Глава XV
Встреча в галерее
Бродя по замку, чтобы получше его узнать, Фалк оказался в широкой галерее, где собрались музыканты. К ним в эту минуту приближалась шедшая из своих покоев мадам Маргарет, высокая и величавая в своем золотистом убранстве, с заплетенными в косы волосами и золотистой лентой на лбу, украшенной сверкающим сапфиром. Заметив Фалка, Маргарет приостановилась, намного удивленная тем, что видит здесь незнакомого ей человека.
Филк, опираясь на толстую ясеневую клюку, огромный и грузный, тоже смотрел на Маргарет во все глаза. Она вздернула кверху подбородок и собиралась пройти мимо Фалка, но он загородил ей дорогу.
— Как вернуться отсюда в большой зал, мадам? — спросил он на далеко не безупречном французском языке. — Я заблудился.
— Вон по той лестнице, — показала ему Маргарет.
Фалк вздохнул и решил схитрить:
— Лестницы, лестницы, кругом одни лестницы! Куда лучше было бы, если бы вместо всех этих лестниц стояли кресла. У меня сегодня во всю разыгралась подагра, мадам, и причиняет мне такую боль!
Графиня помедлила, но седые волосы Фалка внушали ей почтение.
— Кресло позади вас, сэр, — сказала она.
— В таком случае, мадам, если вы соблаговолите сесть, то сяду и я, — ответил он.
— Благодарю вас, но вынуждена отказаться.
Еще немного, и она ушла бы, но ее задержал раскатистый смех Фалка. Долго притворяться и быть терпеливым он не умел.
— Вернись, вернись! Раны Господни, иди сюда. Кто бы ты ни была, побудь в обществе старика, а то я устал уже от одиночества.
— Я графиня де Бельреми, — сказала она, думая, видимо, что ее холодность поможет ей отделаться от собеседника.
— Эка важность! — возразил он. — Если тебе так нравятся титулы, то я граф Монтлис. А теперь садись, ради Бога!
Маргарет слегка отступила назад:
— Я… я не знаю графа Монтлиса, сэр.
— Так узнаешь. Садись, я сказал!
Маргарет вовсе не склонна была слушаться этого человека, но когда Фалк топнул ногой и зачертыхался от боли, она не удержалась от смеха и, подойдя к нему поближе, села.
— Не знаю, станете ли вы удерживать меня при себе. Я не люблю англичан.
Фалк опустился в кресло, соседнее с тем, в котором сидели Маргарет.
— А что плохого сделали тебе англичане? — спросил он.
Она вспыхнула.
— А то, что мои земли захвачены англичанами! Или это, по-вашему, ничего не значит? — воскликнула она.
— Что поделаешь — война, — проворчал Фалк. — У тебя достойный соперник.
— Да?
— Я слышал, что мой мальчик Саймон и ты стоите один другого. На этот раз Саймону повезло больше. К тому же Саймон мужчина, хвала Господу!
— В самом деле, сэр?
— А ты сомневаешься в этом? — повернулся Фалк к ней лицом. — Чума его побери! Что он натворил? Он всегда был дерзким и своевольным мальчишкой, но я никогда не слышал, чтобы он причинил женщине большую обиду, чем повернуться к ней спиной.
— О, он очень учтив, — презрительно фыркнула Маргарет. — Видите вот эту отметину на моей груди? Это сделал он своим мечом.
— Он? Но как такое могло случиться? Почему?
— Потому что я не хотела отдавать ему ни вашего сына, ни своего замка.
— Ах, вот как! — с облегчением вздохнул Фалк. — Алан очень дорог ему, как тебе — замок. Что он поклялся взять, то он возьмет, что уж как пить дать. Это его путь. Мне ли не знать? Я провел с ним долгих четыре года. Этот мальчишка был моим сквайром, мадам.
— Вашим сквайром? — искренне удивилась Маргарет. Для нее это была неожиданность. — Как так?
— А так, видишь ли, что он внебрачный сын моего врага Мэлвеллета. Когда мать Саймона умерла, мальчик пришел в замок и уговорил меня в моем же логове. — Фалк усмехнулся. — Я тогда был горяч, но он оказался еще хлеще! Плечистый такой юнец, всего четырнадцать лет отроду — и сам пришел и настоял, чтобы я взял его на службу. Ну и славные времена пережил я с ним, мадам! Дерзок он был и упрям — не приведи Бог! Немало затрещин пришлось ему всыпать. И что ты думаешь — подействовало? Как бы не так! Он всегда все делал по-своему, что бы я ему ни говорил. Холодный, как камень, а сильный, как был я сам. Рос, как молодой дубок. А плечи какие? Он же может свалить ударом быка, миледи! И самый трезвый и холодный рассудок на свете. А теперь послушай, как он получил свои владения.
Фалк уселся поудобнее и продолжил рассказ о подвигах своего обожаемого львенка. Маргарет слушала, глядя в пол, но один раз подняла глаза, и в ее взгляде можно было угадать одобрение поступку Саймона, о котором как раз в эту минуту повествовал Фалк. Однако к концу рассказа лорда Фалка Маргарет побледнела и поскучнела, вспомнив, что Саймон — ее враг.
— Вы, кажется, испытываете нежность к этому вашему Саймону, милор’?
— А как же? — проворчал Фалк. — Я действительно люблю этого мальчишку. Он мало заботится обо мне, но он никогда не станет просить меня об одолжении или о покровительстве и никогда не примет их. То, чего он хочет, он завоевывает сам. Я не встречал более гордого и более уверенного в себе человека, чем Саймон!
— Возможно, это и достойно похвалы, но не может же он всегда только завоевывать.
Глаза Фалка блеснули:
— Так-так! И кто же образумит его, миледи?
Она взглянула на Фалка, и он отметил про себя, что ее губы плотно сжаты.
— Ага! Уж не ты ли думаешь держать Саймона под каблуком? Буду удивлен, если ты вознамеришься сделать это.
— Я хочу только одного, — чтобы он покинул мои владения и никогда больше не возвращался сюда.
— Похоже, так и будет. Вскоре он уйдет на соединение с силами короля.
— Я рада, — чопорно промолвила Маргарет. — Надеюсь, это произойдет очень, очень скоро.
— За что ты так ненавидишь его?
— Я уже сказала, за что. Однажды я пыталась убить его, — сказала она сквозь стиснутые зубы, — и не смогла. Не смогли хотя ничто не мешало мне… Тогда я струсила, а теперь… обязана ему жизнью!
— И сражалась, помогая ему, если только Мэлвэллет и твоя фрейлина говорят правду. Тоже от ненависти, мадам?
— Я сражалась потому, что… была вынуждена спасаться бегством, а не ради него!
Фалк тихонько засмеялся.
— Будь у меня сейчас в руках оружие, я с радостью бы убила его, да — с радостью! — воскликнула Маргарет.
— Смело сказано! Саймон не таков, чтобы его победила женщина. Что хорошего принесла бы тебе его смерть? Король Генрих сразу напал бы на твои земли.
— Я выстояла против Умфрэвилла!
— Да, и все-таки англичане теперь здесь.
Стали слышны тяжелые, но мягкие шаги. Вдоль галереи к ним шел Саймон, и при виде его Маргарет встала. Ей хотелось убежать отсюда, но она не сделала того, что считала ниже своего достоинства.
Саймон остановился перед ней и посмотрел ей в глаза. Взгляд его был тяжел, а улыбка неприятной. Маргарет уже приходилось раньше видеть такую улыбку у него на губах. Она не была ни жестокой, ни зловещей, а скорее всего обидной и насмешливой. И в ней легко читалось: знаю, о чем ты думаешь! Ну что ж, Маргарет умела платить Саймону той же монетой.
— Итак, милорд отыскал тебя, — сказал Саймон. — Ручаюсь, он уже рассказал тебе, что раньше я был несносен и доставлял ему сплошные огорчения.
— Милорд великодушен. Рассказывая о вас, он не скупится на похвалы, — сухо ответила Маргарет.
Саймон взглянул на Фалка, чуть приподняв от удивлении брови.
— Я — хвалил его, этого хлыща и нахала? Когда это было? — громогласно отпирался Фалк. — Раны Господни! Я, вроде, еще не выжил из ума. Теперь-то миледи знает, какой ты упрямец, да, дерзкий упрямец!
— Да уж в глаза вы меня не похвалите, сэр, — добродушно смеясь, сказал Саймон.
— И за глаза тоже! — громыхнул Фалк своим могучим голосом. — В жизни не встречал такого никчемного и упрямого малого! Жаль, никто раньше не догадался вбить в тебя хоть немного ума-разума.
— Нет, милорй, кое-кто пробовал, но, кажется, напрасно, хотя в старании ему отказать было нельзя.
— Бесстыжий ты, заносчивый хлыщ — вот ты кто!
— Наверное, я и вправду таким был, — согласился Саймон, — и очень вас огорчал, сэр.
— Не так уж ты плох, — проворчал Фалк. — Лучше не морочь мне голову.
— Разумеется, сэр. Я знаю, что это бесполезно, — сказал Саймон.
Маргарет с любопытством поглядывала то на одного из них, то на другого. Таким она видела Саймона впервые, и он казался ей непривычным и странным. Она знала сурового воина, неулыбчивого человека, сильного и смелого. А он, оказывается, умеет так кротко выслушать нагоняй от своего старого друга, и улыбаться умеет, и шутить.
Маргарет приподняла юбку, готовясь удалиться, но Фалк с усилием привстал со своего места и удержал ее, положив ей на плечо руку.
— Вот по-настоящему благородная леди, — с грубоватой прямотой сказал Фалк Саймону. — Тебе не мешало бы поучиться у нее, мой друг.
Саймон смотрел на Маргарет, и она почувствовала, что краснеет.
— Не стоит хвалить меня перед лордом Саймоном Бьювэллетом, сэр, — сказала она ледяным тоном.
— Нет, — прозвучало в ответ, но сказал это слово не Фалк, а Саймон. — Я не нуждаюсь в нравоучениях.
— Ты лучше береги себя, — весело и как-то загадочно-лукаво предостерег его Фалк. — Миледи ничего не нужно, кроме твоей жизни.
Щеки Маргарет полыхали. Она прикусила губу, укоризненно и даже сердито глядя на Фалка.
— Моя жизнь — ее, — уверенно сказал Саймон.
— Я бы сказал — твоя смерть, — хмыкнул Фалк.
Саймон извлек из ножен свой кинжал и протянул его Маргарет:
— Тогда — вот, возьми.
Маргарет выскользнула из-под руки Фалка:
— Ваша шутка, несомненно, забавна, сэр. Только забавляйтесь сами, без меня.
Фалк, решив, что эта очень занятная парочка влюбленных предпочла бы теперь остаться наедине, заковылял в сторону лестницы, осуждающе покачивая головой: в его время ухаживали не так, а у нынешнего поколения какие-то очень уж странные причуды!
Саймон стоял перед Маргарет, загородив ей дорогу. Он был настроен добродушно с самого утра, и в нем бродили — он эти чувствовал — какие-то неведомые ему самому силы.
— Будьте любезны, сэр, дайте мне уйти, — требовательна сказала Маргарет.
Он отрицательно покачал головой:
— Не спеши, Марго.
— Вот как — уже Марго?
— Да, вот так — уже Марго.
Он вертел в своей руке кинжал, не сводя с него глаз.
— Это не шутка. Если хочешь, заколи меня.
— Ты связал мне руки, — с горечью ответила она. — Я не пала так низко. Ты сказал мне, что моя жизнь — твоя по праву победителя. Это не так. Но ты спас меня, когда я попала в беду, и за это я должна быть тебе благодарна.
— Я не хочу твоей благодарности. Этот долг ты мне уже вернула, а прошлое мертво. Если ты действительно ненавидишь меня…
— Ах, вы еще сомневаетесь в этом?
Саймон еле заметно улыбнулся:
— Ты не раз уверяла меня в своей ненависти и в своей вечной жажде мести. А теперь… Я держал тебя на своих руках, и ты была покорна. Ты чувствовала себя в безопасности и спала, как ребенок, положив свою голову мне на грудь. Ты и тогда ненавидела меня?
— Вы издеваетесь надо мной? Я была без сил, вне себя от страха и… и…
— Нет, я не издеваюсь над тобой. Воспоминание об этом очень дорого мне.
Маргарет молчала.
— Мне кажется, — продолжал Саймон, — я совсем не знал тебя, пока не увидел в костюме пажа, сражающейся с моими врагами.
— Не зря же я Амазонка, — процедила она сквозь зубы.
— Амазонка? Нет. В тот день ты показалась мне беззащитным ребенком. Оттого, наверное, и проснулся во мне какой-то дьявол — и я убил Рауля.
Маргарет презрительно засмеялась:
— Благодарю вас, милор’! Значит, вы полюбили ребенка, если только это любовь.
— Да, любовь, Марго. И для меня это внове, я только знаю, что ты нужна мне.
— Так знай же, сэр, что мне от тебя ничего не надо. А теперь позволь мне уйти!
Он посторонился, и она почти бегом устремилась вдоль галереи в сторону своих покоев, даже не удостоив взглядом встретившегося ей Алана.
Алан, улыбаясь, подошел к Саймону:
— Одну влюбленную пару я оставил в большом зале, а здесь натыкаюсь еще на одну. Не странно ли — я, единственный среди нас настоящий поклонник и ценитель прекрасных дам томлюсь в одиночестве. Се ля ви!
— Алан, что такое любовь? — внезапно спросил его Саймон.
— Я не скажу тебе ничего нового, чего бы ты сам уже не знал. Когда-то давно, ты помнишь, я сказал тебе, что настанет время, и ты встретишь женщину, которая сумеет пробудить твое холодное сердце. Такое время пришло.
— Так это и есть любовь — то, от чего так тесно в груди? Но…
Алан добродушно засмеялся:
— К каждому это когда-нибудь да приходит, а к иным — по многу раз. К тебе любовь пришла поздно, но есть такие люди, к которым она является, как внезапное потрясение.
Видя, что Саймон хмурит лоб, прислушиваясь к тому, что творится в его душе, Алан умолк и снова заговорил не сразу:
— Я ведь искал тебя, чтобы предостеречь.
Прежней задумчивости как не бывало — Саймон был весь внимание:
— Предостеречь? От чего?
— Не нравится мне этот французик, шевалье. В последнее время что-то глаза у него забегали. По-моему, он что-то против тебя замышляет.
— Этот щуплый щеголь?
— Однако он претендует на первенство, — спокойно возразил Алан.
— Как это понимать?
— А так, что он тоже влюблен в Маргарет, хотя она и пренебрегает им.
— Он — влюблен? — у Саймона сжались кулаки. — Да если я…
— Погоди, влюбленный ревнивец. Послушай! Я только что случайно встретился с ним, когда он спускался по лестнице, а я шел к тебе. Какой-то он загадочный, как будто в шпиона играет. Он будет изо всех сил мешать тебе и Маргарет.
— А что он может, — пожал плечами Саймон. — Он давно уже покорился нам.
— И ты ему веришь?
— До сих пор у меня не было повода сомневаться в его честности.
— Так-то оно так, да очень уж у него хитрые глаза и весь он какой-то скользкий. Под замок бы его запереть.
— Нет, этого я не могу сделать, — ответил Саймон. — Думаешь, я испугаюсь его?
— Отнюдь нет. Но сладкоречивые льстецы — самые опасные из всех врагов. Будь осторожен, Саймон.
— Думаешь, он собирается убить меня?
— Может попытаться, — ответил Алан. — Или наймет какого-нибудь головореза, и тогда сам останется не при чем и даже убедит себя — и без особого труда, — что его совесть чиста.
Саймон улыбнулся:
— Нелегкая задача будет у наемного бродяги. Мои уши слышат в тишине, а глаза видят в темноте.
— И все же прошу тебя, будь осторожен, как никогда, — сказал Алан. — Когда ты отправишься в Байо?
— На той неделе. Здесь останется Джеффри с твоим отцом. Хантингдон поедет со мной.
— И я?
— И ты.
— А когда ты намерен вернуться?
— Не знаю, — не удержался от вздоха Саймон. — Твой отец передал мне от имени короля, что Генрих нуждается во мне. Он только ждет успеха Глостера и когда Домфронт подойдет к Уорику. Потом он пойдет на Руан.
— Кого король оставит в этих краях?
— Леди Маргарет подписала капитуляцию, и теперь она здесь хозяйка.
— А назначит король кого-нибудь наместником?
— Солсбери, может быть. Кто знает?
— В самом деле, кто знает, — пожал плечами Алан.
