Глава 20
Почтовую карету задержал туман, окутавший Лондон и его окрестности, и во второй половине следующего дня Венеция была еще на полпути к Йорку. Настроение у нее было значительно лучше, чем во время прошлого путешествия, зато она куда сильнее устала. Венеция вылезла из кареты, чувствуя себя измятой и разбитой, и, вместо того чтобы сразу же нанять фаэтон и отправиться в Прайори, что входило в ее первоначальные намерения, она потребовала в гостинице комнату на ночь, горячей воды и чаю. Как бы ей ни хотелось поскорее добраться до места назначения, Венеция не желала появляться в Прайори в мятом платье, с неумытым лицом и непричесанными волосами. Когда горничная проводила ее в пустую спальню, один взгляд в зеркало подтвердил, что ни одна леди, какой бы красивой она ни была, не может проехать двести миль в почтовой карете с шестью пассажирами, не выйдя в конечном пункте в неподобающем для визитов состоянии.
Ей повезло, что она смогла заказать место в карете за такой короткий срок. Естественно, сиденье оказалось угловым, и Венеция скоро поняла всю разницу между почтовым экипажем и частным фаэтоном. В отличие от двух попутчиков, громко храпевших всю ночь, она не могла сомкнуть глаз и, когда путешественникам дали двадцатиминутную передышку на завтрак, только дважды глотнула горячий кофе, прежде чем ее вызвали занять место в карете, так как ей пришлось ждать четверть часа, пока перегруженный работой официант поставил на ее стол кофейник.
Умывание и чашка чаю слегка освежили Венецию, и она подумала, что если полежит полчаса в кровати, то головная боль, возможно, уляжется. Но это было ошибкой, так как едва она натянула на себя одеяло, как тут же заснула.
Венеция проснулась в темноте, услышав, как монастырские часы бьют три четверти часа, и испуганно вскочила, ища на ощупь шнур звонка, висящий возле кровати. Когда появилась горничная со свечой, она с облегчением узнала, что сейчас только без четверти семь. Добрая горничная сказала, что заглянула к ней в четыре, но пожалела ее будить. Она предполагала, что мисс встанет к обеду, который подадут в кофейной, но Венеция, несмотря на сильный голод, быстро надела чистое платье, которое успела распаковать перед сном, и велела горничной бежать к хозяину и попросить его обеспечить для нее фаэтон или любой экипаж, который быстро доставит ее в Эллистон-Прайори.
Сперва Венеция намеревалась после получасового отдыха зайти в контору мистера Митчетта, так как после оплаты места в карете, завтрака, который она не успела съесть, и чаевых кучеру ее ресурсов хватало только на то, чтобы оплатить гостиничные услуги. Сделав это, она вскоре села в фаэтон без гроша в кармане, но надеясь, что кто-нибудь в Прайори — Обри, Деймрел или Имбер — сможет уплатить кучеру.
Но Имбер, открывший дверь неожиданной посетительнице вскоре после половины восьмого, только выпучил глаза и ошеломленно переспросил:
— Уплатить кучеру, мисс?
— Не важно! — сказала Венеция, раздраженная задержкой. — Его лордство даст вам деньги! Где я могу его найти? Он в библиотеке?
Все еще глядя на нее с отвисшей челюстью, Имбер медленно покачал головой. Сердце Венеции сжалось от страха.
— Он… он уехал из Йоркшира, Имбер? — запинаясь, осведомилась она. — Да не глазейте на меня, как на привидение! Где его лордство?
Дворецкий судорожно глотнул:
— В столовой, мисс, но он… Вы не должны, мисс Венеция…
Не обратив внимания на бессвязное бормотание дворецкого, Венеция быстро направилась через холл к столовой. Открыв дверь, она задержалась на пороге, так как наряду с нетерпением снова увидеть своего возлюбленного внезапно ощутила неуверенность.
Всю дорогу Венеция представляла себе эту встречу, думая, что ей скажет Деймрел, как он на нее посмотрит и что она ему ответит. Ей не приходило в голову, что он может не заговорить с ней и не взглянуть на нее и что их встреча окажется совсем не такой, как она воображала.
Деймрел сидел в одиночестве, развалясь в кресле во главе стола и сжимая в руке ножку бокала. Скатерти были убраны, а на столе стоял полупустой графин с лежащей рядом пробкой. Деймрел всегда не слишком заботился о своей внешности, но Венеция еще ни разу не видела его таким неопрятным. Платок на его шее был развязан, жилет расстегнут, а черные волосы выглядели так, словно над ними поработал ураган. Он сидел неподвижно, откинувшись на спинку кресла, вытянув ноги и глядя перед собой. Морщины на его лице обозначились еще резче, а губы кривились в горькой усмешке. Когда Венеция шагнула к нему из тени, он наконец обернулся к ней. Она снова остановилась — ее улыбка была одновременно озорной, робкой и вопрошающей. Несколько секунд Деймрел ошеломление смотрел на нее, потом внезапно поднес руку к глазам, словно пытаясь отогнать какое-то жуткое видение, и воскликнул:
— О боже! Только не это!
Столь неожиданная реакция на ее появление могла бы отпугнуть Венецию, но она успела попять, что его лордство, как говорится, здорово набрался, и потому не только не испугалась, но даже развеселилась.
— Деймрел, стоит ли обманывать себя в такой момент? — спросила она. — Господи, как же ужасно вы выглядите!
Он бросил на нее недоверчивый взгляд, потом поставил бокал и поднялся:
— Венеция!
Когда Деймрел двумя неуверенными шагами вышел из-за стола, она бросилась в его объятия.
Он прижал ее к груди, жадно целуя и бессвязно бормоча:
— Моя любовь!.. Моя радость!.. Неужели это вы?
Венеция обвила рукой его шею, мягко откинув со лба растрепанные локоны. Чувствуя, что все ее сомнения исчезли, она снова улыбнулась и нежно прошептала:
— Глупый!
Деймрел засмеялся, снова поцеловал Венецию и так стиснул в объятиях, что она едва не задохнулась. Придя в себя, он отпустил ее и воскликнул:
— Должно быть, от меня пахнет бренди!
— Еще как! — честно отозвалась Венеция. — Но это не важно! Думаю, я скоро к этому привыкну.
Деймрел прижал руки к глазам:
— Ад и дьявол! Я пьян как сапожник! — Опустив руки, он почти сердито осведомился: — Что привело вас сюда? Почему вы приехали?
— Меня привезла почтовая карета, а почему — я скоро расскажу. Мне столько нужно вам рассказать! Но сначала мы должны заплатить кучеру фаэтона. У Имбера, кажется, нет денег, так что дайте ему ваш кошелек.
— Какого еще фаэтона?
— Того, который я наняла в Йорке, чтобы добраться сюда. У меня не осталось ни гроша, так что я вынуждена у вас попрошайничать. Пожалуйста, Деймрел, дайте мне ваш кошелек!
Деймрел машинально сунул руку в карман, но, очевидно, кошелька там не было, так как он вытащил ее пустой. Венеция собралась отправиться на поиски Обри, но увидела, что в дверях стоит Имбер, на лице которого написаны недовольство, любопытство и удивление.
— Марстон заплатит кучеру, мисс, — сказал он. — Но нужно ли отсылать его назад в Йорк? Вы ведь не намерены остаться здесь, мисс Венеция?
— Намерена, — ответила она. — Так что скажите Марстону, чтобы он отослал фаэтон.
Казалось, эти слова проникли в затуманенный алкоголем мозг Деймрела.
— Нет! — резко воскликнул он.
— Нет, милорд, — с облегчением согласился Имбер. — Сказать кучеру, чтобы он немного подождал, или…
— Пожалуйста, не обращайте внимания на его лордство! — перебила Венеция. — Вы же видите, что он не в себе! Отошлите фаэтон, а потом, если не хотите, чтобы я свалилась в голодный обморок, принесите мне что-нибудь поесть! Со вчерашнего дня я ничего не ела, кроме ломтика хлеба с маслом. Передайте миссис Имбер, что я прошу у нее прощения за беспокойство, но что холодное мясо мне не повредит.
Имбер посмотрел на хозяина, ожидая указаний, но, так как Деймрел пытался привести в порядок свои мысли и полностью игнорировал его, покорно пошел выполнять распоряжения.
— Венеция, — заговорил наконец Деймрел, — вы не можете здесь оставаться! Я не позволю вам! Об этом не может быть и речи!
— Чепуха, друг мой! Ведь здесь Обри! Кстати, где он?
Деймрел покачал головой:
— Его здесь нет. Он уехал к пастору… забыл его фамилию!
— Выходит, мистер Эпперсетт вернулся? — воскликнула Венеция. — Я знала, что медлить нельзя! Значит, Обри покинул Прайори? Ну, ничего не поделаешь, да и, говоря откровенно, это меня мало заботит!
Деймрел нахмурился:
— Обри не покинул Прайори, а поехал обедать к этому Эпперсетту. Пастор вернулся вчера или позавчера — не помню. Да это и не имеет значения — вы не можете остаться здесь.
Венеция внимательно посмотрела на него.
— Понимаю, — промолвила она. — Очевидно, с мужчинами всегда так происходит. Помню, что стоило Конуэю хоть немного выпить, как он вбивал себе в голову какую-нибудь идиотскую идею и не желал от нее отказываться!
— Идиотскую! — Деймрел рассмеялся. — А я думал, что уже никогда не услышу от вас этого слова!
— Разве я произношу его так часто? — спросила Венеция и, когда он кивнул, добавила: — Придется за собой последить!
— Не обязательно, — отозвался его лордство, не сдавая позиций. — Но вы не можете остаться здесь.
— Предупреждаю, дорогой, что, если вы меня выставите, я построю шалаш у ваших ворот и, по всей вероятности, умру от воспаления легких, так как ноябрь — неподходящий месяц для того, чтобы жить в шалаше! О, добрый вечер, Марстон! Я вам очень обязана!
— Добрый вечер, мэм, — ответил слуга, с одной из своих весьма редких улыбок. — Очень рад снова видеть вас здесь!
— Благодарю вас! Я тоже рада, что приехала сюда, — в отличие от его лордства, который угрожает меня выгнать!
Марстон бросил понимающий взгляд на Деймрела:
— Возможно, мэм, вы пройдете в комнату мистера Обри и снимете шляпу и накидку. Там уже развели огонь, а я велел горничной принести ведро горячей воды, если вы захотите помыть руки. Ваша сумка тоже там.
Венеция кивнула и направилась к двери.
— Нет! — упрямо заявил Деймрел. — Слушайте меня!
— Одну минуту, милорд! — Марстон вышел из комнаты следом за Венецией и закрыл за собой дверь. — Вам приготовят комнату рядом с комнатой мистера Обри, мэм. Он поехал обедать в дом пастора, но скоро вернется. — Слуга сделал небольшую паузу и добавил ободряющим тоном: — Его лордство скоро придет в себя, мэм.
— Он часто так напивается, Марстон? — напрямик спросила Венеция.
— Нет, мэм. Конечно, он сильно пьет, но только когда мистер Обри ложится спать. Это всегда признак того, что у его лордства неприятности.
— Значит, у него были неприятности, Марстон? — допытывалась Венеция, глядя в бесстрастное лицо слуги.
— Да, мэм. Самые худшие из всех, что случались с ним при мне.
Она кивнула и улыбнулась:
— Ну, что ж, подумаем, как нам с этим справиться.
— Да, мэм, я был бы очень рад, если бы вам это удалось. — Марстон поклонился. — Могу я предложить вам ужин примерно через полчаса?
Венеция была настолько голодна, что с трудом удержалась от инстинктивного протеста. Она согласилась с благодарностью, понимая, что Марстон хочет временно изолировать ее от своего хозяина. Венеция поднялась в комнату Обри и была вознаграждена за свое послушание, как только увидела свое отражение в зеркале. В гостинице, при тусклом пламени свечи, которую принесла горничная, она оделась и причесалась кое-как, но Марстон поставил на стол два канделябра, и при ярком освещении Венеция с ужасом убедилась, что выглядит почти так же неопрятно, как опустившийся хозяин дома. Забыв об ужине, она сияла шляпу, бросила накидку на кровать и стала спешно приводить себя в порядок. На это потребовалось больше получаса. Набросив легкую шаль, Венеция бросила последний критический взгляд в зеркало, задула свечи и снова спустилась в столовую.
Ситуация там несколько улучшилась — все следы попойки исчезли, стол был покрыт свежей скатертью, в камине горел огонь, а Деймрел выглядел куда более аккуратно и чудесным образом протрезвел. Когда Венеция вошла в комнату, он только что осушил кружку. Она с сомнением посмотрела на нее, но, каково бы ни было ее содержимое, оно оказало на Деймрела положительное воздействие, так как, передав Марстону пустую кружку, он произнес четким и спокойным голосом:
— Так-то лучше! Теперь хлеб с сыром — и я в полном порядке! — Обернувшись, Деймрел улыбнулся Венеции с блеском в глазах, от которого ей сразу стало теплее. — Вы проголодались, бедное дитя? Сейчас подадут ужин! Садитесь и позвольте мне вас успокоить! Я не стану выгонять вас из дому — мы придумали лучший план. Вернее, его придумал Марстон. Моя голова еще не способна на такие занятия. Вы приехали сюда посоветоваться с Обри по какому-то важному вопросу, — не забывайте об этом! — а я собираюсь перебраться в «Красный лес». Таким образом мы соблюдем приличия! — Он придвинул ей стул и, когда она села, добавил тем же легкомысленным топом: — У вас новая прическа — вам она очень идет!
Венеция поняла, что Деймрел не намерен уступать, но это ее не обескуражило. Что бы он ни говорил, его выдавали глаза.
— Вам нравится? — спросила она. — Это последний крик моды!
Он тоже сел и поднес к глазу монокль:
— Да, великолепно! Кажется, это называется а-ля Сапфо?
— Негодник! — усмехнулась Венеция. — Вы знаете названия всех женских причесок?
— Думаю, большинства из них, — невозмутимо отозвался Деймрел, опуская монокль. — Так что вас привело сюда, Венеция?
— Я же сказала — почтовая карета, и притом ужасно неудобная!
— Не уклоняйтесь от ответа!
Она улыбнулась и снова прошептала:
— Глупый!
Но Деймрел не улыбнулся в ответ — он был бледен и казался мрачным.
— Лучше бы вы не приезжали! — сказал он после паузы.
— Ну и ну! А мне показалось, что вы рады меня видеть!
— Я был мертвецки пьян! А сейчас хоть я еще не совсем протрезвел, но уже способен соображать!
— Значит, вы собираетесь меня целовать, только будучи пьяным?
— Я вообще не собираюсь вас целовать! — резко ответил он.
— Тогда я, конечно, не стану вас к этому принуждать, — сказала Венеция. — Ничего не бывает хуже, когда тебя заставляют делать то, к чему ты не испытываешь ни малейшей охоты! Недавно я приобрела богатый опыт по этой части! Впрочем, есть кое-что и похуже — когда тебя окружают благонамеренные, но тупоголовые личности, которые не могут не совать свой нос в то, что их абсолютно не касается.
— Венеция… — Деймрел умолк, так как вошел Имбер и поставил на стол тарелку супа.
— Как вкусно он пахнет! — воскликнула Венеция, беря ложку. — О, Имбер, свежие лепешки? С удовольствием возьму одну! Теперь я знаю, что снова дома! — Она обернулась к Деймрелу: — У моей тети есть повар-француз. Он готовит разные изысканные блюда, но я истосковалась по простой йоркширской пище.
— Как вам понравился Лондон? — спросил Деймрел, покуда Имбер наливал Венеции лимонад.
— Не слишком. Хотя, возможно, я к нему несправедлива! При других обстоятельствах я думаю, что он бы мне очень понравился. — Когда Имбер вышел, она добавила: — Я была слишком несчастна и одинока, чтобы развлекаться. Мне даже было не с кем посмеяться!
— А тетя и дядя были добры к вам?
— Очень добры. Только… ладно, не важно! Не думаю, что смогу вам объяснить.
— Объяснить мне? По-вашему, я ничего не понимаю? Думаете, я не тосковал по вас каждый день — каждую минуту? — осведомился он. — Не представлял вас сидящей на этом стуле, с улыбкой во взгляде? Вам нечего мне объяснять — я и так все знаю! Но поверьте, радость моя, это пройдет!
— Вы уже это говорили, прощаясь со мной, — кивнула Венеция. — Тетя говорила то же самое, и, несомненно, сказал бы дядя. Вам он наверняка это сказал. Однако никто из вас не объяснил мне, почему для тебя «такое наслажденье быть любимой»! Но я не хочу быть навязчивой, поэтому не буду досаждать вам вопросами. Господи, кажется, Имбер возвращается! Думаю, мне лучше не рассказывать, что привело меня сюда, пока мы не будем уверены, что нас не прервут. Тем более, что я должна рассказать вам многое другое. Я видела вашего кузена, Деймрел! Он был на приеме — я слышала, как его назвали по имени, и едва не рассмеялась! Он такой чудной!
Деймрел вымученно улыбнулся:
— Чудной? Видели бы вы, с каким напыщенным видом Альфред ходит по улице! Боюсь, в Лондоне сейчас не много людей, но надеюсь, вы завели приятные знакомства?
Венеция охотно отвечала, и они продолжали непринужденно беседовать, пока она ужинала. Деймрел говорил мало — он сидел, глядя на нее со странной улыбкой, словно вспоминая о чем-то другом.
Когда Имбер принес яблоки и орехи и наконец удалился, Деймрел промолвил:
— А теперь, Венеция, объясните, что заставило вас решиться на этот безумный шаг!
— Объясню! — отозвалась она. — Но сначала задам вам вопрос. Почему вы не рассказали мне, что моя мать жива?
Деймрел пытался расколоть грецкий орех длинными пальцами, но при этих словах быстро посмотрел на Венецию:
— Значит, вы об этом узнали?
— Это не ответ! — строго заметила она. Он пожал плечами:
— Не мне рассказывать вам о том, что вы, очевидно, не должны были знать. Кто вам сообщил? Ваша тетя? Весьма разумно с ее стороны! Я надеялся, что она так поступит, — в противном случае вы могли обнаружить это сами, что сильно бы вас потрясло!
— Но именно так все и случилось! Я почти обо всем догадалась, прежде чем бедной тете Хендред пришлось открыть мне правду. Я видела мать позавчера в театре.
— Черт! — Деймрел нахмурился. — Я думал, она обосновалась в Париже!
— Так оно и есть, — ответила Венеция, протягивая руку за орехом, который он только что расколол. — Благодарю вас… Ей пришлось приехать в Лондон за новым костюмом для верховой езды. Она утверждает, что ни один французский портной не в состоянии изготовить его так хорошо, как английский.
— Утверждает? Выходит, вы говорили с ней?
— Конечно говорила! Я навестила ее в «Налтни» — она была удивительно добра ко мне, а сэр Лэмберт просто душка! Представьте себе, он не только проводил меня до самого конца Бонд-стрит, но и купил для меня очаровательную брошь! Сэр Лэмберт сказал мне, что он бы очень хотел, чтобы я была его дочерью, и…
— Не сомневаюсь! — сердито вставил Деймрел.
— И я бы тоже этого хотела, — закончила Венеция, — потому что мой отец нравился мне куда меньше, чем он!
— Вы имеете в виду, — осведомился Деймрел, — что у вашей тети хватило ума позволить вам дать повод всем сплетникам чесать языки? О боже!
— Вам следует познакомиться с тетей, — сказала Венеция. — Уверяю вас, вы отлично поладите, потому что мыслите в абсолютно одинаковом направлении! До того, как я узнала о моей матери, меня всегда озадачивало, почему тетя постоянно твердит, что я должна вести себя особенно осмотрительно из-за моих обстоятельств. И хотя она старалась найти мне респектабельного мужа, я видела, что ей это кажется нелегкой задачей. Мне это казалось странным — ведь я не уродлива и не бедна. Но теперь я все понимаю. Мне бы очень хотелось, Деймрел, чтобы вы были со мной откровенны, но я знаю, что вы оказались в очень неловком положении…
— Что, черт возьми, вы под этим подразумеваете? — спросил Деймрел достаточно свирепым топом, чтобы заставить задрожать любую женщину.
Но лицо Венеции оставалось безмятежным.
— Вам ведь было бы очень трудно объяснить, что лорду Деймрелу не подобает жениться на дочери леди Стипл. Теперь мне кажется, что вы один или два раза пытались мне намекнуть, но…
— Пытался намекнуть? Да как вы смеете? — рявкнул он. — Если вам кажется, что я позволил вам уехать, так как считал вас недостойной меня…
— Но ведь так оно и есть! — возразила она. — Вы внушали мне, будто вы меня недостойны, и это было очень любезно с вашей стороны, друг мой, хотя совершенно нелепо, так как теперь мне известно, насколько я неподходящая партия!
Деймрел приподнялся со стула. Венеция надеялась, что он сейчас схватит ее и как следует встряхнет, но он снова сел, глядя на нее по-прежнему мрачно, но уже без гнева.
— Выбросьте эту чушь из головы, девочка моя, — сухо сказал он. — Не знаю, внушила ли вам ваша тетя — которая представляется мне законченной простофилей! — что развод ваших родителей делает вас неподходящей партией, или вы придумали это сами, чтобы облегчить мне задачу, но теперь послушайте меня — и поверьте, что я говорю чистую правду! Ни один мужчина, достойный так называться, который знает и любит вас, не обратит никакого внимания на эту ерунду! Спросите вашего дядю, если вам кажется, что я вам лгу! По-вашему, до ваших родителей никто никогда не разводился? Слушая вас, можно подумать, что ваша мать пошла по плохой дорожке, хотя она все эти пятнадцать лет была замужем за Стиплом!
— Должна признаться, вы сняли груз с моей души, — с признательностью промолвила Венеция. — И это подводит меня к причине, по которой я вернулась домой. Я знала, что вы сможете дать мне совет! Конечно, мне в первую очередь следовало бы обратиться к Обри, но он еще недостаточно взрослый, чтобы советовать мне. Мне сделали предложение, Деймрел, и я не уверена, нужно ли его принимать. Не то чтобы мне очень этого хотелось, но думаю, это лучше, чем жить одной, — вы назвали это напрасной тратой жизни и, возможно, были правы.
— Если это предложение исходит от Ярдли, — быстро отозвался Деймрел, — то я не могу вам советовать! Я бы сказал, что он последний человек, который… Но вы лучше знаете, что вам подходит!
— От Эдуарда? Господи, конечно нет! Как вы могли подумать, что мне понадобится совет насчет его предложения?
— Я только знаю, что Ярдли последовал за вами в Лондон. Он приезжал сюда и сообщил об этом Обри. Я его не видел.
— Да, Эдуард последовал за мной, — согласилась Венеция с печальным вздохом. — Но он ошибся во мне и сейчас, очевидно, на пути в Незерфолд. Конечно, так думать унизительно, но Эдуард меня попросту бросил! Думаю, в конце концов он женится на Кларе Денни.
— Это очередная попытка меня одурачить?
— Вовсе нет! Понимаете, для Эдуарда развод имеет значение, и хотя его разум несколько лет сопротивлялся чувствам, но чувства одержали верх, так как он не сомневался, что под моим легкомыслием кроется чуткость и прочие добродетели.
— Венеция, даже Ярдли не мог пороть такую чушь! — запротестовал Деймрел; его губы слегка дрогнули.
Венеция рассмеялась:
— Уверяю вас, именно это он и сделал! Эдуард считал, что я должна отречься от мамы, — к тому же он испытывал необъяснимую неприязнь к сэру Лэмберту!
— Необъяснимую? Ваш сэр Лэмберт неисправимый хлыщ, а что касается вас…
— Ну а я не вижу ничего плохого в моем отчиме! — заявила она. — Он очень добрый! Понимаете, предложение, о котором я говорю, исходило от мамы!
— Что?!
— Вполне понятно, что вы удивлены, — я сама удивилась, но была очень тронута. Только подумайте, Деймрел! Она приглашает меня поехать с ними в Париж и жить у них, сколько мне захочется, — причем с полного одобрения сэра Лэмберта! Конечно, меня одолевает искушение. Вы ведь знаете, что я всегда мечтала о путешествиях, а мама весной собирается в Италию! Думаю, я не смогу отказаться!
— Венеция, я знаю вашу маму! — бесцеремонно заявил Деймрел. — Она скорее выбрила бы себе брови, чем стала приглашать вас поселиться в ее особняке!
— По-вашему, — с беспокойством осведомилась Венеция, — она имела в виду не это?
— Думаю, ей совершенно не улыбается приглашать вас к себе!
— Но она меня пригласила! — настаивала Венеция, готовая к его скептицизму. — Все из-за того, что я рассказала ей о своем плане арендовать дом и поселиться в нем вместе с Обри. Мама пришла в такой же ужас, как вы, и заявила, что я с таким же успехом могу себя похоронить. Она сказала, что я бы не могла жить с ней в Англии, но за границей люди не так чопорны, поэтому… Прочтите сами ее письмо!
Деймрел с ошеломленным видом взял письмо, которое Венеция вынула из ридикюля. Бросив на нее подозрительный взгляд, он углубился в очаровательно написанное послание леди Стипл и дважды прочел его, прежде чем снова посмотреть на Венецию. Она заметила, что он потрясен.
— Венеция, как вам удалось заставить ее написать это?
— Ну, вы же сами видите, что ее побудило…
— Как раз этого я и не вижу! Орелия Стипл забеспокоилась, потому что вы ей сказали… Ради бога, Венеция, не просите меня проглатывать подобный вздор! Не знаю, что вы задумали, но если это не обман, то, надеюсь, вы понимаете, что ни при каких обстоятельствах не должны присоединяться к этой семейке!
— Боюсь, что не понимаю, — виновато промолвила она. — Это было бы неразумно, если бы я стремилась стать одной из тех светских леди, которых моя тетя именует «дамами первой статьи», но я не…
— Перестаньте болтать, как зеленая девчонка! — сердито прервал Деймрел. — Вы ничего не знаете о мире Стиплов, зато я знаю о нем все, и если бы я думал, что там есть что-то, кроме… — Он оборвал фразу и насторожился.
— Ну? — поторопила его Венеция. Деймрел предупреждающе поднял палец, и Венеция услышала звук подъезжающей кареты.
— Обри! — сказал Деймрел и снова посмотрел на нее. — Как вы объясните ему ваш приезд? Этим вы его не обрадуете! — Он вернул ей письмо леди Стипл.
Венеции хотелось, чтобы Обри находился за сотню миль отсюда, но она спокойно ответила:
— Друг мой, я не могу решиться на такой шаг, не узнав сначала его чувства!
— Если это все…
Она улыбнулась:
— Его чувства, Деймрел, а не мнение! Насколько я знаю, он предпочел бы оставаться с Эпперсеттами, чем жить со мной в Лондоне. — Ее улыбка увяла. — Не думаю, что я очень ему нужна.
Деймрел поднялся и стиснул ее запястья, едва не оторвав от стула.
— Венеция, я пожертвовал бы жизнью, чтобы избавить вас от боли и разочарования, которые вас ожидают, если вы… Хотя я болтаю вздор! Моя жизнь! Едва ли можно найти жертву, которая стоила бы меньше, — с горечью сказал он.
Из холла донеслись голоса и приближающиеся шаги.
— Черт бы побрал Обри! — процедил сквозь зубы Деймрел, отпуская запястья Венеции.
Но это оказался не Обри. Распахнув дверь, Имбер доложил голосом рока:
— Мистер Хендред, милорд!