Глава 53
Связанного по рукам и ногам, меня бросили в темную, пустую камеру на первом этаже замка.
Я знал — участь моя решена. Эстелла выступит в роли оскорбленной женщины. В той самой, которую она так успешно сыграла вечером. Норкросс предстанет в облике героя, вставшего на защиту чести благородной дамы от посягательств презренного шута. Кто поверит простолюдину в споре с такими знатными людьми? И смех меня больше не спасет.
От нерадостных мыслей отвлек громкий скрип двери. В камеру проник луч света. Наступил день. Три дюжих стражника переступили порог, капитан схватил меня за тунику и рывком поднял на ноги.
— Ну что, морковная голова, если у тебя еще остались хорошие шутки, сейчас самое время…
Меня бесцеремонно втолкнули в большой зал. Как и в мой первый день, помещение заполняли рыцари и придворные. Запыхавшийся посланец рассказывал окружившим его о некоем почтенном рыцаре, жестоко убитом разбойниками в соседнем герцогстве.
Болдуин, уже занявший место в своем кресле на возвышении, подозвал гонца к себе.
— Так ты говоришь, что почтенный Адемар убит в своем собственном доме?
— Не просто убит, мой господин… — Посланец явно чувствовал себя неуютно, сообщая такие новости. — Прибит к стене часовни… рядом с женой. Распят…
— Распят… — Болдуин медленно поднялся. — Значит, разбойники подняли его с постели?
— Да. Они были вооружены и в боевых доспехах, а лица скрывали за забралами шлемов. Никаких отметок, никаких знаков. За исключением черного креста.
— Черного креста? — удивленно переспросил Болдуин. Я так и не смог определить, было ли его удивление искренним или поддельным. — Норкросс, тебе известно что-нибудь о такой банде?
Из толпы выступил Норкросс. На нем была длинная красная туника, а на поясе висел меч.
— Нет, мой повелитель.
— Бедняга Адемар, — пробормотал, сглатывая, Болдуин. — Скажи, посланец, какое же сокровище искали эти трусы?
— Не знаю. — Посланец покачал головой. — Адемар лишь недавно вернулся из Святой земли, где был ранен. Говорили, что он привез с собой ценные трофеи. Я слышал, говорили о прахе самого святого Матфея.
— Прах святого Матфея, — снова повторил Болдуин. — Такая реликвия стоит целого королевства.
— Но есть еще более ценная, — заметил Норкросс.
Глаза Болдуина вспыхнули.
— Копье Лонгина! То самое, на котором осталась кровь Спасителя.
Таинственные всадники… поджоги… убийства… Я не сомневался, что за всеми этими преступлениями стоит Норкросс. И я был готов перерезать ему горло.
— Господин, — продолжал Норкросс, — Адемар уже в могиле, а у нас есть еще одно дело.
— Ах да, дело нашего шута. — Болдуин жестом отпустил посланца и, откинувшись на спинку, поманил меня пальцем. — Мне сообщили, шут, что ты позволяешь себе непозволительное. За короткое время ты успел оскорбить множество людей и нажить немало врагов.
Я посмотрел на Норкросса.
— Это мне нанесено величайшее оскорбление.
— Тебе? Как так? — усмехнулся герцог. — Может, жена Бримона не угодила?
Он взял из чаши горсть орехов и начал неспешно жевать.
— Я до нее не дотронулся.
— Однако ж свидетели утверждают противоположное. Твои слова противоречат показаниям члена моего двора. И разумеется, показаниям оскорбленной особы. Получается, слова шута, который, как выясняется, еще и не настоящий шут…
— Этот член вашего двора убил мою жену и ребенка…
Толпа затихла.
Норкросс покачал головой.
— Шут вбил себе в голову, что я таким образом наказал его за уклонение от обязательств перед вами, когда он сбежал в крестовый поход.
— И что же, рыцарь? Было такое? — спросил Болдуин.
Норкросс пожал плечами.
— Откровенно говоря, господин, я не помню.
По залу как будто рассыпался смех. Жестокий, беспощадный.
— Рыцарь не помнит, — развел руками Болдуин. — Так ты настаиваешь на своем, шут?
— Я знаю, что это был он, мой господин. Как и в случае с тем бедным рыцарем, о котором говорили сегодня.
Схватившись за меч, Норкросс шагнул ко мне.
— Ты снова оскорбляешь меня, шут. Я разрублю тебя надвое.
— Успокойся. — Герцог поднял руку. — У тебя еще будет такая возможность. Ты выдвинул серьезное обвинение, шут. Однако же, насколько мне известно, крестовый поход продолжается, и армии Раймунда и Боэмунда уже вышли к Святому городу. А вот ты каким-то образом оказался здесь. Как же получилось, что твоя служба закончилась так рано?
На это обвинение у меня ответа не было. Я опустил голову. Болдуин криво усмехнулся.
— Ты говоришь о нанесенном тебе оскорблении, шут, однако твои собственные преступления не исчерпываются вчерашним. К прелюбодеянию и мошенничеству должно добавить дезертирство.
Не в силах сдерживать злость, я бросился к Норкроссу, но, прежде чем успел сделать первый шаг, люди герцога повалили меня на землю.
— Шут рвется посчитаться с тобой, Норкросс, — заметил Болдуин.
— А я с ним, мой господин.
— Ты его получишь. Но драться с ним на поединке унизительно для тебя, рыцарь. Думаю, ты уже достаточно пострадал от этого прохвоста. — Он махнул рукой. — Уведите его. — И, повернувшись к Норкроссу, добавил: — Завтра в полдень можешь срубить ему голову.
— Вы оказываете мне честь.
Рыцарь поклонился.
Болдуин удрученно покачал головой.
— Шут, содержатель постоялого двора, лазутчик… как ни назови, а получается плохо. Жаль, жаль. Придется вернуться к Палимпосту. Что ж, по крайней мере ты успел хорошо нас посмешить. — Он встал и завернулся в плащ, собираясь уходить. — И вот что еще, Норкросс…
— Да, мой господин?
— Шея шута не заслуживает острого лезвия.
