Глава четвертая

Мисс Фосетт, проснувшись в понедельник рано утром, намеревалась дождаться завтрака в постели. Однако благородные побуждения одержали верх, и она поднялась, чтобы поговорить наедине с генералом, неизменно встававшим чуть свет.

Подвиг этот был вызван событиями предыдущих дней. Мисс Фосетт решила, что кто-то должен успокоить Артура, пока он не выгнал Джеффри из дому.

Ее субботние предсказания сбылись. Мисс де Сильва действительно держалась душой общества и даже исполнила какой-то танец, стремясь потрясти присутствующих. Лишь строгие понятия генерала о христианском поведении помешали ему в воскресенье утром первым делом отречься от сына.

Но хоть принципы сэра Артура запрещали ему гневаться в дни отдохновения, воскресенье оказалось нелегким. И это несмотря на то что для ублажения генерала делалось все возможное. Вся компания за исключением Лолы, очевидно, никогда не встававшей раньше одиннадцати, смиренно отправилась в церковь, затем Френсис, вежливо объявив, что прискорбная бестактность кузена нарушает его планы, устроил хитрые маневры. Выпроводил Джеффри с Лолой к морю в Клинтон, обеспечил дяде все возможности для флирта с Камиллой Холлидей, а в конце дня попросил его (уже почти подобревшего) рассказать об индийских впечатлениях. Когда Джеффри с мисс де Сильва вернулись, в доме только и было слышно о шикари, чукках, патанах, сикхах, сахибах, базарах, махаутах и рикшах — генерал рассказывал анекдот о человеке, который побывал артиллеристом, раджой маленького княжества и афганским джигитом.

Но едва появилась мисс де Сильва, добродушие генерала как рукой сняло. Джеффри наверняка внушил ей мысль о том, что на отца необходимо произвести хорошее впечатление, так как она, перебив генерала на том месте, где саис мыл скакуну ноги перед первой чуккой, выказала твердое намерение пообщаться с ним. Генерал был неуемным говоруном, но ему оказалось далеко до мисс де Сильва, скопившей за двадцать три года больше эгоистических воспоминаний, чем он за шестьдесят. На смену патанам, сикхам и гуркхам пришли русские великие князья, польские графы, испанские анархисты и мексиканские бандиты, действие переносилось с ошеломляющей скоростью из Рио-де-Жанейро в Нью-Йорк, Париж, Лондон и Монте-Карло, а главным мотивом этого повествования являлся неизменный успех мисс де Сильва во всех этих городах.

К ужину генерал уже едва сдерживал гнев и готов был взорваться в любую минуту. То обстоятельство, что сын его взирал на Лолу с восторженным, рабским обожанием, оказалось последней каплей. Святость воскресного дня предотвратила немедленный взрыв, однако, когда гости с истрепанными в разной степени нервами поплелись на ужин, сэр Артур сказал Джеффри, что хочет поговорить с ним и утром ждет его у себя в кабинете ровно в половине десятого.

Поэтому мисс Фосетт поднялась рано.

По пути в ванную она проходила мимо комнаты Фэй. Из-за двери слышались яростные раскаты командирского голоса, и Дайна, как только оделась, первым делом зашла к сестре. Фэй, сидя за туалетным столиком, истерически рыдала. Дайна уложила ее в постель и заставила принять аспирин. Насколько она могла понять из бессвязных, сдавленных объяснений, Фэй попросила генерала не принимать помолвку сына всерьез. После чего, видимо (суть дела утонула во всхлипах и «я сказала», «он сказал»), сэр Артур не только назвал жену безмозглой, лезущей не в свое дело дурой, но и обвинил во всех неприятностях, какие только случились за последние пять лет, а потом объявил, что лишит Джеффри прав наследства сразу же после завтрака.

Мисс Фосетт посоветовала сестре взять себя в руки, пообещала отправить завтрак ей в спальню и пошла вниз поговорить обо всем с генералом.

Генерал завтракал в одиночестве, и Дайна не стала тратить время на околичности.

— Послушай, Артур, — веско сказала она, — ты постоянно изводишь Фэй. Хотя прекрасно понимаешь, что это свинство.

Генерал устремил на нее свой знаменитый свирепый взгляд, заставлявший дрожать всех адъютантов, и грозно произнес:

— Может, соблаговолишь не лезть в чужие дела?

— Нет, не соблаговолю, — ответила Дайна. — Ты заставлял всех слушать себя с тех пор, как я появилась здесь, теперь мой черед. Раз тебе необходимо куражиться над кем-то, попытайся надо мной! Фэй не виновата в помолвке Джеффри с Лолой, и несправедливо срывать на ней злость. Я вижу, Лолу выносить тебе трудно, но побойся Бога, Артур, ты же знаешь, что продлится это недолго.

— Хватит! — прогремел генерал. — Мне что, мало хныканья твоей дуры-сестры? Я должен еще терпеть твою наглость?

— Терпи, — ответила мисс Фосетт. Она уселась за стол и усилием воли заставила себя говорить спокойно. — Артур, постарайся сохранить благоразумие. Право же, ты будешь выглядеть очень глупо, если выгонишь из дому Джеффри. Сам ведь знаешь, какой он. Может с расстройства выкинуть что-нибудь совсем уж несуразное.

Сэр Артур с такой силой грохнул кулаком по столу, что задрожала посуда.

— Ну и черт с ним! — злобно выкрикнул он. — Замечательный у меня сынок! Чем он занимался в Итоне? Бездельничал! Не добился успехов ни в спорте, ни в учебе! Утонченная натура! Тьфу! Чем занимался в Оксфорде? Путался с девкой из табачной лавки, вот чем! И я сдуру дал ей отступного, и немалую сумму! Чем занимается сейчас? Тратит попусту время с длинноволосыми остолопами, позорит мое имя! Пора это уже прекратить. Слышишь? Пора!

— Не ори на весь дом, — спокойно сказала Дайна. — Если ты лишишь Джеффри наследства, он не перестанет позорить твое имя; наоборот, придется ждать чего-то еще худшего. Но меня не особенно беспокоят его дела, да и вообще чьи бы то ни было, кроме дел Фэй. Может, ты и не осознаешь этого, но у нее вот-вот будет нервное расстройство.

— Нервы! — воскликнул сэр Артур с презрительным смешком. — О них только и слышишь от вас, современных женщин! Терпения не хватает!

— Ах так? — сказала Дайна, сверкнув глазами. — Ну что ж! Если будешь и дальше превращать ее жизнь в ад, тебя бросит и вторая супруга.

Лицо генерала побагровело, глаза выкатились, речь превратилась в нечленораздельное рычание.

— А пока что, — сказала Дайна, беря в руки вилку и нож, — я вызову врача, пусть пропишет ей тонизирующее.

Появление Френсиса и Стивена Геста помешало сэру Артуру дать сокрушительный ответ. Через несколько минут после них пришли Холлидеи, явно в дурном настроении. Вид у Бэзила был напряженный, он поглядывал на жену со смесью мольбы и гнева в запавших глазах; Камилла слегка раскраснелась, говорила и смеялась в решительной, очень вызывающей, на взгляд Дайны, манере.

Единственный до полудня поезд отходил с ближайшей, находившейся в шести милях станции Рэлтон слишком рано, без десяти десять, и Холлидеи решили уехать в Лондон уже после ленча. Камилла напомнила сэру Артуру, что он обещал сводить ее в сторожку, показать щенков спаниеля. Она сказала, что до смерти хочет увидеть их, и кокетливо надула губы, когда тот ответил, что сперва должен съездить по делам в Рэлтон.

Кокетство ее немного смягчило сэра Артура. Он плотоядно взглянул на чаровницу, однако ухищрения Камиллы не подвигли его нарушить установленный распорядок. Заверив, что она увидит щенков до отъезда, генерал объяснил, что в первый день месяца должен прежде всего проверить счета и взять в банке деньги на жалованье слугам и оплату хозяйственных расходов.

— Методичность, дорогая моя Камилла! Я горжусь ею. Армия приучает человека устанавливать определенные правила и придерживаться их. Я регулярно расплачиваюсь со всеми работниками в первый день каждого месяца после ленча. У жены все счета должны быть подготовлены к девяти часам. Я подсчитываю общую сумму, еду в банк, беру сколько нужно денег, и к чаепитию все дело уже позади. Никаких промедлений, никаких беспорядочных выплат. Я назначил определенный платежный день, соблюдаю его и, таким образом, Камилла, знаю сумму расходов за месяц до фартинга. Это единственно возможный способ.

Способ этот показался Камилле ужасно тоскливым, но она веселым тоном ответила:

— Замечательно! А вот я очень непрактична. Поучили бы меня своей методичности, сэр Артур.

Генерал встал из-за стола и снисходительно улыбнулся ей.

— О, мы и не ждем практичности от прекрасного пола. Я еще не встречал женщин, имеющих о ней представление, и, клянусь Богом, надеюсь, что не встречу. Который час? Девять! Прекрасно! Я выеду в десять, вернусь в одиннадцать, и мы сходим посмотреть на щенят. Что скажете?

— Очень мило с вашей стороны! Я буду готова секунда в секунду, дабы показать вам, какой методичной могу быть!

Френсис поднялся:

— Дядя, мне придется уехать до твоего возвращения. Ты очень занят сейчас? Если можно, я хотел бы поговорить с тобой перед отъездом.

Сэр Артур взглянул на него, чуть нахмурясь:

— Хмм! Если полагаешь, что это важно, уделю тебе пять минут, но ни секундой больше.

Они вместе вышли из столовой. Стивен Гест подался к Дайне.

— Фэй будет завтракать в постели? — негромко спросил он.

— Да, — сухо ответила Дайна. — Она неважно себя чувствует. Плохо спала.

Бэзил Холлидей поднял глаза от тарелки.

— Прошу прощения. Я знаю, что такое страдать от бессонницы. Камилла, давай все-таки уедем в девять пятьдесят. Успеем вполне. Незачем болтаться здесь до ленча, понапрасну обременяя хозяйку дома.

— Нет-нет, нельзя! — поспешно ответила Камилла. — Конечно, мне очень жаль Фэй, но попросите ее, мисс Фосетт, нисколько не беспокоиться из-за нас.

— Камилла, я предпочел бы уехать сейчас, — сказал Бэзил, легонько барабаня пальцами.

Та ничего не ответила, и Дайна, заметив ходящие ходуном желваки Холлидея, поспешила вмешаться:

— Не нужно спешить из-за Фэй. Она вскоре спустится. Стивен, ты едешь утренним поездом?

— Нет, — ответил он после недолгого размышления. — Побуду до полудня.

Дайна поднялась.

— Пойду узнаю, не нужно ли чего сестре, — сказала она и вышла.

Стивен пошел следом и остановил ее на первых ступенях лестницы.

— Дайна, минутку.

Девушка резко обернулась и увидела, что лицо у него мрачнее, чем обычно.

— В чем дело?

Стивен подошел к лестнице и взялся за перила.

— Фэй расстроена? — отрывисто спросил он.

— Ничего страшного. Ради Бога, не надо театральности. Почему ты не едешь утренним поездом, как собирался?

— Хочу повидаться с нею перед отъездом.

Дайна вздохнула.

— Ты слышал, наверное, какой скандал Артур устроил перед завтраком?

— Слышал, — ровным голосом ответил Стивен. — И, не повидав Фэй, не уеду.

— Только не надо так упорно об этом твердить. И не надейся, Стивен, что уговоришь ее бежать с тобой. Я знаю Фэй, она предпочтет мученичество скандалу.

Стивен задержал на ней взгляд.

— Пожалуй, ты права, — сказал он, повернулся, подошел к столику в холле и взял газету.

Дайна нашла сестру довольно спокойной, но очень бледной, с припухшими веками. Фэй разговаривала с миссис Моксон, кухаркой, и нервно вздрогнула на стук двери. Поскольку супружеская сцена произошла именно тогда, когда помощница горничной подметала лестничную площадку, всей прислуге уже было известно, что генерал с женой опять ссорились. На лице миссис Моксон выразилось угрюмое сочувствие. Она сказала:

— Положитесь на меня, миледи. Я еще хотела поговорить с вами о Дженет. Но это успеется.

И поспешила уйти, по пути к своей плите оповестив всех слуг, что миледи бледна как смерть, аж сердце кровью обливается. Заодно миссис Моксон поделилась с прислугой своим сокровенным желанием высказать его превосходительству пару теплых слов.

— Пусть только сунет свой поросячий нос ко мне на кухню, вот так-то, мистер Финч, — невразумительно заключила она.

Наверху Фэй слабо улыбнулась сестре:

— Извини, я вела себя так нелепо. Кажется, нервы у меня совсем расшатались. Наверное, нужно либо менять обстановку, либо принимать тонизирующее или что-то еще.

— Конечно. Я то же самое говорила Артуру. Как фамилия твоего врача? Я его вызову.

— Доктор Реймонд, вот только не знаю...

— Значит, вызовем, — сказала Дайна. — Это нагонит страху на Артура. Кстати, Артур намерен отречься от Джеффри. С него станет выкинуть какое-нибудь коленце, лишь бы досадить ближнему.

Фэй приподнялась на локте.

— Дайна, я ужасно беспокоюсь из-за Джеффри. Тебе-то что, а я ему как-никак мачеха; я обязана защищать его от Артура. Если Артур выгонит сына из дому, создастся впечатление, что все это мои интриги.

— Не вмешивайся, — сказала Дайна. — Пусть себе выгоняет. Скоро примет обратно.

— Вот как раз и нет! — убежденно возразила Фэй. — Ты думаешь, что Артур шутит шуточки. Ничего подобного. Это ужасный человек. У него каменное сердце, Дайна! Он любит мучить людей, запугивать, отравлять им жизнь. И если скажет, что больше не пустит Джеффри на порог, — значит, так и будет. Поверь, я знаю, что говорю! Разве ты не слышала, как он заявлял, что принимает решения раз и навсегда? Так оно и есть. Для него превыше всего сила и железная воля. Ему легче умереть, чем взять свои слова обратно.

— Успокойся! — посоветовала Дайна. — Не горячись. Намекнуть этой Холлидей, чтобы она его утихомирила? Мне это не очень приятно, но похоже, она с ним прекрасно ладит.

Фэй недовольно скривилась:

— Лучше не надо. Я не доверяю таким женщинам. Пожалуй, поднимусь. Стивен не уехал?

— Нет, — лаконично ответила Дайна. — К сожалению.

Когда она спустилась, ее встретил Финч с известием, что звонит миссис Твининг, хочет поговорить либо с ее милостью, либо с мисс Фосетт.

Единственная дозволенная генералом отводная трубка находилась у него в кабинете, так что всем остальным домочадцам приходилось вести разговор из холла, самого открытого места в доме.

Дайна подошла к телефону.

— Алло? Мисс Фосетт слушает.

— Доброе утро, дорогая моя, — послышался спокойный голос миссис Твининг. — Я звоню просто из любопытства. Как перенесли вчерашний день?

— Измучились, — ответила Дайна.

— Я так и думала. У Артура в церкви было совершенно немолитвенное лицо. Он еще не отрекся от бедного Джеффри?

— Видимо, отречение в самом разгаре, — сказала Дайна, бросив взгляд на дверь кабинета, из-за которой слышались гневные раскаты генеральского голоса.

— Понятно, — задумчиво произнесла миссис Твининг после недолгой паузы. — Знаете, я, наверное, загляну, побеседую немного с Артуром.

— Полагаете, вам удастся повлиять на него? — с надеждой спросила Дайна. — Фэй не сможет, наверняка не сможет.

— Не знаю, — ответила миссис Твининг. — Кажется, я имею на Артура легкое — очень легкое — влияние. Скажите Фэй, что я приеду к ленчу. До встречи, дорогая моя.

Едва Дайна положила трубку, в холл из флигеля для слуг вошел Финч.

— Миссис Твининг приедет к ленчу, — сказала она ему. — А я, пожалуй, схожу за цветами для леди Биллингтон-Смит. Который час?

Дворецкий, отступив назад, взглянул на большие старинные часы.

— Ровно без четверти десять, мисс. Для точности скажу, что без шестнадцати, они, кажется, немного спешат.

— И нам бы следовало поспешить, — пробормотала под нос Дайна. — Скажите, а капитан Биллингтон-Смит не уехал?

— Нет, мисс. Капитан беседовал с сэром Артуром до двадцати минут десятого и, полагаю, поднялся к себе в комнату.

«Наверное, стоит проводить его», — подумала Дайна и неторопливо пошла в примыкавшую к кухне малую столовую.

Устроившись возле окна, она стала просматривать утреннюю газету и едва перешла от «Драматической сцены в зале суда», минуя «Мальчика, героически спасшего котенка», к «Четверым, погибшим в авиакатастрофе», как услышала громкий хлопок дверью и торопливые шаги по холлу, а затем вверх по лестнице.

«Джеффри, — подумала мисс Фосетт. — Чем теперь могут ему помочь его добрые феи? Ничем».

Большие часы тревожно тренькнули и вскоре четко пробили десять. Тут же послышался строгий голос генерала, желающего знать, почему Пикок еще не подал машину.

— Когда я говорю «ровно в десять», это означает ровно в десять, и чем скорее вы это уразумеете, тем лучше будет для вас! — прогремел он.

Тихого ответа дворецкого Дайна не расслышала, однако через полминуты Пикок, очевидно, подъехал, потому что очередные разглагольствования о пунктуальности донеслись до нее уже с порога. Ей подумалось, что этот громкий, сварливый голос, от которого некуда деться, мог бы истрепать и стальные канаты, а не только нервы ее пугливой сестры.

Наконец голос умолк, сменившись треском мотора и скрежетом поспешно переключаемых передач. Мисс Фосетт вышла из столовой и услышала, как Пикок на крыльце угрюмо сказал Финчу:

— Хоть место неплохое, я, как только получу деньги, подам прошение об уходе, и все тут.

Незадолго до половины одиннадцатого Френсис лениво спустился вниз. По глазам генеральского племянника ничего нельзя было понять, и Дайна, разглядывая его, не могла догадаться, добился ли он успеха в разговоре с сэром Артуром. Губы Френсиса кривились в неприятной улыбке. Заметив взгляд Дайны, он сказал с присущей ему развязностью:

— Какое там жалкое зрелище, моя лапочка! Поднимись полюбуйся. Мой несчастный кузен дожидается Лолы, сидя на половике под ее дверью! Будто доведенный до отчаяния хлюпик из дрянной мелодрамы. Мне даже жаль уезжать, компания наша становится очень забавной. Скажи Фэй за меня «до свидания», поблагодари за совершенно очаровательный уик-энд. Поцеловать тебя или не надо?

— Не надо, — решительно ответила мисс Фосетт. — До свидания. Смотри, чтобы тебя не задержали за превышение скорости. Артуру для полного счастья только этого не хватало.

Наверху Джеффри, не считаясь с тем, что могут о нем подумать, сидел в кресле на лестничной площадке, подпирая голову руками, и дожидался приглашения Лолы войти. Мисс де Сильва, подобно сэру Артуру, держалась некоторых твердых правил, одно из которых гласило, что до одиннадцати утра ее не должен беспокоить никто, кроме собственной служанки. Она уже передала Джеффри через Кончетту, что ни под каким видом не может допустить его к себе, поэтому бедняге оставалось только ждать, чем он и занимался под сочувственным взглядом Джоан Доусон, убирающей комнату капитана Биллингтон-Смита. Горничная была до глубины своей романтичной души тронута позой Джеффри, выражающей полнейшее уныние, и мысленно приговорила Джеффри к драматическому самоубийству. Свертывая простыни с наволочками, она уже молча репетировала показания, которые даст при расследовании. Мисс Джоан Доусон, «юная, стройная, в коричневом платье и узкополой шляпке — широкополая черная, которая нравится Теду, конечно, лучше, но свидетельницы всегда носят узкополые, — давала показания негромким ясным голосом...»

По задней лестнице поднялась старшая горничная, Пекхем, заблаговременно известив шорохом накрахмаленных юбок о своем приближении. Эта девица была особой исключительно благонравной — не ходила в кино, не встречалась с парнями, не выдумывала историй о своих господах. И знала свое место так хорошо, что бросила всего один, да и то совершенно бесстрастный взгляд на Джеффри, все еще подпирающего голову руками. Ее бодрый, суровый голос словно топором обрубил красочные мечты Джоан.

— Доусон, ты что, собираешься весь день возиться с одной комнатой? Бери простыни, неси в бельевую корзину; остальное я доделаю сама, спасибо.

Камилла Холлидей вышла из своей спальни в глубине дома и при виде Джеффри широко раскрыла глаза. Готовясь к походу в сторожку, она надела широкополую шляпу. Заломленный набок головной убор, несомненно, молодил ее. Выйдя на лестничную площадку, она спросила с легкой, чуть презрительной заботливостью:

— У вас неважный вид. Плохо себя чувствуете? Что-то случилось?

Джеффри поднял голову и с горечью рассмеялся:

— Нет, ничего! Только вся моя жизнь разбита!

— Господи! — сказала Камилла. — Даже так? Я, наверное, ничем не смогу помочь?

— Никто не сможет, — ответил Джеффри. — Да и не нужна мне помощь. Со мной по крайней мере остается мое перо. После всего, что я сегодня услышал, ноги моей не будет в этом доме, пусть даже отец станет умолять меня на коленях. Да если я увижу его еще раз, то за себя не ручаюсь!

— Ну что ж! — пожала плечами Камилла. — Раз я ничем не могу помочь, пойду.

«Вот незадача, — подумала она. — Этот дрянной мальчишка вывел из себя старика, когда он мне был нужен в хорошем настроении. О Господи, придется опять слушать его дурацкую болтовню об Индии и терпеть слюнявые поцелуи».

Но тут Камилла услышала голос генерала в коридоре, и усталое, недовольное выражение исчезло с ее лица словно по мановению волшебной палочки, она бегом спустилась по последним ступенькам и заворковала:

— О, сэр Артур, вы и вправду чрезвычайно пунктуальны! Как вам это удается? Вы просто волшебник. А я думала встретить вас на пороге!

Джеффри услышал, как его отец прорычал с неуклюжей игривостью:

— Вам не опередить меня, моя красавица! Я сказал, что вернусь ровно в одиннадцать, и вот, как видите, вернулся, все дела сделаны, и я весь в вашем распоряжении, вот только положу в сейф этот сверточек.

Дверь из комнаты мисс де Сильва открылась, вышла Кончетта.

— Теперь вам позволено повидать сеньориту, — любезно сказала она.

Вряд ли существовали серьезные причины, не позволявшие Джеффри повидать сеньориту раньше, поскольку она, вот уже полчаса как проснувшись, просто валялась в постели.

На ней была ночная рубашка с изящным низким вырезом, а черные ее кудри, хоть и расчесанные до блеска, не были уложены и занимали всю подушку.

Войдя в комнату, Джеффри замер и с благоговением уставился на свое сокровище.

— Господи, как ты прекрасна! — прохрипел он осевшим голосом, а затем бросился обнимать ее.

Лола покорилась его крепким объятиям с довольной улыбкой. Позволяя целовать себя в губы, в шею, в белые плечи, она, похоже, ничуть не была взволнована его пылом. Видимо, находила эти проявления страсти приятными, но не более того и, едва Джеффри ей надоел, оттолкнула его, впрочем, довольно мягко, со словами:

— Хватит. Через минуту Кончетта вернется одевать меня, и ты сразу же уйдешь. Должна сказать, я совершенно не спала, ни секунды. Как тут заснешь, если петухам позволяют кричать всю ночь! Безобразие, я этого не вынесу.

— Дорогая! — воскликнул Джеффри, ловя ее руки. — Я напрасно привез тебя сюда! Но больше в этом доме ты не проведешь ни минуты. Я немедленно увезу тебя, мой бедный ангел!

— О чем ты говоришь? Глупости. Я проведу в этом доме еще немало минут, потому что еще не одета и, кроме того, не уеду без ленча, — со свойственной ей рассудительностью ответила Лола.

— Я знаю небольшой придорожный ресторан, где можно поесть, — предложил Джеффри.

— Я тоже знаю немало ресторанов, — холодно отрезала мисс де Сильва. — Но предпочитаю поесть здесь.

— Ничего больше не возьму в рот в этом доме! Не могу! — сказал Джеффри с неистовством. — Слушай, Лола, у меня произошла жуткая ссора с отцом. Собственно говоря, между нами все кончено. Надеюсь, я больше никогда не увижу его!

Мисс де Сильва поглядела на него с внезапной подозрительностью.

— О чем ты говоришь? Объясни, будь добр, я не понимаю!

— Мы поссорились, и окончательно! — объявил Джеффри и, не слишком придерживаясь суровой правды, рассказал о сцене, разыгравшейся в кабинете в половине десятого. — Конечно, это должно было случиться. Мы с ним как вода и масло. Я всегда это знал. Только думал, что отец...

Мисс де Сильва приподнялась.

— Ты смешно говоришь, мой дорогой Джеффри. Не вода и масло, а вода и огонь. Не столь уж я неграмотна. Только ума не приложу, зачем тебе ссориться с папой по такой нелепой причине, это даже и не причина, а просто глупость.

— Ты не понимаешь, дорогая. Огонь тут ни при чем. Я сказал, что мы масло и вода. Это такое выражение, идиома.

— Вот именно, и-ди-о-ма, — презрительно заметила Лола.

— Оно означает, что мы несовместимы. Ладно, суть не в словах. А в том, что отец ведет себя совершенно по-скотски. Лишь потому, что ты танцовщица, он пытается всеми силами помешать нам пожениться. Мне очень тяжело говорить об этом, дорогая, я лучше умру, чем причиню тебе боль. Отец ограниченный, отвратительный ретроград. С ним просто невозможно спорить. Он всегда ненавидел меня. Наверное, из-за моей матери. Она сбежала с другим мужчиной, когда я был ребенком. Мне об этой истории почти ничего не известно, но, кажется, тогда разразился отвратительный скандал. Так или иначе, отец со мной всю жизнь был сущим зверем, уж лучше бы Френсис был ему сыном, хотя он относился бы к Френсису еще хуже, чем ко мне, если б знал о нем то, что знаю я. Короче, этот скандал был последней каплей. Поскольку ничто не заставит меня расстаться с тобой. Пусть не думает, что мне нужны его грязные деньги. Для меня они ничего не значат, к тому же я все-таки пишу. Хоть он насмехается над моим искусством, люди, которые разбираются в этом лучше его, считают, что я далеко пойду. Я не мог сдержать улыбки, когда он сказал, что ему дела нет, если мне придется подыхать от голода в канаве. Ему и в голову не приходит, что можно зарабатывать деньги пером, но ничего, он еще в этом убедится!

Лола выслушала эту сумбурную речь в полном молчании и, вновь опустившись на подушки, сказала:

— Да, папашка у тебя тяжелый — мрачная личность. Пожалуй, будет лучше, если я не выйду за тебя замуж.

— Лола! Неужели думаешь, что я от тебя отступлюсь? Я схожу с ума по тебе! Я обожаю тебя!

— Очень жаль, — ответила мисс де Сильва. — Я сама в полном отчаянии. Только было бы неразумно выходить за тебя, раз ты без денег. О таких вещах нужно думать, хотя это и очень неприятно.

Джеффри стиснул ее запястья.

— Лола, о чем ты говоришь! Ты же любишь меня? Что значат деньги, если мы любим друг друга? Я заработаю денег, клянусь, заработаю! Не говори только, что не пойдешь за меня!

— Конечно, я люблю тебя, — сдержанно ответила Лола. — Я всегда люблю с большой страстью, но я отнюдь не дура, и совершенно ясно, что, раз больших денег у тебя нет, пожениться мы никак не можем. Хорошо, дорогой мой Джеффри, что мы не успели обручиться официально. Я еще молода, ничуть не поблекла и, кроме того, не хочу жить в усадьбе, где нет абсента, в ванной отсутствует душ и всю ночь орут петухи, не давая мне спать.

— Нам и не нужно жить в усадьбе! Мы сможем поселиться, где ты захочешь! — с отчаянием сказал Джеффри.

— Я всегда любила жить в шикарных местах, — простодушно призналась Лола. — И должна сказать, ты причиняешь мне боль своим дурацким решением отказаться от папиных денег.

Джеффри стиснул ее запястья еще сильнее.

— Лола, ты дразнишь меня! Ты шутишь?! О Господи, не можешь ведь ты быть такой жестокой, совершенно бессердечной!

Прекрасные карие глаза вспыхнули.

— Жестока не я, а ты, мой дорогой Джеффри, раз хочешь жениться на мне, будучи нищим!

— Лола, но я стану зарабатывать. На жизнь нам хватит. Это, конечно, будут не золотые горы, но как-нибудь проживем.

— Вижу, ты совершенно эгоистичен. Нисколько не думаешь обо мне, — сурово и поучительно припечатала Лола. — Мне необходимо иметь очень много денег — как ты выражаешься, золотые горы. И сейчас же отпусти мне руки, я не жалуюсь, но ты причиняешь мне боль. А теперь уходи, мне нужно одеться, а после ленча, но никак не раньше, отвезешь меня обратно в Лондон.

Джеффри вскочил; лицо ею сильно побледнело, губы неудержимо дрожали.

— Я не верю! Не верю! — сдавленно произнес он и всхлипнул без слез. — Я не отступлюсь от тебя! Не могу!

— Для нас обоих это большая трагедия, — согласилась Лола. — Но твой папа...

Джеффри побледнел еще больше.

— Это его вина! — выдохнул он. — С самого моего рождения... а теперь еще и это!.. Черт, черт, черт!

Молодой человек провел рукой по глазам и, нетвердо ступая, направился к выходу.

— Отец погубил мою жизнь, мое счастье, отнял у меня тебя — Господи, я не могу этого вынести!

Он рывком распахнул дверь и выбежал, едва не столкнувшись с Джоан Доусон, самозабвенно подслушивавшей на лестничной площадке.

— ... крикнул: «С дороги!» — именно таким тоном — и оттолкнул меня так, что я отлетела к стене... О-о, миссис Моксон, вы не поверите, как он меня толкнул, просто чудо, что я не перелетела через перила, честное слово! А потом побежал вниз по лестнице не оглядываясь, выскочил из дома, без шляпы, даже дверь не закрыл, мистер Финч подтвердит, что это истинная правда!