Грозовые тучи, висевшие над зданием суда на Макаллистер-стрит, 400, хлестали по улице проливным дождем. Моя трость осталась дома, и я поднималась на крыльцо по скользким ступенькам, держась за плечо Микки Шермана, адвоката города Сан-Франциско. Я чувствовала, что на него можно опереться не только в этом.

По дороге мы прошли мимо доктора Эндрю Кэйбота и его поверенного Мейсона Бройлза, которые давали интервью журналистам, закрывавшимся черными зонтами. К счастью, никто не догадался повернуть камеру в мою сторону.

Я бросила на Бройлза быстрый взгляд. Насупленные брови, роскошная черная шевелюра и волчья ухмылка. Услышала, как он сказал что-то про «зверства лейтенанта Боксер», и поняла, что ему не терпится проглотить меня со всеми потрохами. Доктор Кэйбот стоял с видом человека, окаменевшего от горя.

Микки толкнул огромную дверь из стекла и стали, и мы вошли в вестибюль. Микки — опытный юрист, мастер своего дела, пользовавшийся общим уважением за бульдожью хватку, профессиональное чутье и особый шарм. Он любил выигрывать дела, и ему часто удавалось это.

— Не бойся, Линдси, — успокоил он меня, стряхивая с зонта капли дождя. — Этот парень работает на публику. Не позволяй ему себя запугивать. У нас здесь много друзей.

Я кивнула, но меня мучила мысль, что по моей вине Сэм Кэйбот до конца жизни угодил в инвалидную коляску, а его сестра на веки вечные отправилась в фамильный склеп. Их отцу не нужны ни моя квартира, ни мой смехотворный банковский счет. Он желал меня просто уничтожить. И для этого у него имелся подходящий человек.

Мы с Микки поднялись на второй этаж, воспользовавшись черной лестницей. Зал С, где через несколько минут должно было начаться главное действие, представлял собой маленькую комнату с серыми стенами и окном, выходившим в переулок.

Я нацепила полицейский значок на лацкан темно-синего костюма — мне хотелось выглядеть как можно официальнее, хотя я была без формы, — и села рядом с Микки, вспоминая его последние инструкции: «Когда Бройлз начнет тебя допрашивать, не пускайся в объяснения. Говори: «Да, сэр; нет, сэр», — и больше ничего. Он попытается тебя спровоцировать, чтобы изобразить вспыльчивой и нервной, способной сгоряча открыть огонь».

Я всегда считала, что могу держать себя в руках, но теперь меня распирало от злости. Какого черта, разве я допустила какой-нибудь промах? Нет, я стреляла без промаха! Меня снова охватили уныние и беспомощность. Я уже слышала, как собиравшиеся в зале перешептываются за моей спиной: «Вот она, та женщина, застрелившая детей».

Внезапно на мое плечо легла чья-то уверенная рука. Я оглянулась и едва не расплакалась, увидев Джо. Крепко сжав его ладонь, я заметила своего второго защитника — американку японского происхождения с неправдоподобными именем и фамилией — Юки Кастеллано. Мы поздоровались, и она села рядом с Микки.

Гул в зале затих, и судебный пристав объявил:

— Всем встать!

Мы поприветствовали судью Розу Алджерри, которая заняла свое кресло. Алджерри могла отклонить иск, выпустив меня из зала с радостным сердцем и высоко поднятой головой. Или дать ход делу, начав судебное разбирательство, которое грозило лишить меня всего, что я любила в жизни.

— Как самочувствие, Линдси? — спросил Микки.

— Лучше не бывает.

Он уловил иронию в моем тоне и тронул меня за руку. Через минуту мое сердце громко заколотилось. Мейсон Бройлз встал, чтобы начать процесс.