— В реальном мире много разных народов и племен, — объяснила мне Люси несколько минут спустя.

Мы ехали бок о бок верхом на лошадях. В России. Скорее всего в Сибири.

— Это твой бывший парень? — спросил я.

— Лучше быть его девушкой, чем твоей женой, — парировала она. — Нет, с Таж Ханом мы добрые друзья. Вместе сражались с элитами и надрали пару задниц.

— А почему он звал тебя Мехквин? — продолжал я, стараясь перекричать порывы ветра, леденившего лицо полярной стужей.

— Он имел в виду Мегвин, — ответила Люси. — Так меня назвали родители, и многие повстанцы знают меня под этим именем. Остальным я известна как Люси. Так что можешь звать меня Люси.

— Спасибо, Мехквин.

Я не стал развивать тему: на фоне всего остального это было сущим пустяком. Вскоре я выяснил, что Люси уже много лет сотрудничала с Таж Ханом и его людьми. Хоть они и выглядели как дикари, у них было полно современного оружия и средств коммуникации, так что она без труда договорилась о нашей встрече из кабины самолета.

Теперь монголы везли нас туда, где мы могли раздобыть надежный транспорт для переезда из России в Англию, которая, по словам Люси, оставалась вполне цивилизованной. Так же, как Франция, Германия, Италия и Скандинавия.

Разговаривать нам мешал не только сильный ветер. В седле пони трясло так, что у меня при каждом слове клацали зубы. Верховая езда не входила в программу подготовки сотрудников Агентства: до сих пор я даже близко не подходил к лошади.

С первой минуты мне стало ясно, что это совсем не так легко, как казалось, глядя на монголов. Скакать на хребте этих костлявых кляч было то же самое, что при каждом шаге получать пинок в зад. То, что я был почти на фут выше всех, кроме Люси, не улучшало ситуацию.

Как и то, что хотя монголы обожали Люси, меня они явно невзлюбили, особенно Таж Хан. Они открыто потешались над тем, как я болтался на лошади. Чтобы сделать забаву еще веселее, один из них то и дело отделялся от компании и спугивал диких кроликов, которые выскакивали из своих нор и разлетались врассыпную. Мой пони начинал возбужденно бить копытами и сломя голову мчался за одним из кроликов, пока кто-нибудь из монголов не нагибался в седле чуть ли не до земли и не пускал стрелу из лука.

Поразить цель в таких условиях было равносильно тому, чтобы попасть в снежинку во время снежной бури. Тем не менее никто из них ни разу не промахнулся.

— Йей! — крикнул Таж Хан и подскакал ко мне.

Ему было лет тридцать, а может, шестьдесят: иссохший — кожа да кости, — он выглядел так, словно существовал вечно.

— Йей! — повторил он, потер ладонью живот и ткнул большим пальцем себе в рот, видимо, спрашивая, хочу ли я есть.

Я настороженно ждал, что будет дальше. Конечно, я был голоден, но меня тошнило от человеческой пищи, и я сильно сомневался, что в этой варварской орде мне могут предложить что-нибудь получше обычного гамбургера.

Внезапно у него в руке появился длинный нож, такой острый, что тонко отточенное лезвие казалось почти невидимым.

Нагнувшись к голове лошади, Таж Хан что-то прошептал ей на ухо, успокаивающе похлопал по гриве и приложил тесак к одной из пульсировавших на шее вен. Вжик — и он полоснул ножом по собственному пони!

Как только из вены хлынула кровь, Таж Хан присосался к ране и начал с удовольствием глотать алую дымящуюся жидкость.

Лошадь даже глазом не моргнула. Только теперь я заметил, что ее жилы были в разных местах иссечены аккуратными надрезами. Похоже, несчастное животное служило не только транспортным средством, но и передвижной кухней.

Вдоволь насосавшись крови, он залепил рану каким-то клейким веществом, и кровотечение сразу прекратилось.

«Какая гуманность», — подумал я.

И тут он дружелюбно протянул мне нож.

Я только молча покачал головой.

Таж Хан презрительно сплюнул. Он отъехал от меня и передал нож Люси.

Она взглянула на меня с едкой усмешкой, напоминавшей те, что были на лицах у монголов, и без малейших колебаний отведала крови собственного коня.

Господи, что за женщина!