Глава 12

Странная апатия, которую чувствовали все, кроме разве что вдовствующей графини, овладела обедающими. После суеты приготовлений, блеска и шума бала все казались уставшими и бледными. Двое из сидевших за столом старались даже не смотреть друг на друга, остальные вяло ковырялись в тарелках, только графиня поддерживала более или менее оживленную беседу с Шаплэном. Хозяйка дома и прежде редко доводила себя до изнеможения, а за последние сутки вообще постаралась по возможности устраниться от всех хлопот, связанных с балом, а потому сейчас не чувствовала особой усталости и развлекала всех рассказами о своем отце, превозносила до небес великолепие состоявшегося праздника и умилялась, как, должно быть, счастливы те, кто удостоился чести быть приглашенными в замок. Ей поддакивал мистер Клаун, без устали смеющийся над ее забавными историями и вообще исполняющий при графине роль древнегреческого хора.

Забота об интересах Мартина заставила графиню усадить его подле Марианны, но потом она увлеклась собственным разговором и потому не заметила, что ее задумка не увенчалась успехом. Все попытки завладеть вниманием девушки, которые героически предпринимал Мартин, были встречены ею весьма сухо. Так продолжалось до тех пор, пока к Марианне не обратился Жервез. Понемногу втянув ее в разговор, он вскоре убедился, что лед хоть и медленно, но тает. Это было тем более приятно, поскольку все, знавшие Мартина, заметили — тот изо всех сил старается сдерживаться. Похоже, на время он забыл все своп глупые выходки и теперь был намерен прилично себя вести даже по отношению к сводному брату. Порой его учтивость больше походила на галантность. Марианна же, казалось, позабыла о вчерашних событиях и держала себя так, словно ничего не случилось.

Словом, эрлу удалось снять напряжение между молодыми людьми, а благодаря каким-то удачным его словам Мартин даже отважился спросить Марианну: «А вы помните?…» Оказалось, она помнила и с готовностью была рада снова увидеть в нем товарища своих детских игр. Скованность ее куда-то исчезла, и к тому времени, когда подали десерт, девушка уже дружески болтала с Мартином.

Заметив это, эрл выразительно посмотрел на мисс Морвилл. Поскольку в этот момент графиня отвлекла сидящего рядом с нею Тео в надежде, что тот подтвердит какие-то детали чрезвычайно скучной истории, которой она уже довольно долго донимала виконта, Друзилла осталась одна и на взгляд Жервеза ответила радостной улыбкой.

— Прошу прощения! — вполголоса пробормотал эрл.

— Право, не стоит! — так же тихо шепнула она в ответ. — Великолепно проделано!

Даже когда дамы покинули гостиную, Мартин не потерял хорошего расположения духа. Пока слуги убирали со стола скатерть, расставляли графины с портвейном и мадерой, он разговаривал с виконтом, а когда тот оказался втянутым в беседу между мистером Клаусом и Тео, лишь мгновение поколебавшись, пересел на свободный стул возле брата.

Эрл молча глянул на него поверх бокала. Мартин же, подняв глаза и явно делая над собой усилие, проговорил:

— Сент-Эр… я… ну… то есть я хотел сказать…

— Да? — подбодрил его Жервез.

— Это только… Сент-Эр, конечно, признаюсь, я не должен был этого делать. Я и не хотел, только…

— Чего не должен был делать?

— Прошлой ночью… я имею в виду Марианну…

— О!

— Все дело в том, видишь ли…

— Нет необходимости говорить об этом, — улыбнувшись, перебил его Жервез. — Я очень хорошо понимаю, в чем тут дело.

Взгляды братьев на мгновение встретились, при этом в глазах Мартина вспыхнул огонек. Но эрл не отвел глаз, и тот потух так же быстро, как и разгорелся.

Мартин самодовольно хмыкнул:

— Да уж, представляю себе! Все дело в том, что, не кажется ли тебе… Может, мне лучше с ней поговорить?

— О чем? Ни в коем случае! Пусть все остается, как есть!

Явно почувствовав облегчение, юноша схватил графин с вином и до краев наполнил бокал.

— Тогда, может быть, мне стоит просто извиниться?

— Только еще больше смутишь бедняжку.

— Может, ты и прав. — Мартин одним глотком опрокинул бокал и с размаху отставил его в сторону. — Жаль, что этот твой серый поранился! — вдруг бросил он. — Чертовское невезение! Как это ему удалось?

— Да, и как это мне подвезло так по-дурацки свалиться! — подхватил эрл, не сводя с него глаз.

— Ах вот ты о чем! Ну, это как раз просто! Раз в жизни каждому может не повезти! Но твой серый… У меня просто нет слов! Вот бы с ним поохотиться! Уж я бы не дал ему так глупо пораниться ни с того ни с сего!

В этот момент к ним подошел виконт, и разговор стал общим.

Вскоре джентльмены покинули столовую и присоединились к дамам, которые никак не могли решить, во что бы поиграть, так как графиня объявила, что сегодня ее не тянет к картам. Вместо этого она пожелала послушать музыку и попросила Марианну сесть за фортепьяно. Та, очень встревоженная и смущенная, принялась отказываться и уверять, что игра ее далека от совершенства. Но графиня настаивала, поэтому девушка бросила умоляющий взгляд на мисс Морвилл, которая не замедлила откликнуться на ее молчаливый призыв, поднялась со своего места и сказала:

— Я уверена, леди Сент-Эр с удовольствием послушает, как вы поете, Марианна. Так что, если позволите, я буду рада вам аккомпанировать.

Это было не совсем то, чего хотелось бы Марианне, но, поскольку голос у нее был очень милый, и к тому же она довольно долго брала уроки пения, она не стала больше спорить и очень скоро выбрала сонату Гайдна. Сопровождаемая подругой, девушка направилась к инструменту и порадовала общество двумя прелестными балладами. А после этого ее уже не пришлось долго уговаривать исполнить дуэт вместе с лордом Улверстоном. Их голоса сплелись в один, а затем обнаружилось, что их вкусы и музыкальные пристрастия тоже совпадают. И если один из присутствующих не получил никакого удовольствия от этого очаровательного представления, то остальные искрение им наслаждались. Графиня увлеклась до того, что принялась отбивать ногой такт и вполголоса подпевать.

Этим вечером общество разошлось довольно рано. Дамы отправились спать сразу же после того, как были прочитаны молитвы. Эрл позвал виконта сыграть партию в бильярд, а Мартин, к их величайшему удивлению, увязался за ними. Он был настолько любезен, что занялся шарами. Лорд Улверстон бросил на него благосклонный взгляд, а чуть позже даже украдкой шепнул эрлу:

— Похоже, ты входишь в милость!

Жервез улыбнулся:

— Я же говорил, что по развитию он недалеко ушел от ребенка. Думаю, теперь станет легче.

— Ничуть не удивлюсь, если все это окажется обычным спектаклем, — саркастически пробурчал виконт.

На следующее утро и мисс Морвилл, и мисс Болдервуд обе получили письма от своих матушек. Письмо для мисс Болдервуд из Виссенхерста принес грум. Леди Болдервуд уже позволили выходить из комнаты, и она просила дочь вернуться домой как можно скорее. Что же касается двух исписанных мелким почерком листков, полученных мисс Морвилл, то было похоже, Друзилле тоже вскоре придется покинуть Стэньон.

Озерный край конечно же великолепен, сообщала ее матушка, но в Грета-Холл слишком много Колриджей, а миссис Колридж и ее отпрыск временно живут вместе с Саутси. Миссис Морвилл писала также, что бедной миссис Колридж трудно заботиться о джентльмене, если он поселится в Хайгейте. Мистер же Саутси внезапно обнаружил, что его несчастный шурин последние несколько лет увлекается лауданумом и поэтому с отчаянием думает о том, что вскоре забота о детях может лечь целиком на его плечи. А ведь он и так платит за учебу Хартли в университете и, кроме того, послал Дервента в частную школу в Эмблсайде. Сара, самая младшая из троих, развита не по годам, считала мать Друзиллы, а вот насчет Хартли она опасается, не унаследует ли он отцовскую неуравновешенность. Мистер Морвилл, говорилось далее в ее послании, с прискорбием обнаружил, что мистер Саутси очень далеко отошел от тех идеалов, которым поклонялся в юности, что лично ее ничуть не удивляет. Единственное, что она не может понять, так это то, как он умудряется писать свой труд, когда дом переполнен.

Вдовствующая графиня выразила деликатное сожаление по поводу того, что им придется сегодня же расстаться с Марианной. А насчет скорой перспективы лишиться общества мисс Морвилл выразила надежду, что, может быть, миссис Морвилл передумает и не станет настаивать на немедленном возвращении дочери в Гилбури-Хаус.

Но на все свои похвалы преимуществ Стэньона перед Гилбурн-Хаус получила от Друзиллы вежливый, однако очень твердый ответ.

Лорд Улверстон принялся умолять предоставить именно ему честь отвезти мисс Болдервуд домой, а в ответ на резкое вмешательство Мартина, заявившего, что он сам собирается предложить ей свои услуги, вообще притворился глухим, что, конечно же, вывело из себя молодого человека. Марианна покраснела, смущенно поблагодарила, и по лицу ее было ясно, что девушке не по себе. Но после того, как графиня объявила, что сама отвезет в Виссенхерст свою юную гостью, сразу развеселилась. Мисс Морвилл согласилась, что это будет лучше всего. Графиня не нашлась, что возразить, и, в конце концов, было решено, что дамы поедут в экипаже, а эрл и лорд Улверстон будут сопровождать их верхом.

Как только они приехали в Виссенхерст, Марианна предложила всем войти в дом и немного передохнуть. Эрл запротестовал, полагая, что это не очень удобно, но Марианна продолжала настаивать. Она твердила, что мама будет разочарована, не повидав их, а сэр Томас, стоя у окна, сам принялся зазывать, делая всем понятные жесты.

Они вошли в дом, и лорда Улверстона надлежащим образом представили хозяину и его супруге. Послали за вином и печеньем. А пока эрл расспрашивал хозяина о здоровье, Марианна, отойдя с виконтом в сторону, сказала с печалью в голосе, что теперь он, вероятно, очень скоро покинет Стэньон. Но тут выяснилось, что у него нет намерения уезжать. Удивившись, Марианна подняла к нему лицо и простодушно заявила:

— А я думала, вы приехали только из-за бала!

— О, совсем нет! — отозвался Улверстон. — Даже и не знаю, сколько теперь пробуду в Стэньоне!

— А вы будете в Лондоне, когда у нас состоится бал? — поинтересовалась девушка.

— Конечно! — немедленно откликнулся лорд. — А леди Болдервуд пришлет мне приглашение?

— О, разумеется! Надеюсь, вы придете?

— Несомненно, мисс Болдервуд, непременно! Когда вы собираетесь в Лондон?

— Думаю, недели через две, если не помешает папина болезнь.

— Через две недели? Значит, почти в одно время со мной!

— Но ведь вы же только что сказали, что еще сами не знаете, сколько пробудете в Стэньоне! — улыбнувшись, попеняла она.

— Именно так! Я и не знал! Вы же тогда еще не сказали, когда собираетесь покинуть Линкольншир!

Марианна очаровательно смутилась. Желание пококетничать оставило ее. Зардевшись чуть сильнее обычного, она опустила глаза и принялась озабоченно крутить один из бантов, украшавших ее платьице.

А в это время сэр Томас, вынужденный по причине болезни не покидать своего кресла перед камином и не снимать теплой шали, которой были укутаны его плечи, с любопытством поинтересовался у эрла:

— Кто этот молодой человек, милорд? Как, вы сказали, его зовут?

— Улверстон. Он старший сын Врексхэма. Тоже, вроде меня, только недавно из армии.

— Хм! — Взгляд старика с явным интересом остановился на виконте, который беседовал с Марианной. — Приятный молодой человек!

— И один из самых порядочных.

Похоже, леди Болдервуд виконт также пришелся по вкусу, что было и неудивительно, поскольку, воспользовавшись первой же паузой в разговоре, он подсел к ней. Узнав, что лорд гостит в Стэньоне, мать Марианны с милым радушием пригласила его вместе с эрлом на небольшой званый вечер для самых близких друзей, который она собралась устроить перед отъездом в Лондон. Он с радостью принял приглашение, при этом мудро промолчав, что, скорее всего, она увидит его в Виссенхерсте задолго до назначенного дня.

Когда гости уехали, леди Болдервуд поднялась в комнату к Марианне, рассчитывая, что дочь захочет непременно поделиться с ней впечатлениями. Ее ожидания сбылись. Она услышала, что Марианне было весело как никогда, что леди Сент-Эр была к ней добра, Друзилла — очень мила, что сам бал был просто великолепен, а танцевала она так много, что теперь уже и не помнит с кем. Но почему-то матери показалось, будто мысли дочери блуждают где-то далеко. Предположив, что это от усталости, леди Болдервуд решила: наутро Марианна станет прежней.

Однако и на следующее утро она выглядела какой-то отрешенной. Совершенно не обратила внимания на мистера Уорбойса, который примчался в Виссенхерст под предлогом лично осведомиться о здоровье сэра Томаса. Раза три леди Болдервуд появлялась в комнате в тот момент, когда мысли Марианны витали где-то далеко. Играла ли она на фортепьяно или вышивала, на лице ее было мечтательное выражение. Казалось, дочь грезит наяву. Встревожившись, леди Болдервуд решила поговорить с ней начистоту. Если один-единственный бал так выбил дочь из колеи, то что же сделает с нею целый сезон в Лондоне, когда и дня не будет без развлечений? Немного смутившись, Марианна ответила, что все это ерунда.

— Хорошо, любовь моя, я понимаю, что тебе не хотелось так быстро уезжать из Стэньона. Сама знаю, Рутленды да и многие другие приятели Фрэнтов могут быть просто обворожительными, но мне было не очень-то по душе, когда ты так жестоко обошлась с бедным Барни Уорбойсом!

— О нет, мама! — воскликнула Марианна, и глаза ее заволокло слезами.

— Ты сегодня была с ним не очень-то приветлива, дитя мое, разве не так? Нельзя забывать старых друзей, дорогая, даже когда заводишь новых.

— Я вовсе не хотела. Просто у меня немного болела голова! — схитрила Марианна. — Как ты могла подумать, что я могу обидеть Барни?!

— Нет, конечно же я прекрасно понимаю, что ты не нарочно, — сказала леди Болдервуд, погладив дочь по щеке. — Это все потому, что ты никак не можешь прийти в себя… Вполне естественно, ведь в Стэньоне было так весело! Ну вот еще, к чему плакать? Я ведь ничего такого не сказала.

Марианна поцеловала мать, пообещав исправиться. Она и в самом деле спокойно занималась всеми теми же делами, что и обычно, но все же было попятно — на душе у нее неспокойно. Она могла хохотать до упаду, а в следующую минуту — расплакаться или незаметно ускользнуть из дому и долго в одиночестве бродить по саду. Мать с тревогой наблюдала, как дочь часами сидит, уставившись в открытую книгу, но не переворачивая страниц.

Виссенхерст снова наводнили толпы молодых людей, которых Марианна встречала приветливо, и даже весело, вот только кокетство ее куда-то пропало — перемена, которую леди Болдервуд вначале отметила с некоторым удовлетворением, но потом с беспокойством, заподозрив, что во время пребывания в замке дочь могла попасть в какую-то неприятную историю. Когда же в Виссенхерсте появился Мартин и был встречен девушкой непривычно сухо, она не выдержала и принялась умолять ее сказать, что же произошло. Марианна, уныло понурившись, сообщила, что Мартин пытался объясниться ей в любви, но как-то странно, и Друзилла считает просто глупостью придавать какое-то значение его словам.

— Друзилла Морвилл — на редкость здравомыслящая девушка, — одобрительно кивнула леди Болдервуд. — Она совершенно права, дорогая, по правде говоря, я даже рада, что так случилось, по крайней мере, теперь ты можешь убедиться сама, к чему приводит кокетство. Уверена, моя дорогая, в будущем ты будешь вести себя более осторожно.

Мать обрадовалась, уверенная, что отыскала причину странного поведения дочери, и поспешила поделиться с мужем, но тот быстро развеял ее надежды, заявив, но своему обыкновению, без обиняков:

— Послушай, мне всегда казалось, что ты должна лучше знать свою дочь! Ну да бог с этим! Но если ты хочешь убедить меня, что молодая девушка бродит по всему дому словно тень, и все только потому, что в нее по уши влюбился красивый молодой человек, тут я скажу — это полная чушь!

— Но, сэр Томас, я полагаю, она была просто шокирована тем, как повел себя Мартин!

— Шокирована? Ну что ж, может, и так. Бедная киска, ведь она еще совсем ребенок! Только разве это причина, чтобы без копна ковыряться в тарелке или часами смотреть в огонь, когда она думает, что никто ее не видит? Нет, нет, миледи, если это и впрямь молодой Фрэнт заставил девочку потерять аппетит, то я готов съесть собственную шляпу!

Супруга его недоверчиво улыбнулась и покачала головой, но последующие события доказали, что сэр Томас был прав.

На следующее же утро, когда Марианна с матерью сидели в гостиной возле открытого окна, подрубая носовые платки, взгляд их привлек всадник, направляющийся к дому. Леди Болдервуд не сразу узнала его и принялась вслух гадать, кто бы это мог быть, как вдруг внимание ее привлекла странная перемена в дочери. Марианна вспыхнула, пригнулась к коленям, стараясь скрыть пылавшее румянцем лицо, но от внимания матери не ускользнула странная улыбка на губах дочери. Окаменев от удивления, она не сводила с Марианны глаз.

— Думаю… то есть мне кажется, это лорд Улверстон, мама! — пробормотала девушка.

Так оно и было. Через несколько минут он уже здоровался с ними, поспешно объясняя, что случайно проезжал мимо и вот воспользовался случаем узнать, как себя чувствуют сэр Томас и его почтенная супруга. Недоумение леди Болдервуд все росло, тем более что, когда виконт отвернулся, чтобы поздороваться с Марианной, она с удивлением заметила и странный блеск в глазах дочери, и ту же загадочную улыбку, порхнувшую по ее губам.

Сэр Томас, которому немедленно доложили о приезде его милости, вошел в комнату и радостно приветствовал виконта. К неудовольствию супруги, он бросил на нее многозначительный взгляд и лукаво подмигнул, давая понять, что оказался прав и знает их дочь куда лучше, чем она.

Виконт непринужденно болтал, не умолкая ни на минуту. И если его взгляд чуть чаще останавливался на лице Марианны, чем на остальных, а голос звучал по-другому, когда он обращался к ней, то во всем остальном этот молодой человек был безупречен. Когда он поднялся, чтобы откланяться, сэр Томас решил проводить его до дверей. Однако как только дверь гостиной за ними захлопнулась, его милость тут же обратился к хозяину с просьбой оказать ему честь, позволив сказать несколько слов наедине.

— А! Так вот как обстоят дела! — хмыкнул сэр Томас. — Ну что ж, милорд, думаю, нам с вами лучше пройти в библиотеку.

Когда же сэр Томас вернулся наконец в гостиную, женщины стояли у окна, провожая виконта взглядом. Марианна с любопытством спросила, уж не показывал ли отец его милости свои индийские трофеи?

— Угу, вот именно! — лукаво отозвался сэр Томас, ухмыляясь себе под нос. Но стоило только Марианне выйти из комнаты, как он наклонился к жене и, задыхаясь от смеха, пророкотал: — Индийские сокровища! Ха! Можно подумать, лорд приехал полюбоваться на них!

— Боже милостивый! — воскликнула леди Болдервуд. — Уж не хочешь ли ты сказать, что он приехал, чтобы сделать предложение Марианне?!

— Так оно и есть! Приехал спросить моего разрешения прежде, чем переговорить с ней. Все как положено!

— Но они знакомы всего несколько дней!

— Ну и что с того?! Мне в свое время было достаточно и пяти минут, чтобы решиться! Увидел вас, миледи, — и дело сделано!

— Но она еще так молода! Ведь она еще даже и не выезжала!

— Это верно, я ему так и сказал. Предупредил, что не будет никакой помолвки, пока девочка немного не повеселится.

Супруга подозрительно взглянула на него:

— Сэр Томас, неужели вы хотите сказать, что разрешили ему поговорить с Марианной?!

— Ну… по правде говоря, я пообещал, что, если девочка любит его, я никогда не скажу «нет», — сознался он. — Послушай, Мария, ничего плохого в этом нет. Даже если не обращать внимания на титул, этот парень как раз такой человек, о котором я мечтал для нашей малышки. Он не охотится за ее приданым, судя по всему, ему и своих денег вполне хватает. Говорю тебе, если честно, я даже рад, что ее сердечко попало в плен прежде, чем мы вывезли ее. Уж кому-кому, а мне-то точно известно, сколько в Лондоне пригожих молодых повес со звонкими титулами и пустыми карманами!

— Я уверена, что она никогда…

— Мария, дорогая моя, что толку обсуждать, могла она или нет? Конечно, она не вертихвостка, но девушка, чье приданое больше сотни тысяч, легко может стать жертвой какого-нибудь безжалостного подлеца, который сделает все, чтобы вскружить ей голову! Хорошенькое дело! Представляешь, если бы она влюбилась в человека, а потом обнаружила, что он любит не ее, а ее деньги!

— Да… да, конечно… Мой дорогой сэр Томас, по-моему, мы слишком торопимся! Ведь не только вам придется решать! Есть еще его отец, которому это может не поправиться!

Но он весело хмыкнул:

— Только одна вещь может заставить Врексхэма, да и любого другого, сказать «нет», Мария. Это в том случае, если я пущу по ветру мое состояние!