После совещания Бетси снова подошла ко мне:

— Не хочу выглядеть подлизой, но я, пожалуй, согласна с тобой. Думаю, Дирижер просто играет с нами. Наверняка, это он подставил нам Митчелла Бранда.

— Не исключено, — согласился я. — Хотя довольно странно и неестественно. Обладая огромным эго, он предлагает нам соревнование в сообразительности. С одной стороны, это играет нам на руку, но с другой, мы поставлены в слишком жесткие рамки.

— Считаю, что нынешним вечером неплохо было бы отдохнуть и расслабиться. Приглашаю тебя выпить и обещаю, что ни словом не упомяну Дирижера.

Я поморщился.

— Бетси, к сожалению, я сегодня должен быть дома. Моя девочка только вчера вышла из больницы. Извини. Мне самому с трудом верится, что я уже второй раз вынужден отклонить твое предложение. Но это не значит, что я стараюсь избегать встреч с тобой.

Она тепло улыбнулась:

— Я все понимаю. Ничего страшного. Мне просто интуиция подсказала, что тебе обязательно нужно с кем-то поговорить по душам. Иди домой. А у меня здесь полно работы. И вот еще что. Наша команда завтра отправляется в Хартфорд. Нужно будет опросить сотрудников и бывших сотрудников «Метро». Ты обязательно должен войти в состав нашей группы, Алекс. Это очень важно. Мы стартуем с аэродрома Боллинг примерно в восемь.

— Я приеду туда. Так или иначе, но мы поймаем этого Дирижера. Если, конечно, именно он подставил нам Митчелла Бранда, значит, первую ошибку он уже совершил. А это означает, что он стал излишне рисковать, чего ему делать не следует ни в коем случае.

Я отправился домой, и мы славно пообедали с Наной и ребятишками. Пожалуй, ни у кого во всей столице не было такого великолепного вечера. Нана приготовила индейку, как это принято у нас в семье каждые два месяца. Бабуля утверждает, что белое мясо индейки слишком вкусное и полезное, чтобы потреблять его в пищу всего два раза в год: на Рождество и в День Благодарения.

— Ты это уже видел? — небрежно поинтересовалась бабуля, протягивая мне газетную статью, специально вырезанную из «Вашингтон Пост». Это был список лучших и худших мест для воспитания ребенка (по мнению Совета по правам детей). Разумеется, Вашингтон безнадежно занимал в нем последнее место.

— Да, читал, — деловито кивнул я, и все равно не удержался, чтобы не «подколоть» Нану. — Ну, теперь ты понимаешь, почему я задерживаюсь на работе допоздна? Мне так хочется немножко очистить наш город и сделать его хоть чуточку лучше.

Нана строго взглянула мне в глаза.

— Вряд ли это у тебя получится, мой мальчик.

Как ни парадоксально, но вечер оказался именно тем самым, который мы всегда резервировали для наших семейных занятий боксом. Дженни настаивала на том, чтобы мы с Дэймоном обязательно спустились в подвал, а ей бы только разрешили наблюдать за поединком. На это у Дэймона уже заранее был заготовлен ответ:

— Ты, наверное, хочешь посмотреть, не отправят ли в больницу и меня тоже?

— Глупо! — фыркнула Дженни. — Кроме того, доктор Петито говорил мне, что и занятия боксом, и твой незначительный удар не имеют ничего общего с моей опухолью. И не слишком тешься, Дэймон. Мухаммед Али из тебя пока что никудышный.

Итак, мы отправились в подвал и занялись отработкой постановки ног. Это, пожалуй, самое основное в боксе. Потом я даже продемонстрировал, как Али отправил в нокаут Санни Листона в двух боях в Майами и Льюистоне, штат Мэн. Кстати, потом Али повторил тот же прием и с Флойдом Паттерсоном. Причем сам Паттерсон несколько месяцев перед поединком поддразнивал Али, обещая расправиться с ним.

— Я не понимаю, что у нас тут происходит: мы занимаемся боксом или слушаем лекцию по древней истории? — обиделся Дэймон.

— И то и другое сразу! И получаем двойную пользу за одну цену, — радостно выкрикнула Дженни. — Это здорово! И бокс, и история одновременно. Лично мне нравится. — Девочка вся светилась от удовольствия.

После того как дети улеглись спать, я позвонил Кристине и снова нарвался на автоответчик. Сама она упорно не желала снимать трубку и разговаривать со мной. У меня было такое чувство, словно кто-то воткнул мне нож между ребер. Я прекрасно понимал, что нужно продолжать жить дальше, но все равно питал надежду на то, что Кристина все же изменит свое решение. Правда, она не хотела даже побеседовать со мной. И не позволяла мне пока что общаться с маленьким Алексом. А я так скучал без него!

Я решил немного поиграть на рояле. Потом мне вспомнилось, что раскисать не стоит ни в коем случае, и что кисель, в конце концов, все равно засохнет, оставив лишь неопрятные следы на детских личиках или, например, на клавишах рояля.

Я аккуратно протер клавиши, а затем принялся за Баха и Моцарта, в надежде на то, что они смогут хоть немного успокоить мою душу. Но я зря рассчитывал на помощь великих мастеров.