить шпагу из рук Филиппа, не причинив тому особого вреда, а лишь слегка порезав державшую шпагу руку. Пока шпага Филиппа вертелась и падала, он успел протереть свою носовым платком и спрятать ее в ножны. Затем Генри поклонился своему противнику.

- Пускай это станет вам уроком, сэр, - сказал он, быстро повернулся и ушел, прежде чем Филипп успел подобрать свою шпагу.

Спустя двадцать минут Филипп появился в Шарлихаузе; его рука была перевязана платком. Он поинтересовался, где можно найти госпожу Клеону. Узнав, что она в прихожей, он поспешил туда. Взгляд Клеоны упал на его перевязанную руку.

- Боже! - воскликнула она. - Что... что это с вами? Вы поранились!

- Пустяки, благодарю за беспокойство, - ответил Филипп. - Клеона, я хочу, чтобы вы мне прямо ответили: что этот человек для вас значит?

Глаза Клеоны вспыхнули негодованием; Филипп был, как никогда, близок к полному поражению.

- Я вас решительно не понимаю, сэр, - ответила она.

- Вы любите этого... этого хлыща?

- Я считаю ваш вопрос просто неприличным! - гневно воскликнула девушка. Кто вам дал право задавать мне подобные вопросы?

Филипп еще сильнее насупил брови.

- Так вы его любите?

- Нет, не люблю! Я просто не знаю, я... Как вам не стыдно? Филипп подступил еще ближе.

- Клеона, а вы... меня... вы могли бы... любить меня? Она не отвечала.

Тогда он подошел к ней вплотную и спросил хриплым голосом:

- Вы... выйдете за меня замуж, Клеона? Девушка молчала, смущенно опустив глаза.

- Клеона, - продолжал Филипп, - вы ведь не хотите... пустого напудренного красавца клоуна?

- Я не хочу, прежде всего... неотесанного... необразованного деревенщину! - зло ответила она. Филипп отстранился от нее.

- Это обо мне, Клеона?

В его голосе было нечто такое, отчего в ее глазах появились слезы.

- Я... нет, Филипп, я не могу выйти замуж за вас такого, какой вы есть!

- Значит, нет? - голос Филиппа был потрясающе спокоен. - Но если я все же смогу стать вашим идеалом, тогда... тогда вы выйдете за меня замуж?

- Я тогда... тогда не нужно будет задавать таких вопросов!

- Получается, сам по себе я никуда не гожусь. Вам не нужна любовь честного человека. Вам милее комплименты пустой куклы. Если я научусь быть такой куклой, вы пойдете за меня. Хорошо, я научусь. Вам более не будет досаждать Ваш преданный Филипп со своей назойливой любовью. Я поеду в Лондон... и когда-нибудь вернусь обратно. Желаю вам всего хорошего, Клеона.

- Неужели... вы поедете в город? - воскликнула девушка. Она протянула ему руку, и когда он ее целовал, ее пальцы немного дольше обычного прижались к его губам.

- Возвращайтесь ко мне, Филипп, - прошептала Клеона. Не отпуская ее руки, он поклонился, после чего молча отпустил ее, развернулся и зашагал прочь. Происшедшее казалось ему эффектным и драматичным. Однако, когда дверь за ним затворилась, Клеона залилась истерическим смехом. Заключительная сцена показалась ей забавной.

Филипп возвращался домой, переполненный противоречивым эмоциями. Он злился на Клеону, чувствуя себя уязвленным ее непостоянством, но от этого она не становилась для него менее привлекательной и желанной. Никогда раньше он так глубоко не осознавал, насколько необходима была Клеона для его счастья. Она однозначно дала ему понять, что не выйдет за него, пока он не переменится и не научится таким же манерам, как у Банкрофта. Она не любила его так, как он любил ее; ей хотелось лоска, украшений, модных безделушек. Филипп стиснул зубы. Хорошо, она получит, что хочет, но он все же очень, очень злился! Он подумал о своем отце и рассердился еще сильнее. Какое право имели эти двое пытаться превратить его в неискреннее, пустое и женоподобное существо? Конечно, его отец неслыханно обрадуется, когда услышит, что его сын решил стать "джентльменом". Итак, они получат то, что хотели, а потом, возможно, об этом сами и пожалеют! Охваченный порывом жалости к себе, Филипп думал, как сильно он любит этих двух людей. Любит их такими, какие они есть, любит просто так; а они... Ему было горько оттого, как они с ним обошлись. Было еще кое-что, не дававшее ему покоя. Он так долго готовился к тому, чтобы наказать мистера Банкрофта, а получилось все наоборот, мистер Банкрофт наказал его. Эта мысль была ему крайне неприятна. Банкрофт оказался мастером не только слова, но и шпаги, он же, Филипп, не владел ни тем, ни другим. Эти размышления вызывали у него нервозность и раздражение. В таком состоянии он и приехал к дому сэра Морриса.

Филипп обнаружил отца сидящим на террасе и поглощенным чтением Ювенала. Сэр Моррис поднял глаза и посмотрел на повязку Филиппа. Он ничего не сказал, но в его взгляде скользнула усмешка. Филипп соскочил с лошади и присел рядом на скамейку.

- Вот, сэр, я дрался с Банкрофтом, - выдохнул он.

- Я предполагал, что все именно так и произойдет, - кивнул отец. - Я ему не пара. Он без труда выбил у меня шпагу.

Сэр Моррис снова кивнул.

- Клеона также, - Филипп с трудом подбирал слова, - не пойдет за меня... какой я есть. - Он искоса посмотрел на отца. - Как вы предрекали, сэр, она предпочитает тонкое, обращение, на манер Банкрофта.

- И что же? Филипп промолчал.

- Я полагаю, мистер Жеттан исключен из списка претендентов на ее сердце. Не мудрено, - ответил за него сэр Моррис.

- Я так не говорил, сэр, - резко возразил Филипп. - Клеона хочет франта и она его получит! Я сказал, что Не покажусь ей на глаза, пока не стану... как она думает... предметом ее желаний! Я вам обоим покажу, что я вовсе не дикий, необразованный деревенщина, каким вы меня все считаете и который может лишь, он скопировал интонацию своего отца, - грязь месить. Я научусь выглядеть таким, каким вы хотите меня видеть! Я не стану более оскорблять вас своим присутствием в теперешнем виде!

- Жаркий сегодня выдался денек! - заметил сэр Моррис. - Так ты, значит, собрался в Лондон, мой мальчик? К своему дяде?

Филипп неопределенно пожал плечами.

- Может, к дяде, может, еще куда... Меня это мало волнует.

- Нельзя с таким настроением начинать столь важное предприятие, - сказал сэр Моррис нарочито напыщенно. - Это дело должно всецело занять тебя.

Филипп развел руками.

- Но мое сердце здесь, сэр, дома!

- А также еще в Шарлихаузе, - рассудительно возразил его отец. - Разве бы ты иначе собрался в Лондон?

- Нет, только здесь! Слава Богу, я теперь, наконец, понял, что Клеоне я вовсе не нужен. Она вертит мной, как ей вздумается, и держит при себе только для развлечения!

- О-ля-ля! - воскликнул сэр Моррис. - Зачем же тогда ехать в Лондон?

- Чтобы показать ей, что я не безмозглый баран, каким она меня видит! ответил Филипп и тут же ушел.

Сэр Моррис вернулся к своему Ювеналу.

Филипп отправился в Лондон, как только зажила его рука. Он распрощался с отцом, который снабдил его множеством советов, рекомендаций и родительским благословением. Клеону он больше не видел, но когда он уехал, она тут же объявилась в "Гордости Тома". Крепко вцепилась в руку сэра Морриса, пустила слезу; затем немного посмеялась. Что до сэра Морриса, то он, конечно, побранил слегка себя, старого, сентиментального дурака... С отъездом Филиппа наступила пустота, которой суждено исчезнуть только с возвращением сына.

Том был поглощен завтраком, когда ему доложили о приезде племянника. Был уже полдень, но у Тома выдалась на редкость напряженная ночь. Филипп вошел в комнату, сопровождаемый печальным взглядом Моггата. Путешествие выдалось утомительным, и его кости ныли после долгих часов, проведенных в седле. Его появление было совершенно неожиданным, но дядя не выказал ни малейшего удивления.

- Рад тебя видеть, Филипп, мой мальчик, - поприветствовал Том. - Какие дела на этот раз? Филипп тяжело опустился на стул.

- Все расскажу, дайте только наполнить желудок, - ухмыльнулся Филипп, этот филей определенно радует мне глаз.

- Конечно, цвет у него... - сказал Том после тщательного изучения привлекшего внимание блюда, - но, ничего, даже очень вкусно.

- К черту цвет! - сказал Филипп и набросился на филей. Потом он внезапно нахмурился. - Гм! Да, Том, пожалуй, вы были правы, цвет у него какими-то пятнами - здесь красный, а тут коричневый.

Том удивленно посмотрел на него.

- А ты какой цвет предпочитаешь, Филипп?

- Теперь уже неважно, пронеси меня Господи, - ответил тот, продолжая жевать мясо с явным отвращением.

- Понимаю тебя, - посочувствовал ему Том. - Как там отец?

- Неплохо, шлет вам большой привет.

Том уткнулся в кучу писем, что лежала тут же, рядом с его тарелкой. Когда он просмотрел их, Филипп закончил трапезу. Том отодвинул свой стул от стола.

- Итак, Филипп, что принесло тебя сюда? Моггат, каналья, пошел вон!

Филипп дождался, пока негнущаяся спина Моггата исчезла за дверью.

- Я... буду учиться... чтобы стать джентльменом, - ответил он.

Том уставился на него, затем разразился бурным хохотом.

- Боже милостивый, Филипп, что, время пришло?

- Не понимаю ваших намеков, - сердито буркнул Филипп.

- Как! Разве дело не в какой-нибудь женской юбке?

- Том, прошу, не надо так... прямо! Том просто помирал со смеху.

- Все, молчу! Молчу! Хм! Хм! А как же ты собираешься обстряпать это дельце?

- Вот это я как раз и хотел бы знать.

- А я должен тебя учить? Филипп замялся.

- Может, это такая вещь, что ей лучше обучаться самостоятельно? - спросил он на удивление робким голосом.

- И чему же именно ты намереваешься научиться в первую очередь?

- Как стать джентльменом. Разве я не говорил?

- Чушь собачья, а кто же ты сейчас? Губы Филиппа слегка дрогнули.

- Том, мне объяснили лучше некуда, - я бестактный и неотесанный деревенщина.

Дядя понимающе посмотрел на него.

- Одна маленькая мегера, - мудро заключил он.

- Простите, я вас не понял? - холодно спросил Филипп.

- Не обращай внимания, - быстро ответил Том. - Значит, Моррис опять за тебя взялся? Теперь, приятель, кончай ершиться и давай рассуждать разумно, ради всего святого! Что именно ты хочешь?

- Я хочу, или они хотят... он хочет... чтобы я научился элегантно одеваться, вести себя в обществе, изысканно изъясняться, как ухаживать за женщинами, как кланяться, как...

- Хватит, хватит! - прервал его Том. - Картина ясная! Это не такая простая задача, мой мальчик. Пройдут годы, пока ты все это освоишь.

- Зачем быть таким пессимистом, сэр, - сказал Филипп, - я намерен обучиться всем этим премудростям за один год.

- Ну что же, мне нравится твой настрой, - подытожил разговор Том. Выпей-ка, приятель, лучше еще эля да расскажи мне всю историю подробно.

Филипп счел разумным последовать совету дяди. Очень скоро он осознал, что у него на сердце полегчало и что у него удивительно симпатичный и всепонимающий дядя. Том старался воздерживаться от приступов смеха, которые то и дело душили его, и совладать с которыми было не так-то просто. Когда Филипп подошел к концу своего печального повествования и посмотрел на сидящего напротив дядю несчастными и помутневшими глазами. Том постучал по зубам своим полированным ногтем и казался преисполненным мудрости.

- Мое мнение таково, Филипп: ты самый лучший из всех нас, Жеттанов, но это не умеют ценить ни там, ни здесь, в Лондоне. Теперь я начинаю понимать: они там в деревне все просто дураки, потому что не смогли отдать должное кристально чистым качествам твоей души.

- О, они совсем не возражают против моих качеств! - им не нравится, что у меня мало порока.

- Не прерывай развитие моей мысли, приятель. Они думают, что ты... что там за слово ты называл?... деревенщина? Очень мило! Очень мило! Они сомневаются в твоих способностях блистать в свете? Нам предстоит разочаровать их. Мы их удивим! - Я сомневаюсь, - сказал Филипп кисло.

Мысли Тома уже витали в далеком будущем, а глаза одобрительно осматривали племянника.

- У тебя отличная фигура, хорошие ноги.

- А руки? - Филипп со смехом вытянул их.

- Ага! Сейчас мы их разглядим получше. Да, кстати, у тебя, как и у всех Жеттанов, приятное лицо, даже симпатичное.

- Не может быть! - Филипп встрепенулся. - Я про это раньше никогда не слышал!

- Теперь ты об этом знаешь. Ты копия своего отца в молодые годы. Черт возьми, какие это были годы! Это было до того, как я растолстел, - грустно добавил он. - Итак, я отвлекся! Моррис и девчонка... как там ее зовут?

- Не понимаю, почему вы ее так назы...

- Не будь дураком, приятель! Итак, эта милая крошка, как ее? Шарлотта... нет, к черту, это слишком варварское для нее имя!

- Клеона, - почтительно подсказал Филипп.

- А, забыл, точно - Клеона. Итак, Моррис и Клеона думают, что ты наберешься немного лоска и шарма. Так вот! Все, что тебе нужно, - это сверкать! Сверкать и быть ослепительным!

- Сомневаюсь, что у меня получится, - произнес Филипп. - Да я и не собирался на самом деле...

- Тогда я умываю руки. - Том откинулся на спинку стула с таким видом, будто все уже решено.

- Нет, Том! Вы должны мне помочь! Том уставился на него строгим взглядом.

- Тогда ты должен во всем меня слушаться.

- Да, но...

- Никаких но, полностью, - сказал Том тоном, не допускающим возражения.

- Ладно, я согласен! - подавленно отозвался племянник. Круглое, добродушное лицо дяди тут же потеряло несвойственную ему суровость. Он снова погрузился в свои глубокие мысли.

- Париж! - наконец выдал он результат своих размышлений ошарашенному племяннику. - Тебе нужно поехать в Париж, - пояснил он.

Филипп посмотрел на него с ужасом.

- Куда! Я? В Париж? Никогда!

- Тогда я умы...

- Но, Том, я ведь почти не говорю по-французски!

- Тем более.

- Но... но... черт возьми, я туда не поеду!

- Как хочешь, - зевнул Том.

Филипп начал чувствовать себя еще несчастнее.

- Зачем мне этот Париж? - ворчал Филипп, обращаясь Неизвестно к кому.

- Ты как угрюмый медвежонок, - укорил его дядя. - Куда же еще ехать?

- А разве я... я не смогу научиться всему здесь?

- А все твои знакомые будут сплетничать друг с другом, как там у нас проходит преображение Филиппа Жеттана?!

Филипп как-то раньше об этом не подумал и погрузился в напряженное молчание.

- Только в Париж, - убеждал уже сам себя Том. - Всего-то недельку. К тому же у тебя и денег вполне достаточно, так что не придется ужиматься и стеснять себя. Я тебя туда отвезу, приодену, представлю.

Филипп посветлел.

- Том! Это чертовски мило с вашей стороны. Том!

- Безусловно, - охотно согласился дядя. - Но клянусь тебе, я тоже найду, чем там заняться. - Он захихикал. - И чтоб ни слова ни отцу, ни еще кому бы то ни было! Ты просто исчез! А когда появишься снова, тебя никто не узнает.

Заманчивый проект все же не смог полностью развеять беспокойство Филиппа. Он тяжело вздохнул.

- Да, я думаю мне надо это сделать. Но... - Он встал и подошел к окну. Это как раз именно то, против чего я всегда протестовал. Ничего, поживем увидим... - Он засунул руки глубоко в карманы. - Они не хотят, чтобы я оставался честным и разумным. Они... им безразлично, какой у человека может быть характер или репутация! Им лишь бы только чтобы он говорил обходительно и радовал им слух глупыми комплиментами, а глаза - модными тряпками. Тьфу!

- Как ты все тяжело воспринимаешь, - покачал головой дядя. - Они все одинаковые, приятель, благослови их и забудь!

- Я думал... она... не такая... - Тогда ты дважды дурак, - цинично сказал Том.

Филипп стоял посредине салона и робко пытался протестовать. Прилизанный камердинер скрючился перед ним на коленях и прикладывая расшитые золотом чулки к его панталонам, в то время как некий щеголь среднего возраста пытался в седьмой раз подобрать ему шейный платок от Мешлина. Мистер Томас Жеттан полировал племяннику ногти на правой руке. На

Филиппа было жалко смотреть.

Франсуа отодвинулся на корточках от Филиппа, чтобы со стороны насладиться результатом, достигнутым ценою невероятных усилий.

- Это просто восхитительно, мсье! Как чудесно обтягивает икры, мсье! Какие у вас стройные ноги! - проворковал он по-английски.

Филипп тщетно пытался вырваться из объятий, но тут же был награжден нетерпеливым возгласом джентльмена, который не на жизнь, а на смерть вел безуспешную борьбу с его непослушным шейным платком.

- Замолчи, болван, - сказал он по-французски и продолжил на английском, как мне повязать твой галстук, если ты все время вертишься таким образом. Подними подбородок,

Филипп!

- Но, мсье, я... я... мне... шею больно.

- Чтобы выглядеть красивым, нужно страдать, - огрызнулся маркиз.

- Хорошо, что хоть Том, кажется, закончил! - раздраженно пробурчал Филипп. Дядя хихикнул.

- Я закончил, можешь не беспокоиться. Жан, посмотрите, как они сверкают!

Маркиз де Шато-Банво сделал шаг назад, чтобы оценить свою работу.

- Позвольте с вами немного не согласиться, - пропел он.

Филипп затравленно завопил.

- Нет-нет! Мсье! Все великолепно!

Но маркиз проигнорировал эти протесты, вцепившись в мягкие складки тонких кружев. Внезапно его глаза победно заблестели.

- Готово! Франсуа, быстро подай булавку с сапфирами! Камердинер был наготове. Он и Томас с интересом наблюдали, как рука маркиза застыла в нерешительности. Филипп почувствовал, что в его жизни настал решающий момент, он даже перестал дышать. Булавка была прикреплена одним безошибочным движением, что вызвало вздох облегчения у обоих зрителей.

- Ну, вот теперь ты прав, Том: полный триумф, - маркиз одобрительно закивал головой. - Теперь присядьте, Филипп. Филипп плюхнулся на стул перед туалетным столиком.

- Фу! Наконец-то! Неужели вы все-таки закончили?

- Теперь неси румяна, Франсуа! Поторопись! Филипп попытался снова протестовать.

- Не надо меня красить и пудрить!

Суровый взгляд маркиза пригвоздил его к месту.

- Вы что-то хотели сказать?

- Мсье, прошу вас... не надо!

- Филипп, если бы не мое глубокое уважение к вашему отцу, я бы покинул вас сию же минуту. Вы изволите делать, как я сказал?

- Но, мсье, разве совершенно нельзя обойтись без этого?

- Совершенно нельзя, молодой человек. Филипп уныло улыбнулся.

- Тогда делайте ваше черное дело!

- У меня это получается не "черное", неблагодарный. У меня, напротив, это получается лучше всего!

- Делайте, как знаете. Я, действительно, очень вам признателен, сэр.

Маркиз сжал губы и подал знак Франсуа.

Филипп строил жуткие гримасы и вертелся, в тщетной надежде спастись от проворных пальцев француза. Он жаловался, что ему щекотно, с отвращением морщился, когда маркиз начал натирать ему щеки румянами. Потом он расчихался от пудры, которой Франсуа принялся его осыпать, и сделался совершенно мрачным, когда к его левому уху прикрепили серьгу с сапфиром.

Но это были еще цветочки - ягодки ждали его впереди. Он с ужасом обнаружил, что для того, чтобы облачить его в камзол, понадобилась объединенная энергия всех трех мужчин! Когда эта ответственная процедура завершилась, он в отчаянии стал уверять их, что эта штука обязательно порвется по швам, стоит только ему пошевелить хотя бы одним пальцем. Маркиз нашел его "исключительно забавным", но беспокойным.

- Вот теперь, глупыш, дело сделано!