Когда Кристина была готова, мы вместе заперли школу и побрели вдоль Скул-стрит в направлении Пятой улицы. Я сдержал слово и нес кейс Кристины, в котором, как мне показалось, лежало не менее десятка книг. Я попытался пошутить:

— Мы не договаривались, что я потащу еще и шар для боулинга.

— Я предупреждала тебя, что книги всегда тяжелые, как, впрочем и мои мысли. А вообще, я даже рада, что ты сегодня зашел.

— Я не могу долго обходиться без тебя. — То, что я сказал, было чистой правдой. Мне хотелось положить Кристине руку на плечо или хотя бы взять ее под руку, но я не решился. Казалось очень странным и неправильным находиться рядом с ней, а ощущать себя на расстоянии. Мне до боли хотелось обнять ее.

— Мне нужно кое о чем поговорить с тобой, Алекс, — начала она и посмотрела мне прямо в глаза. По этому взгляду я понял, что вряд ли услышу добрые вести.

— Я надеялась, что меня не слишком тронет то, что ты взялся за расследование нового убийства. Но это меня затронуло, Алекс. Я просто схожу с ума. Я беспокоюсь о тебе, о малыше, да и своей собственной безопасности тоже. И ничего не могу с собой поделать после происшедшего на Бермудах. После возвращения в Вашингтон я практически утратила сон.

То, что говорила Кристина, надрывало мне душу. Все, что случилось с ней, само по себе было ужасным, но, кроме того, она разительно переменилась. Мало того, мне казалось, что я ничем и никогда не смогу ей помочь. В течение многих месяцев я старался, как мог, но тщетно. Мне не давала покоя мысль о том, что я потеряю не только Кристину, но и маленького Алекса.

— Я вспоминаю обрывки своих снов, Алекс. Они поражают меня своей реалистичностью и жестокостью. Вчера, например, ты снова преследовал Ласку, и он тебя убил. Он стоял и хладнокровно стрелял в тебя. Потом он убил малыша и уже намеревался расправиться со мной, когда я с криком проснулась.

Наконец я взял ее за руку:

— Джеффри Шефер давно умер, Кристина.

— Но ты не можешь утверждать этого наверняка! — Она выдернула ладонь, и было видно, что она снова начинает сердиться.

В молчании мы шли по берегу Анакостии. Потом она вновь принялась рассказывать о своих кошмарах. Я чувствовал, что Кристина не ждет никакой моей реакции: ей просто требовалось выговориться. Все ее видения были жестоки: в них дорогие и любимые ей люди умирали ужасной смертью.

На углу Пятой улицы, возле моего дома, Кристина остановилась:

— Алекс, я должна сказать тебе кое-что еще. Вот уже некоторое время я прибегаю к услугам психиатра. Доктор Белэйр из Митчелвилла старается мне как-то помочь.

Она продолжала пристально смотреть мне в глаза:

— Я не хочу больше встречаться с тобой, Алекс. Вот уже много недель я вынашиваю эту мысль. Я обсуждала эту тему и с доктором. Ты не заставишь меня изменить принятое решение, и я буду очень благодарна тебе, если ты не станешь предпринимать таких попыток.

Она забрала свой кейс и ушла. Кристина не дала мне и рта раскрыть, хотя я вряд ли смог бы сейчас подобрать слова. В ее глазах я увидел правду: она больше не любила меня. Но хуже всего было то, что я продолжал любить и ее, и, конечно, нашего мальчика.