Нет ничего хуже, чем ожидать неминуемого несчастья и сознавать свое бессилие, свою полную неспособность предотвратить его. На следующее утро я поднялся в пять и позавтракал с Наной в кухне.

— Нам надо поговорить и решить, как быть с тобой и детьми. Ты для этого уже достаточно проснулась?

— Я-то да, Алекс, а вот как ты? Готов пораскинуть мозгами?

Я кивнул и прикусил язык. Нана собиралась сказать что-то, и мне полагалось слушать. С возрастом понимаешь, что, сколько бы лет тебе ни было, в глазах родителей и бабушек с дедушками ты всегда остаешься в какой-то степени ребенком.

— Давай, я слушаю.

— Вот так бы сразу. Есть две причины, по которым я не собираюсь уезжать из Вашингтона. Пока еще успеваешь? Хорошо. Во-первых, я прожила в этом доме восемьдесят три года. Здесь родилась Реджина Хоуп, и здесь я планирую умереть. Звучит, может быть, немного глупо, но как есть, так есть. Я люблю Вашингтон, люблю наш квартал и особенно этот дом, где со мной так много всего случилось. Не станет его, не станет и меня. Печально, да, очень печально, но такова теперь наша жизнь. Таким стал мир, Алекс.

Я отодвинул чашку с кофе и тарелку с коричным тостом без масла и невесело улыбнулся:

— Ты снова заговорила тоном старой школьной учительницы.

— Может быть. Ну и что? Мы обсуждаем важную тему. Я почти не спала сегодня ночью. Лежала в темноте с открытыми глазами и думала о том, что хочу сказать тебе. А теперь твоя очередь. Что ты хочешь сказать? Что мы должны уехать?

— Нана, если с детьми что-то случится, я никогда себе не прощу.

— Я тоже. Об этом нечего и говорить.

В ее лице ничто не дрогнуло, только взгляд стал тверже.

Некоторое время моя бабушка молчала, и я даже начал надеяться на то, что она передумала.

— Я здесь живу, Алекс. Я должна остаться. Если ты считаешь, что детям следует уехать, пусть поживут у тети Тайи. А теперь… Эй, это все, что ты собираешься съесть на завтрак? Жалкий тост? Ну уж нет. Я приготовлю настоящий завтрак. Наверняка у тебя впереди долгий и тяжелый день. Страшный день.