Глава 25
ЛЕОНИ ДЕЛАЕТ РЕВЕРАНС ВЫСШЕМУ СВЕТУ
Леди Фанни отступила на шаг, чтобы лучше обозреть дело своих рук.
– Не могу решить, – сказала она, – вплести ли ленту в твои волосы или… Нет! Я знаю: одна белая роза! – Она взяла цветок со столика у нее под рукой. – Остальных вполне достаточно, чтобы приколоть к корсажу, милочка. А где заколка, которую подарил тебе Джастин?
Леони, сидевшая перед зеркалом, протянула ей жемчужную с брильянтами заколку, и миледи бережно приколола розу над левым ухом Леони среди напудренных кудрей, которые искусный куафер, сотворив чудеса, уложил в прическу на царственной головке и даже умудрился опустить самый длинный локон на плечо.
– Лучше невозможно! – произнесла свой приговор миледи. – Подай мне заячью лапку, милая!
Горничная Леони подала ей требуемый предмет и застыла наготове над всевозможными баночками.
– Чуть-чуть румян, пожалуй, – сказала Фанни. – Легкий намек… вот так! Губную помаду!.. Не вертись, любовь моя, я не хочу переложить. Так! Пудру! – Заячья лапка порхала над лицом Леони. Миледи внимательно оценивала результаты своих стараний. – Очень хорошо! А теперь мушки. Я думаю, две! Не корчись, дитя мое! – Умелые пальцы прилепили мушки – одну под ямочкой, другую повыше. – Бесподобно! – вскричала миледи. – Во имя всех святых, погляди на часы! Надо торопиться. Встань, Леони, а ты, милая, подай платье.
Леони стояла в кружевном корсаже и широкой юбке, складки которой водопадом ниспадали со вшитого обруча, и смотрела, как Фанни расправляет складки распашного платья из мягкой белой парчи. Миледи ловко надела его ей через голову, не задев ни единого волоска, распялила на обруче, одернула и приказала горничной зашнуровать его. Из-под края юбки выглядывали ножки Леони в туфельках из белого атласа. Каблучки были усажены крохотными брильянтиками. Две пряжки, тоже подарки Эйвона, соперничали с ними в блеске. Леони вытянула носок, серьезно созерцая эффект.
Фанни набросила на ее плечи кружевное фишю – такие белые плечи, словно полого поднимающиеся из белой пены. Фанни расправила оборки на рукавах, завязала ленты и жемчужной булавкой приколола к узлу две оставшиеся розы,
– Что это, мадам? – быстро спросила Леони. – Она не моя, я знаю.
Фанни осторожно ее поцеловала.
– О, это пустячок, моя прелесть, который мне захотелось подарить тебе! Прошу, не придавай ему значения.
Леони покраснела.
– Вы очень добры ко мне, мадам! Благодарю вас. В дверь поскреблись. Горничная пошла ее открыть и вернулась с серебряным подносиком, на котором лежали два свертка и белые розы в серебряном портбукете.
– Для мадемуазель, – сказала горничная с улыбкой.
Леони подбежала к ней.
– Для меня? От кого? – Она наклонилась и прочла карточки на подарках. – Руперт… мосье Марлинг… мосье Давенант. Как они добры! Но почему вы все дарите мне подарки, мадам?
– Душенька, это твой первый бал! Думаю, Хью спросил у Джастина, какие цветы выбрать. – Она взяла букет в руку. – Взгляни, дитя, какой искусной работы серебро! А что написано на карточке?
Леони взяла карточку двумя пальцами.
– «Леону от Хью Давенанта». Voyons, сегодня вечером я не Леон, а мадемуазель де Боннар! А что тут? От мистера Марлинга… Ах, колечко! Мадам, посмотрите! – Она развернула последний подарок, который оказался веером из куриной кожи с тонким рисунком и палочками слоновой кости. – Руперт такой умница! Мадам, откуда он узнал, что мне нужен веер?
Фанни таинственно покачала головой.
– Дитя, меня не спрашивай. И перестань прыгать по комнате, дурочка! Где жемчуга Джастина?
– Ах, жемчуга! – Леони кинулась к туалетному столику и извлекла из шкатулки длинную нить молочно-белых жемчужин.
Фанни дважды обвила ожерельем ей шею, бросила отчаянный взгляд на часы, обрызгала духами платочек и Леони, последний раз одернула белую парчу и поспешила к двери.
– Вы будете готовы еще не скоро! – воскликнула Леони. – И все потому, что одевали меня. Мне вас подождать, мадам? Здесь?
– Да, дитя, конечно. Я хочу присутствовать, когда Джа… когда они увидят тебя. Но пойдем, ты посидишь со мной, пока я закончу мой туалет.
Однако Леони была не в настроении сидеть смирно. Она прогуливалась перед зеркалом, делала реверансы своему отражению, играла веером, нюхала свои розы.
Рейчел в этот вечер все делала быстро, и вскоре миледи уже была облачена в шелковый розовый роброн с юбкой из серебряных кружев на таком широком обруче, каких Леони еще видеть не приходилось. Миледи вновь провела заячьей лапкой по лицу, надела на руки браслеты и вставила колышущиеся перья в свою неподражаемую прическу.
– Ах, мадам, как это все красиво! – сказала Леони, останавливаясь.
Миледи состроила себе гримаску в зеркале.
– Сегодня не имеет значения, как я выгляжу, – вздохнула она. – Тебе нравится серебряное кружево, дитя? И туфли? – Она приподняла юбки и показала хорошенькую лодыжку.
– Да, мадам, нравятся… ах, очень! А теперь пойдемте вниз и покажемся монсеньору!
– Сию минуту, душенька. Рейчел, мои перчатки и веер! Леони, возьми букет в другую руку, а ленту веера надень на запястье. Чудесно! Ну, я готова.
– Я до того волнуюсь, что, по-моему, вот-вот лопну! – сказала Леони.
– Дитя! Помни, что ты должна следить за своим языком! Никаких «лопну» или «свиных отродий» сегодня вечером, если ты меня любишь.
– Да, мадам, я буду помнить. И еще никаких «панталон».
– Ни в коем случае! – Фанни хихикнула и выплыла из двери на площадку лестницы. Там она остановилась и отступила в сторону. – Иди впереди меня, дитя. Медленнее, медленнее! О Боже, сколько сердец ты разобьешь, я знаю! – Но последнее она сказала беззвучно.
Леони чинно спустилась по широкой лестнице, в этот вечер ярко озаренной канделябрами с высокими свечами в стенных нишах. Внизу в зале, у камина, собрались мужчины: герцог, сверкая орденами на кафтане лилового атласа, лорд Руперт в бледно-голубом, щедро расшитом золотом и франтовском камзоле с цветочным узором, Марлинг в красно-коричневом и Давенант в бордовом. Леони остановилась на полпути и развернула веер.
– Но посмотрите же на меня! – потребовала она с упреком.
Они быстро обернулись на звук ее голоса и увидели тоненькую фигурку между двух канделябров, всю в белом, от прически до сверкающих брильянтами каблучков: белая парча, открывающая плечи, белая пена кружевных юбок, белые розы на груди и в руке. Только глаза мерцали глубокой синевой, полураскрытые губки были как две вишни, а щеки чуть розовели.
– Ах, ты красавица! – охнул Руперт. – Ей-богу, красавица!
Герцог подошел к подножию лестницы и протянул руки:
– Спускайся, ma belle!
Она сбежала к нему. Он склонился над ее рукой, а она покраснела и сделала легкий реверанс.
– Я хорошенькая, монсеньор, правда? Все это сделала леди Фанни, и поглядите, монсеньор, она подарила мне вот эту булавку, а Руперт – цве… нет, веер! А цветы мне подарил мосье Давенант, а мистер Марлинг – это милое колечко! – Она, пританцовывая, подбежала к ним. – Благодарю вас, от всего сердца благодарю! Руперт, ты сегодня такой щеголь! Я никогда не видела тебя таким… таким аккуратным и tout а fait beau!
По лестнице спустилась леди Фанни.
– Ну, Джастин? Мне удалось?
– Дорогая моя, ты превзошла себя! – Он оглядел ее. —И твой собственный туалет безупречен.
– А! – Она пожала плечами. – Сегодня я ничто.
– Ты trиs grande dame, моя дорогая, – сказал он.
– Да, пожалуй, —она кивнула. – Этого я и хотела добиться.
Руперт поднял свой лорнет.
– Ты всегда выглядишь первой красавицей, Фан, Этого у тебя не отнимешь.
Внезапно лакеи у парадной двери вытянулись в струнку.
– О, кто-то уже подъехал? – воскликнула миледи. —Идем, дитя! – И она отправилась в бальный зал, который тянулся во всю длину дома.
Леони одобрительно его оглядела.
– Voyons, это мне нравится! – сказала она, подошла к одной из огромных корзин с цветами и потрогала нежные лепестки. – Мы все очень аристократичны, как весь дом. Монсеньор, Руперт такой прелестный, правда?
Эйвон оглядел своего высокого брата, истинный образчик щеголя-повесы.
– Ты называешь его прелестным? – протянул он,
– Дьявол тебя побери, Джастин, – огрызнулся милорд.
Лакей, стоя у широких дверей, одно за другим звучно называл имена. Руперт стушевался, а леди Фанни пошла навстречу гостям.
Час спустя Леони казалось, что весь дом полон нарядно одетых дам и мужчин. Она сделала сотню реверансов, а в ее ушах все еще звучал голос миледи: «Имею честь, мадам, представить вам мадемуазель де Боннар, воспитанницу моего брата».
В самом начале вечера Эйвон подошел к ней с каким-то молодым человеком, одетым по самой последней моде, с орденами на груди, в парике, который' был истинным произведением искусства. Эйвон сказал:
– Моя воспитанница, принц. Леони, его высочество принц де Конде желает познакомиться с тобой.
Она сделала глубочайший реверанс. Конде склонился над ее рукой.
– Мадемуазель поистине ravissante, – сказал он. Леони завершила реверанс и застенчиво улыбнулась. Его высочество прижал руку к сердцу.
– Мадемуазель сделает мне честь принять мое приглашение на первый танец? – спросил он.
Леони сочла его любезным мальчиком, и только. Она положила руку на его локоть и солнечно ему улыбнулась.
– Я буду рада, мосье. Это мой собственный бал! Чудесно, правда?
Конде, привыкший к светским барышням, скучающим по требованию приличий, был пленен такой безыскусственной веселостью. Заиграли скрипки, и за ним с Леони выстроились пары.
– А мы обязательно должны быть первыми? – шепнула она доверчиво.
– Ну разумеется, мадемуазель, – улыбнулся он. – Вы должны открыть ваш собственный бал.
Леди Фанни у дверей потрогала Руперта за рукав.
– С кем танцует девочка? Судя по орденам, это по меньшей мере принц крови! Кто он?
– Молодой Конде, – ответил Руперт. – Ему ведь всего двадцать, Фан, вот почему ты его не знаешь.
– Как Джастин добился, чтобы он приехал так рано? – ахнула миледи. – И он открывает с ней бал! Ей теперь успех обеспечен. Взгляни, он смеется. Она его очаровала, и не спорь со мной! – Она обернулась и увидела рядом Эйвона. – Джастин, как ты умудрился заполучить Конде так рано? Право, ты колдун!
– Да, недурная мысль, не так ли? – сказал его светлость. – Затем познакомь ее с де Брионном. Он только что приехал. А кто эта девочка с серебряными розами на платье?
– Не знаю, мой дорогой! Столько новых лиц! Клянусь, я не запомню, кому какое принадлежит! Джастин, Конде пленен! Все мужчины в зале начнут искать внимания Леони, увидев, как он очарован. О, мадам! – И она поспешила навстречу новой гостье.
– Пожалуй, я пойду в карточную залу и пригляжу, чтобы все было в порядке, – невинным голосом сказал Руперт и повернулся, чтобы уйти.
– Нет нужды, дитя мое, – сказал его светлость, преграждая ему дорогу. – Там распоряжается Хью. А ты, мальчик, пригласишь на танец мадемуазель де Воваллон.
– Господи! – простонал Руперт, но покорно направился туда, где сидела мадемуазель.
Когда Фанни снова сумела выбрать момент, чтобы поискать взглядом Леони, она увидела, что та сидит на кушетке в алькове и пьет негус в обществе своего партнера. Оба как будто были очень веселы. Фанни с минуту следила за ними очень довольная, а затем, ловко ускользнув от компании юношей, которые все хотели быть представлены Леони, она отвела к алькову графа де Брионна и представила его. Конде встал и поклонился.
– Но, мадемуазель, вы должны сберечь для меня минутку позднее! – сказал он. – Когда же?
– Встретимся где-нибудь, – предложила Леони. – Знаю! Вон под той большой пальмой в… в десять минут двенадцатого! – В ее глазах вспыхнули веселые искорки. – Просто как в сказке.
– Мадемуазель, я буду там, – со смехом обещал Конде.
Фанни сделала шаг вперед.
– Воспитанница моего брата, мосье. Мосье де Брионн, Леони.
Леони поставила бокал, встала и сделала реверанс. Лоб у нее наморщился. Фанни неумолимо увела Конде.
– У мадемуазель озабоченный вид? – Де Брионн подал ей бокал.
Она посмотрела на него с доверчивой улыбкой.
– Мосье, я такая глупая. Не могу вспомнить, кто вы такой.
Де Брионн на мгновение растерялся. Ничего подобного от светских барышень сыну Луи Лотарингского слышать не приходилось, но он не устоял перед обаятельным взглядом огромных глаз Леони и ответил ей улыбкой.
– Вы недавно в Париже, мадемуазель?
Она кивнула.
– Да, мосье. Дайте мне подумать. Нет, я знаю! Вы сын графа д'Арманьяка Великого!
Графа это развеселило. Вероятно, ему еще не доводилось встречать девицу, которая столь наивно разбиралась в его генеалогии. Он сел рядом с ней, чтобы поразвлечься, и обнаружил, что от него требуется для просвещения Леони называть почти всех, кто проходил мимо.
– Voyons, m'sieur, вы знаете всех! – вскоре заявила она. – И очень мне полезны. А теперь скажите, кто танцует с монсеньером?
– Монсеньером?
– Да. С герцогом, моим… моим опекуном.
– А! Это мадам Дюдеффан.
– Правда? – Леони внимательно всмотрелась в указанную даму. – По-моему, она заставляет его смеяться.
– О, она это умеет, – сказал де Брионн с глубокой серьезностью. – А Конде называл вам присутствующих?
– Нет-нет! – На щеках Леони заиграли ямочки. – У нас нашлось столько других предметов для разговора, мосье. Он рассказывал мне про дуэли и о том, что значит быть принцем крови.
Де Брионн засмеялся.
– Вы его об этом спросили, мадемуазель?
– Да, мосье, – простодушно ответила Леони. Вернувшаяся к дверям Фанни сделала глубокий реверанс герцогу де Пентиевру, который только что приехал.
– Дражайшая леди Фанни! Какое волнение вызвала весть о возвращении пленительной леди Фанни!
– Ах, мосье! – Она улыбнулась и развернула веер.
К ним под руку с мадам Дюдеффан подошел Эйвон.
– Мой дорогой де Пентиевр, я в восторге, что
вижу вас!
– Mon cher duc! Madame, votre serviteur! – Он поклонился. – Скажите, Аластейр, где ваша воспитанница, о которой приходится столько слышать?
– Моя воспитанница? Минуту назад она беседовала с де Брионном… О, она уже танцует с моим братом! Вон в белом и с белой розой в волосах.
Де Пентиевр поглядел туда, где Леони грациозно кружилась перед Рупертом. Их руки были подняты, она вытягивала ножку, весело смеясь.
– А! – сказал де Пентиевр. – Наши юные девицы будут рвать свои напудренные волосы, герцог!
Залы наполнились гостями. Некоторое время спустя леди Фанни, направляясь в столовую, встретилась в вестибюле с мужем и, сияя, сказала:
– Любовь моя, какой успех! Ты видел девочку? С ней танцевали де Пентиевр и Конде! А где Джастин?
– В малой гостиной. Ты довольна, душа моя?
– Довольна! Про этот бал и Леони Париж будет говорить целый месяц! И поверь, я не допущу, чтобы о них замолчали! – И Фанни поспешила в столовую, увидела Леони в центре оживленной группы восхищенных поклонников, тотчас взяла под свое крыло томящуюся в одиночестве барышню и увела ее на поиски кавалера.
В карточной комнате шло обсуждение последней прихоти герцога.
– Mon Dieu, Давенант, что за красавица! Какие краски! Какие изумительные глаза! – воскликнул Лавулер. – Кто она?
Шевалье д'Анво помешал Хью ответить:
– И как он ею гордится, Сатана! Это так заметно!
– У него есть на это право, – заметил Марриньяр, поигрывая стаканчиком с костями. – И она не только красива, в ней есть espiиglerie. Я был среди счастливцев, танцевавших с ней. Конде весьма йpris!
Шевалье посмотрел на Хью.
– Она на кого-то похожа, только не пойму на кого. Все стараюсь припомнить, но ничего не приходит в голову.
– Верно! – кивнул Лавулер. – Едва ее увидел, как мне показалось, что я уже был с ней знаком. Могло ли это быть, Давенант?
– Никоим образом! – убедительно сказал Хью. – Она только сейчас приехала из Англии.
Мадам де Маргери, игравшая в ландскнехт за соседним столиком, обернулась к ним.
– Но она же француженка, не правда ли? Кто ее родители?
– Не знаю, мадам, – ответил Хью, не покривив душой. – Как вам известно, Джастин очень сдержан.
– О! – вскричала она. – Он любит создавать тайны. И хочет нас всех заинтриговать! Крошка очаровательна и, без сомнения, из аристократического рода. Эта детская наивность не могла не обеспечить ей успех. Как жаль, что мои дочери не такие.
Тем временем Фанни отправила Руперта извлечь Леони из столовой. Она появилась, опираясь на руку милорда и весело посмеиваясь.
– Мадам, принц говорит, что мои глаза точно звезды, а кто-то еще сказал, что стрелы моих глаз сразили его, а…
– Фи, душечка! – перебила миледи. – Никогда не рассказывай мне таких вещей на балах. Я хочу представить тебя мадам де ла Рок. Идем!
Но в полночь Леони ускользнула из бального зала и вышла в вестибюль. Из большой гостиной навстречу ей вышел Конде.
– Прелестная бабочка! Я искал вас, мадемуазель, и не мог найти!
Леони улыбнулась ему.
– Скажите, вы не видели монсеньера, мосье?
– Десяток монсеньеров, моя бабочка. Какой из них вам нужен?
– Мой собственный монсеньор, – ответила Леони. – Герцог Эйвон, кто же еще.
– О, он в дальней гостиной, мадемуазель. Но не могу ли я заменить его?
Она покачала головой.
– Нет, мосье. Мне нужен он.
Конде взял ее за руку и улыбнулся ей с высоты своего роста.
– Вы жестоки, сказочная принцесса! А я думал, что чуточку нравлюсь вам.
– Ну да. Вы мне очень нравитесь, – заверила его Леони. – Но сейчас я хочу видеть монсеньора.
– В таком случае я немедля приведу его, – галантно предложил Конде.
– Нет-нет! Я сама пойду к нему. Проводите меня!
Конде тут же предложил ей руку.
– Вы подобрели, мадемуазель! А монсеньор не намерен привезти вас в Версаль?
– Кажется, да. А вы там будете? Пожалуйста, мосье!
– Разумеется, я там буду. И наверное, я встречу вас на рауте мадам Лоншан?
– Не знаю, – ответила она. – Кажется, я побываю на очень многих раутах, но монсеньор пока не говорил мне на чьих. О, вот он! – Она сняла руку с локтя Конде и побежала туда, где стоял его светлость. – Монсеньор, а я вас ищу! Принц проводил меня. Благодарю вас, мосье. – Она дружески протянула ему руку. – А теперь идите потанцуйте с… с… ну, с кем-нибудь! Я ведь никаких имен не знаю!
Конде поцеловал изящную ручку.
– Вы представите ее ко двору, герцог?
– На приеме через неделю, – ответил его светлость.
– Превосходно! – сказал Конде, поклонился и оставил их вдвоем.
Герцог посмотрел на свою воспитанницу с легкой усмешкой.
– Ты позволяешь себе командовать особами королевской крови, малютка!
– О, монсеньор, он же совсем юный и так похож на Руперта! Он не рассердился, как вы думаете?
– Как будто бы нет, – ответил герцог. – Так для чего я тебе понадобился, дитя мое?
– Ни для чего, монсеньор. Просто подумала, что надо вас найти.
– Ты устала, малютка. – Он подвел ее к кушетке. – Ну, так немножко посиди со мной.
– Да, пожалуйста, монсеньор. Такой хороший бал! Я танцевала уж не знаю со сколькими вельможами, и все они были очень-очень любезны.
– Рад это слышать, дитя, – сказал он серьезно. – И как тебе нравится твой принц?
– О, fort amusant! Он мне столько рассказал про двор, монсеньор, и называл гостей… нет-нет, называл их мосье де Брионн. Боюсь, я сказала принцу «ба!», но ему понравилось, и он засмеялся. И я танцевала с Рупертом… и – о, монсеньор! – с мосье д'Анво. Он сказал, что конечно же уже видел меня. – Ее глаза заискрились. – И мне так захотелось сказать: «Но да, мосье. Как-то вечером я подала вам вино у Вассо!»
– Искренне надеюсь, что ты удержалась, малютка?
– О да! Я была очень благоразумна, монсеньор. Я сказала: «Нет, не думаю, что мы уже встречались, мосье». Только ведь это была неправда, верно?
– Ничего, дитя, ответ был правильным. А теперь я представлю тебя моему старинному другу, который желает побеседовать с тобой. Идем, малютка.
– Qui est-ce? – спросила она. Он медленно пошел с ней через гостиные в вестибюль.
– Герцог Ришелье, дитя мое. Ты будешь с ним очень любезной.
– Хорошо, монсеньор, – ответила она кротко и кивнула юному щеголю, который улыбался ей и старался перехватить ее взгляд. – Весь вечер я была очень любезна со всеми. Кроме Руперта, конечно.
– Это разумеется само собой, – заметил герцог и повел ее в залу.
Пожилой щеголь стоял у камина в дальнем его конце и оживленно беседовал с полноватой, но красивой дамой. Эйвон подождал, пока дама не отвернулась к другим собеседникам, а тогда направился туда.
Ришелье увидел его и пошел ему навстречу.
– А, Джастин! Исполнение обещания. Ваша прелестная воспитанница.
Леони сняла руку с локтя Эйвона и сделала реверанс. Ришелье поклонился, взял ее руку и ласково похлопал.
– Дитя, я завидую Джастину. Джастин, уйдите! Я без вас заботливо пригляжу за мадемуазель.
– Не сомневаюсь, – ответил его светлость и отправился на поиски леди Фанни.
Когда он проходил через вестибюль, его перехватил Арман Сен-Вир.
– Друг мой, кто она? – спросил он. – Я просил миледи Фанни представить меня, и она была столь любезна… И все время, пока я разговаривал с этой сильфидой, – mon Dieu, qu'elle est jolie! – я спрашивал себя: кто она? Кто она?
– И ты себе ответил? – поинтересовался его светлость.
– Нет, Джастин! А потому я спрашиваю тебя: кто она?
– Моя воспитанница, мой милый Арман. – Его светлость улыбнулся и пошел дальше, уступив дорогу мадемуазель де ла Вог.
Фанни он нашел в столовой с Давенантом. Она помахала ему.
– Я заслужила минутку отдыха, – объявила она весело. – Право же, Джастин, я представила друг другу десятки детей, так и не запомнив их имен! А где Леони?
– С Ришелье, – сказал он. —Нет, Фанни, не тревожься, он поклялся держать себя в руках. Хью, ты был неоценим в этот вечер.
Миледи начала обмахиваться веером.
– Мы все тут немного потрудились, – сказала она. – Мой бедный Эдвард играет в ломбер с вдовствующими графинями, а Руперт даже носа не показал в карточном салоне.
– Но вы трудились больше всех, – сказал Давенант.
– Ах, это было бесподобно! – ответила она. – Джастин, право, не знаю, сколько молодых кавалеров строили куры Леони! Конде совершенно очарован, по его словам! Нет, я просто маменька девицы на выданье! Когда я представляю Леони, то чувствую себя пятидесятилетней! Да-да, Хью, положительно так. Но когда я вновь увидела Рауля де Фонтенуа – о, я снова стала юной! – И она возвела глаза к небу.
Однако вскоре гости начали прощаться, и наконец они остались в вестибюле одни – утомленные, но торжествующие.
Руперт широко зевнул.
– Черт, ну и вечерок! Бургундского, Хью? –Он разлил вино по рюмкам. – Фан, ты порвала свои кружева.
Фанни опустилась в кресло.
– Дорогой мой, пусть от них остались одни клочья, мне все равно. Леони, душечка, у тебя такой измученный вид! Ах, мой бедный Эдвард, ты был великолепен со вдовствующими дамами!
– А, да! – сказал его светлость. – Я должен поблагодарить вас, Эдвард, вы были поистине неутомимы. Малютка, ты еще не совсем засыпаешь?
– Нет, монсеньор. Ах, мадам, принц сказал, что мое платье обворожительно.
– Ага! – Руперт укоризненно покачал головой. – Я бы дорого заплатил, лишь бы узнать, что ты проделывала сегодня вечером, плутовка. Старик Ришелье строил тебе куры?
– Ах нет! – удивилась Леони. – Он же ужасно старый.
– Увы, бедный Арман! – вздохнул герцог. – Не говори ему этого, малютка, умоляю тебя.
– И никому другому, любовь моя, – вмешалась миледи. – Об этом немедля узнает весь Париж, и он будет так удручен!
– Ну а кто же все-таки строил тебе куры? – не отступал Руперт. – Кроме Конде.
– Он ничего не строил, Руперт, и другие тоже! – Леони наивно посмотрела на остальных. – Он сказал только, что я сказочная принцесса, ну и еще про мои глаза.
– Ну, если это не… – Руперт встретил взгляд брата и поперхнулся. – А, да, я болван, это уж так.
– Монсеньор, – сказала Леони. – Мне все кажется, это был сон! Знай они, что я была пажом, они, наверное, не были бы так со мной любезны. Они бы подумали, что я не совсем респектабельна.
