Глава 40
Я вставил диск, и на экране появилось зернистое изображение, снятое такой же допотопной камерой, как и сам телевизор.
Симпатичный малыш лет четырех вприпрыжку семенил рядом с матерью, ухватив ее за руку. Они шагали по пляжной гальке к озеру, а за их спинами виднелся дом.
Я сразу узнал женщину — совсем молодую, с короткой стрижкой, ослепительно красивую. Это была одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо встречал. Она вполне могла стать кинозвездой.
Мальчуган кое-как поспевал за ней, заливаясь счастливым детским смехом, на какой способны только люди. В таком возрасте дети элитов — предварительно выдержанные в течение двух лет в инкубационных камерах — двигаются и говорят, как десятилетние. К тому же у элитов не бывает пупков, а у этого был, и внушительных размеров.
Я как зачарованный смотрел на экран, где один за другим сменялись мерцающие кадры.
Тот же малыш мирно спал в кроватке, положив под щеку кулачок. Очень мило. И очень трогательно.
И тут до меня дошло, что это вовсе не кроватка. Это был хирургический стол в операционной.
Красивая женщина стояла рядом, но теперь она не улыбалась. Она прижимала ладони к щекам, и по лицу у нее текли слезы. Отец, чисто выбритый и серьезный, обнимал ее за плечи и похлопывал по руке.
Наконец она кивнула, и оба надели светло-голубые маски и халаты.
На экране телевизора появилась следующая сцена. Снова тот же мальчик, только чуть постарше, бежал по лужайке: теперь он был быстрым и сильным, как олень. Камера следила, как мальчуган стремительно преодолевал полосу препятствий, легко перемахивая через перекладины и перелезая через стены.
В такой же спортивной форме — и даже лучше — я был в тот день, когда поступил в первый класс школы для элитов.
Новая сцена: отец и сын сидят в уютной гостиной у камина и играют в четырехмерные шахматы. Мальчик без труда побеждает во всех играх.
Тот же паренек, но уже лет пяти, быстро и равномерно, как машина, плывет по озеру стилем баттерфляй. Потом он одним рывком вылетает на дощатую пристань, и отец подбегает к нему с секундомером. Посмотрев на время, мальчик торжествующе вскидывает руки, а отец бросается его обнимать.
Камера крупным планом взяла сияющее лицо мальчишки — эту улыбку я прекрасно знал.
Потом камера отъехала назад, мужчина подал сыну полотенце, и тот начал вытирать свое мускулистое тело с идеально гладким животом. На нем не было никаких следов пупка.
Экран телевизора погас.
Запись кончилась.
Я сидел на кушетке и ошарашенно молчал.
Это были мои родители. А тот мальчик — конечно, я. Я уже видел его раньше — в детском саду, на праздниках, на днях рождения…
Портрет скунса в юности.
