Глава десятая

Хардинг закрыл дверь за миссис Твининг и неторопливо возвратился к столу.

— Итак, сержант?

Незерсол поджал губы.

— Хотите знать, сэр, что я скажу?

— Очень.

— На мой взгляд, держалась она очень спокойно, — заговорил сержант, морща лоб. — В самом деле очень! Не скажу, что все было не так, но мне кажется, было бы естественнее, если б, увидя, что генерал мертв, она сразу выбежала бы из комнаты.

— Согласен. Вместе с тем она производит впечатление женщины с сильным характером. — Инспектор порылся в бумагах. — Насколько я понял, сэр Артур был не таким уж отходчивым, как следует из ее слов.

— Да, сэр, — неуверенно подтвердил сержант.

— Слабо верится, что он быстро успокаивался и всех прощал, — продолжал Хардинг.

— Быстро успокаивался? Ну что вы, сэр! Не хочется дурно говорить о покойнике, но сэр Артур был тяжелым человеком. Можно сказать, образцом неуживчивости.

Дверь открылась; Фэй вошла и встала, глядя на Хардинга. В черном платье она выглядела хрупкой, жалкой. Под глазами темнели большие круги, губы казались бескровными.

— Леди Биллингтон-Смит? — спросил Хардинг. — Прошу вас, проходите, присаживайтесь.

Говорил он приветливо, что было неожиданностью для женщины, знакомой только с методами суперинтенданта Лаптона.

— Благодарю, — негромко ответила Фэй и села в кресло, которое перед этим занимала миссис Твининг. — Насколько я понимаю... вы хотите допросить меня. Я... давала вчера показания суперинтенданту. Не знаю... чем еще могу быть полезна.

— Простите, леди Биллингтон-Смит, но, боюсь, у меня и в самом деле найдется к вам несколько вопросов, в том числе и не очень приятных, — сказал Хардинг. — Постарайтесь ответить с полной откровенностью. Поверьте, я не стал бы прибегать к этому без необходимости.

Фэй снова взглянула на него с удивлением и признательностью.

— Да, конечно. Вполне понимаю.

Инспектор сел.

— Первым делом хотелось бы узнать, леди Биллингтон-Смит, все ли было безоблачно в ваших отношениях с мужем в день его смерти.

Этот лобовой вопрос ошеломил ее.

— Что вы имеете в виду? — промямлила она.

— Я ни на что не намекаю, — заметил Хардинг. — Только хочу, чтобы вы ответили правдиво.

— Мой муж... мой муж был неуживчивым, — с трудом произнесла Фэй. — Разногласия у нас случались, но отношения оставались хорошими.

— Насколько я понял, он был чрезмерно вспыльчив? И ссорились вы довольно часто?

— Я... я не сварлива, инспектор. Муж, когда приходил в раздражение, повышал голос. А ссор у нас не было.

— То есть ваш муж имел склонность бранить вас, когда его что-то раздражало?

— Да. Но это пустяк. Он никогда не злился всерьез, не обижался надолго.

— Утром первого июля, то есть вчера, между вами произошла какая-нибудь сцена?

— Муж очень рассердился на Джеффри — это его сын. Не на меня.

— Иногда, леди Биллингтон-Смит, человек в гневе способен срывать зло на совершенно неповинных. Именно это и произошло?

Фэй замялась.

— Видите ли, он очень рассердился, — повторила она.

— До такой степени, что расстроил вас?

— Нет... то есть отчасти! Это правда, вчера утром я слегка расстроилась. Была не совсем здорова, устала за субботу и воскресенье. У мужа... была манера разговаривать очень резко. Приходя в малейшее раздражение, он повышал голос, и... у меня разболелась голова. Вот и все.

— Полагаю, причиной этого раздражения явилась помолвка сына с мисс де Сильва?

— Да, — ответила Фэй. — Он ужасно рассердился на Джеффри, и я довольно-таки необдуманно попыталась его урезонить.

— Понимаю. Вы опасались серьезной ссоры между вашим пасынком и генералом?

— Нет-нет! — торопливо ответила Фэй. — Я знала, что Джеффри ни за что не станет с ним ссориться, он, видите ли, очень боялся отца. Но опасалась, как бы Артур... мой муж не выгнал его из дому. Он был... в некоторых отношениях... очень жестким.

Хардинг взял свой карандаш, тщательно оглядел его кончик.

— Простите меня, леди Биллингтон-Смит, если мой вопрос вам неприятен, но было ли это единственной причиной сцены, которая разыгралась между вами и сэром Артуром? Не было ли с вашей стороны некоторой ревности?

— Ревности? — тупо переспросила она.

Инспектор поднял взгляд.

— Вас не сердило — или не оскорбляло — чрезмерное внимание, которое сэр Артур уделял одной вашей гостье?

Фэй покраснела.

— Нет. Не сердило и не оскорбляло. Ревности я не испытывала ни малейшей. У мужа была... любезная, игривая манера общаться с женщинами, но это ничего не означало. Подобная мысль даже не приходила мне в голову. Причиной ее... сцены... был только Джеффри.

— В таком случае вопросов на эту тему у меня больше нет. В котором часу вы спустились на первый этаж вчера утром?

— Я не спускалась, пока муж не позвал меня, но из спальни вышла еще до этого и разговаривала наверху со старшей горничной.

— Стало быть, вы не знаете, что произошло между сэром Артуром и его сыном?

— Нет.

— В котором часу он позвал вас?

— Должно быть, без нескольких минут двенадцать. Он только что вошел вместе... вместе с миссис Холлидей и хотел, чтобы я распорядилась срезать для нее несколько роз.

— Миссис Холлидей присутствовала при разговоре?

— Только в самом начале; она тут же пошла наверх снять шляпу. Затем мой муж отправился к себе в кабинет. Сказал, чтобы его не беспокоили. Видите ли, было первое число месяца, в этот день он всегда платил по счетам и расплачивался с прислугой. Да, вспомнила, тогда было без десяти двенадцать, он обратил мое внимание на это, сказав, что уже и так потеряно много времени. Я пошла...

— Одну минутку, — перебил Хардинг. — Сэр Артур тогда еще сердился на вас?

— Он был... в легком раздражении. Он практически успокоился.

Хардинг взял лист, озаглавленный «Показания Чарльза Томпсона, лакея».

— Леди Биллингтон-Смит, хочу спросить вас совершенно прямо: когда миссис Холлидей поднялась наверх, разговаривал ли с вами сэр Артур очень грубо, упрекал ли за нелюбезность с гостями, обвинял, что вы «валяетесь в постели до полудня» ?

— Кажется, говорил что-то в этом роде, — сдавленно пробормотала Фэй.

— И вы ответили, что не в силах больше этого выносить, что он сводит вас с ума?

Она уставилась на инспектора с изумлением и ужасом.

— Не помню. Если и ответила, то не всерьез. Возможно, и сказала так. Я... внезапно разозлилась на мужа за довольно грубый тон. Иногда... иногда в раздражении начинаешь вести себя глупо, театрально.

— Да, очень часто, — согласился Хардинг, откладывая показания лакея. — Значит, ваш муж вошел в кабинет без десяти двенадцать. Что стали делать вы?

— Пошла в сад через садовый холл — поискать Лестера, старшего садовника.

— Вы знали, где его можно найти?

— Нет, спросила младшего садовника. Он как раз нес овощи на кухню.

— И младший садовник сказал вам?

— Да, он ответил, что Лестер в огороде.

— Огород далеко от дома, леди Биллингтон-Смит?

Фэй, беспокойно хмурясь, взглянула на инспектора.

— Нет, минутах в двух ходьбы от садового холла.

— Сколько времени ушло у вас на то, чтобы передать Лестеру поручение сэра Артура?

— Не знаю... наверное, около минуты.

— Говорили ли вы ему еще что-нибудь?

— Сказала, что сэр Артур велел выкосить газон перед домом.

— Больше ничего?

— Нет. Совершенно точно.

— Что вы стали делать, передав эти поручения?

— Пошла огородом к веранде. Миссис Твининг с моей сестрой шли по газону и окликнули меня.

— Леди Биллингтон-Смит, вы без десяти двенадцать отправились в сад через садовый холл. Миссис Твининг приехала в десять минут первого, и вы могли встретиться с ней на газоне в двадцать пять, как минимум — в двадцать минут первого. Чем вы занимались в течение этого получаса?

Фэй крепко стиснула подлокотники кресла.

— Простите, инспектор. У меня и в мыслях не было вводить вас в заблуждение. Я не сразу отправилась искать Лестера, а пошла в плодовый сад.

— Зачем? — послышался спокойный вопрос.

Она облизнула губы.

— Не хотела никого видеть. Я... я была сильно расстроена.

— Тем, что вам только что сказал сэр Артур?

— Я... да, немного. У меня было дурное настроение. Может быть, я слишком легко расстраиваюсь. Пошла в сад, потому что хотелось побыть одной... а я знала, что в доме или... или в цветнике непременно кого-нибудь встречу.

— Видел кто-нибудь, как вы шли туда?

— Н-не знаю. Вряд ли. Я никого не заметила. — Фэй уставилась на инспектора. — Вы не думаете... не считаете...

— Я пока ничего не думаю, леди Биллингтон-Смит. Что вы стали делать, встретив миссис Твининг и мисс Фосетт?

— Поднялись все втроем на веранду. Там находились миссис Холлидей с мистером Гестом. Мистер Гест — родственник моего мужа. Потом приехала миссис Чадли, поговорить со мной о детском праздничном фонде. Да, кажется, мистер Холлидей как раз тогда и вышел на веранду. Точно не помню. У меня сильно болела голова.

— Уходил кто-нибудь с веранды до часу?

— Уехала миссис Чадли. Да, и мистер Гест отлучался на несколько минут за табаком.

— До отъезда миссис Чадли или после?

— Точно не помню, кажется, до, но я не уверена.

— Мистера Геста долго не было?

— Нет, от силы минуты две. Поднялся, взял табак и вернулся обратно.

— Вернулся, когда миссис Чадли собиралась уходить?

— Право, не помню, инспектор. Может, она уехала даже до его возвращения. Я не обращала внимания, — сказала Фэй, учащенно дыша.

— Постарайтесь припомнить, леди Биллингтон-Смит, был ли мистер Гест на веранде, когда дворецкий принес коктейли?

— По-моему, был! Точно не помню, но знаю, что отсутствовал он очень недолго, — сказала Фэй. — Очень жаль, что не могу сказать определеннее. Простите, но... это явилось для меня ужасным потрясением, и мне трудно... вспоминать, что было вчера.

— Понимаю и не стану больше докучать вам, леди Биллингтон-Смит. — Хардинг поднялся, чтобы проводить ее к двери. — Теперь я хотел бы поговорить с вашим пасынком.

— Сейчас позову, — сказала Фэй. В дверном проеме она замялась. — Я... видимо, следует предупредить вас, что Джеффри очень возбудим. Его сильно потрясла смерть отца. Надеюсь, вы... надеюсь, что не...

— Постараюсь быть как можно тактичнее, — пообещал инспектор.

— Спасибо, — поблагодарила Фэй и вышла.

После ее ухода наступило недолгое молчание. Хардинг, слегка хмурясь, вернулся к столу. Сержант поскреб щеку и, поразмыслив, сказал:

— Сэр, я ни разу не слышал ничего дурного о ней. Только хорошее. А генерал, говорят, сильно изводил ее. Поедом ел.

— Вы знаете леди Биллингтон-Смит, очевидно, лучше, чем я, сержант.

— Да, сэр, и если хотите знать мое мнение, то, на мой взгляд, она мухи не обидит.

— Однако, — протянул Хардинг, — она в очень нервозном состоянии. Если хотя бы половина того, что слуги говорили суперинтенданту, правда, то легко предположить, что человек в ее состоянии способен пойти на убийство.

Сержант задумался.

— По-моему, сэр, все-таки это не она. Скорее уж стерва-иностранка или мистер Холлидей.

Открылась дверь. Вошел Джеффри с нарочито беззаботным видом и сразу же разразился потоком слов:

— О, я понимаю, вы хотите поговорить со мной! Только дело в том, инспектор, что я не могу быть вам особенно полезен, послушайте, я совершенно не могу называть вас инспектором, мистер Хардинг. Звучит в высшей степени нелепо... то есть... — Он взглянул на сержанта и запинаясь сказал: — Ну, вы понимаете!

— Полагаю, мы все-таки сохраним обращение «инспектор», мистер Биллингтон-Смит, — сухо ответил Хардинг. — Прошу вас, присаживайтесь.

— О, как вам будет угодно! — С легким недовольством Джеффри плюхнулся в кресло и принялся поигрывать галстуком. — Я вполне готов выслушать ваши вопросы... э... инспектор, и ответить, на какие смогу. Надеюсь, вы прочли мои показания?

— Они у меня здесь, — ответил Хардинг. — Остается уточнить кое-какие подробности.

— Право же, добавить мне нечего, но я уточню вам все, что потребуется, — великодушно согласился Джеффри. — Только совершенно не представляю, что именно. Учитывая, что меня здесь не было, когда отца настигла смерть...

— Скажите, пожалуйста, мистер Биллингтон-Смит, в каких отношениях вы находились с отцом в последнее время? — спросил Хардинг, бесцеремонно перебив его.

— Послушайте, при чем здесь это? — запротестовал Джеффри. — Я же постоянно твержу вам, что меня здесь не было, когда отец был убит!

В голосе Хардинга зазвучала суровость.

— Мистер Биллингтон-Смит, мое время ограничено. Изволите ли вы ответить на вопрос?

Джеффри сглотнул слюну.

— Хорошо, но все же я не... — Увидев, как окаменело лицо инспектора, он не договорил. — Что ж, нельзя сказать, что мы жили душа в душу. Отец, знаете ли, был ужасно косный человек. Это нужно принять во внимание.

— Иными словами, вы ссорились с ним?

— Да нет, до ссор, собственно говоря, не доходило. Отец иногда орал на меня, но я не ссорился с ним, у меня не тот характер, да и вообще какой толк.

— Почему отец орал на вас?

— Ей-богу, не знаю! Такая уж у него была натура. Собственно говоря, он хотел, чтобы я поступил в Сандхерст, только здоровье у меня не особенно крепкое, да и все равно поступать туда я бы не стал, ненавижу армию, и, когда я увлекся поэзией, я, знаете ли, пишу стихи, он был ужасно недоволен. Конечно же, он считал, что никаких профессий, кроме военной службы, не существует. Я столько наслушался об армии, что меня тошнит от одного этого слова. Мой кузен — кстати, он был здесь в субботу и воскресенье, уехал в понедельник утром, вскоре после завтрака, — так вот он как раз пошел по стопам дорогого дядюшки Артура, и если это типичный образец офицера, то я рад, что не отправился в Сандхерст. Но конечно, уже сам факт, что Френсис — это мой кузен — носит военный мундир, давал отцу основание считать его замечательным человеком. Разумеется, Френсис всегда старался ладить с отцом. Однако я вчера узнал, что на сей раз ему не удалось разжиться у отца деньгами. Следовало ожидать, что когда-нибудь этим кончится. Но поскольку я несколько слаб здоровьем и... занимаюсь литературой, отец считал меня совсем уж никчемным. А сам в жизни ничего не читал, кроме Диккенса и Скотта, можете себе представить? Я надеюсь, вы понимаете, что отец, ни черта не смысля в литературе и искусстве, не питал ни малейшей симпатии к тем, кто не похож на него.

— Наверное, вам приходилось очень тяжело, — сочувственным тоном заметил Хардинг, надеясь ускорить таким образом продолжение рассказа.

— Честно говоря, да. Хотя, в сущности, это особой роли не играло, и я не хочу, чтобы у вас создавалось впечатление, будто мы вечно ссорились. Естественно, в детстве мне приходилось очень скверно, но потом я просто пошел своим путем, а отец шел своим.

— То есть особой любви между вами не было?

— Нет-нет! У отца совершенно не находилось для меня времени. Лично я всегда считал, что это из-за матери. Она ушла от него к другому, когда я был еще малышом, и винить бедную женщину за это нельзя, отец явно относился к ней по-свински, но невзлюбил он меня именно из-за этого.

— Если я правильно понимаю, он был для вас сущим зверем с тех пор, как вы его помните?

— Нет, так бы я не сказал! — ответил Джеффри. — Для меня он был главным образом комической фигурой, хотя, конечно, зачастую ужасно меня раздражал.

Сержант при этих словах втихомолку покосился на Хардинга.

— Вы, насколько я знаю, живете не здесь, мистер Биллингтон-Смит? — спросил Хардинг.

— Нет, снимаю вместе с одним знакомым квартиру в Лондоне. Но вовсе не потому, что не ладил с отцом!

— Я ничего такого и не имел в виду, — успокоил его Хардинг. — Вы, кажется, недавно заключили помолвку с мисс Лолой де Сильва?

Джеффри тревожно заерзал.

— С этим все кончено, уверяю вас.

Хардинг поднял взгляд от блокнота, в котором делал записи.

— Правда? Но ведь вы привезли сюда мисс де Сильва в субботу, если не ошибаюсь, как свою невесту?

Джеффри издал смешок.

— Да, как невесту. Но с тех пор... Эту тему я предпочитаю не обсуждать.

— Жаль, — Хардинг посмотрел ему прямо в глаза, — потому что, боюсь, придется порасспросить вас об этом. Когда ваша помолвка была расторгнута?

— Вчера, если вам угодно.

— Расторгли ее вы или мисс де Сильва?

Джеффри взвился:

— Послушайте, я уже сказал, что не желаю говорить об этом! Вас это совершенно не касается, и я очень не люблю, когда суют нос в мои личные дела.

— Сядьте, мистер Биллингтон-Смит, — спокойно произнес Хардинг.

Джеффри после недолгого колебания повиновался.

— Есть два способа давать показания, — продолжил инспектор ровным тоном. — Один — отвечать на вопросы, которые вам задают, другой — вынуждать, чтобы из вас вытягивали правду. Я рекомендую первый. Он менее неприятен.

На лице у Джеффри отразилось смятение.

— Я не... конечно, раз уверяете, что это необходимо, дело другое. Только хочу вам сказать, что совершенно разочаровался в Лоле... в мисс де Сильва и не желаю даже слышать ее имени.

— Кто из вас расторг помолвку? — повторил Хардинг.

Джеффри провел рукой по подлокотнику.

— Трудно объяснить. В некотором смысле она сама.

— Что значит «в некотором смысле»?

— Ну... я понял, что она в высшей степени корыстное существо. Конечно, я жил иллюзиями. Мне теперь это ясно.

— Вы отклоняетесь от темы, мистер Биллингтон-Смит.

— Да не знаю я, что тут, собственно, говорить! — раздраженно воскликнул Джеффри. — Она сказала, что не пойдет за меня замуж, это мне открыло глаза, и, уверяю вас, ничто теперь не заставит меня жениться на ней, как бы она на это ни рассчитывала.

— Мисс де Сильва на это рассчитывает?

— Бог ее знает. Она красивая, совершенно бездушная кукла. Я был ослеплен ею...

— Почему она передумала? — спросил Хардинг.

— Потому что интересуется только деньгами. Деньгами! А теперь, после смерти отца, считает, я чудовищно разбогатею, хотя он мог завещать все деньги тому же Френсису. Меня это ничуть не удивит; отец вполне на такое способен.

— Стало быть, мисс де Сильва расторгла помолвку по финансовым причинам.

— Угу, — неохотно подтвердил Джеффри.

Хардинг отложил карандаш.

— Ясно. Не стану спрашивать, возмущался ли ваш отец этой помолвкой, так как знаю, что да.

— Вас послушать, так вы знаете чертовски много, — пробормотал Джеффри.

— Рад, что вы это понимаете, — хладнокровно кивнул Хардинг. — Так что отделываться от меня полуправдой и уклончивыми ответами бессмысленно. Незачем создавать о себе превратное впечатление. В понедельник утром вы разговаривали с отцом, он был очень сердит на вас, не так ли?

— Да, — ответил совсем уже присмиревший Джеффри. — Он сердился из-за Лолы.

— Чем окончился разговор, мистер Биллингтон-Смит?

— Ну, мы слегка повздорили — даже не слегка, отец был в совершеннейшей ярости и в конце концов сказал, чтобы я убирался с его глаз, что он больше не станет давать мне денег и не желает меня видеть. Меня это, как вы, надеюсь, поняли, задеть не могло, мы и раньше не ладили, а что до голодной смерти в канаве, по его выражению, то деньги для меня ничего не значат, я вполне могу прокормиться литературным трудом. Поверьте, это был очень забавный разговор.

— Похоже на то, — согласился Хардинг. — Что вы стали делать, когда он завершился?

— Естественно, пошел наверх рассказать обо всем Лоле. Мне просто в голову не приходило, что это может как-то отразиться на наших отношениях. Само собой, не очень приятно, когда отец, в сущности, отрекается от тебя, но тогда меня это не особенно волновало.

— Вы сказали, что пошли наверх — значит, мисс де Сильва завтракала у себя в комнате?

— Да, она никогда не встает раньше одиннадцати. И даже не хотела видеть меня до этого времени. А когда позволила мне войти и я рассказал ей — знаете, для меня ее реакция была жутким ударом. Услышав, что без отцовских денег она за меня не выйдет, я сперва решил, что это шутка. А когда понял, что нет, во мне что-то сломалось, хотелось бежать куда глаза глядят, только подальше от Лолы. Я подумал, что мне станет дурно, если пробуду рядом с ней хоть минуту. Поэтому именно так и поступил.

— Как? — спросил Хардинг.

— Ушел из дома, — раздраженно ответил Джеффри.

— Не представляете, который тогда был час?

— Нет, конечно, — ответил Джеффри. — Получив такой нокаут, совершенно потеряв веру в женщин... неужели думаете, я стал бы смотреть на часы? Знаю только, что был двенадцатый час и отец еще не вернулся.

— Мистер Биллингтон-Смит, куда вы пошли, выйдя из дома?

— Понятия не имею! За много миль. Просто шел и шел.

— Понятно, что вы были очень расстроены, — не унимался Хардинг, — но, видимо, все же представляете, где ходили?

— Да, сперва я пошел лесом, перевалил через холм Лонгшоу, а потом, должно быть, почти бессознательно, повернул назад, потому что оказался во владениях Карнаби — его усадьба находится у шоссе, между нашим домом и деревней, — и направился домой по тропинке через его парк. На шоссе не выходил — к нашим владениям можно пройти парком Мурсейла. Нужно только пересечь проселочную дорогу, а там выйдешь к рошице, граничащей с нашим садом. Вот так я и вернулся.

— Понятно. Встречали кого-нибудь по пути?

— Я меньше всего хотел с кем-то встречаться! — злобно огрызнулся Джеффри.

— Постарайтесь все-таки вспомнить, мистер Биллингтон-Смит. Я не знаю этой местности, но маршрут ваш, кажется, был очень причудливым. Здесь люди так не ходят!

— Конечно! Что мне и требовалось — побыть в одиночестве!

— Вас хорошо знают здесь? — спросил Хардинг. — Запомнили бы, случайно увидя?

— Понятия не имею. Наверное. Смотря по обстоятельствам. — Джеффри вызывающе поглядел на инспектора. — Я понимаю, куда вы клоните, но если намерены...

— Я никуда не клоню, — сдержанно ответил Хардинг, — но в ваших же собственных интересах постараться вспомнить, не встретились ли вы с кем-либо.

— Говорю же вам, если кто меня и видел, я этого не знаю! У меня была совершенная путаница в голове!

— Хорошо, мистер Биллингтон-Смит, — сказал Хардинг. — Это пока все. Попросите, пожалуйста, сюда мистера Холлидея.

Джеффри резко поднялся:

— Послушайте, инспектор! Если вы подозреваем меня только потому, что я не могу представить свидетелей, подтверждающих правоту моих слов, — это уже слишком! У многих людей было не меньше причин желать отцу смерти, чем у меня, и, если хотите знать, один человек имел их гораздо больше... так что выделять меня...

Хардинг оторвал взгляд от блокнота.

— Мистер Биллингтон-Смит, это пустой разговор. Будьте добры прислать ко мне мистера Холлидея.

Джеффри помялся, потом резко повернулся к двери. Когда он уже распахнул ее, Хардинг окликнул:

— Одну минутку! Говорил вам майор, что сейф вашего отца необходимо открыть в моем присутствии?

— Да. Отцовский адвокат приезжает завтра, — надувшись, ответил Джеффри и вышел, хлопнув дверью.

Инспектор задумчиво посмотрел ему вслед. И, не поворачивая головы, спросил:

— Сержант, вы однажды взглянули на меня. Что это означало?

— Когда мистер Биллингтон-Смит сказал, будто сэр Артур был для него комической фигурой, сэр, я подумал, что все говорили совсем другое. Мне кажется, на его слова нельзя особенно полагаться. На мой взгляд, это очень скверный свидетель, сэр.

— Отвратительный, — согласился Хардинг.

Сержант кашлянул в ладонь.

— Прошу прощения, сэр, по-моему, вы держались с ним слишком властно — если мне позволительно делать такие замечания. Я невольно подумал, как бы мы выглядели, если б он отказался отвечать на неприятный вопрос.

— Нам бы следовало извиниться перед ним, сержант. Шаркнуть ножкой. Но если б я не припугнул его, то ничего не смог бы добиться. Очень бесхарактерный джентльмен.

— Да, сэр. И показания он дал неубедительные.

— Весьма неубедительные, — подтвердил Хардинг.

— И пожалуй, очень запальчивый, — задумчиво произнес сержант. — Очень возбудимый.

— Возбудимый и очень испуганный, — добавил Хардинг, потом обернулся на звук открываемой двери. Вошел Бэзил Холлидей.