Поскольку стартовал я неожиданно и имел отличное прикрытие в виде сгущающейся тьмы, мне удалось быстро оторваться от преследователей. Несясь по улицам этого дерьмового городишки, я вбирал органами обоняния комбинацию запахов, какую никогда прежде не ощущал, — запах пепелищ, гниения и одновременно роста новой жизни или, если угодно, возрождения. Пробежав пару кварталов и завернув за угол, я увидел отблески большого костра, разведенного на пустыре.

Может, там Мозес? Вроде он указывал в ту сторону, когда объяснял, где его можно найти.

Заметив заросшую сорняками небольшую заброшенную делянку, где когда-то выращивали местную сельскохозяйственную культуру, я вступил в нее, словно в озеро, дошел до середины, лег на спину среди частых и высоких стеблей чертополоха и стал ждать, когда преследователи пробегут мимо. Эти юные исчадия ада осуществляли поиск довольно грамотно, двигаясь небольшими группами и постоянно перекликаясь, но меня, по счастью, не заметили и побежали дальше. Я с трудом верил, что эти мальчишки, в основном не достигшие даже подросткового возраста, настоящие профессиональные убийцы, но, видимо, дело обстояло именно так.

Я прочитал это в их глазах, особенно в глазах «Хьюстонской ракеты». Этому парню, без сомнения, приходилось убивать людей, причем не раз и не два.

Выждав несколько минут, я поднялся и, укрываясь в тени, отбрасываемой деревьями и кустами, крадучись направился к огню. Оказавшись в непосредственной близости от костра, я окинул взглядом окружающее пространство и увидел Мозеса. Он и его приятели сидели у огня и ели вареный рис, сдобренный арахисовым маслом домашнего приготовления. Когда я тихо позвал Мозеса из зарослей кустарника, он испугался, но, сообразив наконец, кто к нему обращается, отложил ложку и приблизился ко мне.

— Пойдемте со мной, сэр, — сказал он приглушенным голосом. — Вам небезопасно находиться здесь. Вас разыскивают плохие мальчики. Очень плохие — и они повсюду.

— Будете держать меня в курсе об их передвижениях. — Я вытер тыльной стороной ладони капавшую из носа кровь, забыв, что это вызовет боль. — Вот дьявольщина!

— Выглядит не так уж страшно. Скоро заживет, — успокоил меня Мозес.

— Вам легко говорить, — ухмыльнулся я.

Мы с ним обогнули пустырь с костром, прошли ярдов двести по грязной дороге и, свернув на узкую боковую улочку, оказались в одном из окраинных районов, застроенных домиками, сложенными из глиняного кирпича-сырца. Перед несколькими постройками толпились люди: жгли костры, готовили пищу и негромко переговаривались, обсуждая события прошедшего дня.

— Сюда, пожалуйста, сэр. Заходите в помещение. Побыстрее, если можно.

Я опустил голову и вслед за Мозесом нырнул в дверной проем. Мозес зажег керосиновую лампу, предложил мне сесть и сказал:

— Вот мой дом.

Жилище представляло собой комнату с одним окном, прорезанным в задней стене. Обстановка состояла из лежавшего на полу матраса, примитивной кухонной утвари и подобия шкафа для одежды, собранного из картонных ящиков. Дверь заменял кусок грязной материи, висевший на двух крюках. Мозес сказал мне, что скоро вернется, и, отодвинув материю, исчез. Я не знал, куда он ушел, хуже того, не знал, могу ли я ему доверять.

Но у меня не было выбора. Я прятался от убийц, стараясь спасти свою жизнь.