Возвращаясь в тот вечер домой из поездки в тюрьму Флоренса, я радостно предвкушал встречу с Наной и детьми. Было только семь часов, и я думал сходить с ними куда-нибудь, например в театр IMAX или в Зону ESPN — словом, как-то побаловать ребятишек.

Однако, поднявшись по ступенькам крыльца, я увидел пришпиленную к парадной двери трепещущую на ветру записку.

О Господи!

Записки, оставляемые на дверях дома, всегда вызывают во мне легкую дрожь. Слишком много было нехороших записок такого рода за последние несколько лет.

Я узнал почерк Наны:

Я заметил, что в последнее время мама Нана сделалась необычно сентиментальна. Она говорила, что чувствует себя лучше. Ее здоровье на первый взгляд и впрямь вроде бы нормализовалось, но меня беспокоил вопрос: так ли это в действительности? Может, мне стоит поговорить с ее врачом, но я не любил вмешиваться в ее дела. Она всегда прекрасно умела о себе позаботиться.

Я прошел в кухню и достал из холодильника холодное пиво.

На двери холодильника я увидел прилепленный Дженни смешной рисунок, изображающий аиста с младенцем, и вдруг почувствовал, как соскучился по ним по всем. Есть люди — я, во всяком случае, из их числа — для которых дети придают жизни завершенность, сообщают ей совершенно особый смысл, даже если порой доводят до умопомрачения. Все равно дело того стоит. По крайней мере так всегда было у нас в доме.

Зазвонил телефон, и я решил, что это, должно быть, Нана.

— Ура! Ты дома! — раздался долгожданный голос. Вот это сюрприз так сюрприз! Звонила Джамилла, и меня это несказанно воодушевило. Я так и видел мысленно перед собой ее лицо, улыбку, ее сияющие глаза.

— Ура! Это ты! — радостно воскликнул я. — Только что вернулся, а дома пусто, никого нет. Нана и дети меня бросили.

— Не горюй, Алекс, бывает и хуже. А я вот вся в работе. Свалилась мне в пятницу как снег на голову. Противный случай. В районе Тендерлойн убили ирландского туриста. Ну-ка скажи, что мог делать пятидесятиоднолетний священник из Дублина в два часа ночи в одном из самых сомнительных районов Сан-Франциско? Как вышло, что его удавили парой колготок размера XL? Передо мной задача — выяснить.

— Как бы там ни было, судя по голосу, ты совершенно счастлива. — Я почувствовал, что улыбаюсь. Не по поводу убийства, конечно, а по поводу увлеченностью Джамиллы ее работой.

Джамилла тоже радостно засмеялась:

— Что ж, мне доставляет удовольствие тайна. Как продвигается твое дело? Знаешь, вся эта история очень скверно пахнет. Кто-то истребляет армейских офицеров путем фальсификации улик. Создает видимость их виновности в преступлениях, которых они не совершали.

Я ввел ее в курс последних новостей как детектив детектива, потом мы поговорили на более приятные темы — например, о времени, совместно проведенном в Аризоне. Наконец она сказала, что ей пора бежать, возвращаться к своему криминальному делу. Положив трубку, я еще некоторое время думал о Джам. Она любила свою работу в полиции и ничуть этого не скрывала. Я — тоже, но меня донимали демоны.

Я достал еще одну банку пива, потом двинулся к себе наверх. Я все еще размышлял о Джамилле. Это были приятные мысли. Одна сплошная лучезарность…

Я открыл дверь своей спальни, да так и застыл на пороге, изумленно качая головой.

На моей кровати нашли себе приют два больших стеклянных кувшина. Изящные кувшины. Похожие на антикварные.

Кувшины были наполнены красивыми, похожими на кошачьи глаза, камушками. Их там было на первый взгляд тысячи полторы.

Я подошел к кровати. Вытащил один шарик.

Покатал между большим и указательным пальцами. Я вынужден был признать, что он выглядит как настоящая драгоценность.

Те субботы, которые у меня еще остались.

Как я собираюсь ими распорядиться?

Возможно, в этом-то и заключалась самая большая тайна.