Прогноз погоды обещал дождь, но в небе за тонкой молочной дымкой облаков стояло солнце. Вытянув руку перед глазами, Фред Бринкли видел сквозь нее. Сбежав по ступенькам, он направился по темному подземному переходу к административному центру БАРТ, куда часто приходил, когда еще работал.

Сдерживая шаг, чтобы не выделяться из толпы, и опустив голову, чтобы не смотреть на всех этих корпоративных рабов, покупающих билетики, цветы и бутилированную воду, Бринкли шагал по выстеленному знакомыми белыми мраморными плитами полу. Только бы не ловить их сонные мысли. Только бы не встречаться с их бесцеремонными взглядами.

Он встал на эскалатор, но, вместо того чтобы почувствовать себя спокойнее, вдруг понял, что чем глубже опускается под землю, тем сильнее овладевает им волнение, беспокойство, тревога и злость. Голоса догнали его и здесь и теперь наперебой выкрикивали обидные слова, оскорбительные прозвища.

Опустив голову еще ниже, не отрывая глаз от пола, Бринкли запел про себя — ай-яй-яй-яй, БАРТ-а-лито-линдо, — пытаясь приглушить их, вытеснить из головы, заставить замолчать.

Едва сойдя с эскалатора на третьем подземном уровне, он понял, что совершил ошибку. Платформа была забита живыми мертвецами, возвращающимися домой с работы. В темных пальто, с глазками-буравчиками, они походили на предгрозовые тучи. И они теснили его, сжимали со всех сторон, заталкивали в угол.

Сцены, промелькнувшие на экране телевизора, выставленного на витрину магазина электроники, хлынули потоком в мозг: он видел себя стреляющим в людей.

Он это сделал!

Пробившись сквозь толпу, бормоча и напевая под нос, Фред остановился на самом краю платформы, на последнем квадрате плитки, над бездной. Но неприязненность, глухое осуждение и даже ненависть окружали его и здесь. Его собственная злость поднималась все выше и выше, закипала, обращалась в ярость. Белые плитки стен пульсировали и плавились, испуская дымок. Поглядывая исподтишка на людей, он видел, что они поворачиваются в его сторону, смотрят на него, лезут ему в голову, читают его мысли.

Он стиснул зубы, чтобы не закричать: «Мне пришлось это сделать! Берегитесь! Вы можете стать следующими!»

Чей-то резкий голос окликнул его из-за спины:

— Эй!

Бринкли обернулся и увидел женщину с остреньким подбородком и крохотными черными глазками — она указывала на него пальцем.

— Это же он! Тот, с парома. Он был там. Это он стрелял на пароме. Позовите полицию!

Все летело к чертям. Все ломалось и расстраивалось. Теперь уже все знают, как плохо он поступил.

Дерьмо собачье. Лузер.

Ай-яй-яй-яйййййй.

Фред выхватил из кармана Баки и помахал им перед толпой. Стоящие поблизости отшатнулись. Кто-то закричал.

Туннель загудел. Серебристо-голубые вагоны промелькнули перед глазами с шумом, смывающим все прочие звуки и мысли.

Поезд остановился, и люди посыпались на платформу, разбегаясь, как крысы. Другие же устремились им навстречу, и Фред оказался как бы между двумя волнами. Его подхватило, отнесло и швырнуло на колонну.

Да так, что воздух со свистом вылетел из груди.

Двигаясь против потока, Фред пробился к эскалатору, рванулся вперед, мимо суетливых людей-кротов, поднялся по движущимся ступенькам наверх и заторопился к выходу.

Голос в голове не утихал: «Быстрей, быстрей! Уноси свою задницу отсюда!»