ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ 
     
     В тот жуткий вечер я взял работу домой, а это дело даже не являлось моим. Пока что.
     Было уже два часа ночи, когда я разложил перед собой на кухонном столе различные документы по данному делу. Публичный Убийца, как мы теперь о нем думали, не шел у меня из головы. И Кайл Крейг — тоже.
     Чего он, черт возьми, от меня хотел? Почему устанавливал контакт?
     Когда под дверью Наны показался свет, я перевернул страницы вниз лицевой стороной, чтобы она их не видела. Будто перевернутые страницы не показались бы ей подозрительными и могли обмануть эту старую полуночницу.
     — Хочешь есть? — спросила Нана первым делом. Она давно уже не спрашивала, чем я занимаюсь среди ночи.
     Через несколько минут сандвичи с яблоками и сыром грелись на плите — половина для нее, половина для меня. Я открыл баночку пива и налил немного ей в стакан.
     — Что за бумаги прячешь от меня? — спросила Нана, стоя спиной ко мне. — Не завещание?
     — Предполагается, что это смешно?
     — Нет, сынок, ничуть не смешно. Печально, очень печально.
     Она поставила нам тарелки и села напротив меня. Как в течение многих лет.
     — Вряд ли тебе понравится то, что от меня услышишь, — сказал я.
     — С каких пор тебя это останавливает?
     — Видишь ли, я уже довольно долго занимаюсь частной практикой. А перемены мне полезны. Они мне почти всегда нравятся.
     Нана склонила голову и хмыкнула:
     — Алекс, мне это совершенно не нравится. Пожалуй, я пойду в свою комнату и лягу в постель.
     — К тому же мне кое-чего недостает.
     — Мм, конечно. Чтобы в тебя стреляли и промахивались. Стреляли и попадали.
     Не знаю, каким образом Нана могла облегчить этот разговор, но она и не пыталась.
     — У меня были основательные причины уйти из полиции.
     — Были, Алекс. Ты забыл о них.
     — Нана, я не из тех, кто работает только ради денег. Моя работа, плохо это или хорошо, представляет собой часть меня. И эта часть в последнее время исчезла. Вот так обстоят дела.
     — Не могу сказать, что я этого не замечала. Но скажу тебе кое-что другое. Исчезло еще многое. Телефонные звонки по ночам. Беспокойство о том, когда ты вернешься домой — если вернешься.
     Этот разговор продолжался довольно долго. И меня удивило, что я постепенно все больше утверждался в том, что мне нужно делать.
     Наконец я отвалился от стола и вытер руки бумажной салфеткой.
     — Знаешь что, Нана? Я тебя очень люблю. Я старался сохранять мир. Старался все делать по-твоему, но, заметно это или нет, ничего не получается. Я буду жить своей жизнью так, как должен.
     — Господи, что все это значит?! — Она всплеснула руками.
     Я встал. Сердце у меня частило.
     — Что бы ни значило, скажу тебе, когда все будет позади. Извини, но сейчас больше ничего сказать не могу. Спокойной ночи.
     Я собрал бумаги, повернулся и пошел к выходу.
     Ее смех остановил меня. Сперва это было негромкое фырканье. Я обернулся, и что-то в выражении моего лица вызвало у нее взрыв хохота.
     — В чем дело? — пришлось спросить наконец.
     Нана почти овладела собой и шлепнула ладонями по кухонному столу.
     — Смотри-ка, кто воскрес из мертвых! Алекс Кросс!