Глава 4

Остаток утра эрл провел в кабинете, покорно предоставив кузену возможность ознакомить его с завещанием отца и состоянием собственных дел. Выяснилось, что, кроме весьма значительного наследства, доставшегося Мартину, остальные завещательные распоряжения были весьма скромными. Они включали в себя лишь небольшую сумму, выделенную Теодору. Однако благодаря его усердию и умению экономить ее вполне могло бы хватить, чтобы до конца своих дней он прожил в относительной роскоши.

Теодор Фрэнт был единственным отпрыском младшего брата покойного эрла, который, но мнению всей семьи, вел беспутную жизнь. Соответственно и женился на молодой особе без гроша за душой, к тому же гораздо ниже его по положению. Вкусы и привычки у него были разорительные, а несчастная страсть к игре, покорным рабом которой он был до конца своих дней, привела к тому, что очень скоро Джон Фрэнт промотал все свое состояние. Жена его вскоре умерла, прожив всего несколько дней после рождения сына. Место несчастной женщины в сердце мужа пустовало недолго: перед ним прошла, сменяя друг друга, целая череда женщин, начиная от танцовщицы и кончая торговкой фруктами.

Эрл, всякий раз, когда ему приходила охота навестить беспутного родственника, с неудовольствием видел маленького племянника, потягивающего имбирное пиво в компании какой-нибудь очередной любовницы отца. Наконец, в один прекрасный день, очевидно под влиянием неосознанного импульса, забрал упрямого малыша с собой, чтобы он воспитывался в Стэньоне вместе с двумя его подрастающими сыновьями. Брат, хоть и рассчитывал скорее на денежную подачку, не выразил по этому поводу ни малейшего неудовольствия, в мгновение ока сообразив, что эрл не потерпит скандала, связанного с их именем, и он рискует потерять его кошелек навсегда. К большому облегчению для эрла, Провидению было угодно, чтобы тремя годами позже воспаление легких, подхваченное во время довольно холодного лета в Ньюмаркете, избавило его от достопочтенного Джона.

Конечно, нельзя было ожидать, чтобы вторая леди Сент-Эр с радостью приветствовала вторжение в их семейный круг сына подобного человека, но вскоре даже она была вынуждена признать, что Тео не унаследовал ни одной отвратительной привычки беспутного отца. Флегматичный, уравновешенный мальчуган со временем превратился в молчаливого, рассудительного юношу, на которого всегда можно было положиться. Эрл, сыновья которого в соответствии с традициями семьи учились в Итоне, послал Тео в Уинчестер. Ко всеобщему удивлению, он не последовал вслед за кузенами в Оксфорд, а вместо этого предпочел по собственному желанию посвятить себя ведению дядиных дел. И показал себя при этом настолько способным и прилежным учеником, что, когда его наставник отошел от дел, семейное состояние оказалось в его умелых и надежных руках. Спустя некоторое время эрл был вынужден признать, что еще никогда прежде у него не было столь замечательного управляющего. Теодор был не только весьма ученым и энергичным молодым человеком, он еще и душой и телом был предан интересам семейства Фрэнтов, а, кроме того, любим всеми, кому приходилось иметь с ним дело. Чем дальше, тем больше доверия питал к нему стареющий эрл, и, в конце концов, никто уже не сомневался, что нет на свете ничего такого, с чем бы не справился мистер Тео.

Зная все это, Жервез был вправе ожидать от отца, что тот выделит Теодору куда более значительную сумму. Так и сказал, с беспокойством заглядывая кузену в лицо, но Тео лишь улыбнулся:

— Радуйся, что он этого не сделал! А я, если честно, ни на что не рассчитывал.

— Он должен был бы оставить тебе по крайней мере поместье!

— Например, Студэм?

— Я бы ничуть не возражал, да и Мартин, думаю, тоже, — заявил Жервез. — А что за собственность он приобрел неподалеку от Кроуленда? Как, кстати, называется тот дом? Ивсли, не так ли? Хочешь, я отдам его тебе?

— Ни в коем случае! Мне и без того хватит!

— Но, Тео, не можешь же ты посвятить всю свою жизнь заботе о моем состоянии?!

— И не собираюсь. Ты же знаешь, я с детства отличаюсь бережливостью, к тому же ты всегда платил мне на редкость щедро, да еще с царским размахом оплачивал все мои расходы, так что я почти ничего не тратил. И теперь вполне могу содержать себя сам!

Жервез со смехом покачал головой:

— Не может быть, чтобы ты этого хотел!

— Именно этого я и хочу. Можешь не сомневаться. Ведь Стэньон для меня такой же родной дом, как и для тебя.

— Гораздо больше, — возразил эрл.

— Да, к несчастью, это так, но прошлое в конце концов забудется. А что ты думаешь делать с Мартином? Разрешишь ему жить здесь и дальше?

— Честно говоря, я еще не решил. А он бы этого хотел?

— Ну, насколько я понимаю, вряд ли ему придется по душе, если ты отправишь его в Студэм, — отозвался Тео. — Какая там охота после Норфолка! Да не забывай, что в Грантэме ему всю зиму придется принимать гостей, а он этого терпеть не может! Да, вот еще что, когда умер старый Синдерфорд, твой отец разрешил его вдове остаться жить в том же доме, и теперь даже не знаю, как помягче намекнуть ей, что пора съезжать.

— Это невозможно. Так что, насколько я понимаю, Мартин останется в Стэньоне. Но только при условии, что будет вести себя со мной, по крайней мере, вежливо. До сих пор он этого не делал, и, признаться, его выходки уже начинают меня утомлять.

Однако, когда наконец эрл присоединился к остальным в маленькой гостиной на первом этаже, где уже был сервирован легкий завтрак, он с некоторым удивлением обнаружил, что и мачеха, и Мартин сегодня настроены на редкость миролюбиво. Похоже, разговор между ними шел именно о Жервезе, потому что стоило ему появиться на пороге, как в комнате мгновенно воцарилась гробовая тишина. Графиня первой пришла в себя и со свойственной ей любезностью объявила, что она рада его видеть, а потом пригласила отведать холодного мяса и персиков из собственной оранжереи. Правда, при этом не преминула отметить, что эта оранжерея была построена исключительно благодаря ее желанию и сейчас у них лучшие фрукты во всей округе. Таких персиков, ананасов и винограда нет ни у кого из соседей.

— Конечно, сейчас еще слишком рано, и сады пока что только цветут, — добавила она, — но, если у вас найдется свободная минутка их посетить, думаю, они вам понравятся. Видите ли, сад — это моя самая большая слабость. Я не жалею никаких трудов, ведь прекраснее цветов нет ничего на свете. Да и герцогиня Рутленд, очень милая женщина, кстати, не раз говорила, что таких цветов, как у меня, нет ни у кого. Мартин, передай брату горчицу: ты же видишь, он не может до нее дотянуться!

Ее приказание было немедленно выполнено, и она продолжала привычным для нее самодовольным тоном:

— Если вы разрешите, Сент-Эр, я сама прикажу Калну (ведь джентльмены не очень-то любят заниматься подобными вещами) поставить в салон один или два элегантных подноса для визитных карточек. Ведь, думаю, уже всем известно, что вы вернулись в замок. Конечно, трудно рассчитывать на то, что люди поедут в деревню только для того, чтобы отдать визит вежливости. Но все равно нельзя допустить, чтобы нас застали врасплох, а я сильно сомневаюсь, что на Кална в этом смысле можно положиться.

— Следует ли мне понимать вас так, что в самое ближайшее время соседи соберутся нанести нам визит? — спросил Жервез. На лице его отразилось некоторое смятение.

— Конечно! — воскликнула графиня, не обратив ни малейшего внимания на смешок, который вырвался у Мартина. — Было бы очень странно, если бы они не воспользовались случаем познакомиться с вами. К тому же это невежливо. Думаю, будет вполне прилично, если вы ограничитесь двумя зваными обедами. А раз уж срок траура подошел к концу, можете рассчитывать на мою помощь. Хозяева Стэньона всегда славились гостеприимством, да и мои маленькие вечера, смею надеяться, в прошлом пользовались некоторым успехом. Конечно, не в моих привычках совать нос в чужие дела, но все же, дорогой Сент-Эр, возьму на себя некоторую смелость дать вам один совет: будет лучше, если вы доверитесь мне в этих делах. Откуда вам знать, кто достоин чести быть приглашенным к вам на обед, а кто — всего лишь на обычный раут. Ну, а с кого-то будет достаточно просто нанести визит в приемный день!

— Приемный день?! — повторил Жервез. — Вы меня просто пугаете, ваша милость! Господи, да я же понятия не имею, что делать в подобном случае!

— О, ничего особенного! Всего лишь быть среди людей — это ведь все наши соседи, как вы знаете!

— Вот и будешь бродить среди них, одному улыбнешься, другому — бросишь пару слов, только непременно каждому, — пришел на помощь Мартин. — Ужасная скука, между прочим! Я в таких случаях мечтаю только о том, как бы оказаться подальше. Миль этак за сотню!

— Какое здравое замечание! А кстати, леди, не будете ли вы так добры объяснить мне, к какому общественному классу принадлежит мисс Морвилл и ее несколько странные родители? Ведь они, вне всякого сомнения, тоже наши соседи?

— Это, — торжественно провозгласила графиня, — как раз то, что не раз занимало и меня. Нельзя отрицать, что Морвиллы, — а кстати, вам известно, что их генеалогическое древо уходит корнями во времена норманнского нашествия? — принадлежат, что называется, к сливкам нашего общества. Но нет смысла отрицать, что из-за эксцентричных теорий мистера Харви Морвилла, и, кстати сказать, его супруги тоже, — эта леди родилась в одной из лучших семей Англии, так что, когда она посвятила себя сочинительству, все были потрясены, — многие, даже самые либеральные, наши соседи теперь дважды думают, прежде чем посылают им приглашение. Конечно, для семьи все это ужасно! Ведь Харви был знаком даже с Хорном Туком! Однако мой покойный супруг говорил, что он человек весьма просвещенный, так что мы не раз принимали его в замке, и его супругу тоже, да и сами нередко обедали в их доме. А их дочь — прелестная девушка! Я ее просто обожаю!

Глаза обоих братьев встретились. Эрл лучше владел собой — на его лице не отразилось ни малейшего волнения, но Мартин чуть было не подавился холодным ростбифом. А вдовствующая графиня невозмутимо продолжала:

— Конечно, она не красавица, но очень милая и прекрасно воспитанная девочка. Думаю, бедненькому Тео прекрасно подойдет в жены. Я всегда восхищалась им и сейчас вздохнула бы спокойно, если бы убедилась, что он попал в хорошие руки.

— А кстати, — поинтересовался Жервез, и только слегка дрогнувший голос выдал его интерес к разговору, — где сейчас мисс Морвилл? Похоже, она не собирается завтракать?

— Милая девочка направилась через парк в Гилбурн-Хаус, — сообщила графиня. — Ее матушка прислала письмо, попросила дочь прислать ей кое-что в Грета-Холл, ведь она и мистер Морвилл, как вы знаете, сейчас гостят у супругов Саути. По-моему, они довольно близкие друзья с мистером Морвиллом, точнее, были ими, ведь миссис Саути, ко всеобщему одобрению, давным-давно положила конец всем этим революционным глупостям. Не сделай она этого, ее мужу никогда в жизни не пришлось бы даже мечтать о таком положении, какое он сейчас занимает. Вспомните только его «Жизнеописание Нельсона»! Что за вещь! Я, правда, сама не читала, но зато отлично помню, как покойный эрл раз десять упоминал эту книгу, и в самых восторженных выражениях, заметьте!

— Надо непременно послать ему приглашение на обед, — заметил Жервез.

— Совершенно согласна с вами, отличная мысль, — кивнула вдовствующая графиня. — К тому же его брат, сэр Джеймс Морвилл, весьма уважаемый человек. А потом они родня самим Минчипхэмптонам, об этом тоже нельзя забывать! Думаю, надо как следует продумать, как устроить подходящий прием. Хотя стоит нам только захотеть — и можно будет устроить не один, а дюжину подходящих приемов! Это будет просто великолепно! Ничуть не сомневаюсь, уже в первую же неделю к нам слетится человек пятьдесят, не меньше!

— Искренне надеюсь, что вы ошибаетесь, мэм, — с чувством произнес Жервез.

Однако последующие несколько дней доказали, что вдовствующая графиня оказалась права. Она совершенно точно оцепила чувства, владевшие местным дворянством. Из вежливости или из любопытства, но все потянулись в замок. Фаэтоны, ландо, коляски сновали вереницей. Дошло до того, что старая леди Уинтрингэм и то вбила себе в голову, что должна непременно увидеть нового эрла. В один прекрасный день ее допотопная карета прогрохотала колесами по подъездной аллее и со скрипом замерла у величественного парадного входа в Стэньон. Дверцы кареты распахнулись, чтобы явить восхищенным взорам встречавших роскошные туалеты из шелка и бархата вкупе с кокетливой элегантностью желтых панталон и превосходно сшитого сюртука.

Увы, новый эрл находил, что посетители хоть и преисполнены благодушия, но невероятно скучны. Когда же миновали три дня и поток гостей не уменьшился, нервы его пришли в такое состояние, что один лишь вид очередного экипажа, остановившегося под его окном, привел его в такой ужас, что Сент-Эр на цыпочках спустился по одной из многочисленных черных лестниц на первый этаж, прокрался через холл и никем не замеченный выскользнул в Фонтейн-Корт. А оттуда уже не составило особого труда добраться до конюшен так, чтобы ни один из охваченных хозяйственным рвением слуг его не перехватил. Так что, пока графиня занимала раннего гостя своими бесконечными монологами, ее взбунтовавшийся пасынок дал шпоры серому коню Клауду и вскоре был совершенно счастлив, убедившись, что между ним и Стэньоном добрый десяток миль.

Ему уже случалось и прежде раз или два ездить верхом вместе с кузеном и управляющим. Но на этот раз его путь лежал туда, где раньше он еще не был.

Стоял конец марта. Был один из тех чудесных, погожих весенних деньков, когда снег уже растаял и сильный теплый ветер немного высушил землю. Мокрые почки отяжелели и набухли, готовые лопнуть и выпустить на волю нежные клейкие листочки, а берега реки пожелтели от первых примул. Эрл, который вначале, по его собственному выражению, гнал как черт, сейчас ехал медленным шагом по узкой тропинке, которая вдруг сделала крутой поворот. И тут Жервез замер как вкопанный, онемев от изумления при виде явившейся ему картины.

На берегу речки сидела леди, задумчиво обрывая вокруг себя цветущие примулы. Но это зрелище при всем его неблагоразумии, особенно если учесть, что погода стояла довольно сырая и прохладная, не вызвало бы со стороны эрла ничего, кроме беглого взгляда, если бы он вдруг случайно не обратил внимания на то, что леди одета в весьма изящную амазонку. Вероятно, тут имел место несчастный случай — наездницу сбросила норовистая лошадь или что-то вроде этого. Он повернул Клауда и направился в ее сторону.

Услышав стук копыт, леди немедленно подняла голову. Жервез мгновенно снял шляпу и вдруг понял, что смотрит в очаровательное упрямое личико, обрамленное слегка растрепанными от ветра светлыми локонами и сбившейся на сторону вуалью. Пара огромных синих глаз, еще более прозрачных и ясных, чем его собственные, при виде его растерянно заморгали. Шаловливые ямочки, прятавшиеся в уголках полных, будто предназначенных для поцелуев губ, сейчас же исчезли, словно их обладательница старалась любой ценой сохранить серьезность.

— Прошу прощения, — произнес Жервез, не в силах оторвать взгляд от обращенного к нему прелестного личика. — Могу ли я чем-нибудь помочь, сударыня? Должно быть, произошел несчастный случай? Ваша лошадь?… — Не договорив, он быстро соскочил на землю и перебросил поводья через голову Клауда.

Вдруг сидевшая перед ним очаровательная Диана — охотница весело расхохоталась:

— Держу пари, это кошмарное животное уже благополучно стоит в стойле! Господи, какая досада! Папа непременно изжарит меня живьем за то, что я разбила компанию, да еще по столь ничтожному поводу. Но я не виновата, богом клянусь! Просто проклятая кобыла вдруг споткнулась, а я перелетела через ее голову. Все бы ничего, только так уж случилось, что я случайно, то ли по глупости, то ли от испуга, — скорее от испуга, так звучит убедительнее, — выпустила поводья. И вот подумайте, после того количества сахара и морковок, которое я ей скормила, Красотка, вместо того чтобы покорно ко мне подойти и дождаться, когда я взберусь в седло, дала деру! Только ее и видели! Держу пари, проклятая скотина мечтала только о том, как бы добраться до конюшни, да поскорее!

— Какая черная неблагодарность! — рассмеялся Жервез. — Но вы не должны сидеть на земле, ведь простудитесь насмерть! Вы заехали далеко от дома?

— Нет, совсем нет! Но при мысли, что придется пройти через всю деревню перепачканной по уши грязью и в мятой амазонке… Бр-р-р, ни за что! Сами понимаете, милорд, это совершенно немыслимо!

— Стало быть, вы меня знаете? Но, держу пари, мы с вами раньше никогда не встречались. Я в этом уверен! Я… я бы никогда не смог вас забыть!

— О нет! Но подумайте сами, увидеть в нашем захолустье незнакомца, да еще одетого со всей возможной элегантностью! Я ни на минуту не усомнилась, что узнала вас. Вы… должно быть, вы — лорд Сент-Эр?

— Да, я Сент-Эр. А как ваше имя? Как же так случилось, что судьба свела нас только сейчас?

На ее прелестном личике появилось забавное чопорное выражение, противоречившее озорному блеску огромных сияющих глаз.

— О, вы ведь сами понимаете, что воспитанный, светский человек никогда не явится с визитом ни слишком рано, чтобы не показаться назойливым, ни слишком поздно, что уже будет просто невежливо! Мама как раз решила, что на следующей неделе папа приедет в Стэньон с утренним визитом!

Жервез был настолько поражен, что едва нашел в себе силы заметить:

— Уверяю вас, я вовсе не счел бы визит вашего отца слишком ранним! К тому же, считаю, нет ни малейшей необходимости вашему батюшке так себя затруднять. Я с радостью сам нанесу ему визит! Если я посажу вас на моего коня, окажете ли вы мне такую любезность и позволите ли проводить вас до дому?

Девушка вскочила с земли и, подхватив перепачканный в болотной грязи длинный подол амазонки, перебросила его через руку.

— О, конечно! Вы и в самом деле это сделаете? Ох, я вам так признательна!

Теперь, когда девушка стояла рядом с ним, она показалась ему совсем воздушной, совсем маленькой, но очень пропорционально сложенной.

Ее движения, хоть и порывистые, поражали изысканной грацией. Эрлу даже посчастливилось на мгновение увидеть изящную лодыжку. Девушка воткнула букетик примул в петличку своего платья, и там, смешиваясь с ее светлыми локонами, они оказались, как решил Жервез, удивительно на месте. Он легко усадил ее в седло. Она каким-то образом ухитрилась перекинуть согнутую ногу через луку седла и с довольной улыбкой объявила, что чувствует себя прекрасно.

— Ну, а теперь скажите, куда вас отвезти, — спросил, улыбаясь, Жервез.

— В Виссенхерст-Грейндж. Это только в миле отсюда, так что вам не придется ехать на другой конец света, не бойтесь!

— Я был бы только рад этому, поверьте! Но скажите, неужели же вы так и собирались сидеть тут на берегу до скончания века?

— О, конечно же нет! Уверена, когда-нибудь они все-таки заметили бы, что меня нет, и отправились бы на поиски! — жизнерадостно заявила она. — Когда Красотка явится в конюшню, поднимется такой переполох, любо-дорого посмотреть! Держу пари, они поднимут по тревоге всех наших людей и начнут прочесывать окрестности! — Ее губки капризно оттопырились.

Девушка произнесла все это бездумно, словно избалованный ребенок, и эрл понял, что, скорее всего, это плоды родительского воспитания. Немного строже он поинтересовался, известно ли ее родителям, что она не позаботилась взять с собой грума, и успел взглянуть на нее как раз вовремя, чтобы заметить, как она ребячливо надулась.

— О боже, да кто на это обращает внимание в такой глуши, как у нас! Естественно, в городе я бы этого не сделала! Ах, и как это меня угораздило вообще сесть на эту маленькую чертовку?! Да еще умудриться перелететь прямо через ее голову! Знаете, лорд Сент-Эр, хотите — верьте, хотите — нет, но я не так уж часто падаю с лошади!

— О чем вы говорите? Даже самые лучшие наездники частенько оказываются на земле! — с жаром заверил эрл. — Мой знакомый, владелец Кворна, когда я раньше жил в Стэньоне, говорил, что падает за год раз пятьдесят!

— Ах, так вы, должно быть, говорите о мистере Эштоне Смите? Сейчас в Мелтоне только о нем и разговоров! Да вы и сами это знаете! Наверное, слышали, как ваш брат убивался, что ему пришлось уехать из Кворидон-Холл? А ведь это был его последний сезон вместе с Кворном — он уезжает в Линкольншир, охотиться у Бертонов, а ведь это немало миль между ним и Мартином. Бедняжка будет скучать!

— Мартин и в самом деле не раз упоминал о нем, — вспомнил Жервез, бросив на нее странный взгляд. — Но что бы он там ни говорил, а от Стэньона до Рипэма пятьдесят миль. Так что ему ничего не остается, как напроситься в Маркет-Рэйзен, если, конечно, он чувствует, что в силах вытерпеть общество Бертона хотя бы день.

— Мартин один из горячих сторонников мистера Смита. Однако многие из его приятелей, кто охотится вместе с ним, жалуются, что он уж слишком тщательно прочесывает лес в поисках дичи. Да еще, говорят, он не любит бить влет, как это принято у нас в Лестершире.

— А вы сами любите охотиться?

Она бросила на него кокетливый взгляд:

— Безумно! Особенно когда вокруг носятся гончие! Между прочим, я торжественно пообещала папе быть паинькой!

— Надеюсь, вы всегда держите слово?

— Конечно, обычно я очень хорошая!

— Простите за дерзость, вы, безусловно, можете считать меня полным идиотом, но я уверен, что никогда в жизни не встречался с вашим отцом. Так что, когда мы встретимся, я даже не знаю, как к нему обращаться!

— Мой папа — сэр Томас Болдервуд, — тут же сообщила она. — Ничего удивительного, что вы раньше не встречались, потому что мы переехали в Виссенхерст всего несколько лет назад. А вы, насколько я знаю, все это время были за границей?

— Я благодарен судьбе за то, что она привела сэра Томаса в Линкольншир.

Его слова были приняты со смехом. Девушка покачала головой. Она была молода, и комплименты доставляли ей огромное удовольствие, но уже достаточно опытна, чтобы не выдавать этого. Они все еще кружили ей голову, но она уже привыкла ко всеобщему обожанию, хотя с детской доверчивостью призналась эрлу, что следующий лондонский сезон будет для нее первым.

— Все эти званые вечера, конечно же, в счет не идут. А ведь мне прошлой весной исполнилось восемнадцать, и, несмотря на это, еле-еле удалось убедить маму, что мне уже пора выезжать! Представляете, даже тетушка Каролина, обычно такая строгая и ворчливая, и то уговаривала маму! И вот наконец-то я буду представлена ко двору, начну выезжать, ездить на бал в «Олмак», бывать в Опере и везде-везде!

А эрл, который к тому времени уже достаточно хорошо понял, что его хорошенькая спутница принадлежит к аристократическим кругам, ломал себе голову, почему же его досточтимая мачеха ни разу ни единым словом не упомянула о ее семье? Перебирая в голове бесчисленный список имен тех, кто оставил свои карточки на элегантном подносе в передней Стэньона, он, сколько ни силился, так и не смог вспомнить имени сэра Томаса Болдервуда. Но к тому времени, как копыта Клауда застучали по мостовой той самой деревни, которую они должны были миновать, чтобы добраться до Виссенхерст-Грейндж, в голову его закрались неясные подозрения, что подобная забывчивость графини отнюдь не случайна, и виноват в этом не кто иной, как его сводный брат, с которым они неожиданно столкнулись нос к носу. Мартин в обществе молодого джентльмена в куртке спортивного покроя и свободно повязанном галстуке, ни о чем не подозревая, ехал им навстречу. При виде разрумянившейся всадницы на спине Клауда он, казалось, прирос к земле. Брови его немедленно взлетели вверх.

— Марианна! — воскликнул Мартин. — Откуда ты? Что это значит?! Какого дьявола ты на лошади Сент-Эра?!

— Ну, видишь ли, эта упрямая Красотка, на которой я решила прокатиться, вдруг ни с того ни с сего сбросила меня в какое-то мерзкое болото, а потом еще и ускакала! — весело отозвалась девушка. — И если бы не любезность лорда Сент-Эра, сидеть бы мне, несчастной, до сих пор там или тащиться пешком по грязной дороге!

— Жаль, что меня там не было! — заявил Мартин.

— И меня! — весьма галантно присоединился его спутник.

— И слава богу, что вас не было! Думаете, я была бы в восторге, если бы мой замечательный кувырок через лошадиную голову кто-нибудь наблюдал? Ах, простите, лорд Сент-Эр! Полагаю, вы знакомы с мистером Уорбойсом?

Но Мартин, прервав обмен любезностями между своим приятелем и старшим братом, нетерпеливо продолжил:

— Но ведь ты же могла погибнуть! Просто не знаю, что теперь скажет леди Болдервуд! Давай я провожу тебя домой! — Но в эту минуту до него, должно быть, наконец дошло, что он ведет себя глупо. Мартин обернулся к брату и с некоторым нажимом в голосе спросил: — Ты, должно быть, будешь рад, Сент-Эр, если сможешь продолжать свой путь?

— Я и так продолжаю мой путь, — отозвался эрл, с лица которого все еще не сходило удивленное выражение. — Должен сказать тебе, Мартин, что нахожу тебя несколько утомительным!

— Клянусь Юпитером, так оно и есть! — воскликнул, правда чуть более вежливо, мистер Уорбойс. — Да и любой бы на вашем месте сказал именно так! И я тоже! — Перехватив на лету гневный взгляд, брошенный на него Мартином, он чуть сник и поспешно добавил: — То есть… вообще-то я имел в виду… какой у вас замечательный гунтер, Сент-Эр! Просто загляденье, дьявол меня побери! Какие ноги! А какие великолепные плечи, просто чудо! И рост! То, что надо для нашей деревенской глуши!

— О, он просто очарователен! — поддержала его Марианна, похлопав Клауда по лоснившейся шее. — И ничуть не возражает против того, чтобы я сидела на нем таким невообразимым способом. Держу пари, это самый благовоспитанный конь на всем белом свете!

— Ну, мой Трубадур вел бы себя ничуть не хуже! — пробурчал Мартин.

Мистер Уорбойс не нашел в себе сил промолчать:

— Ничуть не бывало! Ни он, ни мой Вояка не позволили бы усадить ее в седло. У этой зверюги, я хочу сказать, у Трубадура, просто жуткий норов!

— Да он вышколен в сто раз лучше твоего! — фыркнул Мартин, ринувшись на защиту своего коня.

— Вояка, — уверенно заявил Уорбойс, — вел бы себя смирно, как ягненок, если бы Марианна сидела у него на спине.

— Да ты спятил, если уверен в этом!

— Ничуть! На Вояке часто ездила моя сестра. А твой Трубадур еще ни разу в жизни не чувствовал на себе женщину.

— Это легко поправить!

— Прошу прощения, — миролюбиво вмешался эрл, — думаю, вы не станете возражать, если мы с молодой леди проследуем своей дорогой, а вы на свободе решите ваш спор между собой? Боюсь, мисс Болдервуд рискует простудиться.

Мартин бросил на него исполненный презрения взгляд, но его приятель с готовностью отозвался:

— Клянусь Юпитером, так оно и случится! Ветер режет как ножом! Нет никакого смысла стоять на месте. Абсолютно никакого!

— Я отправляюсь с вами! — пылко заявил Мартии, поворачивая лошадь.

— Да, умоляю вас! — воскликнула Марианна в восторге от подобного рыцарского служения. — Папа и мама будут так рады вас видеть! А вы, мистер Уорбойс?

— Если бы вас нашел я, а не Сент-Эр, — упрямо заявил Мартин, — тогда бы вы убедились, что Трубадур под седлом тих, как ягненок.

— Послушай, дорогой мой мальчик, раз уж это тебя так волнует, почему бы тебе не решить этот вопрос немедленно? — предложил Жервез. — Вы не согласитесь пересесть к нему, мисс Болдервуд? Боюсь, иначе нам бедного Мартина не убедить.

Лицо Мартина приняло одновременно удивленное и пристыженное выражение. Он никогда не был особенно высокого мнения об уме и выдержке старшего брата, но, тем не менее, все же не ожидал, что тот с такой легкостью откажется от своих преимуществ. Торжествующая улыбка скользнула по его губам. Мартин спешился, но все же недостаточно быстро — Жервез уже успел подхватить Марианну на руки и поставить на землю. Через мгновение ее уже усадили в седло на спину Трубадуру, эрл опять вскочил верхом на Клауда, а Мартин, который уже протянул было руку, чтобы взять коня под уздцы, слишком поздно понял, что всадник всегда имеет некоторое преимущество перед пешеходом. Жервез, опередивший леди всего на пару шагов, мог легко беседовать с ней, в то время как он, едва поспевавший за ними, должен был прилагать неимоверные усилия, чтобы привлечь ее внимание, да еще каждый раз задирать при этом голову и несколько раз повторять, иначе его просто не слышали. Кокетливый разговор, который Марианна между тем завела с эрлом, привел его в бешенство. К тому же ему не раз и не два выпадал случай убедиться, что рыцарская галантность брата пришлась девушке весьма по вкусу. Сделав несколько безуспешных попыток вовлечь ее в разговор, он, в конце концов, погрузился в мрачное молчание и едва удержался, когда это утомительное путешествие подошло к концу, чтобы не щелкнуть по носу своего приятеля. Мистер Уорбойс, ставший невольным свидетелем его поражения, оказался настолько бестактным, что, воспользовавшись минуткой, пока Марианна провожала эрла к дверям Виссенхерст-Трейндж, украдкой шепнул Мартину на ухо:

— Выше нос, малыш! Не беда, что твой план не удался! А этот малый, должен сказать честно, не дурак! Тут ему и карты в руки!

Благополучное возвращение Марианны под родительский кров приветствовал целый хор голосов. Кроме родителей, на крыльцо высыпали все — и слуги, и дворецкий, и управляющий, даже старая нянька, утирая счастливые слезы, благодарила Небеса за спасение ее любимицы.

Весть о том, что Красотка неожиданно вернулась в конюшню без своей наездницы, только что достигла дома. Одного из лакеев немедленно послали предупредить грумов и конюхов, которые уже седлали лошадей, что необходимо отправляться на поиски. Сэр Томас стоял на крыльце, громовым голосом требовал подать ему коня, одновременно натягивал сапоги и выкрикивал приказания слугам — все это вперемешку.

Но теперь он был вынужден оставить это, чтобы прижать дочь к груди, горячо и пылко поблагодарить ее спасителя. Его супруга, хоть и несколько более сдержанно, тоже поблагодарила эрла. Судя по их словам, они вряд ли бы смогли испытывать большую признательность, даже если бы Сент-Эр спас их дочь от какой-то неведомой, но смертельной опасности. Что же до самой виновницы этого переполоха, то она и смеялась, и каялась, и конечно же была немедленно прощена. Мать увела ее наверх снять порванную и грязную амазонку. Сэр Томас крикнул, чтобы в гостиную, куда он пригласил эрла, немедленно принесли вина, в то время как Мартин, стиснув зубы, вдруг объявил, что теперь, когда убедился, что Марианну благополучно вернули родителям, он намерен удалиться.

— Само собой, мой мальчик, само собой! Что толку попусту терять время? — добродушно отозвался сэр Томас. — Конечно, мы всегда рады видеть тебя в Виссенхерсте, и тебя тоже, Барни, но сейчас нам не до вас! Прошу вас сюда, милорд! Подумать только, ведь я был уверен, что мне еще предстоит ждать знакомства с вами целую неделю, а вы тут как тут! Стало быть, мне нет никакой нужды ехать с визитом. Я ведь, знаете ли, небольшой охотник до всех этих светских обязанностей!

Почувствовав, что от него попросту хотят избавиться, Мартин отвесил величественный поклон и вышел из дома, сопровождаемый по пятам мистером Уорбойсом, который не нашел ничего лучше, как шепнуть:

— Не стоит вешать носа, старина! Послушайся доброго совета, уезжай, да поскорее! Жаль, конечно, что твоему брату пришла охота поехать в эту сторону, но что толку торчать здесь и путаться у него иод ногами? Самое последнее дело, скажу я тебе! К тому же, дьявол его забери, и красивый же этот малый, твой братец! Чертовски хорош собой, да еще и титул впридачу!

— Если он рассчитывает, что я просто так уступлю ему Марианну… — сквозь зубы процедил Мартин.

— Но у тебя же нет ни малейших оснований подозревать, что он на это надеется, — примирительно сказал мистер Уорбойс. — Хотя, похоже, она ему приглянулась!

Мартин резко обернулся. Огонь ярости, пылавший в глубине его черных глаз, способен был привести в замешательство кого угодно.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, раз уж ты меня спрашиваешь… — начал мистер Уорбойс с таким видом, будто сделал открытие величайшей важности. — Если хочешь, я и сам не знаю, что имел в виду! Сказал и сказал! Со мной это бывает, это, если хочешь знать, у нас семейное. Точь-в-точь мой дядюшка. Тот тоже сам не знал, что говорил, пока не обнаружил в один прекрасный день, что как-то незаметно женился. А все потому, что болтал!

— О, к дьяволу твоего дядюшку! — сердито пробурчал Мартин.

— Да что толку, милый мой? Старый джентльмен много лет назад ударился в религию и стал таким ханжой, каких еще поискать! В аду таким не место — можешь не сомневаться! Вот тетушка — это да! В жизни не встречал такой странной особы!

— Почему бы тебе не заткнуться? Ты мне до смерти надоел со своими родственничками! — взорвался Мартин звенящим от едва сдерживаемого бешенства голосом.

— Ничего не имею против, старина! Сам терпеть не могу говорить о них. Но если ты решил, что можешь задирать передо мною нос, приятель, то предупреждаю сразу — даже не думай об этом!

— Дьявольщина! С чего бы я стал это делать, скажи на милость?!

— Понятия не имею, — откровенно признался мистер Уорбойс. — Так, решил предупредить на всякий случай!

А в это самое время сэр Томас провел эрла в гостиную, усадил в удобное кресло и, налив бокал превосходной мадеры, принялся расспрашивать более подробно о той поистине бесценной услуге, которую молодой человек оказал его дочери. Добродушно посмеиваясь и потирая руки, он выслушал рассказ до конца и проворчал себе под нос:

— Вот ведь кокетка! Ну, я ей задам, можете не сомневаться! Ладно, все хорошо, что хорошо кончается, я всегда так говорю, хотя и надеюсь, что ее матушка задаст ей жару за то, что негодная девчонка ускользнула из дому без грума! Вот такие дела, милорд, ничего не поделаешь! Она — наша единственная радость. Конечно, мы ее избаловали, да и кто бы не сделал этого на нашем месте?! Провидению было угодно, чтобы у нас больше не было детей, хотя, скрывать не стану, мы с женой всегда мечтали о сыне, но все напрасно. И теперь, когда меня не станет, некому будет унаследовать титул. Горько, знаете ли! Хотя будь я проклят, если бы мы решились променять нашу киску на всех сыновей в мире!

Жервез охотно с ним согласился и, прихлебывая маленькими глотками отличное вино, украдкой наблюдал за сэром Томасом, пока тот шумно суетился вокруг него: то подбрасывая полено и в без того жарко пылавший огонь, то поправляя ширму, когда ему казалось, что на эрла дует из угла, то отчаянно дергая сонетку. Наконец прибежавший на шум слуга получил приказ принести миндального ликера для мисс Марианны, и старик немного угомонился. Он был низенький, довольно тучный, маленькие быстрые глазки сверкали на полном, как луна, лице, багровый цвет которого, скорее всего, еще усилился во время пребывания в тропиках. Одет он был довольно просто, без малейшего намека на стремление следовать моде: в синий сюртук и желтовато-коричневые лосины. Но пышный галстук был заколот булавкой с крупным, сверкающим рубином, а другой точно такой же камень красовался на пальце, что свидетельствовало если не о тонком вкусе, то, по крайней мере, о большом состоянии.

Эрл втайне гадал, к какому же общественному слою принадлежал сэр Томас от рождения — хотя с первого взгляда его легко было принять за аристократа самой голубой крови, с его тонким орлиным носом, прекрасно очерченным ртом и, особенно, звучным, хорошо поставленным голосом, но манерам явно не хватало изысканности, а в речи порой проскальзывали грубоватые словечки, обычно не свойственные представителям высшего общества. Но с другой стороны, супруга его, вне всякого сомнения, была настоящая леди. А обстановка дома поражала как изысканностью и топким вкусом, так и элегантной роскошью, которая доступна далеко не каждому. Развешанные по стенам маски аборигенов и экзотические безделушки говорили о том, что какую-то часть жизни семейство провело на Востоке.

Обратив внимание, что эрл с интересом разглядывает украшенную причудливой резьбой каминную полку, сэр Томас заметил:

— Вас заинтересовала моя слоновая кость? Большую часть этих безделушек мне удалось купить в Калькутте. Они обошлись в кругленькую сумму, можете мне поверить! Но лучше вы вряд ли найдете, хотя, если честно, я не так уж здорово в этом разбираюсь. Правда, подделку вижу за версту и обжулить меня трудно.

— Так вы служили в Индии, сэр?

— Провел там лучшие годы моей жизни, — живо отозвался сэр Томас. — Если вы, юноша, услышите, как кто-то будет рассказывать о Набобе, так знайте, это я и есть. Или, по крайней мере, так меня называли в то время. Не буду отрицать, прозвище подходило мне как нельзя лучше, хотя я могу назвать вам с десяток-другой людей, которым в Индии фортуна улыбнулась куда более щедро, чем мне. Пусть так, все равно друзья называли меня славным малым. Странная штука жизнь, не так ли? Я часто думал, что сказал бы мой бедный отец, если бы узнал, что его блудный сын явился в родные пенаты как раз вовремя, чтобы не позволить семье оказаться за бортом? Да, чего скрывать, в молодости я был сущим дьяволом! Старику со мной забот хватало. Наконец терпение его лопнуло, и дело кончилось тем, что меня отослали в Индию. Держу пари, он втайне надеялся, что никогда больше обо мне не услышит. И не то чтобы я винил его, просто это было жестоко, не так ли? У меня лично рука бы не поднялась поступить так с родным сыном, если бы он у меня был. Но в конечном итоге все оказалось к лучшему, так что, когда я вернулся домой, нажив приличное состояние, да еще с шестилетней дочкой, хорошенькой как картинка, все переменилось, будто по мановению волшебной палочки. И представьте себе, вот ведь чудеса! Мой братец, который вечно расхаживал с надутым видом владетельного принца, а уж его чопорности мог бы позавидовать сам магараджа, так он, оказывается, теперь не вылезает из долговой ямы! Этот осел, видите ли, решил заняться биржевой игрой, а сам, прошу заметить, в этом деле ни бум-бум! Дутый коммерсант — вот как я его назвал! Вот приехал я и вижу, что завяз мой братец по самые уши. Уж не знаю, на что умудрился промотать все доставшиеся ему денежки, только оказался гол как сокол. Поверьте моему опыту — тут без женщины не обошлось! Ведь на кого тратятся мужчины, а, юноша? Поэтому я сказал ему без обиняков, чтобы он послал ее к черту! Вот ведь что странно: она надувалась спесью при одном только упоминании о семействе, к которому принадлежала, да только все зря. Я-то, в отличие от братца, женился на прелестной девушке из порядочной семьи, ни одна высокородная леди ей и в подметки не годится, благослови Господи ее чистую душу! Ну, как бы там ни было, скажу не хвалясь: сдается мне, еще никогда в жизни мой бедный Джордж не радовался чему-то так, как моему возвращению, тем более что дома его поджидали кредиторы с судебным исполнителем! А самый мерзкий из них был Джереми Диддлерс, чистый стервятник. Так и вился кругами, ну да я послал его подальше, будьте уверены! Но самое смешное в том, что бедняга Джордж так и не оправился от этого удара. Ну как же, он всегда считал себя на голову выше остальных, что уж тут говорить обо мне?! Теперь его, бедняги, уже нет в живых, так что бог с ним, грех смеяться над покойником. Да, юноша, он умер лет шесть назад и никого не оставил после себя, хотя до самого конца так и не смог смириться с этим. Да и Каролина, думаю, тоже. Хотя, между нами, конечно, она до сих пор рассчитывает, что я должен то и дело раскошеливаться, когда она на мели. — Он добродушно расхохотался, а его гость, который только хлопал глазами, не зная, как реагировать на подобную откровенность, был искренне счастлив, когда дверь открылась и вошли обе дамы, положив своим появлением конец их беседе.

Марианна, которая уже успела сменить испачканную амазонку на свежее платье из тончайшего муслина, украшенное темно-голубыми лентами, казалась еще прелестнее, чем раньше. Кроме того, эрл с удовлетворением отметил, что, по всей видимости, не ошибся в оценке характера леди Болдервуд. Хрупкая, изящная женщина, все еще сохраняющая остатки былой красоты, она была любезна, но сдержанна и, похоже, не испытывала особого трепета перед высоким положением супруга. В отличие от него, шумного и болтливого, она была полна чувства собственного достоинства, а разговор ее отличался здравым смыслом и сдержанностью.

Пока сэр Томас громко распекал дочку за то, что та не позаботилась о сопровождающем, хозяйка дома непринужденно занимала эрла беседой. В конце концов, он пришел к выводу, что все семейство ему нравится. Он чувствовал себя как дома, и хотя хозяева, каждый на свой лад, дали ему попять, как они благодарны за услугу, оказанную дочери, оба были достаточно учтивы, чтобы не надоедать ему изъявлениями чувств. А что касается самой Марианны, то он только удивлялся, как это природа могла создать такое прелестное жизнерадостное существо, да еще с таким солнечным характером. Все ворчливые упреки отца девушка встретила веселым смехом, звеневшим как колокольчик, и умильными просьбами о прощении за доставленное беспокойство. Заметив, что отец допил вино, она тут же вскочила, чтобы наполнить его бокал.

— Ну, надеюсь, раз уж мы свели знакомство попросту, без церемоний, вы не замедлите вновь навестить нас, лорд Сент-Эр? — поинтересовалась леди Болдервуд. — Конечно, здесь, в деревне, мы не считаем нужным особенно соблюдать светские условности, тем более что и Марианна еще не начала выезжать, ведь мы собирались ехать в Лондон только в следующем месяце. Так что, если вы ничего не имеете против того, чтобы как-нибудь вечерком сыграть, скажем, в лото или потанцевать, даже если в гостиной будет всего несколько пар, я была бы счастлива, если бы вы навещали нас без всяких церемоний, по-соседски.

— Вот это правильно! — воскликнул сэр Томас. — Терпеть не могу весь этот вздор! Пустим в ход все это кривлянье, когда вернемся на Гросвенор-сквер! Если бы я мог жить, как мне правится… Но где там! Уж этот котенок душу вынет из старого отца, но заставит ездить на всякие вечера и балы, чтоб им пусто было! Разве не так, радость моя?

Марианна вспорхнула на ручку кресла и на мгновение прижалась свежей, нежной щечкой к щеке отца.

— Папочка, милый! Каюсь, ты прав! Я бы не отказалась от всего этого ни за что на свете!

— Да уж, можешь этого не говорить! Ах ты, шалунья, думаешь, обведешь меня вокруг пальца? Так что, милорд, милости просим в Виссенхерст в любой день и час. Теперь вы знаете дорогу, а уж коли забудете, так юный Мартин живо вам напомнит! Нет, нет, не обижайтесь, только ведь я не хуже любого другого знаю, как обстоят дела в Стэньоне. И пусть ее милость простит меня, ваша мачеха хорошая женщина, но ведь вы небось чуть скулы со скуки не сворачиваете!

Эрл рассмеялся, поблагодарил радушного хозяина и встал, собираясь прощаться. Пока он осторожно сжимал тонкую ручку Марианны, она простодушно улыбнулась ему и сказала:

— Приезжайте снова! У нас бывает очень весело, к нам ведь многие любят ездить!

— Обязательно приеду, даю вам слово, — отозвался Жервез. — А вы, надеюсь, — их взгляды встретились, — так же почтите Стэньон своим посещением! Моя мачеха собирается дать один или два больших званых вечера или даже бала. Уверен, вы очень скоро получите от нее приглашение.

— О, как замечательно! — воскликнула радостно Марианна, захлопав в ладоши, как счастливый ребенок. — Так вы дадите бал в Стэньоне? Скажите «да», умоляю вас! Это будет фантастическое зрелище!

— Желание мисс Болдервуд — закон для меня! Быть по сему — бал будет!

— Любовь моя, перестань! Ты ведь уже взрослая девушка! — с упреком взглянув на дочь, сказала леди Болдервуд. — Умоляю, не обращайте на нее внимания, лорд Сент-Эр!

Она подала ему руку на прощанье, попросила передать привет и наилучшие пожелания вдовствующей графине, а сэр Томас проводил до самого выхода и постоял на крыльце, пока из конюшни не привели оседланную лошадь эрла.

— И не вздумайте устраивать бал, если вам не хочется! — напрямик заявил он. — Не пройдет и месяца, как моя дочурка будет сыта балами по горло. Думаю, ее матушка тоже согласилась бы со мной, что дочке лучше вначале показать себя на Гросвенор-сквер, а уже потом разъезжать по гостям. Мы обязательно пришлем вам приглашение. Но мы будем рады, если вы до того времени будете просто заезжать к нам по-соседски! Люблю, когда вокруг меня молодежь, знаете ли, люблю, когда жизнь бьет ключом, а уж коли вспомнить, что мне довелось пережить в Индии, так теперь даже приятно держать открытый дом. — Он лукаво хмыкнул. — Вот чего я никогда не боялся, так это скуки, даже в деревне! Если где-нибудь в округе живет какой-нибудь юнец, пусть даже за двадцать миль от Виссенхерста, можете быть уверены, не пройдет и нескольких дней, как я обнаружу его у себя в гостиной! Но, как я всегда говорю жене, в данном случае, чем больше, тем лучше, вернее, спокойнее. Сами понимаете, милорд, мы отнюдь не стремимся поскорее выдать нашу малышку замуж. Иногда я думаю: а что же будет с нами, когда она решит свить собственное гнездо?! Многие уговаривали нас представить ее ко двору уже в прошлый сезон, но мы сказали «нет», придет еще время! Ого, а вот и ваша лошадка! Да, лошади — это как раз то, в чем я разбираюсь, уж вы мне поверьте! Ах ты мой красавец, серый, да еще в яблоках! Передние ноги-то как хороши! Знаете, милорд, многие не нахвалятся полукровками, но вот что я вам скажу — кровь есть кровь и, провалиться мне на этом месте, она себя покажет!