Глава 7

Несколько часов спустя удивленная и обрадованная Нелл принимала у себя своего брата. Она надеялась, что он сегодня все-таки появится, но поскольку его день начинался всегда поздно, не ждала брата раньше второй половины дня. Они с Летти вернулись на Гросвенор-сквер в одиннадцать часов, проведя более часа на прогулке в Гайд-парке, и когда виконт добрался до их дома, только закончили завтрак. Он отклонил приглашение позавтракать с ними, сказав, что заехал сказать сестре всего два слова. Его тон не позволил Нелл надеяться, что он нашел способ решения ее проблемы, а по выражению его лица было видно, что случилось нечто такое, что испортило ему настроение. Летти, с достойным сожаления отсутствием такта, заявила ему, что, судя по всему, он зол как собака, и немедленно пожелала узнать причину. Он ответил, что вовсе не зол, а просто хочет поговорить с сестрой наедине. Расценив эти слова как злостный выпад, Летти тут же кинулась обороняться, и между ними возникла весьма оживленная перепалка, в ходе которой было произнесено несколько неприятных замечаний личного характера. Виконт вышел из этой стычки победителем, неблагородно воспользовавшись своим старшинством и сообщив ей с видом шестидесятилетнего старика, что подобная наглость в зеленых девчонках вроде нее столь же неуместна, как и неприлична. Не придумав никакого уничтожающего ответа, Летти выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.

– Как ты можешь, Дай! – с упреком воскликнула Нелл. – В жизни не слышала такой неучтивости! И если уж говорить о неприличии, то с твоей стороны было совсем неприлично так отругать Летти! Ты же ей не брат.

– Нет, и слава Богу! – ответил он. – Если она не будет следить за собой, то превратится в сварливую тетку, с которой нет никакого сладу.

– Но, Дай, почему ты так зол, в чем причина?

– Сейчас я тебе скажу! – произнес он угрожающе. – И не строй из себя невинность, моя милая, потому что меня не проведешь и не задобришь ангельскими глазками! Ты ведешь двойную игру и прекрасно знаешь об этом! Какого черта ты все-таки потащилась к Кингу, хотя я запретил тебе связываться с процентщиками!

Она слегка смутилась, но тут же нервно спросила:

– Это Феликс тебе рассказал? Вот уж не ожидала от него такой низости!

Виконт был сердит на мистера Хедерсетта, но в нескольких исчерпывающих словах объяснил сестре, что она должна быть ему весьма обязана. Затем он обрисовал ей ужасную судьбу тех, у кого хватало глупости попасть в лапы ростовщиков, весьма высокопарно порассуждал о бедах, которые влечет за собой расточительность, и потребовал от Нелл торжественного обещания, что она больше никогда не пойдет ни к еврею Кингу, ни к другому процентщику.

– А если ты думаешь, что это так смешно, – гневно заключил он, – то ты ошибаешься!

– Нет, нет, вовсе нет! – сказала Нелл, пытаясь вложить в свой голос всю серьезность и здравомыслие. – Но только я… я не могла не улыбнуться, когда ты так клеймил расточительность и небрежность, а сам… да ты же сам такой, Дай! – Она увидела, что это замечание не только не смягчило его, но и произвело обратный эффект, и поспешно добавила: – Я больше никогда не буду! Конечно, было бы совсем плохо, если бы мне пришлось продолжать занимать деньги, но ведь я не собиралась этого делать, я бы отдала все в конце квартала, вот и все!

– Не сомневаюсь! И не успела бы оглянуться, как снова оказалась бы в переделке! А то я не знаю! – с чувством возразил Дайзарт. – А какого черта тебе понадобилось вмешиваться, когда этим занимаюсь я, одному Господу Богу известно!

– Да, но я подумала, не лучше ли мне заняться этим самой, – откровенно сказала Нелл. – А то вдруг ты сделаешь что-нибудь ужасное!

– Ну да, конечно! Скажешь тоже, Нелл! Что же такого я мог сделать, скажи на милость?

– Честно говоря, – созналась она, – я боялась, что ты кого-нибудь ограбишь.

– Боялась, что я кого-нибудь ограблю? – ахнул Дайзарт. – Боже милостивый! Хорошего же ты обо мне мнения!

– Но ты же хотел ограбить меня! – заметила Нелл. – И если бы я тебя не узнала, ограбил бы – сам знаешь!

– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! – вскричал Дайзарт. – Ведь все, что я хотел сделать, – это продать твои проклятые безделушки для твоего же блага! Если ты думаешь, что я собирался на этом заработать, то глубоко ошибаешься, милая моя!

– Нет, конечно, но это такой отчаянный поступок, Дай, и я с тех пор не знаю покоя. Я теперь только и думаю, что еще ты можешь выкинуть, и страшно волнуюсь. Потому что…

– Чушь! – перебил Дайзарт. – Да я даже не собирался брать побрякушки Летти! И вообще, к чему эти разговоры? Ты бы и глазом не моргнула из-за того, что лишилась драгоценностей, – разве не так?

– Т-так, но…

– И была бы дьявольски благодарна, что не узнала меня, когда на следующий день я притащил бы тебе деньжата. И я уверен, – безжалостно продолжал виконт, – что у тебя хватило бы благоразумия не спрашивать меня, где я их взял!

– О, Дай, боюсь, что это правда! – произнесла она с ошеломленным видом. – Это так ужасно!

– Вздор! – презрительно заявил виконт. – Слушай, Нелл, ну что ты сидишь мрачная как туча? Поверь мне, я не оставлю тебя в беде. У меня в голове есть парочка отличных мыслишек, но я не мог в мгновение ока раздобыть деньги, так что нет смысла дергаться, как рыба на сковородке, и каждый раз при встрече спрашивать, что мне удалось сделать! Дай мне неделю и увидишь, как я здорово все обтяпаю!

Она с сомнением посмотрела на него:

– А что это за идеи, Дай?

– Не твое дело! – ответил он решительным тоном. – Одна из них совершенно определенная: чем меньше ты об этом знаешь, тем лучше!

Дурные предчувствия завладели ею еще больше. Она сказала:

– Не буду тебе надоедать, но мне все-таки хотелось бы знать!

– Не сомневаюсь, но только не надейся, что я тебе смогу помочь, если при каждой моей попытке ты будешь поднимать такой шум, – сказал виконт. – Но, похоже, именно так ты и будешь делать, потому что, сдается мне, ты совсем уже ошалела от страха!

– Мне очень жаль! – смиренно ответила она. – Я ведь стараюсь сохранять присутствие духа, но это так трудно, когда у тебя неприятности, Дай! Каждый раз, когда я слышу стук в дверь, мне кажется, а вдруг это Лаваль пришла требовать у Кардросса свои деньги, и тогда я сама не своя от беспокойства и тревоги!

– Не будь такой дурочкой, Нелл, – посоветовал виконт, обнимая ее за плечи и слегка прижимая к себе. – Она этого не сделает. По крайней мере, в ближайшие две недели. Будь уверена, она знает, что тебе нужно время, чтобы раздобыть наличные. Да-да, и если она не такая же простофиля, как ты, – а судя по всему, конечно нет, – она прекрасно знает, что ты ей заплатишь, – проницательно добавил он. – Она только хотела напугать тебя, чтобы ты это сделала поскорее. Она даст тебе еще как минимум неделю времени, а может быть, и больше. Когда Кардросс возвращается в город?

– Думаю, в понедельник. Я не уверена, но он сказал, что уезжает на неделю. – Нелл немного помолчала, а потом, отвернувшись, добавила: – Я до смерти боюсь его возвращения, и это повергает меня в жуткое отчаяние!

Вернувшаяся в комнату Летти избавила виконта от необходимости отвечать. На ней была шляпка и легкая шаль, грациозно наброшенная на плечи; она вошла лишь для того, чтобы попрощаться с Нелл и сообщить ей, что как только она доберется до дома своей тетушки, то сразу же отошлет экипаж домой на случай, если золовке понадобятся услуги кучера. Она демонстративно проигнорировала виконта, но очень нежно поцеловала Нелл в щеку и сказала ей, чтобы та не думала присылать за ней коляску на Брайнанстон-стрит, поскольку тетушка наверняка позаботится о том, чтобы отправить ее домой.

– Так расфуфыриться всего лишь для тетки? – спросил Дайзарт, оглядывая ее критическим взглядом. – Должен сказать, шляпка что надо!

Заметив его присутствие, Летти приподняла брови со всем высокомерием, на которое была способна, и молвила ледяным тоном:

– Вы очень любезны, сэр!

– Дурешка! – снисходительно сказал Дайзарт.

Летти сверкнула глазами, но прежде чем она снова успела скрестить шпаги со своим неисправимым мучителем, вмешалась Нелл.

– Ты выглядишь прелестно, – заверила она Летти, провожая ее до двери. – Я пойду с тобой, чтобы посадить тебя в коляску. Думаешь, ты не замерзнешь в одной шали?

– Наверняка замерзну, – простодушно ответила Летти, – но носить ротонду – это так вульгарно! – Задержавшись в холле, чтобы натянуть перчатки, она задумчиво произнесла: – Не хочу огорчать тебя, Нелл, но, по-моему, Дайзарт – самый невыносимый и невежливый человек на свете!

– Ты абсолютно права, – рассмеялась Нелл. – Ты и не можешь думать по-другому. Дело в том, что, поскольку мы с тобой родственники, он относится к тебе как к своей сестре.

– У моего брата масса недостатков, но даже он так не обращается со мной!

– Конечно, нет, но он же намного старше тебя. Если бы у тебя был брат твоего же возраста, у тебя бы хватило находчивости, чтобы отбрить Дайзарта, – с улыбкой сказала Нелл.

– Я просто счастлива, что у меня его нет, и уверяю тебя, Нелл, я сочувствую тебе!

– Спасибо! Это и вправду тяжелый случай, – сказала Нелл; глаза ее искрились весельем. – Что ты за несносное создание! Только не сердись и на меня тоже! До свидания. Пожалуйста, передай от меня тетушке все, что следует. Боюсь, что в твоем невнимании к ней она считает виноватой меня, но надеюсь, отдаст мне должное за то, что я предоставила ей тебя на сегодня.

Она говорила небрежным тоном, но прекрасно понимала, что миссис Торн вправе обижаться на нее из-за Летти. Кардросс, считавший, что причину недостатков Летти следует искать именно в доме этой самой дамы, возможно, и стремился держать Летти подальше от ее семейства. Но Нелл никогда не могла заставить себя помогать ему в осуществлении этих намерений. Более того, она не раз предлагала Летти поехать вместе и нанести утренний визит ее тетушке. И она без всякого удивления узнала, что миссис Торн считает, будто о ней совсем забыли; Нелл и сама думала, что Летти проявляет чересчур мало внимания к женщине, заменившей ей мать. Собственно, она была бы немало удивлена, узнав, что миссис Торн не только не упрашивала племянницу навестить ее в то утро, но и не имела ни малейшего представления о предстоящем визите и потому вместе со своей дочерью Фанни отправилась по магазинам посмотреть на шелка.

Но приезда Летти ожидала мисс Селина Торн. Едва увидев подъехавшую к дому коляску, она сбежала вниз по лестнице и приветствовала кузину, всячески выказывая свое удивление и восторг. Целуя ее, она, однако, с заговорщическим видом прошептала:

– Не бойся! Все спокойно! Затем – специально для горничной, которая впустила Летти в дом, – она произнесла:

– Как я рада, что не поехала с мамой и Фанни! Пойдем наверх, душенька, мне надо столько рассказать тебе!

Это была миловидная девушка чуть моложе Летти, но гораздо крупнее. Рядом со своей изысканной кузиной она казалась чересчур упитанной, немного неуклюжей, но это ничуть не портило ее настроения. Она была добродушна, как и ее мать, считала себя весьма разумной особой и имела столь романтический характер, что повседневная жизнь казалась ей до отвращения пресной. Селина воображала, что ей пришлось бы куда более по вкусу жить в обстановке одного из знаменитых романов миссис Рэдклифф. Приведя Летти наверх, в гостиную, она закрыла дверь и сказала, таинственно понизив голос:

– Душенька моя, ну и утро у меня было! Я думала, что все сорвется, потому что мама чуть ли не потребовала, чтобы я поехала с ней. Мне пришлось немного схитрить: сказала, что у меня болит голова, и все наконец обошлось, только я была до смерти напугана, потому что она так копалась, что казалось, они с Фанни так и не уйдут до твоего приезда! Как ты прелестно выглядишь! Мистер Эллендейл будет в восторге!

– Если только он не подведет! – сказала Летти. – Я очень просила его встретиться со мной здесь сегодня, но не знаю, сможет ли он. Если у него много работы, ему придется пробыть в министерстве иностранных дел весь день. Только неужели он не сможет предупредить меня?

Мисс Торн была твердо убеждена, что сила чувств мистера Эллендейла возьмет верх над всеми прочими обстоятельствами. Она увлекла Летти к окну, чтобы не пропустить его приезда, потому что собиралась сбежать вниз и открыть ему дверь прежде, чем он постучит и его увидит прислуга.

– Это будет просто ужасно, если мама узнает, что он здесь был! – щебетала Селина. – Если она что-то заподозрит, будь уверена, она тут же отправится к твоему брату, потому что ей ваши отношения нравятся не больше, чем ему. Не далее как вчера она заявила, что считает это исключительно неудачной партией и удивляется, как мистер Эллендейл может быть таким назойливым! Я опустила глаза и не дала выхода своим эмоциям, но можешь себе представить, что я почувствовала, услышав такие слова от человека, которого считала воплощением рассудительности! О, милая моя Летти, я дала себе обет, что если какое–нибудь вмешательство с моей стороны поможет спасти тебя от горестной судьбы быть принесенной в жертву богатству и положению, то я сделаю все, что надо!

Летти поблагодарила ее, но тут же весьма разумно заметила, что, поскольку Кардросс едва ли прислушается к ее совету, она ничего не сможет сделать для достижения этой благородной цели. Мисс Торн, которая с таким восторгом взяла было на себя роль посредницы, несколько остыла. Подумав, она вынуждена была признать, что у семнадцатилетней девушки действительно мало возможностей помочь роковой любви. В тишине ее спальни легко было придумывать приятные романтические истории, в которых она играла главную и часто героическую роль. «Самая благородная из девушек. Мы абсолютно всем обязаны вам», – провозглашал мистер Эллендейл, которого накануне брака Летти с дворянином распутного нрава (выбранного ей в мужья братом) тайно венчает с ней священник, привезенный в дом под покровом ночи с помощью ее преданной кузины. В этих историях Селина преодолевала все трудности, просто не обращая на них внимания, но при холодном свете дня она не настолько предавалась мечтам, чтобы не осознавать: в скучной реальной жизни на ее пути стоят некоторые непреодолимые преграды, не последней из которых является сам мистер Эллендейл. Хотя Летти сразу оценила бы красоту этого венчания в полутемной комнате, освещаемой единственным подсвечником в руках у кузины, пылкого влюбленного, скорее всего, пришлось бы долго уговаривать, чтобы склонить к столь неподобающему действию. Что касается непременного духовного лица, то даже самый отчаянный оптимист не стал бы предполагать, что существует способ убедить преподобного Уильяма Такстеда, единственного священника, которого знала Селина, совершить то, что требовалось от него при данной церемонии.

Как ни были грустны эти соображения, они не могли надолго опечалить Селину. Пусть любовная история Летти не достигает высот истинной драмы, но все же она очень романтична; и ее утешала мысль о том, что без вмешательства своей кузины Летти вряд ли удалось бы устроить тайное свидание со своим возлюбленным. Для устройства браков старших сестер услуги Селины не понадобились; и ничего, по ее мнению, не могло быть более нелепого, чем брак Марии с мистером Тислтоном, – разве что помолвка Фанни с мистером Хамби – событие, имевшее место в прошлый вечер. Ни одна из девиц не оказала ни малейшего сопротивления, оба джентльмена обладали значительным состоянием и положением в обществе, благодаря которым считались завидными женихами. Пожалуй, с помолвкой Фанни еще можно было смириться, но вот с замужеством Марии… Мистер Хамби не был знаком семейству Торн, когда начал ухаживать за ней, и потому это было все-таки не так уныло, как брак Марии с Джоном Тислтоном, которого она знала всю свою жизнь; но мисс Селина считала, что будет жестоко обижена судьбой, если та не пошлет ей пламенного возлюбленного – столь «неподходящего», что ему будет обеспечено отчаянное сопротивление ее родителей, даже преследование; но она вынесет это с высочайшим героизмом, а закончится все побегом. Поскольку такой джентльмен пока еще не появился на горизонте, она всей душой отдалась делам Летти. Ей ничего не стоило наделить Кардросса всеми качествами тирана; а если благопристойность мистера Эллендейла поначалу заставляла думать, что его не удастся вовлечь в какие-либо отчаянные действия, то потом она решила, что это объясняется не врожденной респектабельностью, а весьма своеобразной сдержанностью чувств.

Она как раз рассказывала Летти о пошлых поздравлениях, полученных в связи с известием о помолвке Фанни, когда у дома показался мистер Эллендейл. Она тут же привела свой план в исполнение, так быстро сбежав с лестницы, что оказалась у двери гораздо раньше его, и потому обнаружила, что приглашает «входить и ничего не бояться» лишь пустое пространство. Мистер Эллендейл, однако, вскоре появился; уже отрепетировав (хотя и невольно) свою приветственную речь, она смогла усовершенствовать ее.

– Я знала, что вы придете! – заявила она. – Я сейчас провожу вас к ней. Не беспокойтесь, вам никто не помешает! Ни одна живая душа не знает о том, что вы здесь! Тсс!

Удивленный тем, что входную дверь открывает одна из дочерей хозяйки, мистер Эллендейл растерянно заморгал.

– Прошу прощения! – сказал он.

– Не говорите так громко! – предупредила она. – Слуги не должны знать, что вы здесь.

– Но почему? – спросил он. – Разве миссис Торн нет дома?

– Нет, нет, вам нечего бояться! – уверяла его Селина. – Они с моей сестрой отправились в Сити. Если они вернутся, не сомневайтесь, я дам вам знать!

– Тогда мне не следует здесь оставаться, – сказал он с раздраженным видом. – Мне в высшей степени неприлично находиться в доме в отсутствие миссис Торн.

Селина была несколько сбита с толку столь прозаическими словами, но с честью вышла из положения.

– Сейчас не время думать о приличиях! – сказала она серьезно. – Ваше положение безнадежно, и как бы под этими сокрушительными ударами моя кузина ни старалась сохранять присутствие духа, ее страдания безутешны! Вы должны немедленно пойти к ней!

– Я не предполагал, что эта встреча имеет тайный характер, – сказал он. – И я не могу с этим согласиться! Я заверил лорда Кардросса, что всячески осуждаю подобное поведение, такие встречи с его кузиной за его спиной не могут быть приемлемыми для человека чести!

Ни в одном романтическом плане Селины не было возлюбленного, которого нужно было бы уговаривать встретиться с предметом своей страсти; и сумей только она найти ему замену в этой драме, она вытолкала бы мистера Эллендейла из дому. Но поскольку замены не было, она была вынуждена как можно лучше использовать этот неподходящий материал, имевшийся под рукой.

– Я уверена, вы не позволите такой ерунде стать препятствием для вашей встречи с Летти! – сказала она. – Не забывайте, насколько она взволнованна! Она вне себя от отчаяния, и я не удивлюсь, если ее рассудок не выдержит!

Мистер Эллендейл был всего лишь человеком. Ужасная картина, возникшая при этих словах в его воображении, лишила его всякой способности сопротивляться, и он без дальнейших пререканий последовал за Селиной вверх по лестнице.

– Я привела его к тебе, душенька! – объявила Селина, распахивая дверь в гостиную.

Страдающая возлюбленная мистера Эллендейла, которая как раз проверяла, насколько эффектно она выглядит в новой шляпке, надетой под другим углом, оторвавшись от зеркала, повернула к нему свое пышущее здоровьем красивое лицо.

– Слава Богу, ты пришел! – сказала она. – Я ужасно беспокоилась, думала, вдруг ты не сможешь . Конечно, я должна была знать, что ты как-нибудь устроишь это. Милый Джереми!

Селина могла бы внести усовершенствования в эту речь, но у нее не было никаких претензий к тому, как Летти бросилась на широкую грудь мистера Эллендейла и обвила его шею обеими руками. Это зрелище, пожалуй, могло бы заставить Кардросса отправить свою юную подопечную в монастырь со строгим уставом, предназначенный для знатных леди, но Селине оно доставило величайшее удовлетворение. Задержавшись в комнате достаточно долгое время, чтобы увидеть, как мистер Эллендейл, несмотря на свою благовоспитанность, отвечает на это безыскусное объятие с таким пылом, что Летти пискнула и запротестовала, боясь, что он сломает ей ребра, Селина неохотно удалилась, чтобы занять сторожевой пост на лестничной площадке.

Обеспокоенно взглянув через плечо, мистер Эллендейл с облегчением увидел, что она ушла. Отпустив Летти, он сердито сказал:

– Знаешь ли, любовь моя, это не дело! Эта твоя кузина…

– О, с ней все в порядке! – сказала Летти. – Она никогда не выдаст нас!

– Да, но для девицы ее возраста… она ведь, наверное, даже еще не выезжает! Это просто возмутительно.

– Вздор! – сказала Летти, усаживая его на софу и садясь рядом. – Нам надо столько обсудить, Джереми! Ты прислал мне ужасную весть! Шесть недель! О, милый, прошу тебя, скажи им, что ты не поедешь!

Мистер Эллендейл уже очень хорошо знал свою любимую, но эта бесхитростная просьба удивила его.

– Не поеду?! Но, дорогая моя…

– Уже так скоро! – умоляла она. – Если тебе надо отплывать уже через шесть недель, подумай только, какие нас ждут трудности. Я подозреваю, что за такое короткое время мне никак не удастся склонить Джайлза согласиться на наш брак!

Он завладел ее руками и сидел, крепко сжимая их.

– Летти, тебе это никогда не удастся, – произнес он с трудом.

Она уставилась на него круглыми от удивления глазами.

– Никогда? Какая чепуха! Конечно, удастся! Просто все так внезапно и он еще не привык к этой мысли!

Он покачал головой:

– Он сделает все, что в его власти, чтобы помешать нашему браку. Я в этом полностью уверился в тот день, когда побывал у него на Гросвенор-сквер. И не виню его. С точки зрения светского общества…

– А я его виню! – перебила Летти; она раскраснелась, глаза ее сверкали. – Если меня ни капли не волнует это светское общество, то его и вовсе не должно волновать. И если мое счастье значит для него так мало, я буду считать себя абсолютно правой, если выйду за тебя замуж, что бы он там ни говорил!

Он поднялся и принялся кружить по комнате, сжимая и разжимая кулаки.

– Если бы это было возможно! Если бы только не это назначение и не мои перспективы, которые я без стеснения могу назвать блестящими, я бы тоже считал это правильным… Но что толку! Обстоятельства таковы, что мы всецело в его власти.

– Что? – вскричала Летти. – Ничего подобного! Лично я ни в чьей власти, и надеюсь, что ты тоже!

– Ты еще несовершеннолетняя, – мрачно сказал он.

– Ну да, конечно! – уступила она. – Но если бы мы поженились, ему пришлось бы смириться с этим, потому что он не захочет скандала.

Он немного помолчал. Когда он заговорил, в голосе его, звучало глубокое чувство, будто эти слова вырывали у него силой.

– Мы в его власти… потому что я не в состоянии содержать жену. Вот почему мое положение так безнадежно!

– Я постараюсь не быть расточительной, – предложила Летти.

Он нежно посмотрел на нее, но сказал:

– Ты привыкла пользоваться всеми радостями жизни. А в моих обстоятельствах, я не могу обеспечить тебя даже самым необходимым. Забрать тебя из-под опеки брата только для того, чтобы тебе пришлось придерживаться строжайшей экономии, – на это способен только негодяй! Я не должен – и не хочу этого делать!

– Да, потому что я вряд ли способна на строжайшую экономию, – согласилась Летти, подходя к делу беспристрастно. – Но мы могли бы жить в счет моего наследства, разве нет?

– Занимать деньги под твое наследство? Нет! Тысячу раз нет! – с нескрываемым возмущением заявил мистер Эллендейл.

– А вот брат Нелл именно так и поступает, – возразила Летти. – Не знаю точно, как это ему удается, но если ему можно, я уверена, что можно и мне, к тому же у меня средств гораздо больше, чем у него.

– Выбрось это из головы! – потребовал мистер Эллендейл, заметно побледнев при отвратительной мысли о долгах, в которые их может ввергнуть ее бесхитростное предложение. – Ничто не заставит меня следовать примеру виконта Дайзарта!

– Да, ты прав! – согласилась она, припомнив малоприятное поведение виконта. – Я считаю его самым легкомысленным субъектом, и к тому же исключительно противным! Но только что же делать, если ты не считаешь мое содержание достаточным? Знаешь, я получаю пятьсот фунтов в год, и мне не придется много тратить на платья, потому что у меня их и так уже полно. – Она умолкла, и вдруг глаза ее засверкали. – Конечно же! У меня есть прекрасная идея! Я могу накупить сотни рулонов шелка, муслина и батиста – чтобы хватило на много лет – и велеть торговцам отправить счета Джайлзу!

– Боже милостивый! – вскричал мистер Эллендейл и даже перестал ходить по комнате, уставившись на нее с ошарашенным видом.

Она поняла, что ее предложение не вызвало восторга.

– По-твоему, не следует? Но подумай, Джереми! Даже если он откажется платить – а я в этом сильно сомневаюсь, – они не смогут прижать меня к стене, ведь я буду в Южной Америке, и все будет в полном порядке.

Об истинной глубине любви мистера Эллендейла свидетельствовал тот факт, что он почти мгновенно справился со своим невольным возмущением, осознав, что эта хитроумная идея продиктована не испорченностью Летти, а всего лишь ее совершенной невинностью.

– Это было бы нечестно, любовь моя, – сказал он.

– О-о! – протянула Летти.

Было видно, что он ее совсем не убедил. Мистер Эллендейл понимал, что его долг – вразумить ее, но в данный момент чувствовал себя неспособным на это и поэтому лишь произнес:

– Кроме того, если я женюсь на тебе против воли Кардросса, не думаю, что он будет по-прежнему выплачивать тебе содержание.

Она ушам своим не поверила.

– Нет! Он не может быть таким подлым!

– Он предупредил меня, что твое состояние останется в его руках до твоего двадцатипятилетия. И потому размер твоего содержания, которым ты можешь располагать, зависит от него. Я уверен, что понял его правильно.

– Двадцатипятилетия? – ахнула Летти. – О, какая подлость! Да я уже буду старухой! Знаешь ли, я очень рада, что не помню своего папашу, ведь если он сыграл со мной такую шутку, он, должно быть, был омерзительной личностью! Можно подумать, он хотел, чтобы Джайлз лишил меня моего наследства!

– Ну что ты, об этом не может быть и речи, – начал добросовестно объяснять мистер Эллендейл. —Но дело в том…

– В общем, я не желаю, чтобы кто-либо одержал надо мной верх, и я тебе обещаю, что этого не будет! – возбужденно сказала Летти. – Будь уверен, я найду способ справиться с Джайлзом. Но признаюсь, милый, это будет очень трудно, потому что тебе надо скоро отплывать. Джереми, пожалуйста, не надо!

– Ты не понимаешь, – сказал он. – Я не могу отказаться от такого многообещающего назначения! Ты и сама не хотела бы, чтобы я отказывался.

– Нет, нет! Не отказывайся, но разве ты не можешь сказать им, что ты не можешь отправиться в Бразилию так скоро? Скажи им, что поедешь через три месяца! Я уверена, к тому времени мы что-нибудь придумаем.

Эти слова вызвали у него легкую грустную улыбку, но он покачал головой:

– Нет, я действительно не могу! Подумай, дорогая было бы совсем неразумно с моей стороны обижать моего доброго покровителя! Я ведь обязан этой должностью лорду Роксвеллу, и выказывать ему хоть малейшую неблагодарность…

– Я уже думала об этом, – перебила она. – Я уверена, он хотел сделать тебе как лучше, только вот получилось все наоборот.

– То есть как? – недоуменно спросил он. – Он был так добр, что взялся позаботиться о моем продвижении по службе. Я, кажется, говорил тебе, что они были в теплых отношениях с моим отцом.

– Да, и это навело меня на очень хорошую мысль. Ты должен немедленно броситься к нему и сказать, что ты хотел бы отправиться туда послом!

– Сказать, что я хотел бы поехать туда послом? – повторил совершенно ошеломленный мистер Эллендейл.

– Нет, конечно, в очень вежливой форме, – продолжала она, видя, что ее предложение, не вызвало того восторга, какого заслуживало. – Ты можешь сказать ему, что теперь, когда у тебя было время так хорошо подумать, ты пришел к выводу, что тебе лучше бы стать послом, или… Но ты сам лучше знаешь, что сказать!

– Нет! – убежденно сказал мистер Эллендейл. – Я не знаю. Обожаемая моя, откуда тебе знать… ты и представления не имеешь… Пройдут годы, прежде чем я смогу надеяться на такое повышение. Что же касается лорда Роксвелла – Боже милосердный!

– А что, ты предпочитаешь, чтобы его попросила я? – спросила Летти. – Я с ним почти незнакома, но Джайлз знает его, и мы часто встречаем его на приемах.

Мистер Эллендейл снова сел рядом с ней и схватил за руки.

– Летти, обещай мне не делать ничего подобного! – взмолился он. – И думать об этом забудь! Поверь мне, это будет катастрофа!

– Правда? Ну хорошо, я не буду, но думаю, что ты все-таки должен поговорить с ним, – безмятежно проговорила Летти. – Вот только ты, наверное, не сможешь сказать, что из тебя получился бы отличный посол, а мне бы это ничего не стоило.

Весьма тронутый, мистер Эллендейл запечатлел несколько поцелуев на ее руках и воскликнул слегка охрипшим голосом:

– Какая прелесть! Какая невинность! Увы, нет, любовь моя! Этого не будет! Я должен довольствоваться тем, что мне предложено, – и честное слово, это даже больше, чем я ожидал!

– А я считаю, что это меньше, чем ты заслуживаешь, – с горячностью ответила Летти. – Но если ты полагаешь, что обращаться к лорду Роксвеллу не имеет смысла, я не буду настаивать. Мы придумаем другой план.

Она говорила с оптимизмом, но мистер Эллендейл только вздохнул:

– Если бы мы могли! Но мои раздумья приводят меня лишь к печальной необходимости ожидания. Если бы твое нынешнее содержание было закреплено за тобой постоянно, я бы, наверное, почувствовал искушение, хотя, полагаю, нашел бы в себе силы противостоять сердечному импульсу. Положение же, в котором пребываем мы оба – ты зависишь от каприза твоего брата, а я в таких стесненных обстоятельствах, что и думать страшно, – лишает нас надежды. Похоже, одна из моих сестер (как я надеюсь) собирается вступить во вполне приличный брак; мой дядюшка всегда обещал выделить содержание Филиппу, как только тот будет рукоположен, а это должно произойти в этом году; но Эдвард еще учится в школе, а в сентябре к нему присоединится Том. Моя совесть не позволит мне, любимая, заставить вдовствующую родительницу нести такие тяжелые расходы, не оказывая ей помощи.

Летти согласилась, но без особого восторга.

– А тебе не кажется, что Том мог бы и не ходить в школу? – осмелилась она спросить.

Мистер Эллендейл с негодованием отмел это предложение, которое наверняка вызвало бы восхищение и уважение к Летти у ее будущего зятя.

– А твой дядюшка не мог бы платить за Тома?

Он покачал головой:

– Боюсь… Тебе следует знать, что у него самого имеется многочисленное потомство, и кроме того, он частично несет расходы на образование Филиппа. Филипп его крестник, но неправильно было бы требовать от него, чтобы он содержал еще Эдварда или Тома.

Наступило подавленное молчание. Мистер Эллендейл нарушил его похвальной попыткой проговорить веселым тоном:

– Мы должны запастись терпением. Это будет очень трудно, но зато у нас впереди будущее. Кардросс сказал, что если мы оба не передумаем, когда я вернусь из Бразилии, он не откажет нам в своем согласии. Я верю, что он человек слова; и эта мысль, эта надежда поможет нам стойко вынести нашу разлуку. Я не считаю его бесчувственным и полагаю, что он не запретит нам переписываться.

– Может и запретить, если захочет, но я не собираюсь ему подчиняться! – заявила Летти дрожащим голосом. – Только я не умею писать письма и вовсе не хочу переписываться с тобой! Я хочу быть с тобой! О, не говори о нашей разлуке, Джереми! Я не могу этого вынести, я не вынесу! Кардросс должен продолжать выплачивать мне содержание, и он будет!

Мистер Эллендейл таких надежд не питал, не вызывал у него восторга и план все-таки уговорить Кардросса, успех которого зависел от того, сумеет ли она довести себя до крайнего истощения, не беря в рот ни крошки еды. Потом Летти горько расплакалась, а к тому моменту, когда ему удалось успокоить ее, уже наступило время расставания. Когда он вышел из гостиной, его измученное лицо вполне восстановило репутацию влюбленного в глазах Селины; а увидев, что кузина все еще судорожно всхлипывает, она поняла, что все идет как надо, оставалось только, чтобы Летти подверглась теперь жестокому преследованию со стороны бессердечного опекуна.

– Нет, я бы предпочла обойтись без преследования, спасибо! – сердито сказала Летти. – И потом, он и так меня преследует!

– Этого недостаточно! – с уверенностью заявила Селина. – Как ты думаешь, если пригрозить ему, что ты убежишь, он запрет тебя на чердаке?

– Ну конечно нет, глупышка!

– Обычно так делают, – возразила Селина. – Если тебе удастся заставить его это сделать, ты сможешь выбросить мне из окна записку, а я тут же доставлю ее мистеру Эллендейлу. Он сочтет своим долгом спасти тебя, и тогда вы смогли бы убежать.

– Так бывает только в романах, – презрительно сказала Летти. – Хотела бы я знать, как это Джереми сможет спасти меня! Ты что, он ведь даже не войдет в дом, не постучав в дверь, и что, скажи на милость, он должен сказать привратнику?

– А может быть, в доме есть потайной вход? – спросила слегка разочарованная Селина.

– Конечно нет! Они бывают только в замках!

– А вот и нет! – торжествующе вскричала Селина. – Я, например, знаю обыкновенный дом, где есть потайной вход! Не помню точно, где это, но я была там, когда мама возила нас с Фанни в Сомерсет к дядюшке!

– Какая разница, где это, на Гросвенор-сквер нет никаких потайных дверей.

– Нет, – согласилась Селина. Тут ее осенила новая идея, и глаза ее было засверкали, но они тут же погасли, когда она представила себе мистера Эллендейла, проникающего в дом Кардросса под видом трубочиста.

– И к чему говорить об этом, – сказала Летти, подводя черту под разговором, – на чердаке всегда полно прислуги. Так что хватит болтать ерунду!

– Ничего не ерунда! Ты же так не думала, когда мы читали эту роскошную историю о девушке, которую ее дядя держал взаперти, чтобы она согласилась выйти замуж за его сына, – у него еще был злодейский вид, и два свирепых мастифа, и…

– То книжки! – нетерпеливо вскричала Летти. – А это вправду!