Часть вторая
Я люблю Эл-Эй

— Объясните, почему я. Зачем она присылает их ко мне? В этом нет никакого смысла. Вы согласны? Надеюсь, вам уже удалось что-нибудь выяснить? Эти убийства ужасны, просто ужасны. Весь Голливуд сходит от них с ума. Поверьте, тайна Мэри Смит скоро выплывет наружу.

Во время нашей встречи Арнольд Гринер постоянно забрасывал меня этими и подобными вопросами. Мы сидели посреди редакции «Лос-Анджелес таймс», в прозрачном кабинете, похожем на большой аквариум в форме буквы L. Остальной зал занимало открытое пространство, разбитое на рабочие отсеки.

Иногда кто-нибудь из сотрудников приподнимал голову над перегородкой, бросал взгляд в нашу сторону и снова нырял вниз. Гринер с усмешкой называл эти маневры мышиной разведкой.

Журналист сидел на черном кожаном диване, нервно потирая сморщенные на коленях брюки. Порой он раскрывал блокнот и делал в нем какие-то заметки.

Разговор шел о прошлом Гринера — его учебе в Йеле, стажировке в «Вэрайити», где он правил корректуру и носил кофе редакторам, и быстром восхождении по карьерной лестнице после того, как ему удалось взять интервью у Тома Круза на корпоративной вечеринке. Два года назад «Лос-Анджелес таймс» пригласила его вести собственную колонку «Закулисной жизни». Среди коллег, объяснил мне Гринер, у него была репутация своего человека в Голливуде и мастера острых интервью. Кажется, этот парень был о себе очень высокого мнения.

Никаких иных связей между журналистом и убийствами в сфере киноиндустрии обнаружить не удалось. Несмотря на это, мне не очень верилось, что Мэри Смит выбрала его адресатом своих писем наугад. Похоже, Гринер и сам в это не верил. Он вел себя очень беспокойно, блуждая взглядом по залу и почти безостановочно болтая с самого начала нашей встречи.

— Мистер Гринер, постарайтесь немного успокоиться. Прошу вас.

— Вам легко говорить. — Он резко отпрянул, но сразу извинился: — Простите, ради Бога. — Журналист прижал пальцы ко лбу и потер переносицу. — У меня легковозбудимая нервная система. Еще с детства.

Я часто сталкивался с подобной реакцией — смесь паранойи с раздражением — у тех, кто, подобно Гринеру, получил неожиданный удар в спину. Я постарался понизить голос, чтобы он сконцентрировался на моих словах.

— Наверное, вам уже задавали этот вопрос, но все-таки — как вы думаете, по каким причинам убийца присылает вам письма? Может, вы когда-нибудь сталкивались с Патрис Беннет, Антонией Шифман или водителем лимузина — Бруно Капалетти?

Он пожал плечами, закатил глаза и судорожно перевел дыхание.

— Разумеется, я мог видеться с ними на какой-нибудь вечеринке, по крайней мере с женщинами. И само собой, я смотрел их фильмы. Последний с Шифман, «Кентерберийская дорога», — кошмарная картина, если честно, но Антония мне в нем понравилась, и я написал об этом в номере. По-вашему, здесь есть какая-нибудь связь? Очевидно, убийца читает мою колонку. Даже наверняка. Все это полное безумие. Не понимаю, как я мог вляпаться в такое дело. — Прежде чем я успел ответить, он выстрелил в меня новой серией вопросов: — Как вы полагаете, убийство водителя было случайностью? Судя по письму, он просто… попался под руку.

Гринер явно нуждался в информации — и лично, и профессионально. Как-никак он был репортером, и к тому же довольно влиятельным в своих кругах. Поэтому я выдал ему свою репортерскую отговорку:

— Пока рано делать выводы. Как насчет Патрис Беннет? — продолжил я. — Когда в последний раз вы писали о ее фильмах? Я имею в виду — о тех, которые она финансировала. Ведь она до последнего времени была продюсером, верно?

Гринер кивнул, потом шумно, почти театрально вздохнул.

— По-вашему, мне надо прекратить вести колонку? Да или нет?

Говорить с ним — все равно что играть в пинг-понг с парнем, страдающим расстройством концентрации. После долгих усилий мне удалось задать все вопросы, но времени на это ушло вдвое больше, чем я рассчитывал. Гринер постоянно нуждался в утешениях, и я успокаивал его, стараясь не очень сильно врать. Что ни говори, а бедняга действительно был в опасности.

— И еще одно, — добавил Гринер перед моим уходом. — Как вам кажется, мне следует написать об этом книгу? Или это будет выглядеть немного странно?

Я даже не стал отвечать на такой вопрос. Он учился в Йеле — ему виднее.