Глава 7

Когда Торкил и Филипп, сыграв партию в бильярд, вернулись в гостиную, сэр Тимоти уже собирался отправиться спать, а Кейт убирала принадлежности для игры в триктрак. Сэр Тимоти, опиравшийся на руку своего камердинера, задержался, чтобы узнать, чем закончилась игра в бильярд. Торкил пожал плечами и рассмеялся:

– О, он разбил меня в пух и прах! Мне сегодня не везло,

– Вот как? Но неужели ты и вправду надеялся победить Филиппа? Мы раньше с ним часто играли вдвоем, ведь это я научил его играть в бильярд, а я отнюдь не последний игрок, не правда ли, Филипп?

– Да, сэр, вы были хорошим игроком, слишком хорошим для меня!

Сэр Тимоти разулыбался.

– Поначалу, конечно. Но потом, я думаю, мы с ним сравнялись в мастерстве. Кейт, не убирай триктрак! Сыграйте-ка лучше партию с Филиппом, – сказал он и добавил: – Она играет очень хорошо. Надо тебе сказать, что сегодня она три раза обыграла меня!

– Мне просто повезло, сэр, но последнюю игру выиграли вы, и я больше не хочу испытывать судьбу, играя с мистером Брумом. Я тоже иду спать.

– Боитесь, кузина Кейт?

– Нет, сэр, просто хочу спать.

Филипп слегка поклонился.

– Надеюсь, завтра вечером смогу сразиться с вами.

– De buena gana!

В глазах Филиппа вспыхнул интерес, а меж бровей залегла морщинка.

– Где вы научились говорить по-испански, кузина? – спросил он.

– Мой отец был военным, сэр, и я провела детство на Пиренейском полуострове, – ответила она и повернулась к леди Брум, испрашивая у нее разрешения удалиться под предлогом легкой головной боли.

Леди Брум великодушно отпустила ее, и Кейт ушла, чувствуя себя, к своему удивлению, несколько подавленной. Эллен, болтая без умолку, помогла ей раздеться, но и ее болтовня не улучшила настроения Кейт. Эллен восторгалась мистером Филиппом Брумом. Как жаль, что он не является сыном сэра Тимоти! Все так считают, даже Пеннимор!

Кейт отпустила горничную, но не стала ложиться спать. Она поняла, что настроение ее испортилось из-за мистера Филиппа Брума. Вот уж действительно глупость! Надо во что бы то ни стало восстановить душевное равновесие. У Филиппа, конечно же, не было никаких причин относиться к ней с симпатией, но вместе с тем не было и причин испытывать к ней неприязнь. А то, что она ему не понравилась, было видно сразу. «И какое мне дело до того, как он ко мне относится?» – подумала Кейт. Но как ни убеждала себя Кейт в том, что ей решительно все равно, ей было обидно и грустно, что Филипп относится к ней с неприязнью. И сколь бы неприятна ни была эта мысль, ей пришлось признаться самой себе, что Филипп Брум с первого же взгляда расположил ее к себе.

На следующий день она проснулась в дурном настроении, поскольку за всю ночь не сомкнула глаз, ворочаясь с боку на бок. Спустившись к завтраку, она обнаружила в столовой одного Филиппа. Кейт от неожиданности остановилась на пороге, но, быстро взяв себя в руки, весело поприветствовала его и прошла на свое место. Филипп изучал блюдо с ветчиной, но при появлении Кейт встал и поздоровался с ней.

– Налить вам кофе, кузина? – спросил он.

– Нет, сэр, спасибо, я больше люблю чай, – вежливо ответила она.

– Но чая, похоже, нет. Я сейчас вызову Пеннимора, – сказал Филипп. – Давайте пока я отрежу вам ветчины.

– Нет, сэр, спасибо, я больше люблю хлеб с маслом.

Губы Филиппа скривились в презрительной усмешке.

– Вы ведете себя совсем как кисейная барышня. Что-то на вас не похоже!

Кейт вспыхнула от возмущения:

– Я вовсе не кисейная барышня!

– Я это знал, – ответил Филипп, садясь на свое место. – Или, точнее сказать, я так думал. – И, не дав ей времени ответить, вдруг резко спросил: – Почему вы вчера за обедом рассмеялись?

Кейт быстро взглянула на него, в ее глазах вспыхнул озорной огонек.

– Да я уже и забыла!

– Нет, не забыли!

– Ну если вам так хочется знать, сэр, то я рассмеялась потому, что мы с вами напоминали двух котов, старающихся переглядеть друг друга, – честно призналась Кейт.

Губы Филиппа снова скривились в усмешке.

– Неужели я глядел на вас, не отрываясь? Прошу простить меня, но моей вины тут нет. Я не был готов к встрече со столь совершенным творением природы.

– Думаю, что и вы простите меня, сэр, я тоже не была готова к столь экстравагантным комплиментам! А я-то думала, что вы человек, не лишенный здравого смысла!

– А я такой и есть, – невозмутимо ответил Филипп.

– Трудно в это поверить, слушая ваши цветистые банальности!

– Неужели вы не верите, что вы и вправду совершенное творение природы?

– Нет, конечно же, я так не думаю!

– Так вы что, считаете себя дурнушкой? – с любопытством спросил Филипп. Кейт усмехнулась:

– Нет, я так не считаю. Доброе утро, Пеннимор!

– Доброе утро, мисс, – ответил Пеннимор, ставя перед ней чайник и блюдо с лепешками. – Есть ли у вас какие-нибудь распоряжения для Уолли?

– Нет, нет, сегодня будет слишком жарко и кататься в такую погоду – удовольствие маленькое. По крайней мере, для меня.

– Да, мисс, сегодня очень душно. Я не удивлюсь, если к обеду соберется гроза.

– О, надеюсь, грозы не будет.

– Вы что, боитесь грозы? – спросил Филипп, когда Пеннимор вышел из комнаты.

– Да, немного. Однажды в Испании во время очень сильной грозы на моих глазах молнией убило человека. – Кейт замолчала, по ее телу пробежала дрожь. Выдавив из себя улыбку, она добавила: – С тех пор я стала ужасно пугливой!

Филипп изучающе посмотрел на нее, но ничего не сказал. В этот момент в комнату вошла леди Брум, и разговор Филиппа и Кейт прервался. Вслед за леди Брум пришел и Торкил, который осведомился у присутствующих относительно планов на день. Узнав, что пока еще никто ничего не придумал, он заявил, что он, Кейт и Филипп должны отправиться на пикник в весьма отдаленное от Стейплвуда место, как догадалась по его описанию Кейт. Леди Брум тут же наложила вето на предложение сына. Ее поддержал и Филипп, заявивший, что он вовсе не желает уезжать далеко от дома в такой жаркий и душный день.

– Если же верить словам Пеннимора – а я склонен им верить, – сказал он, бросив через плечо взгляд в окно, – к вечеру соберется гроза.

– Ну и что же из того! – нетерпеливо воскликнул Торкил. – От грозы всегда можно где-нибудь укрыться.

– Это не для меня! – сказал Филипп.

– И не для меня тоже! – заявила Кейт. – Кроме того, для прогулки верхом сегодня слишком жарко. Я уже говорила об этом Пеннимору, так что умоляю вас избавить меня от этого пикника, Торкил! Может быть, как-нибудь в другой раз!

Торкил с грохотом поставил свою чашку на блюдце.

– Что бы я ни предложил, – сказал он дрожащим голосом, – я всегда слышу один и тот же ответ! Всегда! – Он вскочил со стула и так резко отодвинул его, что он упал, и опрометью бросился к двери.

Здесь путь ему преградил направлявшийся в столовую доктор Делаболь, который только что вошел в комнату. Он взял Торкила за руку и спросил:

– Куда ты бежишь, Торкил? Что случилось? Что тебя огорчило? Ну-ну, успокойся, мой мальчик, не стоит так расстраиваться! У тебя разболится голова, и я вынужден буду уложить тебя в постель!

– Вернись за стол, сын мой! – строго приказала леди Брум. – Ты ведешь себя как ребенок, поэтому и с тобой обращаются как с ребенком. Пора тебе научиться вести себя подобающим образом! Подними стул!

Торкил всхлипнул; белый как полотно, он повернулся к матери и уставился на нее горящими от ярости глазами. Но, как обычно, ему пришлось опустить глаза под непреклонным взглядом матери. Кейт наклонилась и подняла стул Торкила. Похлопав по сиденью, она улыбнулась Торкилу и ласково сказала:

– Садитесь!

Кузен перевел свой пылающий взгляд на Кейт и с подозрением посмотрел на нее. Но, увидев, что она смотрит на него с сочувствием, он послушался и сел, пробормотав при этом:

– Ну хорошо! Только ради вас, кузина!

– В награду вы получите лепешку, – весело сказала Кейт. – И я намажу ее маслом для вас!

Торкил ничего не ответил. Однако когда Кейт протянула ему лепешку, он все так же молча взял ее и принялся есть.

Леди Брум повернулась к Филиппу и о чем-то заговорила с ним. Кейт, понизив голос, принялась успокаивать Торкила, а доктор, предоставленный самому себе, с неизменно присущим ему аппетитом принялся поглощать свой завтрак.

Встретив Филиппа через час в холле, Кейт собиралась пройти мимо него, лишь небрежно кивнув, но он остановил ее и спросил, куда она направляется.

– Хочу срезать несколько роз, сэр. Те, что я поставила в вазы вчера, от духоты завяли, и их уже ничем не вернешь к жизни.

– Если позволите, я пойду с вами. Буду нести вашу корзинку! – сказал Филипп, забирая ее у Кейт. – А где же Торкил?

– Думаю, что они с Уолли уехали кататься.

– Бедный Уолли!

Кейт промолчала.

– Похоже, вы знаете секрет, как управлять Торкилом, кузина, – произнес Филипп, когда они пересекали лужайку, направляясь к розарию. – Примите мои поздравления!

– У меня нет никакого секрета. Просто у меня есть опыт общения с избалованными детьми.

– Так значит, вы правда были гувернанткой? Когда я вас увидел, то подумал, что Гарни опять меня разыграл.

Кейт взглянула на Филиппа с удивлением:

– Неужели мистер Темплком рассказал вам, что я была гувернанткой?

Филипп кивнул.

– Интересно, зачем он это сделал?

– Он думал, что мне это будет интересно. И он был прав.

Удивлению Кейт не было предела.

– Я и представить себе не могу, с чего бы вдруг вас могло это заинтересовать!

– Неужели не можете? – Брови Филиппа поползли вверх, а в голосе прозвучала насмешка.

– Нет. Хотя…

– Что «хотя»? – спросил Филипп, видя, что Кейт не решается договорить.

Какое-то мгновение Кейт колебалась, но потом с легкой усмешкой все-таки призналась:

– Ну, я собиралась сказать, что вас, наверное, удивило, как это у моей тетушки оказалась такая бедная родственница! Но все дело в том, что она узнала о моем существовании всего лишь месяц назад!

– Мне трудно в это поверить.

– Это истинная правда. Понимаете, мой отец рассорился со своей семьей в то время, когда тетя Минерва еще училась в школе, и… они прекратили всякие отношения.

– А как же тогда Минерва узнала о вашем существовании?

– Моя старая няня написала ей, объяснив, в каком положении я оказалась.

– Теперь мне все понятно.

– И тогда моя тетушка свалилась как снег на голову, – продолжала Кейт, не обращая внимания на усмешку, скривившую губы Филиппа. – Я была так возмущена, что чуть было не рассорилась со своей бедной Сарой. Но она, как оказалось позже, поступила правильно. Ибо моя тетя пригласила меня погостить у нее и просто подавила меня своей добротой. – Кейт замолчала, а потом добавила не без некоторого, впрочем, усилия: – Я догадываюсь, что вы ее не любите, но не говорите об этом мне, пожалуйста!

Филипп нахмурился и внимательно посмотрел на Кейт.

– Нет-нет, я этого не скажу! – Он отступил, пропуская ее вперед. В тисовой изгороди, окружавшей розарий, был сделан проход в виде арки, и Кейт прошла туда. – Вы покорили сердца всех обитателей Стейплвуда, кузина Кейт! Даже моего дяди!

– Я уверена, что вы преувеличиваете.

– Нет, это именно так. Я только и слышу, что похвалы в ваш адрес.

– Очевидно, вы надеетесь, что я буду благодарна вам за лесть. Но я вам не верю! – заявила Кейт и, положив в корзинку две срезанные розы, двинулась дальше.

– Ну и зря! Я говорю правду! И примите мои комплименты!

Кейт повернулась к нему, в глазах ее вспыхнул гнев.

– Вы переходите все границы, сэр! Я вижу, что не понравилась вам, поэтому, умоляю вас, не надо мне льстить!

– Прошу прощения. Но с чего это вы решили, что не понравились мне? Признаюсь, когда я ехал сюда, я был готов к тому, что вы не вызовете у меня особой симпатии, но, знаете, вы меня поразили – вы совершенно необычная девушка!

– Не понимаю, почему вы были готовы невзлюбить меня, если, конечно, не думали, что я пытаюсь завоевать благосклонность вашего дядюшки, чтобы… чтобы обеспечить себе сладкую жизнь за его счет! Признайтесь, ведь именно так вы и думали!

– Нет, не совсем так.

– Нет… – Кейт с негодованием фыркнула, но потом вдруг рассмеялась и сказала: – И все-таки трудно поверить, что вы так не думали. Но разрешите заверить вас, сэр, что у меня и в мыслях этого не было.

– В таком случае мне вас искренне жаль, – сказал Филипп. Он кинул взгляд через плечо и сардонически улыбнулся. – Ну, я так и думал, Минерва очень скоро узнает, о чем мы тут с вами беседовали. – Он подождал, пока леди Брум приблизится к ним, и приветствовал ее с необычной сердечностью: – Присоединяйтесь к нам, Минерва! Я пытался улестить кузину Кейт, но не слишком преуспел в этом!

– Так тебе и надо! Кейт, любовь моя, когда ты кончишь срезать розы, иди домой и помоги мне по хозяйству. О Боже, какая же здесь духотища! А ты забыла надеть шляпу и рискуешь опалить лицо. Нет ничего хуже для кожи лица, чем прямые солнечные лучи! А кое-кто утверждает, что свежий воздух губителен для женской красоты – от него кожа грубеет. Правда, я с этим не согласна, но вот ветра действительно следует избегать. В жаркий солнечный день я всегда надеваю вуаль или беру с собой зонтик, как сейчас.

– И кто осмелился бы порицать вас за это, мэм? – заявил Филипп. – Тень от зонтика вам очень к лицу!

– Теперь ты пытаешься улестить меня, Филипп? Зря теряешь время.

– Нет, я только отмечаю, какой у вас тонкий вкус, не зря же вы выбрали именно розовый зонтик!

Минерва бросила на него неприязненный взгляд.

– Ты хочешь сказать, что мое лицо при дневном свете выглядит ужасно?

– Ничего подобного у меня и в мыслях не было, – запротестовал Филипп. – Я не такой грубиян, как вы думаете, Минерва.

Леди Брум прикусила губу, но ничего не ответила. Они пошли вслед за Кейт, а когда та закончила срезать розы, леди Брум увела ее в дом и дала ей несколько незначительных поручений. Освободилась Кейт только тогда, когда Филипп уже ушел куда-то. Поскольку дела, которые были поручены Кейт, показались ей сущим пустяком, она не могла избавиться от мысли, что тетушка специально увела ее, чтобы помешать беседе с Филиппом. Кейт недоумевала, зачем она это сделала.

Несмотря на то, что в небе раза два сверкала молния и где-то вдалеке слышались раскаты грома, гроза разразилась только ночью. Кейт внезапно проснулась, ей показалось, что гром ударил прямо над крышей их дома. Не успело еще затихнуть эхо грозового раската, как Кейт услыхала другой звук. На этот раз он исходил – она была уверена в этом – откуда-то из глубины дома. Этот звук напугал ее сильнее, чем гром, поскольку это был крик ужаса. Кейт села на кровати и, откинув полог, прислушалась. Сердце ее бешено колотилось. Больше она ничего не услышала, но тишина не принесла успокоения. Вскоре вновь прогремел гром, и Кейт вздрогнула. Набравшись смелости, она выскользнула из кровати и, закутавшись в шаль, стала на ощупь пробираться к двери, намереваясь открыть ее, чтобы лучше расслышать звук, если он повторится. Кейт осторожно повернула ручку, но дверь не открылась. Кто-то запер Кейт в ее комнате.

Ее охватил панический страх, она принялась дергать за ручку и бить кулаками по двери. Однако новый раскат грома заглушил все звуки. Кейт, натыкаясь в темноте на мебель, бросилась к своей кровати и стала лихорадочно шарить руками по столику, стоявшему рядом с кроватью. Наконец ее пальцы нащупали трутницу, но они так дрожали, что Кейт не сразу удалось высечь огонь. Она зажгла свечу, и, когда слабое пламя осветило комнату, паника, охватившая ее в начале, уступила место гневу. Кейт забралась в постель и, обхватив руками колени, попыталась найти ответ на два, казалось, неразрешимых вопроса – кто запер ее и зачем. Но сколько она ни ломала себе голову, никакого разумного объяснения так и не придумала. Кейт почувствовала, что еще немного – и она сойдет с ума. Постепенно раскаты грома стихли, она задула свечу и легла.

Когда Кейт проснулась, было уже утро, и при слабом солнечном свете, проникавшем сквозь щели между шторами, ночные тревоги показались ей смехотворными. Она уже готова была поверить, что все это ей приснилось, но тут на глаза Кейт попался стул, который она опрокинула ночью. Кроме того, она заметила, что пальцы ее ног были в ссадинах. Кейт выскользнула из кровати и, подойдя к двери, попыталась ее открыть. На этот раз это не составило никакого труда, но Кейт впервые обратила внимание на то, что в замке нет ключа. Задумавшись, она вернулась к кровати, решив, что потребует от тети объяснения этого странного факта.

Однако леди Брум, выслушав ее с удивленно поднятыми бровями, сказала только:

– Мое дорогое дитя! Если ты хочешь запирать свою дверь, нужно немедленно найти ключ. Но почему это ты решила запираться? Неужели ты думаешь, что кто-то хочет покуситься на твою добродетель?

– Нет-нет, мэм, вы меня не так поняли! Я хочу, чтобы меня, наоборот, не запирали!

Леди Брум посмотрела на нее с веселым удивлением и с важным видом сказала:

– Разумеется, ты не хочешь! Но может быть, тебе просто показалось, что дверь заперта?

Кейт вспыхнула:

– Неужели вы думаете, что я все это выдумала, мэм?

– Нет, дитя мое, конечно, я так не думаю, – ответила ее светлость. – Но мне кажется, что тебя так сильно напугала гроза, что тебе показалось, будто дверь заперта. Давненько не было такой сильной грозы! Доктор Делаболь рассказал мне, что, когда прогремел первый раскат грома, Торкил проснулся и громко закричал.

– Так это он так ужасно кричал?! – воскликнула Кейт.

– Да, а ты что, слышала крик? – вкрадчивым тоном спросила леди Брум. – Он боится грозы даже больше, чем ты. От нее у Торкила начинается сильнейшая головная боль. Сегодня он пребывает в подавленном настроении.

– Правда? Мне его жаль, – механически проговорила Кейт. – Но… но меня напутала не гроза, мэм! Я вскочила с кровати не из-за грома, а услыхав ужасный крик. И я не могла открыть дверь!

– Не могла, любовь моя? – спросила леди Брум.

– Нет, не могла! – повторила Кейт настойчиво. – Я вижу, что вы мне не верите, тетя Минерва, но…

– Дорогая моя, я верю тебе, верю. У тебя в голове все смешалось. Тебя разбудил внезапный удар грома, и тут еще последовал крик Торкила, а ты, не успев еще до конца проснуться, вскочила с постели и попыталась открыть дверь, но она не открылась. Но когда ты проснулась утром и снова попыталась открыть дверь, то обнаружила, что она легко открывается! Так чем же, по-твоему, следует объяснить твои слова? Только тем, что от страха в голове у тебя помутилось.

– Наверное, вы правы, – вынуждена была признаться Кейт, чувствуя себя круглой дурой.

Но, когда она вспомнила крик, раздавшийся ночью, она подумала, что Торкил так кричать не мог. У него был звонкий мальчишеский голос, и когда он повышал его, то он звучал пронзительно, а Кейт, без всякого сомнения, слышала голос зрелого мужчины. Однако она ничего не сказала, поскольку в этот момент в комнату вошел Филипп Брум.

– Доброе утро, тетя Минерва и кузина Кейт. Гроза нанесла большой урон поместью: с крыши сорвало черепицу, повалило дерево, а в саду такое творится, что Рисби и его помощникам хватит работы на несколько дней. А где же Торкил?

– У него болит голова, – ответила леди Брум. – Ты же знаешь, гроза всегда вызывает у него головную боль.

– Я не знал, но охотно этому верю.

Кейт посмотрела на него с удивлением:

– У вас что, тоже голова болит от грозы, сэр?

– Нет, да я ее и не слышал, я спал. А у вас?

– Я не спала, но голова у меня не разболелась. Впрочем, я вообще не знаю, что такое головная боль!

– А, вот вы и проговорились, – с ехидцей заметил Филипп. – Не далее как позавчера вы отказались играть со мной в триктрак под тем предлогом, что у вас разболелась голова!

Искорки в глазах Кейт свидетельствовали о том, что удар пришелся в самую цель, но она без колебания ответила:

– Вы правы! С моей стороны было нехорошо обманывать вас, сэр!

Филипп улыбнулся:

– Отлично сказано, Кейт! Высший класс! В это время в комнату вошел доктор Делаболь и, услышав последние слова Филиппа, игриво спросил:

– А что такое, разрешите осведомиться, высший класс, мистер Филипп?

Филипп Брум признавал одну-единственную вещь из атрибутов денди – лорнет. Он всегда пользовался им, когда хотел показать своему собеседнику, что тот в общении с ним ведет себя чересчур развязно. Вот и сейчас, услышав слова доктора, Филипп поднес лорнет к глазам и принялся бесцеремонно разглядывать его. Он оглядел Делаболя с ног до головы, медленно поднимая взгляд. Доктору вся это процедура показалась ужасно неприятной. Несколько мгновений Филипп смотрел в лицо доктору, потом опустил лорнет и с учтивостью ответил:

– Нечто, отличающееся высшим качеством, сэр, если верить словарям. – Он помолчал, чтобы усилить эффект от своих слов, а затем спросил: – Могу я, в свою очередь, осведомиться, как чувствует себя ваш пациент?

– Вас интересует сэр Тимоти, мистер Филипп? – парировал удар доктор Делаболь, показывая, что он тоже не новичок в словесных поединках. – К сожалению, не очень хорошо. Состояние его здоровья, вы знаете…

– Нет, я интересуюсь самочувствием моего кузена Торкила, – сказал Филипп, бесцеремонно перебивая доктора. – Леди Брум только что сообщила мне, что из-за прошедшей грозы у него ужасно разболелась голова.

– Увы, это так! – подтвердил доктор, с грустью качая головой. – Надо надеяться… Впрочем, мы еще так мало знаем о том, как влияет на человека атмосферное электричество! Мне пришлось дать ему успокоительное. Конечно, лучше было бы не прибегать к этому средству, учитывая, что пациент еще слишком молод. Прежде всего я прилепил ему на затылок пластырь и сделал припарки для ног, но эти меры ничуть не облегчили того, что вы назвали ужасной головной болью, поэтому мне ничего не оставалось, как прописать Торкилу болеутоляющее средство. Сейчас он спит, но, когда проснется, я думаю, ему будет лучше.

– Правда, он будет несколько вял, но для вас это не важно. А как дела, доктор, у верного Баджера? – любезно осведомился Филипп.

– У Баджера? – повторил доктор в изумлении.

– Да, у Баджера! Я его сегодня утром случайно увидел, и он странно выглядел, как будто всю ночь дрался с кем-то и тот его хорошенько отделал.

– А, – произнес доктор, смеясь. – Мы давно уже перестали задавать лишние вопросы, когда наш добрый Баджер возвращается в Стейплвуд после выходного. У него всего один недостаток: когда он выпьет лишнего, то непременно лезет в драку!

– Да что вы говорите! За ним этого никогда не водилось! Я не помню даже, чтобы он когда-нибудь напивался, – сказал Филипп, припоминая о чем-то. Он с невинным видом улыбнулся доктору и произнес еще более любезным тоном: – Вы ведь знаете, что он был моим воспитателем, когда я был ребенком. Впрочем, вы не можете этого знать – вас тогда здесь не было.

У Кейт создалось впечатление, что Филипп припер доктора к стене. Она кинула быстрый взгляд на доктора, поскольку ей показалось, что в его улыбке промелькнула злоба. Но, увидев, что Кейт смотрит на него, доктор улыбнулся во весь рот и ответил с нарочитой веселостью:

– Но это же было тысячу лет назад, сэр! Баджер теперь уже не молод и, боюсь, иногда испытывает потребность в возбуждающих средствах.

Тут в разговор вмешалась леди Брум.

– Надеюсь, ты объяснишь мне, Филипп, какое тебе дело до недостатков Баджера или любого из моих слуг? – произнесла она недовольным тоном.

– Неужели вы и вправду на это надеетесь, мэм? – спросил Филипп, глядя на нее оценивающим взглядом.

Леди Брум пожала плечами:

– Ну, если тебе не хочется, можешь ничего не говорить. Меня это абсолютно не интересует. Доктор Делаболь, я хочу вам кое-что сказать – не пройдете ли вы в мою комнату? Кейт, мое дорогое дитя, сходи, будь добра, к миссис Торн и попроси ее сейчас же принести мне все счета!

– Да, я схожу, мэм, – ответила Кейт, слегка озадаченная таким неожиданным поворотом дела.

– Не очень-то красиво с ее стороны так поступать, – заметил Филипп, когда леди Брум, сопровождаемая доктором, удалилась. – Не думаю, что миссис Торн надо напоминать о ее обязанностях. Просто у Минервы сегодня день сведения счетов! Впрочем, по выражению вашего лица я вижу, что вы так не считаете, а кроме того, собираетесь дать мне хорошую отповедь.

– Вовсе нет! Я отправляюсь выполнять данное мне поручение только ради того, чтобы лишить вас возможности злословить по поводу тети за ее спиной!

С этими словами Кейт вышла из комнаты, но через двадцать минут встретила Филиппа на террасе. Он стоял, задрав голову, и глядел на крышу. Как ни в чем ни бывало, он сказал:

– В трубу, наверное, попала молния. Посмотрите, какая на ней огромная трещина.

Кейт посмотрела туда, куда указывал Филипп.

– А она не обрушится? – спросила девушка.

– Вполне может обрушиться. Нужно предупредить дядюшку, чтобы он послал людей осмотреть трубу.

– Да, сделайте это, прошу вас! – искренне обеспокоенная, попросила его Кейт. – Если она упадет, то может кого-нибудь убить! И тогда вновь во всем обвинят вас, не так ли?

Филипп нахмурился, но потом лицо его озарила улыбка:

– А, вы вспомнили о той плите, которая однажды упала перед носом у Торкила? Он ужасно перепугался, а поскольку мы с ним в тот момент были в ссоре, он решил, что я хочу его убить, хотя как, спрашивается, я мог подстроить, чтобы эта плита упала как раз в то время, когда там окажется Торкил? Или почему он решил, что я хочу расправиться с ним? Впрочем, это одному Богу известно. А он что, до сих пор помнит этот случай?

– Да, когда на него нападает тоска, он начинает это вспоминать. Я думаю, вы знаете, как он любит воображать то, чего на самом деле не было. Впрочем, по моему мнению, этот недостаток присущ романтически настроенным мальчикам. Обычно они воображают себя героями своих собственных фантазий. Но Торкил не такой, как все. По крайней мере, он не воображает себя героем-победителем. Ему больше по вкусу роль жертвы. И должна вам признаться, – откровенно заявила Кейт, – что я тоже считаю его жертвой. Не побоюсь сказать вам, сэр, что я считаю доктора Делаболя сущим наказанием! Поэтому нельзя обвинять Торкила в том, что он ненавидит доктора. Ведь тот всегда говорит невпопад! Вы оказали мне честь, сказав, что я знаю секрет, как управлять Торкилом, – да, наверное, я действительно его знаю! Что бы ни случилось, он никогда не ведет себя со мной так же грубо, как со всеми остальными. Я, конечно же, понимаю, какое беспокойство внушает моей тетушке неустойчивое здоровье Торкила, но я думаю, что было бы лучше, если бы ему давали побольше свободы и… обеспечили бы ему более подходящую компанию.

– Вроде вашей например, да?

– Да, за неимением лучшей. Мне кажется, что у него совсем нет друзей, которые могли бы посмеяться над его капризами. Однажды я в шутку сказала Торкилу, что он, наверное, любуется собой, одеваясь столь живописно, а он, вместо того чтобы рассмеяться, взял и обиделся. Он был готов убить меня на месте, а это свидетельствует о том, что он не привык, чтобы над ним подтрунивали. Этого бы не произошло, если бы родители послали его в школу.

– Да, вы правы, но его нельзя было посылать туда.

– Да, я это знаю! И хотя иногда Торкил ведет себя как избалованный ребенок, он уже взрослый человек, и я думаю, что крайне неразумно водить его везде за ручку. – Но тут Кейт опомнилась и сказала: – Впрочем, мне не следует так говорить! – Увидев, что Филипп нахмурился, она весело добавила: – Грешно смеяться над подростком, особенно если он к тому же не отличается крепким здоровьем. Надеюсь, Торкил преодолеет свои болячки и недомогания и в будущем станет совершенно здоровым.

– И мне бы этого хотелось, но боюсь, вы ошибаетесь, – довольно резко ответил Филипп. – Я думаю, он стал еще хуже, чем три месяца назад. – Он посмотрел на Кейт, и в его глазах она заметила иронию. – И я не думаю, кузина Кейт, что вы еще долго сможете управлять Торкилом.