Глава 4

Несколько дней спустя Нелл, испытывая чувство, близкое к облегчению, вежливо попрощалась с мужем. Он просил ее сопровождать его в Мерион, и ей очень хотелось поехать (только хорошо бы без недовольной Летти); но с того момента, как появился омрачивший жизнь счет от мадам Лаваль, она с ужасом ждала, что он может повторить свою просьбу. Теперь ей меньше всего на свете хотелось быть с ним рядом, потому что чувство вины, которое и так тяжелым камнем лежало на ее сердце, в его присутствии, казалось, вот-вот раздавит ее. Если он улыбался ей, она представлялась себе гнусной обманщицей; если в его поведении чувствовалась холодность, она считала, что он обо всем узнал, и была готова провалиться сквозь землю. В этом смятенном состоянии, духа ей не приходило в голову, что соображения, не позволяющие ей раскрыть перед ним свое сердце, толкают ее к поведению, которое определенно укрепляло его в подозрении, будто ее интересует только богатство, мода и флирт. В разгар сезона не было недостатка в балах, которые заполняли все ее время; не было недостатка и в ревностных поклонниках, готовых сопровождать красивую молодую графиню, если граф был занят. Ему казалось, что он только и видит, как она собирается на прием или на бал, и едва ли он сомневался, что она предпочитает компанию своих обожателей – даже самых пошлых – его обществу.

– Знаете, любовь моя, – сказал он однажды, насмехаясь над самим собой, – думаю, судьба свела меня с вами, чтобы я умерил свою самонадеянность! Представляете себе, я ведь считал себя блестящим кавалером! Теперь-то я понимаю, что это не так, – я просто невероятный зануда.

Она ничего не ответила, но ее щеки покрылись густым румянцем, и, когда она взглянула на него, ему показалось, что на мгновение он увидел то любящее, живое создание, какой она ему показалась когда-то. Но уже в следующий миг это выражение исчезло, и она с нервным смехом заметила, что он говорит чепуху, а ее ждет Летти, которую она обещала отвезти в Ричмонд на вечер на открытом воздухе, устраиваемый леди Бриксуорт.

Неудивительно, что при таком обращении с ним Кардросс, слишком гордый, чтобы показать свою боль и обиду, отгородился стеной прохладной, слегка ироничной учтивости, которая, естественно, убивала в самом зародыше желание Нелл отбросить осторожность и сложить к его ногам все свои сомнения и трудности.

Как назло, от Дайзарта не было никаких известий, а Летти занятая собственными заботами, постоянно испытывала терпение брата, снова и снова наседая на него со своими требованиями при каждой встрече. Она в течение нескольких недель так транжирила его деньги по всем магазинам, что он однажды просто взорвался и по-родственному сказал ей «пару ласковых слов», из которых его несчастная жена, невольно оказавшаяся свидетельницей этой сцены, усвоила, что долги и бесчестие, по его суровому суждению, – это одно и то же. Поэтому о том, чтобы поведать ему о своих собственных неприятностях, не могло быть и речи.

Вот почему она с таким облегчением попрощалась с ним. Ему предстояло отсутствовать неделю, а за это время, думала она, вполне возможно, что Дайзарт найдет способ избавить ее от долга мадам Лаваль. Чтобы напомнить ему об этом (просто на случай, если из-за своих занятий спортом он временно забыл о том, насколько это срочно), она послала записку в его квартиру на Дьюк-стрит, в которой приглашала его на Гросвенор-сквер пообедать с ними в день маскарада. Прекрасно понимая, что ее нетерпение может иметь роковые последствия, она удержалась от того, чтобы спросить, как продвигается у него улаживание ее дел, и вскоре была вознаграждена за свою сдержанность. Виконт не только прислал ей ответ, в котором сообщил, что принимает ее приглашение, но и добавил в постскриптуме, что ей не следует больше беспокоиться о Том Другом Деле.

Это таинственное сообщение заставило ее воспрянуть духом. Было бы, конечно, лучше, если бы Дайзарт рассказал ей о найденном им выходе из положения, но она знала, что он не любит писать письма, и удовлетворилась верой в то, что его третья попытка разрешить ее проблемы будет для нее более приемлемой, чем два предыдущих предложения. После встречи в парке, где невозможно поговорить на личные темы, она больше не виделась с ним; это обстоятельство заставило ее предположить, что этот план, каким бы он ни был, требовал Длительной подготовки. Поэтому ей было немного не по себе, но в конце их единственной случайной встречи он так ободряюще кивнул ей, что все ее дурные предчувствия рассеялись. «Увидимся в четверг», – сказал он, и это, по ее мнению, означало, что в четверг, когда поедет с ней на маскарад, он наконец скажет, что ей следует делать, чтобы избавиться от своего невыносимого долга.

И вот в четверг вечером, когда обе прекрасные хозяйки ждали его на Гросвенор-сквер, он не пришел.

Ни ту, ни другую не удивило, что он опаздывает, потому что пунктуальностью он не отличался; и в первые полчаса лишь волшебник, колдовавший внизу над двумя каплунами на вертелах, над печенью в специальных горшочках и над сладким горошком под карамельным соусом, имел основания для беспокойства, потому что все это стремительно остывало. Летти, пребывавшая в последние дни в дурном настроении, была в новом, совершенно сногсшибательном бальном платье из белого крепа, так обильно расшитом серебряными блестками, что при свете большого канделябра в гостиной она буквально ослепляла. Нелл, одетая в менее броское платье из шелка и светлых кружев, понимала, что если на маскараде окажется леди Чадли, она, несомненно, осудит этот туалет как абсолютно не подходящий для юной леди, выезжающей в свет первый сезон, ибо вырез у него был неприлично глубоким, а нижняя юбка совершенно прозрачной. Кардросс, вероятно, стал бы настаивать, чтобы Летти оделась более скромно. Может быть, он даже считал, что в его отсутствие это обязана сделать его жена, но Нелл не чувствовала в себе сил для изнурительного и почти наверняка бесполезного спора и успокаивала свою совесть тем, что платье было полускрыто под домино из блестящего розового шелка, которое Летти сейчас бросила на спинку кресла. Кроме того, Летти была так довольна своим внешним видом, что Нелл, вытерпев целую неделю жалоб и хмурых взглядов, не хотела ее огорчать.

– Самое худшее в братьях – то, что они считают в порядке вещей заставлять себя ждать, – заметила Летти, раскрывая веер, расшитый блестками, как и платье.

– Надеюсь, что он не будет под мухой, когда наконец явится!

– Под мухой? С чего это? – спросила Нелл не без возмущения.

– О! Ты же знаешь, что бывает с мужчинами, когда они посещают петушиные бои! – заявила искушенная в светских делах Летти. – Кажется, сегодня как раз такие бои состоятся в Эпсоме.

– Боже мой, и он говорил тебе, что собирается туда?

– Нет, но я слышала, как Хардвик разговаривал об этом с мистером Боттишемом и сказал, что Дайзарт подвезет его в своем экипаже.

– О Господи! – сказала Нелл, сраженная этим нежелательным известием. – Если так… Нет, я все же надеюсь, он не забыл, что должен отвезти нас в Чизик!

– Уж не хочешь ли ты сказать, что он на такое способен?! – вскричала Летти, уронив веер на колени. – Но это ведь просто низость!

В памяти Нелл промелькнули некоторые неприятные события.

– Вообще-то, надеюсь, что он помнит, но он… иногда он забывает о своих обещаниях, особенно если они ему не слишком по душе, – сказала она.

Летти стоило больших сил сдерживать свои эмоции, но когда еще через десять минут виконт так и не появился, она, уже не в состоянии скрывать свои чувства, сказала:

– Хоть он и твой брат, Нелл, мне кажется, что он и не собирался с нами ехать, а просто обещал тебе, чтобы ты отстала!

– Нет-нет, он собирался, потому что во время нашей встречи в парке он сказал, что мы сегодня увидимся! Кроме того, хотя я и признаю, что он бывает возмутительно небрежен, он бы не сыграл со мной такую злую шутку! Я думаю, не послать ли ему домой записку, просто чтобы напомнить. Только лакей доберется до Дьюк-стрит не раньше чем через двадцать минут…

– Да, и ставлю десять против одного, что дома его не окажется! – перебила Летти. – Лично мне нет никакого дела, придет он или нет, потому что я убеждена: мы прекрасно можем поехать и без него! – Она настороженно посмотрела на Нелл. – Надеюсь, ты не скажешь, что мы не сможем поехать на маскарад, если он не будет сопровождать нас? Нет, Нелл, ты не можешь быть такой противной!

– Нет… то есть я знаю, что на праздник к своей кузине я могу ехать без церемоний, но это мне не нравится! Жаль, что ты так настроилась на этот маскарад, и, честно говоря, не понимаю, что тебя так привлекает, разве что ты вынудила прийти мистера Эллендейла и собираешься весь вечер виснуть на нем! В масках или без масок, Летти, я этого не могу допустить и не допущу!

– Я пыталась уговорить его, – невозмутимо созналась Летти, – но он уверяет, что это будет неприлично, даже если он потихоньку исчезнет еще до того, как все снимут маски, так что можешь не волноваться! Дело в том, что я никогда не была на маскараде, и если не пойду на этот, то, может быть, не попаду на маскарад еще много лет, потому что никогда не слышала, чтобы их устраивали в Бразилии.

Нелл встревоженно посмотрела на нее:

– Да, но… милая Летти, не стоит тешить себя этой мыслью! Кардросс не согласится, бесполезно и думать об этом!

– Я его заставлю! – заявила Летти с упрямым видом.

– Это каким же образом?

– Ну пока еще не знаю, но будь уверена, я это сделаю! Вспомни, как он говорил, что я не должна выезжать до восемнадцати лет, или участвовать в рождественских театральных представлениях в Роксуэлле, или ездить на его лошадях, или – да мало ли что! Я всегда могу заставить Джайлза сделать в конце концов так, как я хочу!

Нелл не могла не улыбнуться наивности, с которой Летти ставила эти пустяки в один ряд со своим замужеством, но, прежде чем она успела объяснить Летти, что именно та любовь к ней, которая побуждала Кардросса потакать ей в мелочах, укрепит его решимость не позволить ей, как он считал, ломать собственную жизнь обреченным на неудачу браком, в комнату вошел Фарли, дворецкий, с таким выражением лица, из которого явствовало, что этот человек не просто принес дурную весть, но и с самого начала предвидел, что все обернется именно таким образом.

– Миледи, грум милорда Дайзарта просил немедленно передать это вам, – объяснил он, протягивая письмо.

– Ну, дай мне только увидеть Дайзарта! – угрожающе произнесла Летти.

Переживая так, будто виновата она, а не Дайзарт, Нелл сломала печать и торопливо развернула нацарапанную наспех записку. Она вздохнула с облегчением, прочитав известие, которое хоть и было дурным, но лучше, чем она предполагала. Дайзарт, должно быть, слишком задержался в Эпсоме, но он не забыл, что должен проводить сестру на маскарад. Он просил прощения за то, что не смог явиться к обеду, но обещал заехать за ней и Летти на Гросвенор-сквер ровно в десять часов, если (писал он в постскриптуме) обстоятельства не заставят его задержаться; в последнем случае они должны отправляться в Чизик и могут не сомневаться, что он встретит их там с маской в руке.

– В десять часов! А мы приглашены на половину десятого! – возмутилась Летти, когда Нелл прочитала ей записку.

В ангельских глазах Нелл появились озорные искорки.

– Дорогая, надеюсь, ты не захочешь показаться столь старомодной, чтобы приехать к самому началу праздника?

– Я уверена, что он вообще не приедет! – ворчливо сказала Летти.

Сестре Дайзарта, хорошо знавшей его, это казалось более чем вероятным, но верность ему, а также нежелание ехать в Чизик без сопровождающего мужчины укрепили ее решимость не приказывать подавать ландо к дому ранее десяти часов. Было уже довольно поздно, и вскоре после обеда Фарли объявил, что экипаж ждет. Дайзарт так и не появился, и хотя любящая сестра готова была подождать его еще несколько минут, под горящим взглядом Летти она не решилась высказать такое предложение. И вот взяты домино – бледно-розовое и сапфирово-синее; натянуты длинные перчатки из французской лайки; маски уложены в ридикюли; вечерние манто накинуты поверх шелковых домино. Еще минута перед зеркалом в позолоченной раме над каминной полкой – и дамы готовы к тому, чтобы их проводили вниз по лестнице и усадили в ожидающий экипаж. Камеристки суетились вокруг них, расправляя тонкие юбки и накрывая их колени шалями; причем Марта, камеристка Летти, пользуясь правом долгой службы, отговаривала юную хозяйку пудрить лицо, цвет которого и без того идеален; а важная горничная Нелл напоминала ей, чтобы та, выходя из экипажа, не подметала его ступени подолом шелкового платья цвета слоновой кости.

Наконец лесенка была поднята и дверцы закрыты; лакеи ловко вскочили на запятки; кучер тронул лошадей, и ландо покатилось по булыжной мостовой.

Ни Нелл, ни слугам не пришло в голову, что дорога в Чизик может оказаться небезопасной, поэтому никто не подумал о верховых, которые должны были бы сопровождать экипаж, чтобы защитить его от возможных грабителей. И никто не предвидел, что карета Кардросса, вместо того чтобы влиться в поток экипажей, направляющихся в Брент-Хаус, опоздает туда более чем на полчаса. На улице не было никакого движения. Казалось, Кенсингтон спит при яркой луне; в Хаммерсмите им встретился лишь один портшез; не было видно ни одного экипажа, кроме почтовой кареты, обогнавшей карету Кардросса; запряженная четверкой свежих лошадей, она быстро ехала по дороге, а кучер очень громко гудел в свой жестяной рожок. Вскоре карета Кардросса свернула с главной дороги в сторону Чизика; а потом, как раз в тот самый момент, когда Летти произнесла: «Что ж, в конце концов, так ехать гораздо веселее, чем плестись в хвосте у каких-нибудь кляч!» – обе дамы были напуганы пистолетным выстрелом и последовавшими за ним тревожными звуками, среди которых ясно слышались хриплые не то повелительные, не то угрожающие голоса и топот копыт. Летти испуганно всхлипнула и вцепилась в золовку, панически повторяя:

– Что нам делать? Что с нами будет? О, Нелл, нас сейчас ограбят! Почему эти трусливые лакеи ничего не предпринимают? Это все Дайзарт виноват! Они нас убьют? О, зачем только мы поехали!

У Нелл у самой душа ушла в пятки, но она оказалась сдержаннее, и ей удалось произнести достаточно ровным голосом:

– Чепуха! Нас, конечно, не убьют, хотя, наверное, заберут наши драгоценности. Слава Богу, что я не надела ни ожерелья Кардроссов, ни моих драгоценных сапфиров!

– Отдай им все! – взмолилась Летти, зубы ее стучали. – Мне просто дурно от страха, я сейчас упаду в обморок! Какой смысл брать с собой лакеев, если они и пальцем не шевельнули, чтобы защитить нас? Я скажу Джайлзу, чтобы он их уволил. Почему его здесь нет?! Как он смел поехать в Мерион, ведь он мог предположить!..

– О, прошу тебя, Летти, придержи язык! – выйдя из себя, взмолилась Нелл. – Неужели у тебя совсем нет гордости и ты позволишь этим негодяям увидеть, что ты их боишься? А что касается лакеев, то эти бедняги бессильны против вооруженных бандитов! Ведь у них-то нет пистолетов! Вряд ли им могло прийти в голову, что нас станут грабить не где-нибудь, а по дороге в Чизик! О Боже, кажется, их довольно много! Надеюсь, они обойдутся нашими драгоценностями и не станут обшаривать карету в поисках сундука с сокровищами!

От этой ужасной мысли Летти вся затряслась. Потом она взвизгнула, когда страшная фигура в черном плаще и в скрывающей лицо маске рывком открыла дверцу кареты; наставив на них дуло большого пистолета, человек свирепо прорычал: «А ну, быстро, давайте сюда свои побрякушки!»

В лунном свете можно было увидеть пистолет и державшую его руку. «Нет, нет, не надо!» – вскричала Летти и стала лихорадочно отстегивать висевшую у нее на шее нитку жемчуга.

– Не ты! – еще свирепее прорычал бандит. – Ты!

Теперь пистолет был направлен прямо на Нелл, но, вместо того чтобы отпрянуть или побыстрее (как дрожащим голосом умоляла ее Летти) снять браслеты, кольца и большой кулон, висевший у нее на груди, она сидела выпрямив спину и не сводила изумленного взгляда со сжимавшей пистолет руки, а затем обратила его на лицо, скрытое маской.

– Быстро! – грубо приказал грабитель. – А то получишь пулю!

– Дайзарт!

– Черт побери, проклятье! – вскричал милорд, но тут же, спеша загладить этот срыв, добавил: – Ничего подобного! Давай побрякушки!

– Убери пистолет! – приказала Нелл. – Как ты смеешь так пугать меня? Это же неслыханно… И тебе не стыдно? Что это на тебя нашло?

– Кто же знал, что ты проницательнее, чем я думал! – с отвращением произнес милорд. Он стянул маску и крикнул через плечо: – Все лопнуло, Корни!

– А что я тебе говорил? – сказал мистер Фэнкот, опустив направленный на кучера пистолет и подъехав поближе, чтобы отвесить учтивый поклон сидевшим в карете дамам. – Надо было поручить мне проделать этот фокус; я же сказал, что миледи тебя узнает!

– Просто не представляю, черт возьми, как ей это удалось! – сказал виконт, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

– О Дай, какой же ты странный! – воскликнула Нелл, стараясь не рассмеяться. – Луна осветила кольцо, которое мама подарила тебе в день совершеннолетия! А потом ты сказал Летти: «Не ты!» Конечно же, я тебя узнала.

– Ну, могла бы и притвориться, что не узнала, – укоризненно сказал виконт. – Дуреха, вот ты кто, сестрица! Эй, Джо! Отпусти этих парней! Я проиграл пари.

– Дайзарт, как мерзко с твоей стороны! – возмутилась Нелл. – Втягивать в эту авантюру своего грума – это уж слишком!

– Чушь, – сказал виконт. – С таким же успехом можно сказать, что нельзя было втягивать в это Корни! Я знаю Джо всю жизнь! К тому же я сказал ему, что это делается ради пари.

– Вот я и говорю, что нельзя было втягивать в это мистера Фэнкота. И считаю, что и он тоже должен был бы так думать! – добавила Нелл суровым тоном.

– Нет, нет! Уверяю вас, мадам! Всегда к вашим услугам, – галантно произнес мистер Фэнкот, – со всем моим удовольствием!

– Идиот! – свирепо прошептала Летти, оправившаяся от страха и сжигаемая теперь чувством ярости.

– Ничего подобного! – услышав ее, возразил виконт. – Если уж кто и идиот…

– Вы просто отвратительны, вот! Вы самым невежливым образом нарушили свою договоренность с Нелл только для того, чтобы сыграть с ней эту гнусную шутку, и забавы ради напугали нас до смерти! Забавы ради!

– Что вы за трусливая девчонка! – презрительно заметил виконт. – Напугали вас до смерти! Да Нелл стоит десятка таких, как вы! Хотя и у нее волос долог, а ум короток! Ясно, что я сделал это не для забавы! У меня была дьявольски важная причина, но легче добыть птичьего молока, чем пытаться помочь женщине выбраться из неприятностей!

Летти была так заинтригована этими загадочными словами, что ее ярость уступила место живейшему любопытству.

– То есть как это? У кого неприятности? У Нелл? Но как же… О, расскажите мне! Мне жаль, что я разозлилась, но как я могла знать, что это понарошку, если мне никто не сказал?

– Спросите у Нелл! – посоветовал Дайзарт. – Вы бы лучше ехали дальше, если не хотите опоздать. Я еду за вами.

– Дайзарт! – в отчаянии воскликнула Нелл. – Уже, наверное, около одиннадцати! Как это ты едешь за нами? Ты же не можешь явиться на маскарад в дорожном костюме, а пока ты вернешься в город…

– Да успокойся ты! – взмолился Дайзарт. – Я и не собираюсь возвращаться в Лондон! Неужели ты думаешь, что я совсем дурак?

– Вот именно! – перебила она со смехом.

– Значит, ты сильно и глубоко ошибаешься, – сурово заметил он. – Все мое барахло ждет меня здесь, в «Золотом Льве», вместе с экипажем, который я нанял, чтобы он отвез меня в Брент-Хаус. Да, а когда я думаю, что ничего в жизни не планировал еще столь тщательно и все пошло насмарку из-за того, что у тебя хватило ума завизжать, что ты меня узнала, мне вообще хочется умыть руки!

– Боже мой, дружище! Что ты такое говоришь! – вмешался мистер Фэнкот, явно шокированный. – Я-то знаю, что ты так не думаешь, но если бы тебя кто-то услышал…

– Меня никто не слышит, – огрызнулся виконт, направляясь к своей лошади, которую держал грум.

Мистер Фэнкот, чувствуя себя обязанным принести извинения за своего приятеля, приблизился к карете, еще раз поклонился едва видимым в темноте дамам и доверительно сказал:

– Он сам не знает, что говорит, когда бесится… сами понимаете! Я знаю Дая, и вы знаете Дая. Он не подведет!

– Мистер Фэнкот, – сказала Нелл, сгорая от унижения. – Думаю, мне нет необходимости, просить вас никому не рассказывать, зачем Дайзарт пытался меня ограбить!

– Можете не беспокоиться! – заверил ее мистер Фэнкот. – Из меня этого не вытянешь и под угрозой смертной казни! Не вытянешь, собственно, потому, что я и сам этого не знаю.

– Вы не знаете? – недоверчиво переспросила она.

– Забыл спросить у него, – объяснил он, – Вернее, я хочу сказать – это не мое дело! Дай сказал: поедем, поможешь мне ограбить карету моей сестры! Больше я ничего не знаю. Спрашивать почему – это уже излишнее любопытство.

В этот момент его окликнул Дайзарт; он поклонился и исчез в темноте. Нелл откинулась на спинку сиденья и воскликнула:

– Благодарение Богу! Я готова была сквозь землю провалиться! – Тут она заметила ожидавшего приказаний лакея и поспешно произнесла: – Пожалуйста, скажите Джеймсу, чтобы трогал! Милорд просто… просто пошутил!

– Думаю, он решил, что милорд не в своем уме, – заметила Летти, когда карета двинулась.

– Зачем он это сделал, Нелл?

– О, чепуха!

– Очень похоже на правду. Но что за чепуха?

– Тебе не мешало бы последовать примеру этого нелепого Фэнкота и не задавать вопросов. Уйми свое любопытство!

– Это годится для тебя, но не для меня! Ну скажи, хитрюга!

– Прошу тебя, не приставай ко мне! – взмолилась Нелл.

– Ну и ладно! Интересно, что скажет на это Джайлз? – заметила Летти самым невинным тоном.

– Летти! Ты же не станешь…

– Если ты мне расскажешь, конечно нет! – ответила Летти.

– Какая же ты бессовестная! – заявила Нелл. Летти хихикнула:

– Нет, я не бессовестная, потому что никогда не выдаю секретов! Но предупреждаю тебя: я не успокоюсь, пока не узнаю, в чем дело и что было на уме у Дайзарта – разве что просто розыгрыш, но я знаю, что это не так.

– Пожалуйста, не думай о нем плохо! – сдаваясь, сказала Нелл.

Но Летти, как зачарованная выслушав рассказ Нелл, вовсе не подумала о Дайзарте плохо. Она великодушно заявила, что он оказался умнее, чем она считала, и была склонна вместе с ним обвинить Нелл в неумении управлять своими эмоциями.

– Ведь если бы ты сделала вид, что не узнала его, все теперь было бы почти улажено. И ведь признайся: раз уж ты действительно узнала его, ты не переживала бы тогда за свои драгоценности. Ты могла бы предположить, как все было, когда он принес бы тебе деньги, но это уже не имело бы значения!

– Как ты можешь так говорить? Я бы ни на минуту не знала покоя! Я должна была бы сказать Кардроссу – а как я могу ему сказать, если он и так считает Дая… слишком сумасбродным? Нет, это было бы еще хуже!

– Какая же ты все-таки странная! – воскликнула Летти. – Лично я считаю, что тебе следовало бы продать часть драгоценностей, и меня не удивляет, что Дайзарт уже потерял с тобой всякое терпение! Думаю, что со своими вещами ты можешь делать все, что хочешь!

Всю дорогу до Брент-Хаус она продолжала выдвигать подобные аргументы и, когда все еще обиженный Дайзарт наконец присоединился к сестре, постаралась вернуть ему хорошее настроение, высказав искреннее восхищение его изобретательностью, сочувствие по поводу неудачи, расстроившей его планы, и порицание Нелл за столь глупую щепетильность. На какое-то время они даже нашли общий язык. Но едва Дайзарт заметил, что если уж Нелл так противен всякий обман, то ей бы следовало собрать все свое мужество и признаться, что у нее опять проблемы, взаимопонимание сразу же закончилось. Летти категорически восстала против этого предложения. Насколько она знала, Кардросс, всегда такой великодушный, бывает совершенно непреклонным при виде чьей-либо расточительности, а когда дело касается долгов (пусть даже неизбежных), становится попросту жестоким. Она говорила с чувством: последняя перепалка с выведенным из себя братом была еще свежа в ее памяти.

– Я купила набор для своего туалетного столика, который должна иметь каждая леди, и самым вежливым образом попросила брата оплатить его, потому что не могла сделать это сама при той мизерной сумме, которую он выдает мне «на булавки». А он отослал его обратно в магазин! Никогда еще я не испытывала такого унижения! И верите ли, Дайзарт? Он обещал мне, что, если я снова окажусь в долгах, он отошлет меня в Мерион и приставит ко мне строгую гувернантку! Представляете – гувернантку!

Виконта это почти не удивило – и удивило бы еще меньше, если бы ему представилась возможность взглянуть на этот необходимый предмет туалета каждой леди. Этот набор, где каждый выточенный из стекла флакон имел золотой колпачок, украшенный изысканным узором из бриллиантов, был всего лишь красивой игрушкой. Второй лакей, весьма крепкий юноша, буквально вспотел, пока втащил коробку с набором всего на один пролет лестницы; когда ее открыли, содержимое просто ослепило всех присутствующих. А Кардросса ослепило настолько, что он закрыл глаза с выражением настоящей муки на лице.

– Это еще ни о чем не говорит. Думаю, он решил, что эта вещь совсем тебе не нужна, – сказал виконт с неожиданной проницательностью. – Но зато все знают, что твои бальные платья стоят бешеных денег, и я не удивился бы, если…

– Когда Джайлз узнал, что Нелл потратила столько денег, он наговорил ей таких вещей, что она впала в отчаяние!

– А ты была при этом? – с подозрением спросил виконт.

– Нет, я не была при этом, но видела ее сразу после того разговора, и она была сама не своя! Она плакала, потом то и дело впадала в уныние. Если вы оставите ее в беде, это будет просто мерзко с вашей стороны!

– Кто сказал, что я ее оставлю? – спросил виконт. – Я только и сказал, что… Но дело не в этом! Жаль, что сегодня ничего не вышло, но я что-нибудь придумаю. И я буду тебе очень признателен, если ты не станешь вмешиваться! – не слишком галантно добавил он.

– Я и не думаю вмешиваться! – сказала Летти, вне себя от гнева.

– Ну смотри! – предупредил виконт. – И не болтай об этом!

Эти недостойные джентльмена слова положили конец прекрасному взаимопониманию, которое, казалось, установилось между ними. Летти ледяным голосом попросила виконта отвести ее к Нелл, что он незамедлительно и проделал. Увидев, что вокруг Нелл вьются поклонники, он не счел нужным оставаться при ней и отправился искать других развлечений. Поскольку он был одним из тех безрассудных юнцов, от которых нельзя ожидать, что они станут соблюдать приличия на маскараде, он постарался показать себя, охотно флиртуя с некой поощрявшей его дамой. Потом ему повезло – он наткнулся на приятеля и провел остаток вечера вместе с ним и еще несколькими такими же озорниками, и только значительно позднее присоединился к сестре, пребывая в очень веселом расположении духа. Он не был «под хмельком» (как он сам говорил о себе), и только ханжа мог бы найти что-то неприличное в том, что он был весел, если не сказать навеселе, после выпитого пунша, но было видно, что он на время забыл про все заботы и не собирался снова забивать себе голову проблемами Нелл. Вместо этого по дороге в город он развлекал дам, напевая приятным сильным баритоном отрывки из различных песен.