Глава 12
С того момента как Хьюго расстался с Клодом, тот приобрел огромных размеров бутоньерку, которая явилась последним штрихом в его внешнем виде, достаточно потрясающую, чтобы извинить оцепенение лейтенанта Оттершоу. Редко случалось, когда джентльмен делал честь городку Раю, прогуливаясь по его улицам в длиннополом сюртуке, панталонах и ботфортах, которые годились лишь для прогулки по Бонд-стрит или для променада в Гайд-парке, но даже в этих модных местах костюм Клода наверняка не был бы оставлен без внимания: ведь его панталоны были не спокойного оттенка бисквита, не бьющего по глазам желтого, а чистого нежно-лилового. Галстук его был огромных размеров, в складках пряталась булавка с увесистым аметистом. Его шляпа — самое последнее произведение изобретательного гения Бакстера — была столь революционного фасона, что даже ее владелец чувствовал некоторую неуверенность, ведь она не имела ничего общего с котелками и грубыми касторовыми шляпами, так почитаемыми жителями города или более непритязательными сельскими жителями, а сильно смахивала на конусообразную дымовую трубу. Но еще более ошеломляющим, чем его шляпа или его панталоны, был длинный плащ из белого холста, отделанный лиловым шелком, грациозными складками свисающий с его плеч. В обычаи приверженцев моды не входило носить плащ поверх наряда, не предназначенного для вечера, но Клоду, когда он однажды изучал собственное отражение в зеркале перед тем, как направиться на собрание к Альмаку, пришло в голову, что в хорошо сшитом, отороченном шелком плаще есть некая особенная привлекательность. Идея о создании подходящего плаща для ношения в дневное время мелькнула в его мозгу, и он тотчас предложил ее Полифанту. Полифант, казалось, не воспринял ее, но Клод был настолько поглощен творением собственного ума, что после нескольких недель размышлений выложил его перед портным, более склонным к авантюрам.
— Да, сэр. Для маскарада? — спросил мистер Стульц несколько изумленно.
Когда Клод впоследствии показал свой плащ двум своим самым близким друзьям, те выразили вслух свою зависть и одобрение. Клод еще не надевал плащ в Лондоне, но произведенный в Рае эффект был весьма ободряющим, и он уже подумывал предпринять попытку показать его в высшем свете во время следующего сезона.
Лейтенант Оттершоу наконец обрел дар речи.
— Это… это мистер Клод Дэрракотт, сэр? — спросил он.
— Да, — отвечал майор, — он самый.
Лейтенант издал тяжкий вздох.
— Рад, что встретился с ним, — заметил он без обиняков. — Я о нем много чего слышал, но не верил и половине россказней.
Подойдя к пределу досягаемости, Клод вытащил лорнет, чтобы получше рассмотреть собеседника своего кузена. Лейтенант, зачарованный видом увеличенного стеклом глаза, не мог отвести от него своего взгляда и освободился от чар только тогда, когда Клод, опустив свой лорнет, обратился к Хьюго капризным тоном:
— Черт возьми, кузен! Я вас повсюду разыскивал! Даже в церковь заглянул! Если бы мне не пришло в голову хорошенько порасспрашивать каждого, не видел ли он гору, передвигающуюся на двух ногах, я бы до сих пор вас искал.
— Мы тут поболтали с лейтенантом Оттершоу, — ответил Хьюго.
— Как поживаете? — вежливо промямлил Клод, снова хватаясь за свой лорнет. Он приподнял его, озадаченно наморщил лоб и наставил на сине-белую военную форму лейтенанта и с сомнением осведомился: — Морской флот?
— Войска береговой охраны. Таможня, сэр, — натянуто ответил лейтенант.
— Так я и думал: это совсем не морская форма, — сказал Клод. — Никогда не мог отличить одной формы от другой, но эти бриджи сюда никак не подходят. То есть, я хочу сказать, на флоте их не носят, разве нет? Глупо, конечно, потому что тому есть причина… Береговая охрана, вы говорите?
Лейтенант, с каждой минутой чувствующий себя все скованнее, отвесил ему легкий поклон:
— Я — таможенный офицер, сэр.
— Это объясняет бриджи, — сказал Клод, радуясь, что наконец-то выяснил этот пункт. — Вы задали мне загадку! Очень рад встрече с вами, но надеюсь, вы простите меня за то, что я лишу вас общества моего кузена: нас ждет полдник у Джорджа.
— Вы напомнили, сэр, что и мне нужно идти, — ответил Оттершоу.
Он снова отвесил Клоду поклон, отсалютовал Хьюго и удалился.
— Никогда не встречал такого неотесанного типа, — сурово подвел итог Клод. — И вы тоже хороши! Болтать по-приятельски с каким-то береговым офицером! В следующий раз вы будете обниматься с церковным сторожем!
— Что-то вы круто взяли, — заметил Хьюго.
— Вовсе нет: ничуть не круто. Никогда в жизни не имел ничего общего с таможней. Ничего! Вот что я вам скажу, кузен: если вы не поостережетесь, люди станут думать, что вы с этим типом заодно, и вы будете у них на плохом счету. Помяните мое слово!
— А если они станут думать, что я заодно с контрабандистами? Следует так понимать, что я буду на хорошем счету?
— Ничего подобного! — горячо возразил Клод. — Единственное, что вам следует делать, — это не иметь дела ни с теми, ни с другими. Я не хочу вашему таможеннику неприятностей: я желаю ему продвижения по службе, хотя вряд ли это случится, потому что, на мой взгляд, он слишком для этого неотесан. Дело в том, что поимка контрабандистов — дело не ваше и не мое. И вот что еще! Если дедушка узнает, с кем вы водите знакомство, его паралич разобьет!
Высказав подобное предупреждение и даже пустившись в пространные разговоры по этому поводу за отличным пирогом с ветчиной на полднике у Джорджа, Клод спустя несколько часов с немалым раздражением выслушал рассказ своего неисправимого кузена о встрече с лейтенантом Оттершоу в компании, включающей не только старого лорда Дэрракотта, но и Винсента. Этот ляпсус имел место за обеденным столом, когда, по мнению Клода, все как раз шло особенно хорошо. На полировку стола был выставлен портвейн, и его светлость вдруг вспомнил о поездке своего наследника в Рай и спросил его с редким добродушием, как тому понравилось в городе. Хьюго ответил, что ему поправилось и что он заинтересовался и, более того, хотел бы узнать об истории города побольше, чем успел услышать за один визит. Его светлость одобрительно кивнул, и Хьюго стоило лишь задать один вопрос, чтобы вовлечь старика в беседу о городе. Что касается Клода, он считал это смертной скукой, но был рад, что Хьюго находит общий язык с дедушкой, смутно подозревая, что и сам приложил к этому руку. И Клод приложил все свои старания, чтобы продолжить разговор, попросив милорда рассказать Хьюго поточнее о лихих временах в истории Рая. Пребывая в счастливом неведении о том, что разозлил милорда, описывавшего в этот самый момент красоты города, который в древние времена был расположен на острове, Клод погрузился в собственные мысли и больше не следил за разговором, пока его внимание не привлек Винсент, беспечно заметивший:
— Разве это не вы, сэр, мне рассказывали однажды, что один из домов в Торговом пассаже имел тайный ход прямо до Стренда или что-то в этом роде?
— Скорее всего, Оттершоу старается этот ход обнаружить, — заметил Ричмонд. — Ему полагается стоять где-то в Лидде, но он все время болтается по Раю. А вы не встречали его там, Хьюго?
— О да! Я его видел, — ответил Хьюго. Он наполнил свой бокал и, передав графин Винсенту, добавил: — Я столкнулся с ним на ступенях у тюремной башни.
Начиная чувствовать легкое беспокойство, Клод вперил в Хьюго взгляд, предназначенный нести предупреждение, что все дальнейшие подробности этой встречи следует усердно избегать. Ему удалось поймать взгляд кузена, и какова же была его досада, когда Хьюго заметил совершенно неуместно:
— Лейтенант сказал, что был около таверны неподалеку от башни.
— Заговорил с тобой, значит? — заметил его светлость. — Несносное чучело! Надеюсь, ты дал ему надлежащий отпор?
— Это не он заговорил со мной, а я — с ним, — сказал Хьюго. — Но чучелом я бы его не назвал.
— Что это на тебя нашло? — потребовал ответа его светлость, хмурясь все сильнее. — Надеюсь, ты помнишь, что ты из рода Дэрракоттов, сэр! Научись держать дистанцию! Этот тип — чертовский пижон!
— Полагаю, мой кузен этого не понимает, — язвительно вставил Винсент.
— Вы правы: не понимаю, — ответил ему Хьюго. — Лично я бы сказал, что он сильно упертый парень и чертовски исполнительный.
— Чопорный и тупой, как баран! — сказал Ричмонд.
— Я бы не спешил с такими выводами, — заметил Хьюго, поймав взгляд Ричмонда и не отводя глаз. — Не такой уж он тупой, как ты думаешь, приятель. — Он опустил глаза в стакан, который держал в руке, рассматривая игру свечей, отражающихся в портвейне. — Похоже, он не слишком много знает о контрабандистах, но от него ничего не ускользнет. Я встречал подобных парней раньше. Я бы поостерегся играть с ним в игры.
— Уверен, тут вы правы, — сказал Винсент. — Не могу поверить, чтобы он сумел у кого-то выиграть.
Майор лишь коротко рассмеялся и тут же сказал с сожалением:
— Нет, из меня игрок никакой.
— Неужели вы не можете обсудить что-нибудь поинтересней? — презрительно осведомился его светлость. — Не понимаю, что вызвало у вас столь неподдельный интерес к какому-то акцизному чиновнику?
Винсент сразу же переменил тему:
— Вы не станете возражать, сэр, если я заберу этого отпрыска, — он кивнул в сторону Ричмонда, — посмотреть, как последний ученик Гриббса делает успехи на ринге? Он проведет матч с Томом Буглом в «Семи дубах», ставка двадцать гиней. Гриббс говорит, он в отличной форме. Если его не отправят в нокаут в первом же раунде, драка будет неординарной — нарушит весь ход соревнований. И никаких обниманий и танцев на ринге — только открытая борьба.
— Можешь забирать его, если только он захочет поехать, — ответил его светлость. — У меня нет возражений, хотя твоя тетушка, вне всяких сомнений, поднимет шум.
— Не поднимет, дедушка! Если вы разрешите, не поднимет! — порывисто сказал Ричмонд. — Кроме того, я уже не ребенок. Когда состоится матч, Винсент? Как мы поедем? Я никогда не видел настоящего бокса — только новичков, которые усиленно машут руками без всякого результата.
Ни о чем другом он больше говорить не мог. Его дедушка слушал его снисходительно, Винсент — с усталой покорностью, а Клод не слушал совсем. Кажется, никому, кроме Хьюго, наблюдавшему за Ричмондом с любопытством, не приходило в голову, что нетерпеливое возбуждение юноши подобает скорее школьнику, а не молодому человеку, стоящему на пороге взросления. Он весь преобразился: его большие выразительные глаза сияли, щеки слегка порозовели. Было очевидно, что Ричмонду хотелось провести пару дней вне дома так же сильно, как и насладиться дракой под чутким руководством покровителя собственных причуд. Как только милорд удалился из столовой, Ричмонд помчался умасливать свою матушку, напомнив Хьюго расшалившегося жеребенка, бьющего копытами в безудержном веселье.
— И что это на меня вдруг нашло? — бросил вдруг Винсент с выражением невыразимой скуки на лице. — Теперь остается только надеяться, что моя тетушка Эльвира станет умолять меня не подвергать ее птенца ужасному зверскому зрелищу. Пойти против ее желаний я не в силах.
— Мне совершенно непонятно, с чего это Ричмонд так сильно обрадовался, но если ты его обманешь, когда он уже навострился ехать, это будет отвратительно с твоей стороны, — неодобрительно заметил Клод.
— Да, эта мысль приводит меня в уныние, — согласился Винсент. — Если бы я только знал, что мальчик воспылает таким восторгом.
— А вы не знали? Вы же так сообразительны! — поддел его Хьюго.
Винсент посмотрел на него, высокомерно приподняв брови.
— Не вызывает сомнений, что Ричмонд так себя поведет, — поспешно вступил в разговор Клод. — Он необычный мальчик. Я частенько об этом размышлял.
— Да ни один из вас о нем и думать не думает! — сказал Хьюго. — Винсент, разве вы не понимаете, он пришел в восторг лишь потому, что почувствовал возможность небольшого послабления той цепи, на которую его посадили? Единственная странность, которую я в нем нахожу, так это то, что он слишком послушен для такого отважного паренька.
— Предмет этого разговора меня столь же мало интересует, — процедил Винсент, — сколь и тот самый акцизный чиновник, но я нутром чувствую, что вы правы.
— Если бы вы придерживались противоположного мнения, значит, мозгов у вас меньше, чем волос на голове, — улыбнувшись, ответил Хьюго. — Мне приходилось иметь дело со множеством ребят в возрасте Ричмонда. Можете поверить, я знаю, о чем говорю. И если парня и дальше будут держать на побегушках у дедушки, он затеет что-нибудь недоброе.
— Как ужасно! — иронично сказал Винсент, ухмыляясь.
— И я так думаю, — ответил ему Хьюго, но совершенно серьезно. — У него много нерастраченной энергии, а рассудительности не больше, чем у барышни, только что вышедшей из пансиона. Ричмонд жаждет оказаться в центре событий, но о том, к чему лежит его сердце, ему запрещено даже думать! Все шансы за то, что придется платить, потому что, когда пытаешься удержать таких настойчивых, легковозбудимых парней на детских помочах, назревают неприятности.
— Могу я предложить, вместо того чтобы тратить ваше красноречие на мою персону, переадресовать ваши советы — несомненно, отличные! — моему дедушке?
— Боже правый, только не это! — воскликнул Клод, придя в ужас. — Не слушайте его, Хьюго. Уверяю вас — этим вы ничего не добьетесь. Скорее всего, эффект будет прямо противоположным.
— А какое я имею право вмешиваться? — сказал Хьюго.
— Вот в этом, кузен, я с вами абсолютно согласен, — вставил Винсент.
— Получается, что ни у кого из нас нет на это права, но если бы я знал мальчишку с колыбели, а он смотрел бы на меня, как смотрит на вас, я бы пришел ему на помощь. Почему бы вам не сделать этого, вместо того чтобы оттачивать свой язык на мне, тем более что мне от этого не жарко и не холодно?
— Получается, — резко ответил Винсент, — мне не хватает наглости!
— Ну, этого у вас больше чем достаточно, — сказал Хьюго с басовитым смешком.
Винсент застыл, глаза его сощурились, на мгновение показалось, что в перепалке было достигнуто определенное равновесие, затем он пожал плечами и вышел из комнаты.
***
Как и предполагалось, миссис Дэрракотт оказалась против развлечений сына. Она вообще считала все драки на пари омерзительными, а сейчас не знала, что ее больше страшит: что ее Ричмонд будет находиться в окружении невоспитанных людей или что он станет стремиться превзойти бойцов, схватку которых будет смотреть. Напрасно леди Аурелия пыталась убедить ее не относиться к этому предвзято, поскольку благородные господа не участвуют в боях на пари. Миссис Дэрракотт не видела ни малейшей разницы между дракой на пари и боксом. Во всяком случае, Ричмонд в детстве страдал от сильных кровотечений из носа. Вполне вероятно, они могут возобновиться, если он получит удар в лицо.
— Но, мама, я не думаю, что Ричмонд имеет хоть малейшее желание стать боксером, — вкрадчиво сказала Антея. — В конце концов, Оливер ведь не боксировал, верно? А он всегда ездил смотреть бокс.
Она вдруг замолчала — ей пришло в голову, что такое сравнение было не совсем подходящим.
— Хорошо же! — произнесла миссис Дэрракотт. Ее полная грудь вздымалась от негодования. — Если ты желаешь увидеть своего брата — своего единственного брата! — возвращающимся в омерзительном состоянии…
— Нет-нет! Не хочу! — поспешила Антея, стараясь не засмеяться. — Ну, мамочка!
— Я не почитательница спорта в любой форме, — заявила леди Аурелия, — но в данном случае, моя дорогая Эльвира, не портите себе нервы. Вспомните, что Ричмонд будет под присмотром своего кузена. Поверьте, Винсент сумеет за ним приглядеть.
Хорошие манеры принудили миссис Дэрракотт успокоиться, но она с трудом воздержалась от возражений, как позднее объяснила Антея Хьюго.
— Мама не стала бы беспокоиться так сильно, если бы Ричмонд не ехал с Винсентом, — говорила она. — Ей это никогда не нравилось. Не думаю, что такое может кому-нибудь понравиться, хотя мужчинам, похоже, нравятся очень странные вещи. Тут взаимопонимания найти невозможно.
— Вот уж верно, — согласился Хьюго. — Я не перестаю удивляться, какая дурь лезет дамочкам в голову, когда они с ума сходят из-за того, что мужчинам кажется пустяками!
— Очень возможно! Но, по крайней мере, мы не любим важничать, драться на пари, грести на веслах и напиваться до умопомрачения! — с чувством возразила она.
— Да мы просто самая ужасная половина рода людского, — подтвердил он.
— Да, но некоторые из вас, могу поклясться, еще хуже остальных, — мило добавила Антея. — Я привыкла считать, что весь род мужской отвратителен, но это, конечно, было лишь потому, что я была знакома лишь с мужчинами своего собственного семейства. Я и до сих пор считаю их отвратительными — ну, может быть, не Клода и, конечно, не Ричмонда, хотя он еще почти мальчик, — но все остальные!…
— Ну, тогда я повержен! — удрученно сказал Хьюго.
Антея мгновение смотрела на него широко раскрытыми глазами, а потом прыснула от смеха:
— Я не имела в виду вас! Уверяю! Я просто никогда не считала вас членом своей семьи.
— Это еще хуже, чем то, что вы только что сказали.
— Отнюдь! Конечно, вы тоже отвратительны, но в своем роде, — улыбнулась Антея. — А теперь, прошу вас, будьте серьезны! Как вы считаете, не будет ничего плохого, если Ричмонд поедет с Винсентом посмотреть этот ужасный бой?
— Ровным счетом ничего плохого, — спокойно ответил Хьюго.
— Я тоже так думаю, но мама вбила себе в голову, что Винсент может втянуть Ричмонда в свой образ жизни. Мама, похоже, считает его неприличным, во что я действительно верю. Но, отдавая должное Винсенту, я должна вам сказать, что на мнение моей мамы нельзя положиться, когда дело касается Винсента. Этот племянник у нее не в фаворе.
— Ей не стоит беспокоиться, — сказал Хьюго с еле заметной улыбкой. — Винсент не сможет втянуть нашего Ричмонда в свой образ жизни.
— Хотелось бы мне, чтобы вы то же самое сказали моей маме.
— Если вы хотите, я с радостью поговорю с вашей мамой. Э, барышня, что за чепуха! Весь этот шум насчет поездки Ричмонда посмотреть бой. Словно ему восемь лет, а не перевалило за восемнадцать. Всего один парень из ста подумает получить на это разрешение дедушки, и ни один из них и слова не скажет матери. Господи, в возрасте Ричмонда я уже участвовал в своей первой кампании в Южной Америке и был на пути в Швецию с сэром Джоном Мором. Когда я пошел в армию, я не считал себя слишком молодым.
Антея заглянула Хьюго в лицо, глаза ее взволнованно изучали его.
— Ведь жизнь, которую ведет Ричмонд, неестественна, верно? Сначала это у меня не вызывало сомнений. Видите ли, я очень мало знаю о жизни. Если не считать единственного сезона в Лондоне и пребывания время от времени в доме одной из моих тетушек, я нигде больше не бывала. Я считаю за счастье, что дедушка так сильно любит Ричмонда, что не хочет с ним расставаться. Ведь Оливер, например, все время попадал в какие-то неприятности. Я не знаю, чем он занимался, знаю только, что он тратил много денег и выводил моего дядюшку Гранвилля из себя, так же как и дедушку. Он был непутевым, потому что однажды я услышала, как мой дядя назвал его беспутным, и, надеюсь, вы понимаете, что это значит.
— Да, любовь моя, — сказал Хьюго, ласково улыбаясь ей. — Прекрасно знаю, но, может быть, вам лучше не пользоваться этими эпитетами?
— О да! Мне неподобает так говорить. Я бы никогда никому не сказала ничего подобного, но… Хьюго, как вы смеете называть меня «любовь моя»?
— Неужели я такое сказал? — недоверчиво спросил он.
— Вы прекрасно знаете! И более того, это звучит гораздо неуместнее, нежели мои слова.
— Я нечаянно, — невнятно буркнул Хьюго. — У нас на севере все так говорят.
— Несомненно, как и «барышня»! И если вы, сэр, считаете, что просто потому, что мне до смерти надоело просить вас не называть меня «барышней», вы можете обзывать меня как вам вздумается, то…
— Нет, мэм! — поспешно вмешался Хьюго. Он покаянно замотал головой. — Я просто не следил за своей речью. Как только Клода не оказывается рядом, чтобы подтолкнуть меня в бок, я снова сбиваюсь на йоркширскую речь. Это приводит меня в совершенное уныние!
— И-и-и не н-н-называйте меня «мэм»! — сказала Антея, беспомощно заикаясь. Хьюго подавил безутешный вздох:
— Я думал угодить вам, кузина Антея.
— Неправда! Вы — гнусный тип, Хьюго! Вы только и делаете, что дурачите нас с того самого момента, как ступили на порог этого дома! А что касается той вопиющей лжи, что вы мне тут наговорили…
— Только не лжи, кузина Антея! — умоляюще попросил он.
— Именно лжи! — твердо повторила она. — Кроме того, что вы изображали из себя болвана…
— Нет, я всегда был ужасно простодушен!
— …и говорили с йоркширским диалектом, чтобы спровоцировать нас!
— Но я же вам объяснял!
— Объясняли?! Вы сказали, что не можете себя контролировать, когда вы чем-то напуганы, и разве это не неслыханный обман? Если вы так развлекались в своем полку, неудивительно, что вас не раскрыли, — сказала Антея, хмуро кивнув.
— Еще хуже, — промолвил безутешный грешник, стоящий перед ней. — Я надеялся, что и вы меня не разоблачите, но, увы! Мне следовало бы знать…
— Хьюго! Вы… Вы!
Он рассмеялся:
— Да, кузина Антея?
— Где вы учились? — строго осведомилась Антея.
— Это было так давно… С тех пор со мной столько всего произошло, что…
— Опять увертки! — сказала Антея, заводя глаза в небо.
— Ну, это было… это было учебное заведение неподалеку от Лондона, — закончил Хьюго с глупым видом.
— Итон?
— Нет, барышня! — воскликнул Хьюго в ужасе. — Что мне делать в подобном месте?
— Я бы предположила: мучить до смерти своих преподавателей! Но теперь, хорошенько подумав, я решила, что вы действительно не учились в Итоне, иначе вы встречались бы там с Винсентом. Так, значит, Харроу?
Хьюго внимательно посмотрел на Антею, а потом, широко улыбнувшись, кивнул.
— А почему вы об этом никому не рассказывали?…
— Ведь меня никто и не спрашивал, — ответил майор. — Если уж на то пошло, Винсент тоже не рассказывал мне, что учился в Итоне.
— Не рассказывал, но и не старался вас убедить, что получил образование в бесплатной школе для бедняков!
— Ну, разве я когда-нибудь…
— Хьюго, вы намеренно стараетесь говорить, как ваш грум! В Харроу вам бы этого не позволили.
— Нет, но я был довольно небрежен в своей речи до того, как приехал сюда, да и на каникулах йоркширский диалект был все время у меня на слуху, поэтому мне так и не удалось от него окончательно избавиться. Мой дед — конечно, не этот…
— Я знаю! — перебила она его. — «Мой дедуля»!
Глаза его благодарно сверкнули.
— Ага, дедуля! Ну, он всю свою жизнь говорил с йоркширским акцептом, а меня за это шлепали — воспитывали. Но время от времени я использовал выражения коренных йоркширцев, конечно, к месту. И в полку, как вы поняли, в шутку.
— Да, поняла. Ричмонд иногда говорит как жители Сассекса, и это у него прекрасно получается. И Оливер тоже. Только дедушке это не нравилось, и он их за это бранил. Он считает, что это может войти в привычку, и должна признаться, в очень дурную! Но вы, Хьюго, говорили на йоркширском диалекте, чтобы нас разыграть.
— Ну, не совсем. У меня не было намерения разыгрывать кого бы то ни было, когда я приехал сюда, но когда я понял, что вы — все как один — ожидали, что я буду есть с ножа… Э-э-э, барышня, я не мог устоять от такого соблазна.
— И как только такое вам могло прийти в голову! — удивилась Антея. — Думаю, вы просто не можете удержаться от какой-либо выходки.
— Да, я был бы рад, но дело обстоит хуже, — сказал он пессимистично. — Дедуля обычно говорил, что я закончу свою жизнь на виселице, и все из-за своих выходок. Заметьте, я не думал, что попаду в затруднительное положение из-за этого, потому что я еще не пробыл в вашем доме и часа, а уже стал подумывать о том, как бы поскорее отсюда убраться. Я так же хотел оставаться тут, как лететь на Лупу.
— И что вы собираетесь делать? — поинтересовалась Антея.
— Обзаведусь собственным домом, — весело сказал Хьюго.
— Значит, вы решили тут остаться?
— Если получу, что хочу.
— Довер-Хаус?
— Нет, это дело десятое. Я скажу вам об этом на днях, но пока еще не очень уверен, что могу это получить, поэтому мне лучше держать все при себе.
— Я никому не скажу! — воскликнула Антея.
— Вы как раз можете сказать, что у меня нет на это никакой надежды, — объяснил Хьюго. Когда он увидел, как Антея недоуменно нахмурила лоб, в его глазах мелькнули смешинки. — И в одну минуту со мной будет покончено, — добавил он, качая головой. — Ни за что не скажу!
