Анна вздрогнула, услышав осторожные, крадущиеся шаги, приближавшиеся к ней через разросшуюся под балконом живую изгородь. Сначала она никого не увидела и лишь ощутила, как ощущают перемену ветра, чье-то зловещее присутствие. И почти сразу же появился он.

Высокий, большой, с обезображенным шрамами лицом, он пугал, однако, не ими — холодеть от страха заставляли его глаза. На скрытом под глубоко надвинутым капюшоном лице они казались темными, застывшими озерами. Да, ее пугали его глаза. И еще маленький черный крест на капюшоне.

— Вы не в церкви, рыцарь?

Она нахмурилась, стараясь спрятать страх под маской иронии.

— За меня не тревожьтесь. — Голос как будто вытекал из-под капюшона холодной струйкой. — С Богом я как-нибудь договорюсь сам.

Этот человек, представший перед ней как проситель, был способен на любую жестокость. Истрепанная рыцарская туника больше напоминала лохмотья бродяги. И все же ей приходилось не только терпеть его, но и иметь с ним дело.

— Я не могу не тревожиться о вас, Морган, — уже не скрывая презрения, сказала Анна, — потому что вам уготован ад. Вы сеете зло. Ваши действия оскверняют саму цель, которую вы преследуете.

— Я, госпожа, может быть, и сгорю в аду, но тем самым освещу другим путь к Господу. Вам, например…

— Не обольщайте себя надеждой — вы не доверенное лицо Господа, — усмехнулась она. — Когда я думаю о том, что вы действуете по поручению моего супруга, у меня мурашки бегут по спине.

Он поклонился, нисколько не обидевшись.

— Вам не стоит беспокоиться из-за моей работы. Достаточно знать, что я делаю ее. И делаю хорошо.

— Я знаю, насколько хорошо вы ее делаете, рыцарь. Я была там.

— Там, госпожа?

Глаза его сузились в прищуре.

— В Сен-Сесили. Я видела, что вы там устроили. Такой жестокости устыдились бы даже чудовища из ада. Я видела, в каком состоянии вы оставили деревню.

— Мы оставили ее в лучшем состоянии, чем то, в каком она была до нас. Мы подтолкнули их поближе к Богу.

— Поближе к Богу? — Анна сделала шаг вперед и вперила взгляд в темные, бездонные глаза. — А тот рыцарь, Арно? С него содрали кожу.

— Он не пожелал склониться перед нами, моя госпожа.

— И дети тоже? Они тоже не пожелали склониться? Ответьте, Морган, ради какой такой великой цели вы поджарили невинных?

— Ради вот этого, — тихо ответил рыцарь и достал из-под туники простенький деревянный крест, который легко поместился у него на ладони. — Возьмите.

Он вложил трофей ей в руку.

Анна невольно затаила дыхание, хотя первым ее порывом было плюнуть на крест и швырнуть в кусты.

— Эта простенькая на вид безделушка проделала далекий путь, моя госпожа. Из Рима в Византию. Тысячу лет назад. А теперь ее держите вы. Три сотни лет она пролежала в гробу самого святого Павла. Потом ее раскопал император Константин. Этот крест изменил ход истории. — По лицу рыцаря скользнула улыбка. — Вот почему вам не нужно молиться обо мне, госпожа.

Руки Анны, державшие священную реликвию, задрожали. Во рту пересохло.

— Мой муж, несомненно, почтет за честь владеть ею. Однако ж вы знаете, что ему нужно нечто более важное. Как идут поиски?

— Мы делаем все, что можем.

Рыцарь склонил голову.

— Тогда поторапливайтесь. До сих пор вам попадалась только мелочь, безделицы по сравнению с настоящим призом. Мой муж сейчас в Ниме, в нескольких днях пути отсюда. Если Стефен узнает, что вы подвели его, я не удивлюсь, увидев на колу вашу голову.

— Я встречу смерть с улыбкой, зная, что заслужил вечную жизнь.

— Улыбаться буду я, Морган, можете не сомневаться. — Анна поплотнее закуталась в накидку и повернулась к замку. — Улыбаться буду я, представляя вас поджаривающимся на адском огне.