ГЛАВА XVI

Воцарилось удивленное молчание. Он улыбнулся, как бы извиняясь, и, воспользовавшись изумлением слушателей, встал, наполнил стакан и заметил:

– Тони, нужно бы купить еще виски. Я подумал, стоит об этом напомнить.

К суперинтенданту вернулся дар речи.

– Не знаете, где провели ночь семнадцатого июня? – повторил он.

– Не знаю, – ответил Роджер.

– Послушайте, мистер Верикер, так дело не пойдет. В голосе Ханнасайда послышались гневные нотки, но Роджер пропустил это мимо ушей.

– Ну, хорошо, я был в Лондоне. Это я могу вам сказать.

– Ради Бога, Роджер, соберись! – взмолился кузен. – Ты ужинал в «Трокадеро», ведь правда?

Роджер обдумал это предположение.

– А может быть, в «Монико»? – с сомнением произнес он.

– Вы расплатились десятифунтовой купюрой? – продолжал Ханнасайд.

– Вы мне напомнили – пожалуй, да, – согласился Роджер. – Видите ли, мне нужно было разменять деньги.

– Очень хорошо, тогда допустим, что вы ужинали в «Трокадеро», – сказал Ханнасайд. – В котором часу вы ушли из ресторана?

– Не знаю, – ответил Роджер.

С лица суперинтенданта окончательно исчезло добродушное выражение. Его глаза стали суровы, рот принял жесткие очертания.

– Очень хорошо, мистер Верикер, вы случайно не знаете, чем вы занимались после того, как ушли из «Трокадеро»?

Роджер сделал неопределенный жест рукой.

– Просто бродил по городу там и сям, – сказал он.

– А ночь вы провели в гостинице или в пансионе?

– Нет, – ответил Роджер.

– И не сняли комнату?

– Нет, – повторил Роджер, дружелюбно улыбаясь. – Оставил сумку на вокзале.

– Мистер Верикер, не могли же вы бродить по Лондону всю ночь. Будьте добры, перестаньте паясничать и ответьте мне серьезно, где вы были.

– Вся беда в том, что я не знаю, где был, – ответил Роджер с видом человека, сделавшего неожиданное открытие. – Дело в том, что не я давал таксисту адрес.

– Значит, вы были с кем-то?

– Именно так, – подтвердил Роджер. – Я был с подругой.

– А как зовут вашу подругу?

– Флосси, по крайней мере, я так ее называл, хотя она могла быть и Флоренс.

Джайлз поспешно отвернулся и отошел к окну. Суперинтендант был не в том настроении, чтобы разделить его веселье, и только сурово бросил:

– Ее фамилия?

– Ну тут вы меня, пожалуй, поймали. Фамилию я не спросил. Вроде было ни к чему.

– Понятно, – сказал суперинтендант. – Вы провели ночь неизвестно где, с женщиной, фамилии которой не знаете. И вы полагаете, я этому поверю?

– Мне безразлично, поверите вы или нет, – ответил Роджер. – Это ваше дело. Главное, вы не можете доказать обратного. И не вздумайте заставлять меня опознавать всех Флосси в Лондоне, потому что будь я проклят, если стану это делать, хотя я и не из слишком застенчивых.

Тут уж и Антония не выдержала и сбежала к окну, мечтательно протянув:

– Как бы я хотела, чтобы Кеннет был здесь.

– Слава Богу, что его здесь нет, – возразил Джайлз.

– Ты думаешь, это сделал Роджер? – спросила она уже серьезнее.

– Бог его знает!

В другом конце мастерской суперинтендант продолжал:

– Вы вернулись из Монте-Карло, узнав о смерти вашего брата?

– О нет! – ответил Роджер. – Я об этом ничего не знал. Дело в том, что именно эта моя система не сработала. Конечно, я мог что-то напутать, но я склонен думать, что она не годилась. Но это не имеет большого значения, так как у меня возникла идея, которая может быть очень удачной. Только жаль, они настаивали, чтобы я отправился домой, ведь я так или иначе мог бы отыграться. Я им сказал, что не покончу с собой – ну разве я похож на человека, который может застрелиться? Но это не помогло.

– Разве вы совсем не читаете газет, мистер Верикер? О смерти вашего брата много писали.

– Не сказал бы, что я их совсем не читаю, – честно ответил Роджер. – Бывает ведь и так – нет ничего лучшего под рукой, но в Монте-Карло всегда можно найти занятие поинтереснее. И если вы хорошенько подумаете, то поймете, что, читай я газеты, я бы не вернулся домой, узнав о смерти Арнольда.

– Насколько я могу судить, у вас не было другого выхода, – съязвил Ханнасайд.

– Не надо сердиться, – посоветовал Роджер. – Никто меня не заставлял навещать моих родственников, я мог спокойно переждать, пока все забудется.

– Вы вынуждены были навестить ваших родственников, как вы это называете, потому, что вам очень нужны были деньги, – сказал Ханнасайд.

– Совершенно верно, – согласился Роджер, – но если бы вы столько же раз оставались без средств к существованию, то вы бы знали, что всегда можно кое-как перебиться. Неужели вы думаете, что я стал бы совать голову в петлю только потому, что мне нужны деньги?

– Я думаю, – сказал Ханнасайд, вставая, – что вы вместе со своим сводным братом впадаете в заблуждение, полагая, что достаточно умны, чтобы выйти сухими из воды. Вот почему я считаю, что это могли сделать вы.

– Считайте, как хотите, – спокойно сказал Роджер. – А что касается денег, то о делах я хотел бы поговорить со своим кузеном, когда вы кончите задавать мне вопросы.

– Я закончил, – сказал Ханнасайд и отвернулся. – До свидания, мисс Верикер. Мне очень жаль, что я прервал ваше чаепитие. – Он кивнул на прощание Джайлзу Каррингтону и направился к двери.

– Вы совсем меня не понимаете, – пожаловался Роджер. – Я не притворяюсь умным. Дело в том, что большинство людей считают меня придурковатым. Мне трудно с этим согласиться, я ведь вовсе не дурак. И если уж на то пошло, то я думаю, что и Кеннет даже вполовину не такой сумасшедший, каким представляется. Вы можете думать, что он очень одарен, но я могу только сказать…

За суперинтендантом закрылась дверь. Вид у Роджера был немного обиженный, но вполне покорный.

– Рассердился, – заметил он. – Видно, обидчивый. Однако через несколько часов, когда Ханнасайд сидел за ужином напротив Джайлза Каррингтона, на его лице не было и следа дурного настроения. Он без колебаний принял предложение Джайлза поужинать, и сейчас в его глазах блеснул огонек, когда он заметил:

– Никак не мог решить, кого я бы с большим удовольствием признал виновным в этом убийстве, вашу кузину или вашего кузена? И вы допускаете, что… что этот сумасшедший заграбастает состояние Верикера?

– Что мы можем сделать, – пожал плечами Джайлз. – Он в самом деле наследник. Как он вам понравился?

– Мне бы очень не хотелось быть грубым по отношению к кому бы то ни было из ваших родственников, – мрачно ответил Ханнасайд.

– Вы верите его рассказу?

– Нет. Но я также не могу сказать, что не верю. Я делаю все возможное, чтобы проверить его, хотя, конечно, без большой надежды на успех. Кроме того, я навожу справки во всех возможных ресторанах – пока совершенно безуспешно. Я никак не могу установить, где ужинал Арнольд Верикер в день смерти. Это я действительно хочу знать. Все эти подозреваемые – вполне подходящие кандидаты при наличии мотива и отсутствии алиби, но они только заводят в тупик. Если бы не было Кеннета Верикера, все бы указывало на Роджера. Но Кеннет существует, и нет никакой возможности выбрать между ними. У обоих одинаковый мотив, и ни у одного из них нет настоящего алиби. Кого же мне арестовать? – Он взял соленый миндаль со стоявшего перед ним блюда и съел его. – Все мои надежды связаны с тем, что я найду ресторан, если он вообще ужинал в ресторане. У Хемингуэя есть его фотография, он носит ее с собой, и, конечно же, он навел справки во всех местах, где Верикер обычно бывал. Но мы должны учитывать тот факт, что он мог ужинать в частном доме, возможно, с одной из своих возлюбленных. Кажется, я видел большинство из них, но кто знает. У Кавелли, где он бывал достаточно часто, мне сказали, что в последнее время он приводил с собой обедать новую пассию, темноволосую красивую девушку, которую Кавелли не знает. С другой стороны, старший официант кафе «Морни» говорит, что, когда Верикер был там в последний раз, у него была на буксире пепельная блондинка. Очень полезные сведения, не правда ли?

– Вся беда в том, что это было слишком простое убийство, – сказал Джайлз. – Вот если бы вы нашли тело моего кузена в запертой комнате, ключи от которой находились бы внутри, а все окна закрыты…

Ханнасайд улыбнулся.

– Да, то было бы много проще. Там, по крайней мере, было бы с чего начинать. Всегда больше всего сложностей с простыми убийствами. Когда люди начинают умничать и пытаются преподнести нам неразрешимые загадки, они могут себя выдать. Эти на первый взгляд невозможные убийства похожи на хорошие шахматные задачи: мат в три хода и только одно возможное решение. А когда у вас совершенно простое убийство, как это, вы можете видеть по крайней мере полдюжины способов объявления мата, и только одному Богу известно, какой из них верный! Джайлз взял графин и снова наполнил оба стакана.

– Я смотрю, мне надо вмешаться в это дело самому, – сказал он задумчиво.

Суперинтендант засмеялся.

– Одаренный любитель, а? Желаю успеха!

– Как знать, – пробормотал Джайлз. Ханнасайд бросил на него быстрый взгляд.

– У вас что-то есть?

– Нет, – ответил Джайлз. – Этого я не могу сказать.

– Я вам не доверяю, – прямодушно сказал Ханнасайд. – Вам ничего не стоит скрыть от меня какую-то важную улику.

– О, нет! – возразил Джайлз. – Разве только я решу, что это может привести к семейному скандалу. Но не беспокойтесь, я не обнаружил никакой важной улики.

Ханнасайд посмотрел на него подозрительно и попросил своего гостеприимного хозяина не пытаться предпринимать никаких хитроумных штучек в духе Ватсона во время своего любительского расследования, больше он ничего не добавил.

Почти сразу же после ужина он попрощался и ушел, буквально столкнувшись на лестнице с Антонией Верикер, которая поспешно поднималась в сопровождении одной из своих собак.

Она нисколько не смутилась при встрече с Ханнасайдом, только сказала «привет» в свойственной ей небрежной манере, добавив мрачно, что она всегда знала, что ее кузен ведет двойную игру.

– Я бы не удивился, – согласился Ханнасайд, нагнувшись, чтобы погладить Билла. – Я только что сказал ему, что сам ему не доверяю.

Она улыбнулась и сказала непосредственно:

– Правда ведь, он милый?

– Очень.

Взгляд у Ханнасайда был насмешливый, хотя голос оставался совершенно серьезным. Антония, как ни в чем не бывало, продолжала:

– Все это ему порядком наскучило, – сказала она. – Тем более, что он всегда относился к нам с некоторым неодобрением. Но что поделаешь? – Она дружески кивнула и стала подниматься по лестнице.

Суперинтендант продолжал спускаться, удивляясь, по какому признаку (скрытому от его опытного глаза) мисс Верикер определила, что ее кузен неодобрительно к ней относится.

Но чувство, отразившееся на лице Джайлза Каррингтона, когда Антонию провели в его гостиную, явно имело мало общего с неодобрением. Он быстро поднялся из глубокого кресла и протянул руку.

– Тони! Дорогое мое дитя, что же привело тебя сюда? Что-нибудь случилось?

– О нет! – ответила Антония. – Только у нас мне все надоели, и я подумала, не зайти ли мне посмотреть, дома ли ты. Можно мне немного кофе?

– Ну конечно. Но ты ведь знаешь – тебе неудобно здесь оставаться. Сразу же после кофе я провожу тебя домой.

Антония вздохнула.

– Извини, если хочешь, я могу сразу уйти. Просто мне вдруг стало невмоготу, а пойти не к кому. Если только к Лесли, но она злится, что появился Роджер и спутал все карты Кеннета, и стала вроде них. Ну это не имеет значения, если тебе надоели наши проклятые дела.

– Садись, – сказал Джайлз, пододвигая ей другое кресло. – Ты ведь знаешь, что мне не надоели ваши дела. Что случилось, цыпленок?

Она вспыхнула и посмотрела на него; глаза ее выражали удивление.

– О Джайлз, ты тысячу лет не называл меня так! – произнесла она.

– Разве? – Он улыбнулся. – Впрочем, возможно.

– Ты же прекрасно знаешь, что ненавидел меня с тех пор, как поступил как подлая тварь по отношению к Джону Фодерингему! – сказала Антония.

– Положим, это только один из способов описать то, что случилось, – сказал Джайлз.

– Единственный способ, – сказала Антония твердо. – На самом деле, после того, что ты мне сказал, я практически решила никогда больше не разговаривать с тобой.

– А ты со мной и не разговаривала, Тони, больше года.

– Нет, разговаривала, – возразила Антония. – Я разговаривала с тобой на танцах у Досонов и однажды была вынуждена позвонить по поводу моих страховых акций. Если б это было можно, то не стала бы. Только потом я влипла в эту ужасную историю, и пришлось послать за тобой, чтобы выпутаться.

Джайлз загадочно посмотрел на нее.

– Почему, Тони? Она улыбнулась ему.

– Ну… ну… за кем же я могла еще послать? – спросила она удивленно.

– А за братом… за женихом?.. – предположил Джайлз.

Было очевидно, что раньше это не приходило ей в голову.

– Да, наверное, – с сомнением сказала она, – но какой от них толк. Во всяком случае, я о них не подумала. И я очень рада, что послала за тобой; по правде говоря, мне до смерти надоела эта ссора, и ты очень мило вел себя по отношению ко мне с тех пор, как все это случилось. Так что я могу признать, я в самом деле ошибалась в отношении Джона, хотя все равно считаю, что ты вел себя страшно гадко во всей этой истории. – Она помолчала и затем добавила: – Когда убили Арнольда, мне так захотелось похоронить всё это. В тот день, в Ханборо, я как раз собиралась выяснить с тобой отношения, но стоило тебе появиться, этой вражды как не бывало, и я позабыла. Но потом подумала: вдруг ты втайне все еще дуешься на меня – лучше уж поговорить.

– Тони, – сказал вдруг Джайлз, – ты по-прежнему обручена с Мезурьером?

– Да, и это мука мученическая, – ответила она с обычной потрясающей откровенностью. – Сказать по правде, я сегодня убралась оттуда отчасти потому, что он появился.

– Тони, что же, в конце концов, заставило тебя обручиться с этим типом?

– Сама не знаю. Все это очень странно, и я склонна думать, что просто была не в себе. Но в самом деле, Джайлз, я думала, что он мне страшно нравится. К тому же Кеннет как раз подцепил Вайолет, а жизнь казалась такой тусклой, что… что я обручилась с Рудольфом. Самое смешное, что я продолжала думать, что так будет всегда, и не обращала внимания на вещи, на которые мне указывал Кеннет: на то, как он показывает зубы, когда улыбается, как он наряжается, совсем не по-мужски. И не видела, какой он весь напоказ, пока меня вдруг не осенило. Действительно, совершенно внезапно. Я даже могу сказать точно когда. Это было в воскресенье, на следующий день после убийства Арнольда, когда мы все были в мастерской. И ты тоже был, и Вайолет. Это нашло на меня как… морской прилив, совершенно без причины. И теперь я чувствую себя отвратительно, потому что он ведь ничего такого не сделал, чтобы так от него сбегать.

– Как бы ты отвратительно себя ни чувствовала, Тони, необходимо разорвать помолвку. Понимаешь?

– Ну конечно, понимаю. Но я не могу ее разорвать, пока есть вероятность, что ему пришьют убийство. Это было бы ужасной подлостью.

– Еще большая подлость подавать ему надежду, не собираясь выходить за него замуж.

Поразмыслив над этим, она ответила:

– Нет, не думаю. Будет некрасиво, если я его брошу, когда он под подозрением.

– Тони, а если он это сделал? – спросил Джайлз.

– Ну тогда мне придется быть верной ему, – сказала она. – Однако, когда я уходила, он всем доказывал, что это невозможно, значит, наверное, не он. К тому же вид у него был такой самодовольный. Это было почище всего остального, и я слиняла. – Тут в комнату вошел слуга Джайлза с подносом, она обернулась и подождала, пока он поставит кофе на низкий столик возле ее кресла. – Спасибо. Это сливки? Да? Замечательно!

– Почище чего? – спросил Джайлз, когда дверь снова закрылась.

– Сейчас расскажу. Я положила два куска сахара в твой кофе. Достаточно? Так вот, когда сегодня днем ты ушел, принесло Лесли Риверс, поэтому я отослала Роджера заказать еще виски – ты же знаешь, он поглощает совершенно невероятное количество виски – и тут ее понесло… Вообще-то она тихое и совершенно благоразумное существо, но – между нами, Джайлз – она совершенно теряет рассудок, когда дело касается Кеннета; ее послушать, так Роджер приехал специально, чтобы навредить Кеннету. Мне она порядком с этим надоела, потому что на самом деле Вайолет хочет заполучить состояние Верикера гораздо больше, чем сам Кеннет, и я очень надеюсь, что она бросит его теперь, когда он снова беден. Хотя, должна сказать, когда она с ним обручилась, у него не было никаких надежд на наследство, так что, может быть, она его и не бросит. Лесли считает, что Вайолет на него наплевать, но тут она необъективна. Признаюсь, у меня не было времени изучать Вайолет – по правде говоря, я ее не переношу, но, полагаю, она не показывает своих чувств. Она из тех людей, которые не выдают себя, никогда не поймешь, что она думает. Но дело не в этом. А в том, что мне надоела Лесли – она все усугубляет. Потом она ушла, но тут вернулись с дневного спектакля Кеннет и Вайолет, продолжая отчаянно ссориться. По-видимому, в театре к ней подошел какой-то толстяк с жемчужной булавкой в галстуке и, как говорит Кеннет, схватил за плечо и называл Вай – явно в прошлом какой-то из ее ухажеров. Ну, ты же знаешь Кеннета. Он сразу вышел из себя и вернулся домой в дурном настроении, разгуливал, надувшись, взад и вперед по мастерской и кидался на Вайолет. А Вайолет еще подлила масла в огонь, сказав, что этот, с жемчужной булавкой, был большим человеком в Сити, и она встретила его совершенно случайно, когда ждала подругу в гостиной отеля или где-то еще. Это тоже, естественно, не прошло даром: Кеннет наговорил ей грубостей о дамах, которых подцепляют в отелях. Я надеялась, что Вайолет разорвет помолвку, но не тут-то было. Ну я тоже, конечно, что-то ляпнула, не имея ничего плохого в виду, и Вайолет готова была растерзать меня. Джайлз рассмеялся:

– Да, незадача! А что ты такое сказала?

– Я, собственно, хотела защитить ее, потому что Кеннет вел себя как дурак, и сказала, что не понимаю, из-за чего он поднимает весь шум, когда прекрасно знает, что Вайолет всегда крутилась с богатыми мужчинами. Я совершенно честно не собиралась язвить, но теперь я вижу, что это могло прозвучать именно так. И все равно Кеннет должен был знать, что она часто знакомилась с мужчинами, которые могли ее развлекать, она никогда этого не скрывала. Тем не менее я никак не могла его урезонить, и он продолжал в том же духе до тех пор, пока мне это не осточертело. А тут пришел Роджер, и было совершенно очевидно, что все это время он сидел в баре, потому что он был просто хорош.

– А где он взял деньги? – поинтересовался Джайлз.

– Сказал, что у меня в сумке. Во всяком случае, он был в жутком состоянии.

Джайлз нахмурился.

– Действительно мертвецки пьян?

– Вовсе нет. Это бы ничего, ведь мы могли бы уложить его спать. Я не думаю, что он может действительно напиться: он уже насквозь проспиртован. Он был просто верен себе, но, пожалуй, больше, чем обычно, говорил возмутительнейшие вещи. Набросился на бедную старушку Мергатройд и все время спрашивал ее, помнит ли она молочника, который, по-видимому, является темным пятном в ее биографии, но все это было еще до моего рождения. Она ужасно расстроилась, но ничто на свете не могло остановить Роджера, и он рассказал нам всю эту историю, потому что Кеннет, который мог бы вышвырнуть его, был во мраке из-за Вайолет и ни на что не обращал внимания. Так что Вайолет взялась за дело и была исключительно мила и обворожительна с Роджером, и, ей-богу, он сказал ей, что нет никакого смысла подлизываться к нему, потому что он слишком опытен, его не поймаешь, кроме того, ему не нравятся женщины ее типа. Я должна признать, что Вайолет восприняла все это достойно, но даже она выглядела здорово раздраженной, когда Роджер заявил Кеннету, что, если бы захотел, мог бы отбить ее у него, но ему это не нужно.

Ну и компания! – воскликнул Джайлз. – Как долго это продолжалось?

– О, пока после ужина не появился Рудольф. Тут Роджер набросился на него: почему у него так вьются волосы, и сказал, что это ему не нравится; а узнав, что он помолвлен со мной, спросил, что я в нем нашла. Ну и тому подобное. Рудольф, конечно, понял, что Роджер навеселе, и притворился, что не слушает. Последнее, что я видела – Роджер, разглагольствующий о том, что нужно спятить, чтобы выйти замуж за Рудольфа, и Рудольф, который рассуждал о том, что не убивал Арнольда, а Кеннет рявкал на всех по очереди. Так что я смылась и пришла поговорить с тобой. Очень хороший кофе.

– Я рад. Когда Роджер собирается уйти из мастерской?

– При первой возможности. Должна сказать, что я благодарна тебе и Гордону Трулаву, что вы дали ему денег. Мне, конечно, он не так досаждает, как Кеннету, но и я не могла его уже больше выносить. Он собирается снять квартиру.

– Снять квартиру! Почему он не может остановиться в доме на Итон-плейс, черт побери?

– Говорит, что этот дом не в его стиле. Когда Кеннет услышал это, то почувствовал к нему прилив нежности, но выяснилось, что тот не может выносить такое количество прислуги в доме. Он говорит, что это будет нервировать его. Тут Вайолет, которая страшно хочет жить на Итон-плейс, поддержала его и сказала, что знает очень хорошее место. Я думаю, она собирается взять его за руку и отвести на квартиру.

– Вайолет ведет себя так действительно из благородных побуждений, или на самом деле она пытается поймать Роджера в сети?

– Не знаю. Не думаю, что она пытается поймать его, потому что, прежде всего, если бы она была намерена выйти замуж за богатого человека, она не стала бы обручаться с Кеннетом.

– Тони, но богатые люди не всегда так уж стремятся жениться.

– Ты прав, далеко не всегда. Я-то думаю, она подлизывается к Роджеру в надежде заставить его выделить Кеннету побольше денег на содержание. Впрочем, не думаю, что Кеннет их примет.

– Судя по всему, Кеннета это все очень расстраивает, – заметил Джайлз. – Хотя не могу сказать, чтобы он очень интересовался деньгами.

– Он действительно не интересуется ими, хотя, конечно, у него в данный момент с деньгами туго, да и когда ты уже думаешь, что без пяти минут миллионер, должно быть, тошнотворно узнать, что вернулся к прежней бедности. – Она встала и прицепила поводок к ошейнику Билла. – Мне, пожалуй, лучше уйти. Ты знаешь, Джайлз, я уже почти что хочу, чтобы Арнольд не был убит.

– Тони, ты ужасна!

– Но ты должен признать, что все выглядело прекрасно сначала. Только теперь мы все оказались в такой неприятной ситуации, и все это слишком утомительно. Я очень рада, что у нас есть ты. Ты у нас единственный, на кого мы можем положиться.

– Спасибо тебе, Тони, – сказал он, слегка улыбнувшись.

– И я очень рада, что мы с тобой окончательно помирились. Ты мне нравишься, Джайлз.

– Подумай получше, – сказал он. Она нахмурилась:

– Почему? Ты мне не веришь?

– Да нет, я верю тебе. Только, моя дорогая, я никогда не довольствовался малым.