Оставшуюся часть вечера я провел в лаборатории, изучая основы закодированной связи и других систем, которыми пользовались повстанцы. Но гораздо важнее для меня было то, что все это время я находился рядом с отцом и постепенно словно заново узнавал его. Поскольку, как выяснилось, до сих пор я не имел понятия о том, кто он такой.

Через несколько часов отец потянулся и устало откинулся в кресле.

— Мне надо немного отдохнуть, Хэйз, — признался он. — Как видишь, я всего лишь человек и к тому же старая перечница.

Он слегка улыбнулся своей шутке, и я ответил ему улыбкой.

— Ладно, а я пока останусь здесь, мне совсем не хочется спать.

Говоря по правде, во мне все бурлило от желания поскорее сделать что-нибудь полезное для людей, особенно для отца и матери.

Выходя из лаборатории, отец сказал:

— Тебе надо подумать еще вот о чем. Игрушки с виду кажутся безобидными вещицами, и большинство их таковыми и считает, но на самом деле они представляют серьезную угрозу. Поверь, я не преувеличиваю. Они совсем не то, чем кажутся.

— То есть? Это всего лишь безделушки для развлечения.

— Ничего подобного. Элиты нарочно внедрили их в общество, чтобы сделать чем-то вроде наркотика или, если хочешь, культа. Хорошие игрушки помогают забыть о реальном мире, а значит, перестать заботиться о том, что в нем происходит. У элитов есть кое-какие человеческие качества, в том числе способность к сопереживанию. Многие из них относились бы к людям куда более сочувственно, если бы не проводили так много времени в вымышленном мире. Именно на это и рассчитывают их главари. Это часть их плана: они держат под контролем все, даже самих элитов.

Он наклонился и поцеловал меня в макушку, как делал в детстве, когда я ложился спать. Этот жест меня тронул, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не расчувствоваться и не раскиснуть.

— Я тебя люблю, сынок, — просто сказал отец.

Я ничего не ответил. Не мог. Наверно, слишком долго жил среди элитов.

Он устало потащился наверх, и, глядя ему вслед, я вдруг почувствовал, какой тяжкий груз все эти годы лежал на плечах моих родителей. Прячась в этой глуши, в вечном страхе, что их вот-вот поймают, они непрерывно занимались трудной и неблагодарной работой, зная, что элиты в любой момент могут приступить к «окончательному решению» человеческой проблемы.

В которую теперь входил и я.

Но где-то в глубине души меня не оставляла мысль, что на самом деле все это бесполезно и что, со мной или без меня, сопротивление людей обречено на провал. Пусть элитов было немного, но они владели такой мощной и изощренной военной техникой, что могли серией быстрых ударов уничтожить большую часть человечества. А потом методично и неумолимо прочесывать земной шар, добивая тех, кто остался жив.

По крайней мере теперь мне было о чем подумать, кроме того, что вся моя прошлая жизнь рухнула. Блестящая и роскошная жизнь, которую я еще недавно считал чем-то само собой разумеющимся.

Час спустя, когда я все еще сидел в лаборатории, снаружи донеслись какие-то невнятные звуки. Они отличались от тех, что я слышал раньше.

Я затаил дыхание и сосредоточился, стараясь понять, что происходит.

Кто-то приближался к дому — их было много. Я насчитал сорок семь особей: они скрытно двигались от залива к дому и рассыпались веером, чтобы окружить нас со всех сторон.

Я мгновенно взвился с места и метнулся к лестнице — как раз в тот момент, когда в доме взревела сирена.

— Это элиты, они на нас напали! — крикнул я. — Они повсюду!