Утром по пути в аэропорт я завез детей в школу. Дженни восемь лет, Деймону только исполнилось десять. Оба отличные, понятливые ребята, но это дети. Уделяешь им каплю внимания, а они забирают гораздо больше, и все равно им, оказывается, мало. Кто-то сказал однажды, не помню, кто именно: «Американских детей объединяет одна беда: они чрезмерно много общаются с мамой и слишком редко с папой». Беда моих чад состояла в противоположном.

— Я быстро к такому привыкну, — сказала Дженни, когда я остановил машину возле школы Сожурны Трут.

Тихо играл диск с записью Хелен Фолашаде Аду — Шаде. Здорово.

— Не привыкай, — ответил я. — От нашего дома до школы всего-то пять небольших кварталов. Когда я был мальчишкой и жил в Северной Каролине, топал на учебу целых пять миль по табачным полям.

— Да-да! — Деймон усмехнулся. — Ты забыл добавить, что топал по этим полям босиком.

— А ведь так оно и было. Спасибо, что напомнил. Я действительно ходил в школу по этим полям босиком.

Дети засмеялись, и я тоже. Я люблю бывать с ними и старательно записываю на пленку своей памяти все подобные моменты. Чтобы потом, когда они превратятся в несносных подростков, с удовольствием просматривать свои «фильмы» и тешить себя. А еще из страха заразиться одной болезнью — не могу вспомнить ни черта. Подхватить ее ничего не стоит.

— В субботу у нас концерт, — напомнил Деймон.

Он второй год пел в Вашингтонском хоре мальчиков, довольно успешно.

— К субботе я вернусь, Деймон. Поверь, на твой концерт я обязательно приду.

— Ты уже несколько пропустил, — ответил Деймон.

Сердце пронзила острая игла.

— Это был прежний я. Теперь я — новый, улучшенный Алекс. И на некоторых концертах я все же побывал.

— Не смеши нас, пап, — сказала Дженни, разражаясь хохотом. У меня смышленые дети. И чертовски упрямые.

— Обещаю, что к субботе вернусь и приду на концерт Деймона, — проговорил я. — Помогайте бабушке по дому. Не забывайте, что ей почти сто лет.

Дженни закатила глаза.

— Маме Нане восемьдесят, а это не так и много, во всяком случае, по ее мнению. Ей нравится и готовить, и мыть посуду, и заниматься уборкой, — произнесла она, имитируя кудахтанье Наны. — На самом деле нравится.

— Значит, в субботу. Буду ждать с нетерпением, — сказал я Деймону.

Ничуть не кривя душой. Хор мальчиков считался гордостью Вашингтона. Я приходил в полный восторг, когда думал, что мой Деймон талантлив и поет в этом коллективе, а главное, когда видел, что он по-настоящему увлечен своим занятием.

— Целуемся, — предложил я. — И обнимаемся.

Дженни и Деймон скривились, но потянулись ко мне, и я вдруг задался вопросом: до каких пор сын и дочь будут согласны чмокать меня в щеки и обнимать? А потому чуть продлил прощание, пока имел такую возможность. Когда для нас с детьми наступают безоблачные времена, непременно возникают обстоятельства, заставляющие меня все испортить.

— Я люблю вас, — сказал я, прежде чем отпустить Дженни и Деймона в школу. — Что надо ответить?

— Мы тоже тебя любим, — в один голос произнесли дети.

— Потому-то и позволяем ставить нас в дурацкое положение перед целой школой и всеми нашими друзьями, — добавила Дженни и высунула язык.

— Я привез вас сюда на машине в последний раз, — ответил я.

И тоже показал им язык. Они оба побежали к друзьям. Мои дети слишком быстро растут.